Глава 26
Прощай, Марта
…Он пришел в себя от хриплого карканья ворон. Над ним висело низкое серое небо, с которого сеял мелкий ледяной дождь. Вечерело. Он лежал на земле. Вокруг были пустота и тишина. Он попытался сообразить, где он находится. Во рту был вязкий солоноватый привкус. «Кровь», – сообразил он. Попытался поднять руку и застонал от резкой боли в груди. Чуть повернув голову вбок, он увидел верхушки деревьев невдалеке и рядом полуразрушенную кирпичную стену. Над ухом каркнули громко и хрипло, и он вздрогнул. Еще повернул голову и увидел двух ворон, горбатых и нахохлившихся от холода. Они переступали неровно, выклевывая что-то из отвердевшего снега. «Вороны, – подумал он. – Почему вороны? Откуда вороны?»
Он понял, что лежит на снегу, но холода не чувствовалось. Кольнула мысль, что он парализован, потому и бесчувственен. Мысль эта не испугала его, до такой степени он был обессилен, другими словами, ему было все равно. Он подумал, что останется здесь до конца, и последнее, что увидит, будут вороны, которые подберутся ближе… и картинка мелькнула: чисто поле, и витязь мертвый, и ворон на груди примеривается клюнуть…
Он собирался позвонить Нине, но оказалось, что телефон разрядился. Он отправился домой пешком, погода была фантастическая, сыпал невесомый снежок. Когда же это было? Вчера? Тогда шел снег, а сейчас дождь? Сколько же он здесь лежит?
Он думал вытащить Нину на площадь, секретарша Света рассказала, что у елки каждый вечер гулянья, полно народа, музыка, и его вдруг потянуло туда со страшной силой, и всплыли всякие ностальгические картинки из детства. Он представлял, как они пьют горячий кофе, смотрят на детишек, катающихся на пони. Он почувствовал внезапную радость оттого, что скоро Новый год и у них соберутся друзья. Леша прочитает собственные стихи, конечно, о любви, смешные и трескучие – и Лола будет иронически фыркать. Злая девка, и становится все злее, возраст, видать; Юнона будет величественно молчать. Юнона – королева, к такой и подойти страшно. Но голова, голова… финансовый гений! Придут Катя Берест и ее бывший. Она была не в своей тарелке в их компании, и он несколько раз обращался к ней, желая подбодрить, спрашивал о какой-то ерунде. Он помнит, как удивился и растерялся Юрий, увидев у них Катю. Сунулся помогать ему, Паше, на кухню и рассказал, что они встречались когда-то. «Мне она нравится, – сказал он Юрию, – может, помиритесь, ребята?» Юрий поиграл бровями, почесал нос и пробормотал: «Посмотрим». Юрий тот еще персонаж! Он пригласил Юрия случайно, наткнулся на него на улице и, слово за слово, сказал: заходи, соберутся интересные ребята и девочки. Они учились в одном классе, но не дружили, наоборот, Юрий всегда раздражал его. Скукой, высокомерием, заумными фразами. Но это тогда, а сейчас они встретились впервые за много лет, обрадовались, обнялись… И он позвал его к себе.
Придет Евгений, как же без Евгения… может, и Марта. Марта, Марта… свет и сияние. Он часто думал, что Марта… как бы это сказать… необычная! Он долго подбирал слова для Марты и нашел наконец: не от мира сего. Блаженная. Он сказал Нине, что Марта блаженная, и Нина удивилась и согласилась. Нина… Паша улыбнулся и почувствовал резь в глазах. Он помнит, как увидел ее – неуверенную, боящуюся поднять глаза. Однажды он пошел провожать ее – они столкнулись в вестибюле банка, она думала, случайно, а он поджидал ее там. После жизни «на вулкане», как Леша Добродеев назвал его брак, и развода душа его искала покоя. И тут он увидел Нину. Оптимисты говорят: если судьба закрывает дверь, то, значит, открывает окно. Он человек осторожный, не рисковый, он узнал о ней все. Он нашел ключик к тетке, и злобная фурия выложила ему историю племянницы. Повторяя, что желает ей добра, с удовольствием топила в грязи. Ее устраивала племянница на коленях в качестве домашней прислуги, которую можно было шпынять безнаказанно. Она шипела, что Нонна всегда была непутевая, и мать ее тоже была непутевая, а отец вообще пьянь подзаборная, что порядочный человек на такую и не посмотрит. Она не постеснялась прийти к ним в дом «знакомиться» и старательно делала вид, что они незнакомы. Они оба делали вид, что встретились в первый раз. Он помнит страх и затравленность Нины – она боялась, как бы тетка не ляпнула лишнего, и сердце его сжималось от жалости. Любовь бывает всякая – бывает страсть, бывает восхищение, а бывает жалость… Кому как дано. Он хотел сказать ей, что знает о ней все, что это ничего, ерунда, но не посмел, побоялся нарушить хрупкое равновесие ее нового статуса.
Около него затормозил темно-синий «Мерседес», и водитель, опустив окно, спросил, как выехать к окружной. Он стал объяснять, а тот, распахнув дверцу, сказал, садись, друг, поможешь, а то я в вашем лабиринте совсем заплутал. Он сел. Тот рассказывал, что чужой в городе, дела у него тут, смеялся… а потом вдруг сказал, что знаком с Ниной. Он назвал ее Нонной, сказал, что они были знакомы когда-то. Нина жила с сутенером, который продавал ее своим дружкам, сказал он. Он продал Нонну ему… так они познакомились.
Он бил наотмашь, приводил детали близости с Нонной, словно мстя за что-то, и Паша, недолго думая, ударил его. Завизжали тормоза, машина вильнула, слетела с шоссе и остановилась. Паша с удивлением увидел, что они были в пригороде…
Они сцепились по-настоящему. Паша вдруг почувствовал резкую тянущую боль и горячие толчки внутри, и не сразу понял, что тот ударил его ножом, а горячие толчки – кровь. Это было последнее, что он помнил…
Он понимал, что нужно встать. Попытаться встать. Здесь его не найдут. Нужно добраться до дороги. Дорога рядом – ему казалось, он слышит шум машин. Он попытался представить себе, где находится. Кирпичные стены какого-то строения слабо светились в темноте. Ворон не было – он не заметил, когда он исчезли. Ощутимо стемнело, и дождь прекратился. Ему казалось, он знает это место. Вдали от дороги, у реки – здесь когда-то был силикатный заводик, работала драга, доставая со дна песок, а когда река обмелела и экологи подняли крик, его прикрыли. Паша прикинул, сколько до шоссе – получалось, метров триста. Он попытался подняться и застонал. Боль была везде. Он помнил, что тот ударил его в живот… и в грудь? Только сейчас он почувствовал ледяной холод земли…
Он представил себе, как мечется, не дождавшись его, Нина. Как обзванивает коллег и друзей. И вдруг его обожгла мысль, что тот сейчас у Нины, а она одна и беззащитна. Паша застонал и попытался вспомнить, что еще говорил тот. Он говорил, что Нонна задолжала ему и он пришел за долгом… Долг? Какой долг? Было что-то, чего он не знал о Нине? Нет! Не верю, подумал Паша. Тот ошибся или солгал. Он мстил ему за что-то… так мстят удачливому любовнику. Получается, дело не только в долге… тот любил Нину? И теперь он увезет ее, заставит уехать, пригрозит или пообещает спасти его, Павла, в обмен…
Он провалился в небытие, а когда пришел в себя, была ночь. Он увидел звезды и удивился, что еще жив. Вдруг он понял, что не один. Около него сидел человек…
– Не бойся, – сказал человек.
– Ты кто?
Человек рассмеялся, и он с удивлением узнал Марту. Он хотел сказать, что видел ее в парке и они все переживают за нее, но Марта приложила палец к губам, призывая к молчанию. Он видел ее неясно, словно в тумане, в тусклом столбе света. Он почувствовал ее теплую руку у себя на лице…
…Он почувствовал, что его трясут, переворачивают, несут куда-то. Были грубые громкие голоса мужчин, слов разобрать он не сумел. Был гул двигателя, свет фар. Потом его долго везли…
В больнице, когда он пришел в себя, ему рассказали, что подобрали его за городом шоферы-дальнобойщики, привезли в пригород и вызвали «Скорую». Сказали, мужика выбросили из машины. Один из них вспомнил, будто толкнуло его что-то, направило и указало… Ночь, темно, устали до чертиков. Видишь только шоссе, а он лежал на обочине, чудо, что вообще заметили…
Он увидел Нину… улыбнулся, попытался помахать рукой. Нина, рыдая, бросилась на колени, стала целовать ему руки. Сказала, что виновата, что это из-за нее… Но он оборвал ее – ему удалось поднести палец к губам – молчи!
А потом, когда уже мог говорить, он сказал, что это были грабители, двое отморозков, и она здесь ни при чем. Глупая, сказал он, ты ни при чем, это были просто грабители! Он хотел сказать, что все знает о ней и о том человеке, но не посмел… и решил – пусть все остается как есть. Самое главное, они вместе и он жив. Он хотел рассказать ей про Марту, как она привиделась ему в бреду, но уснул на полуслове, словно провалился.
Нина сидела, глубоко задумавшись, перебирая события ночи. Держала Пашу за руку. Иногда начинала плакать и тут же испуганно вытаскивала зеркальце и начинала наносить толстый слой тона, закрашивая синяки.
* * *
Майор Мельник проснулся от неприятного звука мобильного телефона. Это была не музыка, а пронзительные короткие звуки, от которых начинали ныть зубы. Майор Мельник был чужд романтики. Звонивший представился лейтенантом Зваричем и сообщил, что майору Мельнику нужно подъехать на опознание трупа в морг при второй городской больнице.
– Убийство? – спросил не проснувшийся еще майор Мельник, подавляя зевок. – Почему в морг?
– Не похоже. У мужика случился сердечный приступ прямо за рулем. Патруль ГАИ заметил машину с включенными фарами, ребята подошли и увидели, что он навалился на руль. Думали, пьяный, спит, а оказалось, умер. По заключению врача со «Скорой», вроде чисто, сердечный приступ.
– Ну и?.. – сдержанно спросил удивленный майор Мельник.
– Сотрудники морга обнаружили у него три паспорта на разные имена, в том числе на имя Лыгаря Семена Владимировича. И драгоценный камень при нем, похоже, фальшивый, уж очень большой. Между прочим, получается, покойник – интересная личность, мы тут с ребятами разошлись насчет фоторобота. Кто говорит похож, а кто – не очень….
– Лыгарь? – Майор Мельник вскочил с кровати. – Сейчас буду!
Майор Мельник улыбался очень редко. Лицо его всегда было серьезно и брови нахмурены. И был он скорее пессимист, чем оптимист в своих жизненных проявлениях. Улыбка его напоминала гримасу боли, отчего производила странное, даже зловещее впечатление. Обычно, но не сейчас. Выскакивая из прихожей, майор Мельник поймал свое отражение в зеркале и даже вздрогнул, приостановившись – не узнал! Человек в зеркале был счастлив – он широко улыбался, брови его не хмурились, а вихор, обычно тщательно приглаживаемый, победно торчал.
