Глава четвёртая
Высочайшее доверие
Небо затянуло тучами. Из-под провисших облаков временами срывались ливневые столбы и барабанили по оболочке дирижабля, отчего внутри гондолы накатывал нарастающий гул. Поле покрылось глубокими лужами, и даже всегда дежурившие под камбузом бездомные собаки исчезли в поисках более уютных мест. Из-за ливня задерживалась подвода с обедом, и вечно голодный Стефан, свесившись с промокшего трапа, ворчал, бросая косые взгляды на дымившую трубой казарму.
– Михай, ну ты видел такое? Повара говорят, что мешкают, потому что сырые дрова! Мокнуть они не хотят, а не дрова виноваты! А нам тут подыхай с голоду!
Смородин не ответил и, проводив взглядом сверкнувшую молнию, прислушался, ожидая гром. Бабахнуло всего через пару секунд. Миша выглянул на вытянувшийся в небо штырь громоотвода и, поморщившись, захлопнул дверь.
«Почему я до сих пор не предложил им заземлять непосредственно дирижабли, а не надеяться на эту мачту, высота которой даже ниже „Мышонка“ не говоря уже об „Августейшей династии“?» – задал он вопрос сам себе.
Затем, тут же позабыв страх перед грозой, он прошёл в тёмный отсек команды и забрался в ещё тёплый гамак. Из-за дождливой погоды ни о каких вылетах не могло быть и речи, потому командэр Юлиус исчез ещё утром, а за ним постепенно потянулись остальные офицеры. Простым аэронавтам покидать территорию поля запрещалось, но команда, почувствовав настроение начальства, тут же расслабилась и, позабыв строгие правила, наслаждалась ничегонеделанием. В грузовом отсеке играли в кости. По захмелевшим выкрикам Миша догадался, что из казармы всё-таки кто-то приходил. На кухне тайно гнали самогон и при случае продавали командам дирижаблей.
«Война и бизнес – увлекательные игры!» – хмыкнул Смородин.
Из открытой настежь форточки потянуло прохладой и пахнуло дождём. Даже шевелиться не хотелось – так бы лежать безмолвно и слушать, как барабанят капли.
«Совсем как летняя ленинградская гроза!» – вздохнул он протяжно.
Только там так бывало летом, а здесь уже дышала осень.
Полтора месяца пролетели быстро.
Он легко прижился в экипаже, и даже всегда ворчавший боцман Томас теперь к нему обращался, слегка заискивая и взвешивая каждое слово. Так стало после того, как Смородин, оказавшись в командной рубке, посмотрел на компас и заметил, что рулевой с трудом удерживает требуемый курс. Указав на риски, находящиеся на внешней сфере, и на едва заметные точки на вращающемся шаре, он произнёс:
– Ему очень неудобно. А если ещё слабый свет…. Будет гораздо лучше, если всё поменять местами. Ещё не помешает одеть сверху подвижное кольцо с указателем. Совместив указатель с нужным направлением и зная ветер, можно учитывать снос, выставляя на шкале точный курс.
Теперь его слова принимались на веру и не требовали доказательств. В команде уже давно позабыли обидное прозвище «шпион» и за глаза Смородина называли «умник Михай». Он улучшил управляемость «Августейшей династии» сместив рули управления и расположив их в потоке винтов. Затем предложил установить овальные шайбы направления под углом, чтобы компенсировать инерционный момент от вращающихся пропеллеров. Были и другие мелочи. Невольно чувствуя себя мудрее других, Миша умело прятал некоторое удовольствие. Хотя и был во всём этом элемент лукавства. Когда-то что-то подобное с ним уже происходило.
…На службе он с другими лётчиками гурьбой однажды решали довольно сложный кроссворд. А через пару дней, лёжа на пляже и украдкой поглядывая на расположившихся рядом двух симпатичных девушек, Миша невольно прислушивался к их разговору. Без особого успеха красотки решали кроссворд, смешно наморщив гладкие девичьи лобики. Вдруг он услышал знакомые вопросы – это был тот самый кроссворд, который он уже решал, и знал ответы. И вот тут, как говорится, пошла масть! Глядя в небо и напустив на себя глубокомысленный вид, Миша нехотя подсказывал правильные ответы, давая себе на размышление не больше двух секунд, чем поверг девиц в мощное потрясение.
Тогда, как и сейчас, он им казался интеллектуальным гигантом.
Да… многое Смородин знал, для не знакомых с ещё не открытыми законами воздухоплавания аэронавтами. Не знал он только ответ на один мучивший его вопрос – что с ним произошло?
Генерал Юлиус к нему прислушивался и всегда удивительно быстро схватывал основную мысль. Вот и тогда командэр посмотрел на рулевого и спросил:
– Тебе действительно не видно курс?
– Никак нет, видно, ваше превосходительство! – бодро выкрикнул рулевой, но замявшись, добавил: – если токмо солнце не слепит глаза или тень не загораживает цифири.
– Как же ты выдерживаешь направление?
– А я, ваше превосходительство, штурвал держу ровно, пока опять чего не увижу! – не почувствовав угрозу в голосе генерала, признался рулевой. – А как замечу, так снова кручу туда, куда их благородие мичман Кутасов приказали.
Командэр насупился, затем брезгливо кивнул боцману:
– Убрать отсюда это животное! – и, ткнув пальцем в Смородина, добавил: – теперь ты рулевой!
Дождь хлынул с новой силой, и от его косых капель не спасал даже гигантский баллон аэростата. Сбегая по туго натянутой оболочке, вода затекала в открытое окно и собиралась под гамаком тусклой лужей. Миша выглянул на торчавший рядом с окном двигатель с застывшим пропеллером, закрыл глаза и, заложив руки за голову, в сотый раз крепко задумался. Нет, не было такого в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году и быть не могло! Пусть он и не историк, но уж такие прописные истины известны даже школьникам. Паровой двигатель был. Но чтобы на сжатом воздухе…. Да и одна карта чего стоит!
В очередной раз не найдя ответа, Смородин застонал, ворочаясь и тяжело вздыхая.
А ливень за бортом припустил с новой силой. Но, слушая раскаты грома и шипение капель по лужам, закрывать окно не хотелось. От врывающегося в душный кубрик озона приятно кружилась голова.
Вдруг, когда канонада на мгновение умолкла, Миша услыхал лошадиное ржание.
«Вот и обед приехал! – усмехнулся он, вспомнив беспокойство Стефана. – Повара всё же решились промокнуть».
Но вместо вестового, призывающего к столу, в кубрик вдруг ворвался насквозь промокший боцман и, переворачивая гамаки, бросился прямиком к Смородину.
– Благодетель наш, святой Иезус, это же надо такому случиться! – Он схватил Мишу за рукав и едва не сбросил на пол. – Что ж ты с формой наделал, Михай?! Я же тебе её только выдал, а она на вид, будто ею месяц полы мыли!
Смородин удивлённо посмотрел на свою красную робу, затем на начищенные воском подклеенные войлоком туфли. Ему они показались вполне пристойными, даже не лишёнными лоска. У других дела были куда хуже. Но боцман продолжал вертеть его со всех сторон и голосил, едва не теряя сознание.:
– Это конец! Эй вы, несите сюда всё, что у кого есть самое новое и чистое! – он зыркнул на ошарашенных не менее, чем сам Смородин, аэронавтов и наотмашь двинул первого попавшегося кулаком в ухо. – Живее, амброзию вам в печёнку! Нужно срочно его переодеть!
Казалось, боцман сейчас и вправду от волнения потеряет сознание. Он театрально хватался то за голову, то за сердце и, закатывая глаза, приговаривал:
– Горе, мне, горе! Это же надо такому случиться!
– Да что произошло-то?! – не выдержал наконец Смородин.
– Что произошло? – боцман на миг замер и, выпучив глаза, окатил его затравленным взглядом. – А то и произошло, что вызывают тебя, Михай, в столицу! Во дворец самого владыки Сигизмунда! Ой, ей богу, не выдержу, сердце… собирайся, за тобой карету прислали!
Грузный, но для своих уже немалых лет довольно энергичный владыка Сигизмунд подобрал с мраморных ступеней полы парчовой мантии и, проворно взобравшись на трон, лениво махнул застывшим вдоль стены подданным.
– Присаживайтесь, господа! Все уже здесь? А вам, граф, с дороги взбодриться бы штофом дворцовой наливки! Или откажетесь?
– Спасибо, великий князь! – Граф Горчаков, невзирая на гражданский наряд, по-гвардейски щёлкнул каблуками и поклонился. – О вашей наливке наслышаны даже в Санкт-Петербурге. Не берусь утверждать, что путь к вам был лёгок, а потому – не откажусь!
– Вот и ладно! И я с вами. А то мне доктора запрещают, будто и не владыка я вовсе, а какой-нибудь кролик для их медицинских забав. Но когда требует этикет, то тогда я их не слушаюсь. Слыхано ли – прибыл посланник самого российского императора! Да ещё сказали мне, что гнали вы без остановок всю неделю. Как тут не уважить? Вы не торопитесь, граф? Или сразу о делах?
– Простите, владыка, но я хотел бы дождаться великого князя Александра.
– Да послали уж! Хороший мальчишка. А шустрый какой! Моя охрана за ним не поспевает! – довольно хохотнул владыка Сигизмунд. – То ему скачки подавай на уланских скаковых жеребцах. А то стрельбы из наших новых пушек! То он на Дунае на канонерке, то над Дунаем в дирижабле. Не припомню, каким я был в четырнадцать лет, но ваш пострел совсем не похож на детей, выпестованных дворцовыми няньками. Помнится, Николай, нынешний наш император таким не был?
Граф Горчаков не ответил и замер, слушая шум дождя за окном. Ему показалось, что простучал цокот копыт, но, прислушавшись, он понял, что это только показалось. Граф нервно хрустнул сжатыми в кулаки пальцами и посмотрел на сидевших и стоявших вдоль стен зала генералов и министров. Вот уж кого он не хотел бы видеть, так это их.
– Да на вас лица нет! – хмыкнул владыка Сигизмунд. – Ничего, граф, сейчас наливку принесут, сразу порозовеете. Так что стряслось в стольном граде Санкт-Петербурге? Уж не загоняли ли вы лошадей, дабы принести нам дурные вести?
На этот раз Горчаков понял, что отмолчаться не получится и, скрепя сердце, постарался произнести так, чтобы слышал только владыка:
– Вы правы, ваше высочество, вести дурные. Но, простите, я имею предписание огласить их только в присутствии Александра.
В зале прокатился ропот, и граф понял, что глухотой в окружении владыки никто не страдает.
– Вот как? – насупился великий князь и, поманив Горчакова к себе, шепнул на ухо – Ты уж прости меня, братец, может, я не к месту со своей наливкой?
– Ничего, ваше высочество. Теперь уж ничего не исправить, хоть с наливкой, хоть без наливки. Преследующий нашего императора злой рок уже сделал своё дело.
Владыка Сигизмунд заёрзал, терзаемый нездоровым любопытством, и, покосившись на своих генералов, спросил:
– Может, мне их всех выгнать?
– Поздно. Слово уже сказано. Да и любопытно мне взглянуть, как ваш двор отнесётся к подобной вести.
– Да что ж ты, граф, меня изводишь?! – не сдержался владыка. – Ну хоть намекни, в чём-дело-то?
– Нет! – остался неумолим Горчаков. – Только при наследнике Александре!
– Наследнике?
Великий князь Сигизмунд, недоумевая, захлопал глазами и хотел спросить, что сталось с императором Николаем, но неожиданно распахнулась дверь и в зал вбежал мокрый с дождя великий князь Александр. Перепрыгнув через оказавшийся на пути стул, он брякнул о мрамор длинной, не по росту шпагой и, перекрикивая загалдевших придворных, швырнул уланский кивер в руки лакею:
– Вы посылали за мной, ваше высочество?
– Да… – нехотя проворчал владыка и кивнул на графа.
– Андрей Гаврилович? – Удивлённый Александр будто натолкнулся на стену. – Вы?
– Я, ваше высочество, – кивнул Горчаков. – А теперь, простите, господа, я прошу тишины!
Выдержав длинную паузу и дождавшись, когда утомлённые молчанием генералы вновь начали шептаться, граф поднял руку и, обращаясь скорее к великому князю Александру, чем к мундирам, скорбно произнёс:
– Тяжкое бремя взвалилось на ваши плечи, ваше высочество! Я приехал за вами, ибо ваш старший брат и наш великий император Николай почил, сражённый недугом! Вас срочно ждут в Санкт-Петербурге! Теперь ваш долг – немедля принять императорский жезл!
Горчаков обвёл стальным взглядом зал и обернулся к владыке:
– Мы отбудем завтра утром на рассвете! Я вас прошу обеспечить безопасность наследника Александра на протяжении всего пути по дорогам Дакии. А в устье Дуная нас ждёт российский флот.
Потрясённый владыка Сигизмунд невпопад промямлил пару бессвязных фраз, затем сочувственно вздохнул:
– Мой мальчик, прими моё искрение сочувствие. Как же не вовремя взвалилась на твою голову тяжесть имперской короны. Что поделать – императоры взрослеют рано. Да ещё эта война. Испытывает тебя наш всевышний мученик Иезус! Но я уверен, что ты выстоишь. Граф, а что за недуг одолел нашего благодетеля Николая?
– Туберкулёз, господа! Увы, даже наши дворцовые лекари оказались бессильны!
– Ты скажи, какая напасть. Туберкулёз… – тяжело прошептал владыка. – Я же помню Николашу, когда он здесь по залам на тростине скакал. И слабости здоровья я у него не замечал. Розовые щёки, прекрасный аппетит! Это всё ваш сырой климат. А за Александра, граф, не переживай. Конечно, к твоим казакам я ещё дам полк гвардейцев. Но, поверь, это лишнее. У нас его любят, и никто не посмеет бросить вслед даже косой взгляд.
Горчаков обнял за плечи растерянного наследника и взглянул на владыку Сигизмунда.
– Он – всё, что у нас есть! Потому и прошу вас, великий князь, исключить любую опасность. Даже хромая лошадь может оставить Россию без головы! Александр – единственный оставшийся в императорском роду по закону наследования!
За спиной Горчакова аншеф тайной инквизиции князь Станислав склонился к уху аббата Симеона и тихо произнёс:
– Любой закон – это всего лишь закон. И как всё в нашем мире, он легко меняется.
Но граф его услышал.
Резко обернувшись, он ткнул в главного инквизитора пальцем:
– Что вы хотели этим сказать, сударь?!
– Я хотел сказать… – слегка стушевался застигнутый врасплох аншеф Станислав, – что Россия никогда не погибнет! И даже если на нее нахлынут напасть за напастью, Господь не даст исчезнуть великой империи. Верно я говорю, ваша святость?
– Верно! – торопливо согласился аббат Симеон. – Ибо в священном манускрипте мучеником Иезусом сказано: – незаменим только я! А овцы в человеческом стаде могут меняться как им угодно!
Горчаков окатил аббата ледяным взглядом и, не удостоив ответом, обратился к владыке:
– Ваше высочество, идёт война. Я уверен, что одновременно со мной с вестью о кончине императора поскакали гонцы и в стан к нашим врагам. Кому как не конфедерации на руку, чтобы что-то случилось с наследником Александром? Это при живом императоре Николае он был им не интересен. Теперь же всё изменилось! По пути к вам я видел в горах и пропасти, и опасные перевалы. На любом из них можно устроить засаду, а то и просто обвал. Не поможет тогда даже вся ваша гвардия. Прорубить дорогу шашками своему будущему императору способны и наши днепровские казаки. Им к этому не привыкать, и не нам с вами их этому учить. Я опасаюсь другого – коварства! Удар в спину нашей империи враг попытается нанести скрытно и тогда, когда мы этого ожидаем меньше всего.
Владыка поджал губы и, не скрывая огорчения, бросил в зал:
– Граф прав! С коварством конфедератов нам приходилось сталкиваться не раз. Даже я не могу поручиться, что их пронырливые лазутчики не шныряют сейчас по лесам и горам Дакии. Но дать им оторвать с мундира Александра хотя бы пуговицу мы не позволим! – Князь Сигизмунд взволнованно ударил кулаками по перилам трона. – Пусть для этого я сам пойду с посохом впереди его эскорта! А вы! – Владыка привстал и ткнул увешанными перстнями пальцами в генералов, – будете толкать его карету вместо лошадей, если не придумаете, как провезти наследника российского престола к его броненосцам так, чтобы даже муха не смогла сесть на его камзол!
Слова владыки утонули в криках вскочивших с мест генералов. Громче всех взывал командующий флотом Дакии Мануил, и князь Сигизмунд первому дал ему слово:
– Говори, гранд-адмирал! Вижу, что прёт из тебя, как из прорвавшей дамбы.
– Только по реке, ваше высочество! Мы отвезём наследника Александра ко мне на канонерки, а затем спустимся по Дунаю к морю, на встречу с российским флотом! Только у меня наследник будет в такой же безопасности, как в вашем замке.
– Почему же только у вас? – возмутился генерал Казимир. – Мои ландскнехты готовы грудью проложить дорогу хоть сквозь полчища врагов, хоть сквозь непроходимые скалы! Скажете мне тоже – по воде! Да ваши канонерки и взрывать не нужно. Они сами тонут, стоит им только отойти от причала!
– Что?! – едва не задохнулся гранд-адмирал. – Да если бы не пушки моих канонерок, то что стало бы с вами и с вашими ландскнехтами под Слатиной?
– Замолчите оба! – застонал владыка. – Нашли время! А что скажешь ты, Август? – обратился он к самому молодому генералу в алой венгерке воздухоплавателя, стоявшему ближе остальных. – Мне уже передали, что ты со своими ястребами на днях сжёг вражеский дирижабль. В последнее время хотя бы аэронавты меня чем-то радуют.
Застывший невидимой тенью за спиной гранд-командэра Августа генерал Юлиус так громко и брезгливо хмыкнул, что в его сторону обернулся весь зал.
– Юлиус, что не так? – возмутился владыка.
– Удивительное дело, ваше высочество! – выступил вперёд командэр. – Стоит двоим подраться, как тут же найдутся пятеро героев и десять заслуженных ветеранов, утверждающих, что именно они играли первую скрипку в этой драке. Но при этом даже не скрывающих, что не понимают, о чём идёт речь?
Между гранд-командэром воздухоплавателей Августом и командэром Юлиусом тянулось старое противостояние, и друг друга они откровенно ненавидели. Открыто побаивающийся дирижаблей и поднимавшийся в воздух крайне редко, гранд-командэр Август пребывал в слабом здоровье, в раскачивающейся гондоле легко укачивался, а в своих решениях проявлял откровенную трусость. Но в противовес своим слабостям он был чрезмерно тщеславен и ничуть не стеснялся приписывать себе чужие подвиги. Стоило где-нибудь в небе Дакии сгореть венгерскому или австрийскому дирижаблю, как он тут же заявлял, что это именно его пуля положила конец врагу. Ну или в крайнем случае – это он вёл эскадру в бой. Не смущала его даже уйма свидетелей тому, что гранд-командэр даже не покидал столичный замок. В отличие от командующего воздушным флотом князя Августа, командэр Юлиус был и решителен, и смел, и лучше остальных разбирался в дирижаблях, но… отец его занимал пусть и высокую, но далеко не первостепенную в Дакии должность главного инквизитора. Гранд-командэр Август же был племянником самого владыки. Оттого и клокотала в груди генерала Юлиуса ярость от подобной несправедливости, и при любой возможности он старался показать истинную ценность гранд-командэра, на должность которого он давно примерялся в своих сокровенных мечтах.
– Тот австриец был прижат к земле «Августейшей династией», а завершили его агонию пушки генерала Казимира! – Командэр обернулся к благодарно кивнувшему генералу и, став перед владыкой, демонстративно заслонил собой гранд-командэра. – Ваше высочество, наверняка граф Горчаков хотел сказать, что, как обычно закрывая грудью гвардейцев нашего наследника Александра, обезопасить его в полной мере мы не сможем. Нужно нечто другое.
От владыки не ускользнуло, как бестактно поступил Юлиус в отношении Августа, но изменить что-либо он не мог. Он всё понимал, но был мягок, добр, сентиментален и очень любил племянника, прощая ему все его слабости. И лишить Августа алюминиевых эполет, от вида которых дамы на балах исходили томными вздохами, он тоже не мог. А потому смотрел на вражду воздухоплавателей сквозь пальцы, решив, что будь как будет, и пусть каждый занимается своим делом – Юлиус ведёт в бой дирижабли, а Август блистает на балах.
Подарив ободряющую улыбку поникшему племяннику, владыка нехотя кивнул Юлиусу:
– Продолжай.
– Конфедераты сильны хитростью! – Генерал посмотрел на графа и дальше обращался только к нему: – Но мы должны их перехитрить!
– Да не тяни уже! – недовольно одёрнул его владыка, давая понять, кто здесь главный и к кому Юлиус должен обращаться. – Если чего придумал, так выкладывай. А если нет, то не морочь голову ни мне, ни графу.
– Ваше высочество, отловить всех шныряющих в лесах конфедератов мы не сможем. А вот пустить по ложному следу – вполне!
На этот раз заинтересованность проявил граф Горчаков. Ему начинал нравиться дерзкий генерал и ход его мыслей. Что-то подобное хотел предложить и он сам.
– Говорите, сударь! Военную хитрость на языке военных, кажется, называют финтом?
– Именно так! Вы отбудете с наследником, как и хотели, с вашим эскортом на рассвете, но тайно и без лишнего апломба, как того требует этикет. А уже этой ночью во все газеты полетит известие, что великий князь Александр, дабы быстрее добраться в Россию, покидает Дакию на дирижабле. Скорее всего, дирижабль к морю не долетит. Его или собьют стерегущие вдоль границы Дуная венгры, или он рухнет сам, истратив по пути весь водород. Поэтому жертвовать хорошим боевым кораблём ради ложной цели я не буду. Отдам самый никудышний. Да и на моих флагманов тоже не рассчитывайте. Я их обучал и тренировал годами не для того, чтобы попусту разбрасывать на потеху врагу. Но есть у меня на примете один умник. Этакий флагман на один раз. Но это уже не ваша забота. Теперь о наследнике! Если газетчики захотят увидеть его отлёт, то на этот случай покажем им переодетого уличного беспризорника. А дабы обман не был опознан, покроем голову подменыша накидкой, объяснив требованиями безопасности.
Владыка брезгливо хмыкнул, но, заметив внимание на лице Горчакова, спросил:
– Что скажешь, граф?
– Прекрасный план, ваше высочество!
– Вот как? А как тебе предложение Юлиуса? – Дабы помочь племяннику сохранить лицо, владыка адресовал вопрос Августу. – Утверждаешь его задумку?
– Да, да… хороший план, – залившись пунцовой краской, торопливо согласился гранд-командэр Август. – Именно такой я и хотел предложить. Без моих дирижаблей наследника не спасти.
– Вот и ладно! – остался доволен князь Сигизмунд. – Иногда в ваших ветреных головах воздухоплавателей рождаются дельные мысли. – Увидев, что Горчаков хочет о чём-то спросить командэра Юлиуса, владыка добавил: – не генерал, а сорвиголова! Удивляюсь, как он её ещё не потерял. Спрашивай его, граф, о чём хочешь. Юлиус – хитрый лис, хотя подменять наследника на беспризорника мне кажется оскорбительным.
– Ничуть! – вступился за командэра Горчаков. – Беспризорник вполне сгодится на роль жертвы, как и экипаж дирижабля. И здесь нет ничего постыдного. Была бы жертва, а алтарь найдётся. А спросить я хотел у генерала его имя. О нём я непременно доложу в Санкт-Петербурге, и мне жаль, что мы не были представлены друг другу раньше.
Командэр лихо звякнул подбитыми сапогами и чётко, по-гусарски вздёрнув подбородком, представился:
– Князь Юлиус Гогенцоллер, к вашим услугам, сударь!
По лицу Горчакова пробежала тень, затем, умело скрыв растерянность, он спросил:
– Простите, генерал, а светлейший князь Харц Гогенцоллер не является вашим родственником?
Теперь, почувствовав подходящий момент, встрепенулся тайный инквизитор. Опережая командэра с ответом, он взял графа под локоть и снисходительно усмехнулся:
– Позвольте, я внесу ясность. Юлиус – мой сын. А Харц – мой родной брат. И, кстати, мы тоже с вами не представлены! Спешу исправить досадную оплошность! Я – Станислав Гогенцоллер! И ещё хочу вас уведомить, что род Гогенцоллеров берёт своё начало едва ли не с зарождения Дакии и числом поколений может потягаться даже с австрийскими императорами. К тому же, я являюсь аншефом и душой нашей тайной инквизиции, главной задачей которой как раз и есть занятие такими вопросами, как сохранность нашего владыки и его двора. И вот именно здесь первым делом требуются ум и хитрость. Так что Юлиус своим планом скорее обязан мне. Ибо это я научил его думать в обход очевидных и предсказуемых решений. А сейчас, граф, я предлагаю уединиться, чтобы с глазу на глаз обсудить наш план по спасению наследника Александра.
Но к огорчению главного инквизитора, граф Горчаков, как тайный советник императора, прекрасно знал методы работы тайных служб и оттого откровенно их недолюбливал, будь они в России или в Дакии. Смерив князя равнодушным взглядом, он ответил:
– Простите, но мне будет достаточно вашего сына. Не хочу отвлекать вас, аншеф, от важных дел. Наверняка в застенках инквизиции их невпроворот. А с вами, командэр, я хотел бы обсудить наши дальнейшие действия в одном из кабинетов этого прекрасного дворца. Если владыка Сигизмунд, конечно, не возражает.
Владыка не возражал.
Горчаков отправил прочь дежуривших у входа лакеев и закрыл тяжёлые двери предоставленного князем Сигизмундом кабинета в самом дальнем крыле замка. Прислушавшись к затихающим в коридоре шагам, он неожиданно развернулся и, глядя в глаза командэру Юлиусу, спросил, не тратя время на длинные прощупывающие речи:
– Генерал, вы действительно преданы российской короне настолько, насколько хотите казаться?
– Не более, но и не менее, чем того требует мой долг, граф! – ни на секунду не задержавшись с ответом, отчеканил командэр.
Горчаков задумался, затем недовольно заметил:
– Вам бы в дипломаты, а не в генералы! Ваш ответ настолько туманен, что его можно расценивать как угодно. Но, надеюсь, ваш долг достаточно стоек и не допускает предательства?
– Простите, граф, но в другое время за ваше сомнение я бы вызвал вас на дуэль! Но сейчас война, и дуэли запрещены как нашим владыкой, так и российским императором, а потому я стерплю, но только до завершения войны.
– А вот сейчас вы меня радуете речами генерала, – спокойно ответил Горчаков, пропустив мимо ушей предложение дуэли. – Таким вы мне подходите больше. Давайте обсудим детали вашего весьма важного и хитроумного плана.
Командэр равнодушно пожал плечами.
– Помилуйте, граф! К чему так усложнять? Вы относитесь к моему предложению, будто я представил вам план последней битвы нашей войны. Это всего лишь обычная военная хитрость, на которую щедра любая армия. Финт – как вы изволили выразиться! И такими финтами вы сполна можете насладиться, лишь единожды слетав со мной к границе Венгрии или Австрии.
– Велика цена вопроса, генерал. Я хочу исключить даже малейшую случайность.
– Да, да, всем правит случай! – легко согласился командэр. – Я вас понимаю. Знать бы ещё, кто правит случаем.
В кабинете со стенами, увешанными гобеленами и трофейными османскими доспехами, их было трое. Наследник Александр, граф Горчаков и командэр Юлиус. Александр, прекрасно знавший весь воздушный флот Дакии, не без гордости блеснул своей осведомлённостью:
– Каким из дирижаблей вы хотите пожертвовать, командэр?
– «Пеликаном», ваше высочество.
– «Пеликан»? Это тот, на котором вместо балласта всё ещё висят мешки с песком, а не вода?
– Он самый, ваше высочество. «Пеликан» – ветеран нашего флота.
– Тогда не жаль. Я на нём даже не поднимался ни разу.
– Ещё бы! Кто бы позволил так вами рисковать?
– А кто будет флагманом?
– Вы его не знаете. Да и сам он ещё не знает, что назначен флагманом. Приказ я подписал всего четверть часа назад. Но за ним уже послали.
– Генерал, – вмешался Горчаков. – Готовьте дирижабль к рассвету. Да… и пришлите ко мне того мальчишку, что выберете для подмены. Мы оденем его в вещи наследника. Ни у кого не должно возникнуть даже тени сомнения. Подберите такого же по росту и фигуре. И, кстати, правду не следует знать даже флагману дирижабля. Пусть он считает, что везёт настоящего наследника престола. Так он сильнее проникнется назначенной ему ролью и будет дольше водить наших врагов за нос. Скажите, что ему оказано высочайшее доверие, ну и прочее, прочее… не мне вас учить.
– Безусловно, граф! Новоиспечённый флагман с минуты на минуту уже будет здесь. Всё это вы ему сможете сказать сами.
– Это лишнее. Ему вовсе не обязательно видеть настоящего наследника. Да и в таких вопросах разумнее положиться на ваш опыт. Больше мы с его высочеством вас не задерживаем. Готовьте дирижабль, генерал. Он должен взлететь в любую погоду.
Проводив командэра Юлиуса и оставшись наедине с наследником, Горчаков задёрнул штору и, придвинув кресло к ярко горевшему камину, пригласил Александра.
– Присаживайтесь к огню, ваше высочество. Треск поленьев хорошо заглушает разговор, если таковые найдутся его подслушать.
Подождав, когда наследник сядет в предложенное кресло, граф присел рядом и, расшевелив кочергой вспыхнувшие дрова, кивнул на дверь:
– Вы ему верите?
– Командэр Юлиус отважный генерал.
– Я спрашиваю не об его отваге. Среди наших врагов отважных генералов тоже достаточно. Можем ли мы ему довериться?
– Что вас смущает, Андрей Гаврилович?
– Вы знаете не всё, ваше высочество. Слишком долго вы отсутствовали в Санкт-Петербурге. Увы, но единства нет даже при нашем дворе.
Александр нервно оглянулся на сверкнувшую сквозь портьеры молнию и перешёл на шёпот:
– Андрей Гаврилович, я знаю вас, как самого преданного нашей династии слугу и дворянина, презирающего интриги. Любое ваше слово я приму на веру. Говорите всё, как есть.
– Спасибо, ваше высочество. К сожалению, клубок интриг никогда не затихал вокруг российского трона даже при живом императоре Николае. А уж сейчас и подавно. Вы помните князя Харца Гогенцоллера?
– С трудом… – Александр наморщил лоб, затем добавил: – Кажется, он назначен проконсулом Дакии в России?
– С тех пор, как он прибыл в Санкт-Петербург с верительной грамотой, многое изменилось. Князь Харц крепко вжился в окружение нашего двора. Сорит деньгами и, как следствие, обзавёлся необходимыми связями. Его влияние распространяется даже на судьбоносные для России решения. К нему прислушивался и ваш брат. А когда состоялась помолвка князя с вашей сестрой Анной, он стал особой, приближённой к императору.
– Что?! – Не сдержавшись, Александр вскочил и со свойственным ему темпераментом подбежал к двери, выглянул в коридор и, вернувшись к графу, схватил его за плечо. – Андрей Гаврилович, о какой помолвке вы говорите?
– Помолвка была не то чтобы тайной, но широко не афишировалась. Князь не венценосного рода. Но, сами понимаете, что те, кто достоин руки вашей сестры по праву рождения, в настоящий момент являются нашими врагами. А потому ваш брат после долгих сомнений всё-таки дал разрешение на этот брак. Об этом вас хотели уведомить по прибытию в Санкт-Петербург.
За окном вновь сверкнула молния. Александр подождал, когда отгремят раскаты грома, опустился на медвежью шкуру у камина и, по-детски обхватив колени, наивно спросил:
– Пусть даже всё так и моя сестра снизошла до предложения этого Гогенцоллера. Но что это меняет? Чего боитесь вы, Андрей Гаврилович?
Граф взглянул на наследника сверху вниз и поразился – какой же он ещё ребёнок! Хрупкие плечи, усыпанное веснушками лицо с топорщащимися ушами, растрёпанные волосы, вдрызг разбивающие правила строгого дворцового этикета – такого и впрямь не отличишь от уличного беспризорника.
«Он ещё даже не представляет, в какой жестокий и коварный мир ему предстоит окунуться в борьбе за власть, – вздохнул Горчаков. – И не обойтись ему без твёрдой поддержки преданного окружения. Вот только жаль, что это окружение вовсе не отличается единством и далеко от крепости монолита. Уже вкралось в их души сомнение. Жадность и предательство ищут любые лазейки, дабы обойти закон, пусть это даже вековой закон предков о престолонаследии».
– Ваше высочество, я не боюсь врага по ту сторону фронта. Мы с вами знаем его в лицо. И потому он не так уж и страшен. Гораздо опаснее враг внутренний. Он улыбается, он клянётся вам в верности, но, увидав вашу спину, без раздумий обнажит кинжал.
– Вы намекаете, что дома меня ждёт заговор?
– Там, где преданы долгу и чести, вам опасаться нечего. Армия и флот всецело ваши. А где царит закулисная возня, там и рождаются заговоры. Одним обещаны богатства, другим повышение и титулы – вот и готовы предатели. Нашему двору нужна хорошая метла.
– Когда я надену императорскую корону! – Александр сжал кулаки и в его глазах Горчаков увидел совсем не детскую злость. – Я стану этой метлой!
– В том-то и дело, что вам попытаются не дать её надеть. Вот этого я и боюсь. В Санкт-Петербурге много ваших сторонников, но много и недругов. Харц Гогенцоллер умело плетёт свою паутину. Но мы с преданными вам генерал-прокурором Иваном Дмитриевичем и гранд-министром Павлом Степановичем справедливо полагали, что все его старания напрасны. Стоит вам появиться во дворце, и его паутина развеется на ветру. Но для меня стало искренним удивлением, что у князя Гогенцоллера есть родственные связи в Дакии. И это люди, обладающие реальной властью. Где гарантия, что именно сейчас они не попытаются помочь своему родственнику взойти на престол? В этом случае карьерный взлёт им гарантирован. И момент для их планов, если таковые имеются, потрясающе благоприятен.
Александр удивлённо хмыкнул:
– Скажете тоже. На каком основании Харц Гогенцоллер может занять российский престол? Да и армия с флотом, вы сами сказали, мне преданы. С чего это вдруг они станут слушаться какого-то проконсула? Путь даже и обвенчавшегося с моей сестрой.
– Но это покуда вы живы, ваше высочество, – не дрогнувшим голосом констатировал Горчаков. – А князь уже давно не проконсул. Вы верно заметили – он породнился с императорским родом. Если вас не станет, он может возвести на престол вашу сестру Анну, объявив себя при ней регентом. Что, впрочем, будет равносильно объявлению себя императором. А может превознести себя как спасителя России в тяжёлое военное время и без стыда водрузить корону на собственную голову. А флот и армию поставят перед фактом. Но пока вы их знамя, а значит, от вас нужно избавиться. И если Харц решится на покушение, то вероятнее всего, произойдёт это здесь, в Дакии. Потому как под защитой пушек российских броненосцев вы для него станете недосягаемы.
Граф заметил, как побледнел наследник, и попытался его приободрить:
– Вы не одни, ваше высочество. И поверьте, у нас, у преданных вам дворян, спасти будущего императора шансов больше, чем у ваших врагов совершить покушение.
– А ведь я всегда доверял владыке Сигизмунду, – горько вздохнул Александр.
– Доверяйте и дальше. Владыка наивен. Он народный любимец с большим добрым сердцем, но к сожалению – недалёк и совершенно слеп в том, что касается его окружения. Мне было достаточно лишь одного взгляда на его придворных, чтобы увидеть жалящих друг друга пауков. Да и к тому же, не ускользнуло от моего внимания и то, что весть о кончине императора Николая для некоторых вовсе не была новостью.
– Что же делать?
– Для начала попытайтесь отдохнуть, ваше высочество. Завтра у нас трудный путь. Принять вызов никогда не поздно. Наши враги рассчитывают, что мы проявим слепую наивность. Но мы их разочаруем. Знать, что зло ждёт тебя за углом – это уже многого стоит. Отдыхайте, ваше высочество, а мне необходимо подумать.
Граф Горчаков подошёл к окну и отдёрнул штору. Гроза уже выдыхалась, и сквозь рваные тучи неясно пробивался диск луны.
«Это хорошо, – здраво рассудил граф – на рассвете в её призрачном свечении легче обнаружить засаду».
По дороге во дворец владыки Сигизмунда, понимая, какая непростая перед ним стоит задача, Горчаков внимательно изучал весь путь от морского побережья до стен столичного замка. Не считая низменности вдоль берегов Дуная, Дакия была преимущественно горным княжеством. Широкие мощёные дороги местами превращались в тонкие опасные нити, разделяющие надвое обрывистые скалы и перевалы. Срывающиеся с вершин снежные заносы даже в разгар лета не давали экипажам двигаться быстро, и это давало врагу массу возможностей.
А в том, что покушение произойдет, узнав о поддержке Харца Гогенцоллера в Дакии, граф уже ничуть не сомневался. Слишком высоки были ставки. На кону стояла российская корона, и этого было достаточно, чтобы решиться на преступление даже самым нерешительным и робким. А уж если за дело взялись матёрые дворцовые интриганы, то тут нужно быть готовым ко всему. И коварство станет их главным оружием.
Мрачная тень дирижабля давила, нависая над головой гигантской глыбой. Её неясные границы протянулись к спутанным клубам колючей проволоки и скрыли полосатый шлагбаум с караульной будкой. Стефан в десятый раз выглянул в сторону колеи, оставшейся от каретных колёс, и ворчливо заметил топтавшемуся рядом Василу:
– Не к добру это. Пропадёт Михай не за понюх табаку. А я ему говорил – не высовывайся! Что ты лезешь со своими поучениями? И без тебя всё давно придумали! А он – нет! Так будет лучше! Небось, всё надеялся, что командэр Юлиус его оценит.
– Умник Михай нам с тобой не ровня, – усмехнулся Васил на ворчание Стефана. – Он умный. Все это видели. И генерал тоже видел. Не зря он его сделал рулевым. Значит, всё-таки оценил.
– Оценил… и где он сейчас? Ты его видишь? Нет? Вот и не увидишь больше! Если среди ночи, да во дворец к самому владыке, то тут ничего хорошего не жди. Ох, пропадёт Михай. А я только к нему начал привязываться. Странный он, и не такой, как мы. Будто дитя неразумное. Всё норовит пальцы в дверь засунуть, чтобы посмотреть, что получится. Оттого и жалко.
Стефан со вздохом потянулся к трапу, чтобы нырнуть в тёплую и уже ставшую родной гондолу, как вдруг увидел мелькнувший в темноте огонь.
– А ну-ка выглянь, Васил, не фонарь ли это той кареты, что увезла Михая?
– Она самая! – прищурившись, согласился Васил. – У того фонаря стекло с одной стороны было выбито, оттого и мерцал он, будто звезда в ночи. Точно, та самая карета едет!
В подтверждение его слов послышался храп лошадей и, увязая в грязи, заскрипели колёса. Не дождавшись, когда карета поравняется с «Августейшей династией» из неё выпрыгнул Смородин и, заметив Стефана, весело выкрикнул:
– А вы чего тут мокнете? Васил, у тебя есть чем согреться?
– Был бы повод, а раздобыть всегда можно! – удивлённо замер Васил. – А чего стряслось-то?
– Михай, так ты живой? – расплылся в улыбке Стефан.
– А что ж со мной станется? И не Михай, а флагман Михай! Привыкай, Стефан.
– Флагман? Ты флагман?
– Не похож? Ты лучше скажи, где стоит «Пеликан»?
– Так в дальнем закутке поля. Там, где склады с амуницией. А тебе зачем?
– Затем, что теперь я флагман этого «Пеликана»! А ещё мне дано право самому набрать в команду пятерых аэронавтов. Ты со мной?
– «Пеликан»?! – радость на лице Стефана вмиг сменилась огорчением. – Михай, так ведь… прости, флагман Михай! Я ведь был уверен, что «Пеликан» стоит там так, для количества. Чтобы враг видел, как нас много. Я и не знал, что он летает!
– А я о нём даже не слышал! – хмыкнул Смородин. – Идём, посмотрим. Так я не понял, ты со мной?
Стефан сконфуженно потупился и неуверенно спросил:
– Далеко лететь?
– Далеко, дружище Стефан. Как сказал командэр Юлиус – нам оказано высочайшее доверие! Будем спасать наследника российской короны Александра! Тут уж как говорится: грудь в крестах или голова в кустах!
– Цесаревича Александра? Святой Иезус! А чего же на «Пеликане», а не на «Августейшей династии»? Или не под охраной всего воздушного флота?
– Не знаю, – честно признался Смородин. Этот вопрос смущал также и его самого. – Возможно, чтобы не привлекать внимание? Так ты со мной?
Сложив молитвенно руки, Стефан смиренно прошептал:
– Господи, если ты есть, спаси мою душу, если она у меня есть. Я с тобой, флагман Михай.
– А ты, Васил?
Смородину нравился этот молчун Васил Боянов, по возрасту почти мальчишка, но с по-стариковски рассудительным и сосредоточенным лицом. Он видел его в бою, видел и вне боя. И всегда это была сама невозмутимость.
«Его бы задницей гвозди гнуть!» – заметил как-то Стефан.
И Миша полностью был с ним согласен.
– А я что, – пожал плечами Васил. – За наследника точно медаль на лацкан приколют, а может даже земельки в придачу дадут. Я не против. Я с вами.
– Я на тебя рассчитывал, – кивнул Смородин. – И на тебя, Стефан. С вами мы поднимемся даже на «Пеликане». Отправляемся на рассвете. Так что сон отменяется. Готовьте всё необходимое. Стефан, ты за харчами в столовую заглянуть не забудь. Да и вообще, собери, что там полагается. Путь у нас неблизкий.
Но увидев, как Стефан, не дослушав его, уже устремился на горящий огонёк кухни, понял, что сказал это совершенно зря. С его проверенным товарищем голодать им когда-нибудь вряд ли придётся.
Когда тьма только лишь наметила отступление перед рассветом и сквозь тучи ещё сверкали звёзды, но белые вершины гор уже вспыхнули под первым лучом солнца, у дороги, ведущей на поле дирижаблей, столпилась группа людей в чёрных цилиндрах и кожаных перчатках, оберегающих от горячих брызг магния. Споря друг с другом за лучшее место, они толкались, расставляя треноги с фотоаппаратами поближе к шлагбауму. Дальше их не пускали.
– Господа! – попытался обратить на себя внимание один из них. – Я представляю «Имперский вестник»! Расступитесь, господа, нашу газету наверняка прочитает сам владыка! Он должен видеть лучшую фотографию великого князя!
Но его крик потонул в нарастающем недовольном ропоте.
– Господа! Газета газет «Имперский вестник»! – сделал он последнюю попытку отстоять локтями место под солнцем.
Внезапно толпа качнулась, и тренога с фотоаппаратом газеты газет рухнула в грязь.
– Едут, едут!
Впереди, с шашками наголо, тремя колоннами ехали днепровские казаки в синих мохнатых папахах. Их мощные, специально выведенные для таранных ударов лошади, легко раздвигали в стороны любопытных газетчиков. За казаками показались личные гвардейцы владыки Сигизмунда. С примкнутыми штыками они двигались стеной позади раскачивающейся на ухабах кареты. Российский орёл с булавой в одной лапе и щитом в другой, разместившийся на покатой крыше с золотыми кистями, не оставлял сомнений, кто находится внутри.
– Расступись! – выкрикнул ехавший впереди сотник и недвусмысленно занёс над головой нагайку.
– Покажите нам Александра! – не сдавались газетчики, неохотно уступая дорогу.
– Да, да, Александра! Будущего российского императора!
Неожиданно карета остановилась. Распахнулась дверь и, выглянув по пояс, в ответ на вспыхнувший десяток софитов помахал рукой граф Горчаков.
– Господа, не нужно шумихи! Наследник Александр рядом со мной, и сейчас вы его увидите, как только перезарядите магний в ваших фотоаппаратах!
– Почему великий князь Александр покидает Дакию?!
– Он торопится на коронацию! Увы, Россия не может долго обходиться без императора. И для того, чтобы это быстрее произошло, его высочество отправится домой на дирижабле. – Граф небрежным жестом указал на перемещённый к началу поля «Пеликан». – Благо, прогресс нам даёт такую возможность!
– Ваше сиятельство, газета «Имперский вестник»! Вы отправитесь вместе с наследником?
– Нет, господа! Я предпочитаю путешествовать в карете. Скажу честно, – рассмеялся граф, – дирижаблей я откровенно побаиваюсь. А его высочество от них в восторге. Так что здесь наши пути расходятся. Мы считаем, что ничего страшного в этом нет. Дакия всегда была самым безопасным княжеством для наших будущих императоров. А сейчас приготовьтесь лицезреть наследника российской короны Великого князя Александра!
Александр появился на подножке кареты рядом с графом. Выглянув из-за его плеча, он царственно улыбнулся и поднял над головой сцепленные в рукопожатии руки.
– Я всегда буду помнить нашу с вами Дакию! – выкрикнул он, покосившись по сторонам.
Горчаков, будто нехотя, закрывал его собой и, дождавшись, когда отсверкают вспышки, торопливо подтолкнул наследника внутрь и захлопнул дверь. Больше всего граф опасался внезапного выстрела со стороны леса или даже из строя гвардейцев. Не спавший ночь и раздираемый сомнениями Горчаков теперь не доверял никому.
– Ваше высочество! – Неожиданно граф схватил Александра за руки. – Ваше высочество, прошу, выслушайте меня! – Горчаков выглянул сквозь тёмное стекло на поплывшие мимо лица газетчиков и возбуждённо зашептал: – Внезапная мысль озарила меня, будто молния провидения. Возможно, это вам покажется абсурдом, но вы не должны ехать со мной!
– Что?
– Отправляйтесь на этом дирижабле! Я знаю, вы сможете! Вы любите небо и небо не даст вам пропасть! Вы аэронавт от бога, и несмотря на вашу молодость, знаете о дирижаблях гораздо больше других. Это шанс, который мы не должны упустить. Мы их всех обманем. Это финт в финте, как сказал бы генерал Юлиус! Возможно по пути вам будут противостоять венгры, а то и германцы. Но вы будете знать их в лицо. И это меньшее из двух зол. Потому что, отправившись вместе со мной, вы подвергнетесь куда большему риску, опасности со стороны наших внутренних недругов. А они куда страшней.
– Но…
– Доверьтесь мне, ваше высочество! Я отдаю отчёт тому, что говорю. Никто не узнает о нашей подмене. На вас уже наверняка идёт охота, но охотников я уведу за собой!
– Андрей Гаврилович, а как же вы?
– Обо мне не беспокойтесь, ваше высочество! Все ваши помыслы должны быть лишь о российской короне. Здесь не доверяйте никому, пока не окажетесь под защитой вице-адмирала Свиридова. Степан Ильич предан вам, и только на борту его броненосцев вы окажетесь в полной безопасности.
Неожиданно в дверь постучали. Свесившись с лошади, князь Станислав заглянул внутрь кареты окинув внимательным взглядом наследника и его двойника.
– Приехали, граф! Дальше всё как и договаривались?
– Всё так, аншеф! Подгоните карету вплотную к дирижаблю. Никто не должен заметить подмену. И разверните гвардейцев спинами – дабы не видели поднимающегося на борт двойника.
– Закройте ему лицо.
– Непременно, аншеф. А вы отгоните подальше газетчиков.
– Не волнуйтесь, граф! – ухмыльнулся князь Станислав и, дав коню шенкелем, развернулся обратно к шлагбауму.
Горчаков посмотрел ему вслед и, вспомнив глаза тайного инквизитора, показавшиеся ему волчьими колючками, вдруг ощутил невероятное облегчение – он принял верное решение!
Смородин проводил взглядом поднявшегося по трапу в гондолу подростка и уже собрался взобраться сам, как вдруг почувствовал на руке крепкую хватку.
– Остановитесь, флагман!
Миша обернулся и посмотрел на впившиеся в его запястье пальцы.
– Вы кто?
– Граф Горчаков! Тайный советник российского императора по особым поручениям.
– Ну и ну, даже такие есть? Если уж по особым поручениям… – хмыкнул Смородин, пытаясь освободить руку, но Горчаков сжал пальцы ещё крепче. – Вы что-то мне хотели сказать?
– Вы дворянин? – неожиданно спросил граф.
– Не уверен, – усмехнулся Миша.
Показалось, что его ответ смутил Горчакова.
– Но вам наверняка известно, что такое честь, и что такое клятва?
– Вы слишком долго изъясняетесь, граф. У меня мало времени.
– Хорошо, я буду краток. Я хочу, чтобы вы дали мне клятву, что не бросите наследника Александра, что бы ни угрожало вам или вашей команде. Поклянитесь мне самым дорогим, что у вас есть!
– К чему этот пафос, граф? Давайте так. Я пообещаю вам, что сделаю всё, чтобы выполнить поставленную передо мной задачу. А именно – доставить вашего мальчишку к вашим кораблям. Такое обещание вас устроит?
– Он не мальчишка! Он великий князь и будущий император российского престола!
– Мне всё равно. Я доставлю его к морю, а остальное меня не касается.
– Дайте слово, что так и сделаете!
– Слово офицера.
– Слово офицера? – Граф удивлённо взглянул на пустые плечи Смородина.
– Других, уж извините, у меня нет.
Горчаков задумался, затем отпустив Мишину руку, произнёс:
– Я вам верю, флагман. Верьте и вы мне. Не жалейте ради его жизни ни своей, ни чужих. Она гораздо дороже всех остальных вместе взятых.
Граф нервно оглянулся на направившегося к ним тайного инквизитора, и торопливо закончил:
– Добрый вам путь, флагман, и да спасёт вас Иезус! Помните, что я вам сказал, и не забывайте вашу клятву! – Граф натянуто улыбнулся остановившемуся рядом князю. – Дело сделано, аншеф Станислав! Двойник уже на борту. Теперь передайте гвардейцам, что мы с наследником срочно отправляемся в дорогу. К обеду необходимо проехать перевал за Струмой!
– Проедете, граф! – ухмыльнулся князь. – Непременно проедете.
