Глава 17
Призраки

Рана выглядела паршиво. Паршивее некуда. Неровные края уже начали темнеть – верный признак заражения, и заражения серьезного, а лихорадка, сотрясавшая худое тело Алекса, лишь подтверждала неутешительный диагноз. Парень сгорал, и спасти его могли бы только серьезные антибиотики и не менее серьезные специалисты. Антибиотиков у Барса не было, а единственного специалиста он собственноручно похоронил часа полтора назад.

На то, чтобы подготовить могилу, у Барса ушла вся ночь и большая часть утра – большая лопата осталась в «буханке» на границе, а саперной много не накопаешь, да еще и с этими чертовыми камнями. Возможно, был и другой способ позаботиться о том, чтобы до тела Королева не добрались мутанты, но Барс попросту не мог ни спать, ни просто сидеть в карауле. Только стирая ладони в кровь неудобной короткой рукоятью, он хоть как-то отгораживал себя от пустоты, которая беспощадно выгрызала его изнутри. Барс продолжал идти, пока рядом шли другие. За свою жизнь он не боялся – в каком-то смысле она уже закончилась, когда трибунал на «Владимирской» вынес свой приговор. Но тех, кто поверил ему, тех, кто ступил на зараженную поверхность, следуя за ним, Барс подвести права не имел. Не имел – и все равно подвел. Они все останутся здесь, в холодной северной земле, а он пойдет дальше.

Пойдет? Пока что Барсу больше всего хотелось сесть и закрыть глаза. Пожалуй, не начни Алекс стонать во сне, он бы так и поступил. Но парню нужна была помощь, и Барс собирался сделать все, что от него зависело – пусть даже это мало что могло изменить. Поменять повязку, напоить водой, заставить проглотить последнюю таблетку из упаковки с давным-давно выцветшим названием. Алекс безропотно перенес все необходимые процедуры – то ли терпел, то ли вовсе не пришел в сознание, пока Барс заматывал его свежим бинтом. Но когда таблетка начала действовать, Алекс открыл глаза и слабым голосом попросил воды.

– Я умру? – спросил он, едва оторвавшись от горлышка почти опустевшей фляги.

Вот так, просто, два слова – и ничего больше. Похоже, ни состояние девочки, ни отсутствие Королева его больше не волновали. Я умру. Барс не был уверен, что Алекс действительно спрашивал. Возможно, он просто сообщал это как нечто само собой разумеющееся.

– Скорее всего – да, – глухо отозвался Барс. Нужные слова ободрения застряли в горле – Алексу нужна была правда. Он ее заслужил. – Таблетки почти не помогают, заражение распространяется. Тебе мог бы помочь только профессиональный хирург, но его, как видишь, здесь нет.

– Спасибо, – Алекс кивнул и слабо улыбнулся. – Спасибо, что не врешь. Я и так знаю. А где Королев?

– Погиб, – коротко ответил Барс. – Думаю, подробности тебе не нужны.

– Я слышал шум ночью. Кажется, вы стреляли, – Алекс сделал паузу – сил у него не хватало уже даже на то, чтобы говорить. – А я не смог подняться, чтобы помочь вам. Пользы от меня никакой. Вот скажи – зачем ты вообще нас с собой забрал? Зачем тогда не отдал Варгу?

– Не знаю, – Барс опустил голову. – Так было надо.

Он сам уже не раз задавал себе этот вопрос. Зачем? Зачем отряду нужна девочка-мутант и худосочный пацан? Ответа не было – да и не могло быть. Глупое, неразумное решение, которое в конечном итоге стоило жизни всем, кто доверился Барсу. Но почему-то за него не было ни стыдно, ни мучительно больно, как будто выбора-то на самом деле Барсу никто и не давал.

Так было надо.

Дурацкое, бессмысленное объяснение, но другого Алексу Барс предложить не мог, и того, похоже, это вполне устраивало. Так надо – просто и понятно, особенно если не задавать себе вопросов, что же такое на самом деле «так» и кому оно все-таки «надо».

– Хорошо, – Алекс снова кивнул. – Значит, теперь остались только ты и девочка. Ты сможешь ее защитить?

– Я постараюсь, – пообещал Барс. – Делать мне все равно, в общем, больше нечего. Разве что сидеть и ждать, пока эта хренова зверюга вернется и выпустит мне кишки.

Какое-то время Алекс не издавал ни звука, и Барсу показалось, что он снова отключился, но через пару минут пацан снова что-то забормотал.

– Барс, – попросил он. – Ты можешь положить меня рядом с девочкой? Я сейчас горячий, а ей, наверное, холодно. Сделаешь? Я сам не смогу…

– Конечно, – тихо ответил Барс. – Конечно, сделаю.

Тьма подступала со всех сторон. Наваливалась, вжимая Алекса в холодную землю своей немыслимой тяжестью. Горячая, вязкая и густая, как кисель, черная и страшная. Если бы не девочка, чей бок Алекс пока еще ощущал рядом со своим, он бы, наверное, уже утонул, растворился в этой темноте, полностью утратив себя. Барс оставался где-то рядом, но все же бесконечно далеко, за чертой, которую ему еще слишком равно было переступать. Его Алекс уже почти не чувствовал. Темнота беспощадно отсекала все ненужное ей, оставляя только самого Алекса – больного, изломанного и утратившего последние силы. В голове что-то бухало – громко, так, что уши закладывало. Алекс не сразу понял, что слышит шаги.

Странно, ведь у Зверя должны быть мягкие лапы – он мог бы ступать почти неслышно, но на этот раз о его приближении Алекс узнал заранее. Темнота расступилась, и показалась огромная клыкастая морда. Красные глаза без зрачков слепо полыхали недобрым пламенем, а железные зубы жадно щелкали, пытаясь достать Алекса. Зверь выглядел точно так же, как его уродливая копия, стоявшая в Замке – только больше и злее. И он двигался, медленно протискиваясь из пустоты туда, где находились Алекс с девочкой. За головой появились плечи, сделанные из каких-то железок, за ними лапы с когтями из кусков арматуры, потом тело, скорее напоминавшее бесформенную кучу мусора. Зверь громыхал на ходу, с каждым шагом роняя вниз куски металла и камня.

Алекс знал, что Зверь пришел не за ним. Если понадобится, тварь с легкостью разорвет его надвое, втопчет в ничто гигантскими железными лапами – но только если он, Алекс, встанет у Зверя на пути. А встать придется, иначе все напрасно. Зверь заберет девочку, и все закончится – раз и навсегда.

Но как же мало сил! Алекс застонал и приподнялся на локтях – вернее, попытался приподняться – на самом деле он едва двинулся. С приближением Зверя руки и ноги будто бы наливались свинцом. Все, что Алексу оставалось – смотреть, как угловатая туша подходит все ближе. Вот Зверь уже склонился над ними, словно выбирая – кого же сожрать первым. Алекс почувствовал, как его лицо лизнули языки пламени, изрыгаемые внутренностями твари.

– Забери меня, – прошептал он. – Забери и уходи. Оставь ее!

И, словно услышав мольбу Алекса, Зверь рванулся вперед и вонзил железные клыки ему в грудь. Вспышка боли оказалась совсем короткой, а потом внутри что-то лопнуло, оборвалось, и Алекс почувствовал, что его уносит куда-то, мягко покачивая – словно на волнах. И одна лишь только мысль удерживала Алекса на плаву.

Девочка!

Что с ней будет? Зверю не хватит одной жизни – он все равно заберет то, за чем пришел, но Алекс оказался слишком слаб, слишком вымотан, чтобы его остановить.

– Помогите, – из последних сил шептал Алекс. – Хоть кто-нибудь… не оставляйте…

И помощь пришла. Тьму будто рассекло надвое полыхающим мечом, и сквозь образовавшийся разрез прямо навстречу Зверю шагнул кто-то. У него не было ни тела, ни лица – вернее, Алекс попросту не смог их разглядеть. Таинственный спаситель излучал столько света, что на него было больно смотреть. Он шел, наступая на Зверя, а тот ревел, щелкал зубами, но все равно пятился, теряя куски своей каменно-металлической плоти. Сияющий защитник не нуждался в оружии – он даже рук не поднимал, загоняя Зверя обратно в пустоту, из которой он вылез. Через несколько мгновений все закончилось. Мусорное чудовище рассыпалось в прах, не оставив после себя ни осколка камня, ни ржавой железки. Но и тот, кто закрыл собой девочку, ушел, закончив свое дело. Просто растворился в темноте, успев лишь напоследок повернуть к Алексу лицо. Глаза у него почему-то оказались совсем человеческими – серыми, внимательными, строгими и безумно усталыми. Не от схватки со Зверем, а вообще – от всего. Светлый ореол, окружающий загадочного спасителя, растаял, открывая лицо. Еще немного, и Алекс бы узнал его…

Но не успел. Темнота нахлынула снова, но на этот раз показалась совсем не страшной. Она расступилась, бережно принимая измученного Алекса в свои объятия. Он опять плыл куда-то, но больше не пытался бороться с течением. Девочка была в безопасности – а значит, ничто уже не держало Алекса в израненном и сожженном лихорадкой теле. Ему на смену пришел другой защитник – более сильный, более опытный. Он справится, обязательно справится, а Алекс может, наконец, отдохнуть. В том месте, куда несла его темная река, времени на это будет предостаточно, а пройти осталось не так уж много – Алекс уже слышал вдалеке знакомый голос, зовущий его туда, где темнота раз и навсегда заканчивалась. Туда, где оставался лишь свет – ни боли, ни страху, ни потерям там места не было.

– Я иду, папа, – тихо прошептал Алекс. – Подожди немножко. Я иду.

Барсу так и не хватило духу разделить их. Алекс перестал дышать почти полтора-два часа назад, но его коченеющие руки все еще обнимали спальник, в котором девочка, если верить словам Королева, превращалась во что-то новое, неизведанное. Будет ли она человеком – хотя бы частично? Вспомнит ли она Барса? От одной мысли, что он остался совсем один, что-то внутри рвалось, не оставляя ни единого кирпичика от того, кем он себя всегда считал. Хотелось выть, царапая обломанными ногтями холодную землю. Собственно, а почему нет? Чего ради сдерживаться? Кому теперь может понадобиться мудрый и спокойный командир, который всегда знает, что надо делать? Только вот ерунда все это, чушь собачья. Ни хрена он не знал и не знает – ни раньше, ни, тем более, теперь. Сумасшедший поход через земли, на которых хозяйничала смерть – без плана, без нормальной карты, без всего. Разве это могло закончиться как-то по-другому?!

Барс опустился на колени, а потом и вовсе повалился ничком на землю, закрыв лицо ладонями.

– Ну, и долго ты так лежать будешь?

Первое, что Барс увидел, оторвав голову от земли, были «берцы». Новые, аккуратно зашнурованные и начищенные «так, чтобы вакса капала», как любил говорить Петрович – завсклада с родной «Владимирской», старый армейский прапорщик. Один из тех людей, в чью жизнь даже Катастрофа не принесла почти ничего нового. Петрович сменил просторное армейское хранилище на небольшое помещение в переходе на «Достоевскую» и привычный «Союз Аполлон» на «Приму», коей на станции каким-то образом оказалось в избытке. Но в остальном остался тем же, кем был раньше – ворчливым, но добродушным стариканом, всякий раз норовящим подсунуть ношеное снаряжение вместо нового, а новое сохранить «на черный день». Будто бы могли быть дни чернее тех, когда Барсу приходилось забирать со склада оружие или одежду, чтобы снарядить новобранцев заместо тех, кто навсегда остался в далеких туннелях или на поверхности… И все же Петрович неизменно сдавался – плевался, скалился в прокуренные усы, бормотал что-то себе под нос, но неизменно выдавал все, что требовалось – под роспись, без этого никак.

Барс сам не понимал, почему он прокручивает в голове воспоминания о бесконечных боданиях с прижимистым заведующим складом. Наверное, для того, чтобы упорно пытаться не замечать Расула, с цветущим видом стоявшего прямо здесь в тех самых начищенных до блеска «берцах».

Форма на нем тоже была новехонькая – совсем не выцветшая, не потертая, ни единой дырочки или следов штопки, да еще и подобранная по размеру так, что сидела она чуть ли не как перчатка – ничего не натянуто, ничего не висит, не болтается. Поверх камуфляжной куртки Расул надел разгрузочный жилет со встроенными бронепластинами – разумеется, тоже новый, будто только что со склада. Даже вместо своей обычной «ксюхи» Расул вооружился довольно-таки редкой «сточетверкой», сохранившей в паре мест следы еще заводской смазки. А уж где он раздобыл навороченное тактическое цевье с рукояткой и фонариком, Барс мог только гадать. На «Владимирской» таких отродясь не водилось, а если бы и водились, Петрович бы скорее удавился, чем отдал такое сокровище кому-то кроме самого Барса и еще пары человек.

– Ты вставать-то собираешься? – поинтересовался Расул, подходя чуть ближе. – Ты посмотри, на кого похож стал. Тьфу.

Расул демонстративно сплюнул куда-то в сторону, но его гладко выбритое лицо совсем не выражало злобы. Скорее наоборот – светилось абсолютно не соответствующим его словам дружелюбием.

– Я что, умер? – Барс криво ухмыльнулся. – Какого?..

– Понятия не имею, – Расул оборвал его на полуслове. – В общем-то, это тебе решать, умер ты, или нет. Как ты сам думаешь?

– Мне решать… – тупо повторил Барс, рукавом вытирая опухшие глаза. – А хрен его знает. Я сильно сомневаюсь, что ты мог бы вот так стоять здесь, будь я в здравом уме. Разоделся, блин, как на парад.

– Я-то разоделся, да, – согласился Расул. – Только ты на себя-то посмотри, еще раз тебе говорю. Вот кто ты такой?

– Я – это я, – Барс уселся поудобнее, подтянув ноги к груди.

– Головка… от часов «Заря»! – рявкнул Расул. – Разнюнился тут, как баба, смотреть тошно! Грязный, заросший, как бирюк, оружие разбросал… Ты сталкер, или где?

– Сталкер, – кивнул Барс. – Был когда-то, во всяком случае.

– Сталкер – это в первую очередь боец, – Расул сделал еще шаг вперед и наклонился. – А бывших бойцов не бывает. Это на всю жизнь. Ты ведь сам меня так учил! И что теперь?

– А теперь все, – рассмеялся Барс. – Теперь я в край съехал и разговариваю со своим покойным другом. Был боец, да весь вышел.

– Ни-хре-на, – выговорил Расул, для пущей убедительности останавливаясь на каждом слоге. – Да даже если и съехал – какая разница? Это уважительная причина для того, чтобы не выполнять боевую задачу? Какая у тебя задача?!

– Охранять и защищать.

Барс ответил быстрее, чем успел подумать. Такие вещи вбивали всем, кто носил оружие, с первого дня тренировок. Вот только как было объяснить Расулу, что здесь больше не осталось тех, кого нужно защищать?

– Верно! – Расул довольно оскалился, услышав правильный ответ. – Охранять и защищать! Вот и приступай. Ты не ранен, еда есть, патроны – вроде бы тоже есть. Чего тебе еще надо?

– Как насчет веры в то, что я делаю что-то нужное? – взорвался Барс. – Ты прекрасно помнишь, как оно случилось там, в Питере! Мы шли умирать – я, ты, Костя, Королев, Серый… Умирать за них! За тех, кто потом вышвырнул нас, как мусор. Мы были готовы отдать все, а им это оказалось попросту не нужно! А здесь? Кого здесь надо защищать? С чего ты взял, что эта хренова тварь из кокона не сожрет меня, едва вылупившись?!

– Вот оно что?.. – Расул, с улыбкой выслушавший гневную отповедь Барса, посерьезнел. – Нет, такие вопросы – извини – не ко мне. Попробуй спросить у него.

С этими словами Расул указал рукой куда-то Барсу за спину.

Эдик расположился на корточках у давно погасшего костра. В отличие от сияющего новым обмундированием Расула, выглядел он, мягко говоря, неважно: куртка – та, в которой его и похоронили – вся в свежей крови и к тому же еще и перепачкана землей, на лице – ни кровинки, и только улыбка точно такая же, как и всегда.

– Вот, восстал из мертвых, – Эдик радостно помахал рукой, – чтобы нагнать ужаса на драгоценного сатрапа. Ты уж меня извини за такой нелицеприятный вид.

– Да какая разница, – Барс пожал плечами. – Это ж мое персональное безумие. Тебя ведь здесь на самом деле нет.

– Я очень даже есть, – Вассерман обиженно насупился, но тут же снова улыбнулся до ушей. – Ты же понимаешь, зачем я тут?

Барс кивнул и на всякий случай оглянулся назад на Расула, но того на прежнем месте уже не было.

– Хорошо, – продолжил Эдик. – На самом деле, ничего особо умного я тебе не скажу. Могу только повторить слова джигита: собери волю в кулак и героически превозмогай. Ты можешь, я же знаю. Я ведь очень на тебя рассчитывал все это время – без тебя меня сожрали бы в десяти шагах за гермозатвором.

– Отлично, – Барс глухо усмехнулся. – И куда тебя все это привело?

– Достаточно далеко, если ты не заметил, – Эдик многозначительно поднял вверх окровавленный палец. – И я тебя ни в чем не обвиняю, что характерно. Ты не можешь спасти всех и каждого даже при всем твоем сатрапьем могуществе. Ты вел нас, ты дал нам надежду – должны же мы, в конце концов, делать что-то и сами?

– Вы очень многое сделали, – согласился Барс. – Я даже не заметил, как ты стал настоящим бойцом. И моей заслуги во всем этом нет, ты сам справился.

– Спасибо, – поблагодарил Эдик, склоняя голову. – Я именно об этом: мы все делали то, что могли – просто ты мог чуть больше. Но основная разница между нами сейчас заключается в том, что мы-то сделать уже ничего не можем. А ты – можешь.

– Что я могу? – Барс пожал плечами. – Защищать кокон с девочкой?

– Именно! – с жаром воскликнул Вассерман, наклонившись вперед. – Да хотя бы потому, что она ребенок, и сама себя защитить не может. Знаешь, чего тебе не хватает?

– Чего?

– Веры! – Эдик резко вскочил на ноги. – И я сейчас не про то, что тебе нужно верить в полезность и необходимость того, что ты делаешь – хотя это тоже очень важно. Я про веру вообще, в глобальном смысле. Это все внутри, понимаешь? Не снаружи! – Вассерман принялся ходить туда-сюда, размахивая руками. – Конечно, всегда проще делать что-то потому, что тебе приказывают. Ну, там, суровый сатрап, например… Или, как в твоем случае – чувство долга. Надо идти вперед – и Барсик идет, надо вести за собой – и Барсик ведет. А когда получается, что вести некого, Барсик уже и не знает, что делать!

– И к чему ты все это клонишь? – Барс склонил голову набок. – Пытаешься доказать, что мое существование бесполезно? А то я не знаю.

– Дурак ты, – беззлобно выругался Эдик. – Сатрап, самый настоящий. Дуболом. Но умный, зараза, даже слишком. Все понимаешь, все предвидишь. А на хрена, спрашивается? Неужели нельзя просто жить дальше? Ради девочки, ради тех, кого ты еще встретишь… да ради того, чтобы вкусно пожрать хотя бы. С тебя еще, между прочим, простава, не забыл? Я, конечно, лично поприсутствовать не смогу, но за мое здоровье – изволь.

Барс промолчал. Спорить с покойником бесполезно в любом случае, да и возразить было, в общем, нечего. Оставались за Барсом долги, и немало их оставалось – и какая разница, живы ли те, кому он давал обещания? Но Эдик говорил не о долгах. Скорее о том, что можно обходиться и без них. О том, что всегда можно найти то, ради чего стоит жить. Уж что-что, а жить Эдик умел и любил – почти так же хорошо, как на эту самую жизнь жаловаться. Вкусная еда, втихаря выпитый коньяк, хорошая шутка – все у него шло на пользу, и Барс иногда даже завидовал Вассерману, умевшему вот так – без долга, без призвания, без тех, кому ты нужен. Просто жить, и все.

– Эх-х-х, – тяжело выдохнул Эдик. – Понял ты хоть что-нибудь? Ладно, можешь не отвечать. Вижу – не убедил. Вам, сатрапам, глобальную цель подавай, вы по-другому не можете. Спасать родную станцию, а лучше – все человечество, рисковать жизнью, – Вассерман рассмеялся. – А уж героически сломать себе шею – и вовсе счастье. Нет бы сидеть себе под землей да радоваться, что грибы хорошо уродились… А, ладно, отвлекся я что-то. Не о том речь.

– А о чем? – поинтересовался Барс.

– О том, дурилка ты картонная, – назидательно ответил Эдик, – что надо жить дальше, а не раскисать. Вот только ты от меня развернутых ответов не жди, я человек простой, институтов не кончал. Есть тот, кто получше меня объяснит. Но ты его особо не задерживай. Им там, – Эдик поднял палец, указывая на серое небо, – видать, тоже умники нужны.

– Понял, – медленно проговорил Барс. – Ну… давай прощаться, что ли.

– Пока-пока, – Эдик помахал рукой. – Только ты спиной ко мне сядь, а то возноситься при свидетелях – дурной тон.

Зараза все-таки этот Вассерман. Даже после смерти дурачится. Барс улыбнулся и повернулся назад, уже зная, кого там увидит.

И Расул, и Эдик появились эффектно, но Королев переплюнул всех. Барс даже не сразу узнал его в молодом худощавом мужчине с бородкой и чуть вьющимися волосами. Так Королев выглядел в тот день, когда они впервые повстречались на эскалаторе станции «Владимирская» – даже одежда на нем была та же самая. Оказывается, Барс и это помнил: темные джинсы, кроссовки и красно-серая куртка спортивного покроя. Королев был похож на кого угодно – но только не на талантливого инженера, одного из лучших молодых специалистов Питера в области микроэлектроники. Барс всегда представлял технарей совсем другими – серьезными дядьками в очках и костюмах, склонившимися над неизменными компьютерами, планшетами или чертежами схем. Он бы скорее принял Королева за преподавателя истории, музыканта или даже художника. Впрочем, тот в каком-то смысле был и первым, и вторым, и третьим. Барс не знал ни одной области человеческого знания, о которой Королев не имел хотя бы общего представления. А уж в науках – как точных, так и гуманитарных, он разбирался немногим хуже, чем в своей основной специализации.

– Я решил, что тебе будет проще так, – Королев развел руками. – В смысле – разговаривать с ровесником. Сейчас мне столько же лет, сколько тебе.

Барс подумал, что такой Королев выглядит куда младше его самого: в темных волосах ни единого седого, карие глаза – мудрые, спокойные, но все-таки с какой-то веселой искоркой, белозубая улыбка. Если бы не бородка и крохотные морщинки в уголках глаз, ему можно было бы дать лет двадцать пять – двадцать семь, не больше.

– Здорово выглядишь, – Барс встал, чтобы поприветствовать товарища. – Знаешь, может, это уже совсем клиника, но я рад. Тебе – больше всех.

– Это лишнее, – Королев убрал руки за спину и кивнул, указывая на протянутую ладонь Барса. – Не забывай, я все-таки здесь, так сказать, не во плоти.

– Ага, – Барс вздохнул и отступил на шаг назад. – Такие правила? Призракам нельзя касаться живых?

– Кто тебе такую ерунду сказал? – рассмеялся Королев. – Ты ведь понимаешь, что на самом деле меня здесь вообще нет? Соответственно, прикоснуться ко мне в принципе невозможно, хоть я и не призрак. Тактильные галлюцинации – это уже слишком. Даже для тебя.

– Значит, ты не призрак, – задумчиво проговорил Барс, – а галлюцинация. Так?

– Не уверен. Думаю, тут все сложнее. В конце концов, обычные глюки – удел обычных людей. А твоя черепушка, – Королев демонстративно постучал себя пальцем по виску, – устроена куда интереснее. Я осмелюсь предположить, что по тем или иным причинам ты сейчас находишься в состоянии некого транса, в котором твой разум перерывает терабайты почти забытой информации и анализирует факты. И по тем или иным причинам ты воспринимаешь все это как появление… ну, скажем так, призраков.

– Погоди-погоди, – Барс недовольно помотал головой. – Тактильные галлюцинации, терабайты… я даже слов таких не знаю! Если все это происходит только у меня в голове, значит, ты по определению не можешь сказать ничего из того, что я не знал бы сам. Так?

– Разумеется, – Королев кивнул. – А это, в свою очередь, значит только то, что на тренировках из тебя выбили не все, чему я учил. Молодец.

– То есть, – Барс обхватил голову руками, – я на самом деле уже знаю все, что ты скажешь?

– До единого слова, – улыбнулся Королев. – Ты умный парень. Только не расстраивай меня вопросами в духе «а на хрена тогда это все нужно?»

– Честно – я именно это бы и спросил, – рассмеялся Барс. – Но, по-видимому, ответить я должен сам себе… Расул. Расул пришел для того, чтобы напомнить мне о том, кто я такой. О том, что я должен делать. Так?

– Это твои слова, – Королев пожал плечами. – И мысли тоже твои. Я-то что угодно подтвердить могу, мне не сложно. Легче станет?

– Ладно, – отмахнулся Барс. – Потом Эдик. Он рассказал о моих долгах. Я обещал ему защитить девочку. И тебе – тоже. Ну, когда ты…

– Да понял, понял, – улыбнулся Королев. – Напоминать не обязательно.

– Эдик говорил что-то о вере, – продолжил Барс. – И о том, чтобы жить дальше.

– На самом деле это одно и то же, – Королев сложил руки на груди. – Без веры жить в принципе невозможно. Другой вопрос, что вера у каждого своя. Расул верил в свой долг воина. Охранять и защищать. Ты же помнишь, как он поначалу относился к Алексу с девчонкой. Они были чужие, мы – свои. Он защищал нас. Но когда они тоже стали своими – а точнее, когда ты их признал, – он начал защищать и их тоже. Как видишь, совсем несложно.

– Эдик?..

– Эдик раздолбай, – Королев рассмеялся. – Но, в каком-то смысле, он поумнее нас всех. Ему действительно не нужна глобальная, важная и однозначно благая идея для того, что жить. Вассерману вполне хватает соленых сухарей, коньяка и ночевки в теплом месте. Он верит в то, что все обязательно будет хорошо – просто и без изысков. Если из гусеницы получается бабочка, значит, и из нашей девочки, – Королев махнул рукой в сторону кокона, – получится нечто прекрасное. Думаю, он бы так и сказал.

– А Костя? – Барс даже огляделся по сторонам, но больше никого не увидел. – Расул погиб первым, потом – Эдик… И вот теперь здесь ты, и…

– Я не знаю, почему его нет. – Королев пожал плечами. – В конце концов, это все происходит только у тебя в голове. Наверное, так надо. Да и что бы он мог тебе сказать?

– Да уж, болтать он точно не мастер, – невесело усмехнулся Барс. – Не то, что вы с Вассерманом.

– Зато он сделал для нас все, что смог, – Королев склонил голову. – Скорее всего, даже не слишком-то задумываясь – зачем. Как видишь, совершенно не обязательно иметь какой-то там глобальный повод. Иногда все очень просто.

Барс молча кивнул. Мысли, которые озвучивала доселе дремавшая часть его сознания, почему-то облаченная в облик Королева двадцатилетней давности, казались на удивление верными и мудрыми. Его собственные, Барса, мысли. Но самый важный вопрос все еще не был задан.

– А ты? – тихо произнес Барс, глядя Королеву прямо в глаза. – Почему девочка так важна для тебя? У тебя нет долга воина Расула, и оптимизма Вассермана у тебя тоже нет – ты прекрасно понимаешь, что из кокона может вылупиться чудовище, по сравнению с которым Зверь покажется комнатной собачкой. Но все же ты просил меня защитить девочку. Я тебе пообещал – и я не откажусь от своих слов, просто мне очень важно знать – почему? Во что ты веришь?

Королев промолчал. На этот раз сознание отказывалось доставать готовые ответы из сумеречной зоны, как фокусник достает карты из рукава. На этот вопрос Барс должен был ответить сам.

– Наука, – догадался он. – Вот – твоя вера. Наука.

Королев улыбнулся и хотел было что-то сказать…

– Стой, не отвечай, – Барс яростно замотал головой. – Я сам. Девочка не такая, как мы. В Питере тоже были такие… необычные дети. Редко, но все же – пусть даже не настолько необычные. Большинство людей всегда считало их мутантами, уродцами. А ты – нет. Ты находил их прекрасными. Я тогда не понимал, а теперь – понимаю.

– Все ты правильно понимаешь, – Королев удовлетворенно кивнул. – Конечно, девочка может быть опасна – это неизбежный риск, который человечеству рано или поздно придется на себя взять. И все же такие, как она – люди, хоть и с нестандартным набором хромосом. Я наблюдал за девочкой – она сильная, отлично чувствует запахи и видит в темноте. На нее не натянуть респиратор – я, между прочим, пробовал, – но он ей попросту не нужен. Уверен, радиация ей почти не страшна, – Королев на мгновение прервался, но тут же продолжил: – Даже ее жизненный цикл, скорее всего, имеет какой-то особый смысл – и ты его обязательно поймешь, рано или поздно. В общем, девочка приспособлена к жизни на поверхности куда лучше нас с тобой. И будущее именно за ними – за мутантами. И именно поэтому так важно сохранить ее.

– И когда-нибудь ее потомки заселят планету заново, – закончил вместо Королева Барс. – Не уверен, что мне это так уж нравится… Но выбора у меня, похоже, нет, так ведь? Я должен ее спасти – это мой долг, моя функция, моя вера – как скажете, господа призраки. Вот только как? Патронов-то почти не осталось.

– Тебе не нужны патроны.

– То есть? – удивился Барс. – Ты о чем?

– Тебе вообще все разжевать надо, блин? – недовольно проворчал Королев. – Какие патроны? У тебя есть такое оружие, о котором можно только мечтать!