Книга: Рояль под елкой
Назад: Глава 23
На главную: Предисловие

Глава 24

Она ехала по новогоднему праздничному городу — сверкали гирлянды, гремели фейерверки. У Леры это почему-то вызывало раздражение. Она чувствовала себя чужой среди праздника.
Какие-то люди голосовали (понятное дело, в новогоднюю ночь — всегда проблемы с транспортом), она проезжала мимо. Некогда, надо успеть в аэропорт.
Огни, дворцы, мосты…
И вдруг посреди проспекта какой-то придурок прет, как танк, на красный свет.
Идиот, кретин, а чтоб тебя — вжах по тормозам! Машину занесло.
— Урод! — крикнула Лера, открыв дверцу.
Он подошел к машине и виновато сказал:
— Извини.
— И это все? — возмутилась Лера.
Конечно, она испугалась не на шутку. Кстати, «урод» при ближайшем рассмотрении оказался довольно симпатичным.
— Куда прешь? — все еще продолжала злиться Лера.
Ответ поразил ее своей искренностью и обреченностью.
— Не знаю.
— Пьяный, что ли?
Он махнул рукой и рассмеялся:
— Какое там! Ни в одном глазу.
Лера растерялась: странный какой-то. И печальный.
— На дорогу смотреть надо! Ты ворон ловишь, а мне потом за тебя в тюрьме сидеть!
Но сказано это было уже без злости, миролюбиво.
— Извини, — еще раз повторил незнакомец, — просто так хреново на душе, что вообще ни до чего.
— Бывает, — кивнула с пониманием Лера. — А как же праздник, снегурочки и веселье?
Он развел руками:
— Выходит, что не для меня. Подкинешь до Петроградки?
— Нет. Извини, мне надо в аэропорт.
— Ну ладно, — кивнул он. — С Новым годом!
— С Новым годом!
Она поехала вперед, он зашагал по проспекту в противоположном направлении.
Разошлись? Нет, так не будет! Все-таки Новый год. Да и вернуться недолго, Лера отъехала всего метров двести.
— Эй! Давай залезай, подвезу!
— Тебя как зовут?
— Олег!
— Разве правильно, Олег, в Новый год быть одному?
Он усмехнулся (красивая улыбка, отметила Лера):
— А ты сама?
— Так сложились обстоятельства.
— Вот и у меня они так сложились.
Когда проезжали мимо Троицкого моста, он предложил остановиться, выйти покурить. Неожиданно для себя Лера согласилась.
…Шпиль Петропавловки, снежное молчание Невы… Только теперь Лера была не одна.
— Знаешь, я сегодня третий раз оказываюсь на этом месте, заколдованное оно, что ли?
Олег кивнул.
— Я сегодня здесь тоже страдал.
Лера внимательно посмотрела на Олега. Печальный и надломленный, как демон на картине. Поинтересовалась, что же такое должно было случиться, чтобы в новогоднюю ночь человек вместо того, чтобы храпеть под елкой, приятно подкрепившись закусками, шляется по городу в одиночестве, не соблюдая правил дорожного движения.
Олег усмехнулся (обаятельный, в очередной раз отметила Лера).
— То и случилось. Встретил сегодня бывшую любовь.
— Ну и как?
— Да никак! Чужие люди. У нее своя жизнь, у меня тоже. Странно, когда мы были вместе, она говорила, что любит меня и готова ради меня на все, повторяла, что если разлюблю ее, порежет вены. А потом собралась и ушла. Наверное, надоела голодная жизнь.
Лера посмотрела на Олега: а ради такого можно и вены резать.
— А ты ее любил?
Ответа не последовало.
— А я не верю в любовь! — серьезно заявила Лера.
— Бывает, — рассмеялся Олег. — Ты поэтому в новогоднюю ночь оказалась одна?
— Может, и поэтому. Кстати, у меня тоже проблемы.
Лера осеклась. Говорить о проблемах не хотелось, да и вообще они начали тускнеть, скукоживаться, во всяком случае, казаться не такими серьезными.
— А куда ты сейчас?
Олег пожал плечами:
— Ввиду отсутствия иных вариантов — домой. В мерзость запустения своей холостяцкой квартиры.
— Значит, ты свободен? — спросила Лера и сама над собой рассмеялась, настолько глупо прозвучал вопрос.
Но Олег серьезно ответил:
— Абсолютно. Ни долговых, ни супружеских, ни прочих обязательств. Считай, я полностью к твоим услугам.
Лера почему-то смутилась.
— Кстати, хочешь выпить? У меня в машине коньяк.
…Они расположились на заднем сиденье. Включили музыку, достали коньяк.
— Ну, за Новый год? Тем более что он уже как тридцать минут наступил!
Сначала из бутылки отхлебнула Лера, потом Олег. От коньяка стало горячо-горячо. Лера повторила отстраненно, как бы про себя:
— Придет принц и разбудит…
Олег усмехнулся:
— Ты про меня, что ли? Нет, я не принц. Я скорее дракон. Или Кощей Бессмертный…
Он сжал ее руку, и от этого внутри Леры стало еще горячее.
— Но если ты хочешь, я поцелую и разбужу тебя, как бывает в сказках.
Лера вздохнула. Неужели это и есть обещанная «награда за ожидание»?
Что с ней, откуда такое волнение?
Есть такие парни — их посылают на землю специально для женской погибели. Та рыжая, должно быть, говорила про такого. Вот он, твой омут, Лера. Если хочешь — можешь прыгнуть. Причем уже сразу понятно: потом не вынырнешь.
Кстати, а почему, собственно, она должна подарить свой дар невинности Т.? Почему бы в первый раз не по велению души и тела?
— Слушай, а ты смогла бы мыть посуду в шляпе? — неожиданно спросил Олег.
Лера почему-то не удивилась, повела плечиком:
— Без проблем.
По радио играли романтические мелодии, точно специально создавая для Олега и Леры провокационный фон.
— Ты, кажется, куда-то спешила?
— Уже нет, — улыбнулась она. — А потом, туда я всегда успею.
— Ясно, — кивнул Олег и после паузы задумчиво сказал: — Тоска плюс тоска. А ты знаешь, две тоски, сложившись вместе, вполне могут составить одно счастье.
Лера почувствовала, как в груди что-то екнуло.
— Может, попробуем? Вдруг получится?
Они долго смотрели друг на друга.
От взгляда Олега по ее телу словно пробегали электрические разряды. Лера вдруг вспомнила сцену из любимого фильма. Путешественники попадают в плен к дикарям. Он и она: молоды, красивы, влюблены. Дикари хотят их убить и перед смертью привязывают парочку к деревьям. Юная героиня говорит своему возлюбленному, что не хочет умереть, не познав его любви: «Я хочу, чтобы ты сделал меня женщиной!» Далее следует безумно красивая сцена: мужчина, руки которого связаны, взглядом сделал все, о чем его просила возлюбленная. Как он смотрел на нее!
Так вот, Олег сейчас глазами мог… Оля-ля! Куда их заведут эти опасные игры? Они уже балансируют на грани!
Лера и Олег долго, до одурения целовались.
Куда нас вообще несет, в какой-то момент подумала Лера, но мысль тут же растаяла, как снежинка на автомобильном стекле. Подступила горячая волна желания и страсти, в которой вполне можно было утонуть и забыть обо всем на свете.
Хорошо, что в Лериной машине были тонированные стекла, — то, что произошло новогодней ночью на заднем сиденье, осталось скрыто от глаз случайных прохожих.
А что именно случилось? Ровно то, что должно было.
…Лера смотрела в окно на город, притихшая и счастливая. Теперь она знала, сколько в ней страсти и нежности.
Олег курил, кажется, он растерялся, поняв, что он ее первый мужчина.
Из магнитолы доносился гимн новогоднему празднику «Нарру New Year!».
Все шампанское выпито.
Фейерверки давно погасли.
И вот мы сидим, я и ты,
Словно потерянные, с тоской глядя друг
на друга.

Вечеринка закончилась,
И наступившее утро кажется таким серым
И далеким от шумного веселья праздника.
Сейчас самое время сказать:
«Счастливого Нового года!»

Лера подпевала. Впрочем, наступающее утро не казалось ей серым, а шумное веселье праздника представлялось куда более убедительным, чем пару часов назад. На душе у нее было светло и спокойно.
— Мы еще встретимся? — спросил Олег.
Лера лишь пожала плечами. Она и в самом деле не знала. Ей надо было многое обдумать, понять и разобраться в себе.
* * *
Кабанов вышел из парадного Тамиры. На душе было так же черно, как во дворе.
Он задержался на крыльце и достал сигареты. Закурить, впрочем, не получилось, потому что он увидел картину, от которой остолбенел и начисто забыл про курево.
К парадному подкатило пять машин. В свете фар возникла Рита в окружении дюжих молодцов.
Она шла прямо к нему, этакая донна Корлеоне с телохранителями.
— С Новым годом, Петя!
Кабанов попятился и на всякий случай промолчал.
— Иди в машину, быстро, — скомандовала Рита. — Я приехала за тобой!
Кабанов не двинулся с места.
— Хуже будет! — честно пообещала Рита.
— А своих упырей зачем взяла? — усмехнулся Петр. — Привыкла все силой решать? Интересно, что мне будет, если я не пойду?
— Иди, я сказала! — крикнула Рита, с удивлением понимая, что еще немного — и сорвется на слезы.
Кабанов хмуро оглядел Ритину группу поддержки. Мда, кабаны знатные, такие если навалятся, мало не покажется. Ишь как смотрят, прямо порвать готовы, особенно этот, в черной шапке.
Парень в черной шапке действительно глядел на Петра, буквально сверля его взглядом. Возможно, если бы Кабанов знал, что зовут парня Федор, а фамилия его Крюков, это что-то бы ему объяснило, но он не знал. И уж тем более откуда ему было знать, что в голове под черной шапкой зреют сейчас мысли, опасные для Кабанова. Потому что когда Крюков понял, зачем любимая женщина в разгар новогодней ночи вызвала бригаду своих парней, сняв их с охраны важных объектов, он почувствовал отчаяние и естественную мужскую злость к сопернику, которая вполне могла трансформироваться в нечто разрушительное, — ревность страшная стихия!
Федор в этот момент испытывал ревность дикую, как зубная боль. Да, все ясно, без вариантов: Рита любит мужа, иначе с чего бы она помчалась среди ночи, как подорванная?
Хотя что с того, что она любит Кабанова? Ведь он, Федор, ее тоже любит! Почему он должен уступать?
На миг в голове у Крюкова мелькнула шальная мысль — выхватить пистолет и сказать Кабанову, чтобы мотал от этой женщины куда подальше, а если вернется — он из него решето сделает. А потом силой увезти Риту куда-нибудь и прожить с ней всю жизнь. Может, рискнуть?
…Как тут не вспомнить Митрича с его «у судьбы на перепутье»?! Вот и бедный Федор застрял: направо, налево, куда идти-то? В общем, ничего у Крюкова не получилось, черт его знает, почему, генетика, что ли, не та? Только втянул Федя голову в плечи, промолчал и упустил любимую.
А Кабанов в это время решал, что делать, как быть и, главное, с кем.
Да и перед Ритой стоял вопрос: либо уж отпустить Кабанова на все четыре стороны, либо бороться за собственное счастье. Вот только надо еще определить, в чем оно? Может, это Крюков? Стоит рядом, сопит преданно, ждет ее решения…
…Решение Рита приняла быстро, как настоящий самурай, на семь вдохов. Не нужно ей никаких кульбитов и разворотов на сто восемьдесят градусов. И нового счастья ей тоже не нужно, а нужно свое старенькое, родное, замурзанное и любимое. Но за это свое она, будьте уверены, поборется. Не отдаст какой-то там чужой рыжей женщине, хватит с нее эмэнэс Войтович!
Рита сочла долгом предупредить:
— Если ты сейчас сам не сядешь в машину, тебя туда погрузят, как куль с песком!
И тут Кабанов взвился, разобиделся:
— Ты что, совсем охренела? Ну давай, расстреливай, чего там еще придумаешь! А добровольно я не пойду!
И тут с Ритой что-то произошло.
Она подошла к Кабанову и тихо, чтобы ее не слышала группа поддержки, зашептала:
— Петя, Петечка, вернись, прошу тебя! Ну, пожалуйста! Хочешь, я буду такой, как ты скажешь? Зависимой и слабой? Хочешь, агентство тебе отдам? Ты будешь работать, а я дома сидеть и печь тебе пироги!
— Ты что, Ритос? — спросил Кабанов, испугавшись такого резкого поворота даже больше, чем расстрела.
А Рита вдруг заплакала совсем жалко:
— Я не могу без тебя… Без тебя я просто умру… А теперь иди, куда хочешь!
Тогда Кабанов подошел, взял ее за руку и сказал:
— Поехали домой!
У машины Рита задержалась и объявила:
— Уезжайте ребята, свободны! Сама справилась!
После чего, застенчиво улыбаясь, села в машину.
* * *
В новогоднюю ночь Ева не нашла лучшего занятия, чем глотать невкусное шампанское и смотреть заезженный, но от этого не ставший менее любимым фильм «Ирония судьбы».
Причем смеяться в смешных местах, как раньше, ей не хотелось. Она смотрела фильм с серьезным, печальным выражением лица. Может быть, потому, что думала о женщинах, к которым, в отличие от прекрасной Нади, в новогоднюю ночь никто не пришел.
Еве так жалко этих женщин! Вот они едут в метро — серые лица, потухшие, безрадостные глаза — нелюбимые, усталые, как будто их отжали через гигантский пресс, убрав за ненадобностью мечты, желания, что-то живое и теплое. О такой ли жизни они мечтали в зеленом знойном лете своей юности?
Еве их жаль, потому что она — одна из них. Она бы всех этих женщин, замерзших, безжизненных, недолюбленных, грузила в вагоны и везла к морю. Туда, где жара, солнце и пальмы. Туда, где они оттают, переродятся и станут такими, какими их задумал бог.
А еще дала бы каждой по правильному мужчине. Умному, тонкому и сильному настолько, что у него никогда не возникало бы желания задавить кого-то своей силой. Да, будь ее воля, она бы все куда лучше и разумнее устроила.
А еще сделала бы так, чтобы в Новый год каждая женщина не чувствовала себя одинокой. Потому что это обидно и неправильно.
И придумала бы, может, специально для женщин какое-нибудь забористое шампанское с интересными пузырьками (пусть даже с самым сложным химическим составом), чтобы женщина могла выпить, сразу повеселеть и поверить в то, что праздник, хорошее настроение и новое счастье возможны и для нее.
Но нет такого шампанского. И вообще тебе пятьдесят с гаком, не мели ерунды. Снег идет, жизнь проходит… Ни то, ни другое, ни вообще ни что на свете изменить нельзя.
Ни мужчины, ни праздника, ни веселья. Листай фотоальбом, старая клуша, и вспоминай прошлое.
Фотографии веером: Лера с игрушками, косичками, бантиками; Лера идет в первый класс, Лера с кошкой, Лера-подросток, Лера на выпускном, Лера в своем первом фильме…
Евиных фотографий в альбоме почти нет, в основном это фото дочери. Потому что Лера — центр вселенной. Неизменно. И с течением времени — все сильнее.
Странная закономерность: чем больше Лера отдаляется от матери, уходя во взрослую жизнь, тем болезненней Евина зависимость от дочери. И тем серьезнее страх, что однажды дочь совсем отдалится — выйдет замуж, или, не дай бог, уедет в другой город или вообще в другую страну.
Что тогда делать ей?
Ей так важно быть нужной кому-то, о ком-то заботиться. Раньше заботилась о матери и дочке, а теперь мамы не стало, Лера выросла… Тяжело привыкать к мысли, что ты больше не нужен. Тут тебя старость и настигает, потому что, когда ты не нужен — начинаешь стареть. А она так устроена, что ей надо много отдавать, и тогда энергия к ней возвращается. Ева на полном серьезе стала задумываться о том, чтобы взять из детдома ребенка. Страшно, конечно, и не факт, что получит разрешение на усыновление, но, может, попытаться? Что-то она еще успеет сделать хорошего, вложит в кого-то нежность, которой, оказывается, еще много, отогреет любовью…
…Фильм закончился, пошел концерт — популярные вальсы, воздушные, легкие, праздничные. И что-то в Еве отозвалось, полетело навстречу волшебной музыке, захотелось смеяться и плакать — и вспомнился вдруг один день. Самый лучший в ее жизни.
С мужем и дочерью она оказалась в своем любимом Павловском парке. Вадим участвовал в вечернем концерте, а перед этим они решили вдоволь погулять.
Небо в тот июльский день было пронзительно голубым, и розы в парке пахли волшебно. Вадим держал ее за руку, а маленькая Лера смеялась. Ева испытывала какое-то сумасшедшее счастье и хотела остаться в этом дне навсегда.
…Устав от прогулки, они присели на лавочку, достали пакет с едой, и тут, в одно мгновение (как бывает только на Балтике), небо заволокли тучи. Вадим заметил, что, кажется, будет дождь и нешуточный, а Ева махнула рукой — пустяки! Ей никуда не хотелось уходить.
Они остались на этой лавочке даже тогда, когда дождь уже пошел, да что там — хлынул с неба всеми потоками. Ева села на колени к мужу, а к себе взяла Леру. Вадим держал над ними зонт. Дождь бушевал, и они смеялись над тем, что их скоро сметет стихия. Потом они с Вадимом целовались под одобрительным взглядом Леры. После дождя выглянуло солнце — и они, мокрые и счастливые, опять отправились гулять.
А перед самым концертом Вадим сказал ей, что будет играть только для нее.
Вот это и было счастье.
И все что до него — ожидание, а что после — воспоминание о нем.
Раздался звонок.
— Вадим? — спросила Ева, не веря в то, что слышит его голос.
Он поздравил ее с Новым годом и замолчал. Тогда Ева спросила его о Лере. Дымов рассказал о встрече с дочерью. Ева с удовлетворением отметила, с какой гордостью он говорит о ней.
Они обменялись парой вежливых фраз, но разговор не складывался. На прощание Ева сказала:
— Спасибо тебе, Вадим!
— За что? — смутился он.
— За один летний день!
Он промолчал, и Ева поняла: не помнит.
Но это уже было неважно. Потому что тот день был. И три счастливые тени, их тени, остались в Павловском парке навсегда. Заблудились в юном зеленом лете и бродят по аллеям вот уже тринадцать лет.
* * *
— Знаешь, я очень виноват перед одной женщиной, матерью своей дочери. Очень виноват.
Тамира кивнула, мол, понимаю.
— Так позвони ей. Поздравь с праздником!
— Как это? — вскинулся Дымов.
— Ну так… Набери номер, скажи что-нибудь. Просто скажи что-нибудь. Иногда это так важно.
Дымов вышел в другую комнату. С минуту колебался, а потом набрал в грудь больше воздуха и…
Ему показалось, что Ева плачет. Но, правда, она быстро взяла себя в руки и сказала совершенно спокойным голосом, что рада его звонку, поздравляет с праздником и «желает всего-всего, ну ты сам знаешь, Вадим».
— Стало легче? — спросила Тамира.
Он кивнул. После разговора с Евой ему действительно стало легче. Словно груз с души упал.
— Ночь кончается… Самая удивительная ночь в моей жизни! Не ночь, а целый роман! «Метались малиновые тени мелодрам!»
— Вот именно! И после всего, что было, я, как честный человек, просто обязан на тебе жениться! — серьезно заявил Дымов.
— Забыла спросить: Дымов, а ты богатый?
Он смутился:
— Все относительно… Но в принципе не бедный. Мои выступления расписаны на несколько лет вперед, и гонорары нельзя назвать скромными.
— Это плохо, что богатый, — вздохнула Тамира.
— Почему? — изумился он.
— Опять получается, что я с мужчиной из-за денег. А ведь это неправда!
— Какие глупости ты говоришь! — с облегчением вздохнул Вадим. — Я знаю, что ты со мной не из расчета! А потом, Тамира, деньги — это совсем неплохо. Ты привыкла к роскоши — я смогу тебе ее дать.
— Сыграй мне! — попросила она. — Я почему-то знаю: вот ты заиграешь, и я полюблю тебя. На всю оставшуюся жизнь. И пойду за тобой, как за крысоловом с флейтой… Куда хочешь пойду. Сыграй!
Дымов сел за рояль и заиграл.
За окнами начинался рассвет их новой жизни.
* * *
Митрич сидел на крыше и смотрел на удивительный странный город, раскинувшийся перед ним в великом своем безумии. И кто-то любил, кто-то плакал, кто-то играл Шопена, а Митрич просто сидел на крыше, с которой было видно все.

 

Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Назад: Глава 23
На главную: Предисловие