Глава 22
Из разбитой батареи текла вода, смешиваясь с разбитыми осколками сервиза и Ритиной жизни.
— Ушел, сбежал, подлый предатель! — подвывала Рита с отчаянием.
Господи, это ж надо было пройти путь в пятнадцать лет, дрессировать себя, как циркового пуделя, выдавливая по капле слабость и бабство, добиться каких-то результатов, чтобы в итоге получить все то же самое.
Пятнадцать лет спустя все то же — захлопнутая дверь и ощущение разбитой жизни. Пятнадцать лет назад от нее так же ушел мужчина, вернее сказать, сбежал, причем при схожих обстоятельствах. И как она могла снова в это вляпаться?
«Говорила ж тебе, Ритка, не верь им, ни за что не верь!» — оттуда-то из темноты зашептала мать, которой давно не было на свете.
Рита кивнула. Ага, вот и матушка с того света явилась, чтобы вновь произнести затертую до дыр от частого повторения фразу: «Верить мужикам, козлам этаким, никак нельзя!»
Первый раз Рита услышала материнский завет в десятилетнем возрасте, когда нашла мать в сарае с веревкой на шее.
Мамаша, не выдержав постоянных измен мужа, его беспробудного пьянства и связи с молоденькой соседкой, решила свести счеты с жизнью.
И пошла обманутая женщина, уважаемая доярка Клавдия в сарай, чтобы повеситься. А весу в ней было сто килограммов с гаком. Веревка, конечно, не выдержала и оборвалась.
Несчастная сидела на полу и ревела, вот, мол, даже повеситься толком не вышло. Тут Рита пришла.
— Мамочка, что случилось?
— Случилось, дочь, бабой родиться, вот так угораздило.
Тогда-то мать и поведала Рите всю женскую правду про подлую кобелиную сущность.
Ну, прорыдалась Клавдия, веревку отцепила и взялась за дело. Повеситься не получилось, так хоть мужа избить. Она его по всей деревне гоняла, а поймав, поколотила так, чтобы уж на соседок больше не заглядывался.
А дочери своей с тех пор все время внушала: будь сильной, Рита, не верь никаким чувствам и любовям! Мать и сама не верила и изо всех сил старалась внушить свои представления пяти дочерям.
За сестер Рита не скажет, однако за себя сможет: несмотря на все материнские внушения, она их на веру не приняла, предпочитая разобраться с этим на практике.
После школы Рита уехала из деревни и вскоре вышла замуж. Между прочим, по любви. Со своим первым мужем Гариком Рита прожила пять лет. Жили вроде хорошо. Бедно, но, в общем, складно.
Рита тогда как раз в ВОХРе работала, можно сказать, семью на себе вытягивала, потому что Гарик в институте учился. Тяжело, конечно, было жить на одну зарплату, но уж очень Рите хотелось, чтобы муж выучился и получил высшее образование. Так и тянула одна лямку семейного бюджета целых пять лет.
Потом Гарик окончил институт и даже остался на кафедре. Способный оказался. Рита им целый год гордилась.
Но однажды Гарик вдруг выдал: «Извини, Рита, ты хорошая женщина, и вообще дело не в тебе, а просто так сложились обстоятельства, но я того-того… Короче говоря, ухожу от тебя». И ушел.
Рита кричала вслед нехитрые команды «Стоять!» и «Вернись!», мешая их с отчаянием и слезами, но Гарик не был военным человеком и команд не послушался.
Позже Рита узнала «про обстоятельства» Гарика. Так называлась младший научный сотрудник Варвара Войтович с той же кафедры.
Рита даже унизила себя походом к сопернице. Пришла посмотреть на разлучницу (что в ней такое есть, чего нет в Рите), а заодно повторить христианскую заповедь, что прелюбодействовать стремно.
Но эмэнэс Войтович, тонкогубая змеища, заявила манерно и с вызовом: извините, Маргарита, но вы же сами видите, что у вас с Гариком мало общего, культурные барьеры, то-се! А мы с ним чудесным образом подходим друг другу.
Рита прямо плюнула в сердцах: ах, значит, ничего общего, то-се? А то, что у нас пять лет деньги были общие и, между прочим, заработанные исключительно мной, это как, уже не считается?
Она даже всерьез подумывала, не повторить ли подвиг матери (не повеситься, а избить Гарика — одного или на пару с эмэнэс, — но потом решила, что найдет силы и назло всем будет счастливой).
Рита принялась воспитывать в себе суперженщину, и надо сказать, некоторых результатов добилась.
Для начала она постаралась стать сильной и независимой. Сделала уклон на физвоспитание — ежедневно выкладывалась в спортзале по полной программе и приемами дзюдо могла запросто уложить многих коллег-мужчин.
Потом задумалась о финансовой независимости. Тем более, тут как раз начались интересные времена: перестройка, много новых возможностей. Ушла из ВОХР и подалась в челноки. Три года честно челночила с неподъемными клетчатыми сумками. Сколотила кое-какой первоначальный капитал и решила открыть собственное дело. Над форматом размышляла недолго — открыла охранное агентство. И процесс пошел.
Теперь уже более сотни парней — под ее началом. Но конечно, в реальности пришлось попотеть и яростно прорываться к удаче и сегодняшнему благополучию. К тому же управлять мужским коллективом непросто.
Кстати, позже Рита поняла: мужчины, они — слабые. Поэтому ненависти к мужскому полу, вроде той, что была у матери, Рита не испытывала. Напротив, она скорее даже питала жалость к этим Адамовым братьям.
Потому что на самом деле они куда слабее женщин. Вот сами подумайте, рожают-то женщины! Разве мужчины вытерпят такие муки? Да если бы мужчины могли рожать, весь род человеческий давно бы на корню вывелся. Они ж даже зубных врачей до колик боятся! Опять же статистика по смертности не в их пользу. А почему, спрашивается? Потому что женщины сильнее и выносливее.
Рита была сильной и выносливой много лет. Шла одна через испытания, а если в груди начинало ныть что-то слезливое, гасила эти чувства, не позволяя раствориться в жалости к себе. А еще она честно пыталась научиться жить без мужчины. И вроде почти научилась, однако что-то все же саднило в душе…
Девушке уже было сильно за тридцать. Материальная независимость, все блага, почет и уважение, а вот с личной жизнью по-прежнему — полный минус, только случайные и, в общем, ни к чему не обязывающие связи.
А потом вдруг на горизонте появился Петя Кабанов — и все изменилось. Рита доверилась ему и даже иногда позволяла себе быть слабой. И жили с Кабановым хорошо. Она вкладывала в мужа всю душу и все деньги, а то, что спала с Крюковым, так это не в счет, просто физиология. Главное, что она своей жизни без Кабанова вообще не представляет.
Рита подошла к окну и разревелась. Как больно! Она и не представляла, что так бывает. Рите казалось, что она закалила себя, выдрессировала, никаких соплей и сантиментов, а получается, что женская слабость с ее страхами и надеждами никуда не исчезала, а таилась где-то глубоко внутри и теперь превращается в глубокую бездну отчаяния…
И даже не сам факт измены мужа приводил Риту в отчаяние. Ну дал левака, дело житейское, мужик не может не изменять, к этому Рита относилась вполне философски. Но то, что Кабанов изменил ей с ее лучшей подругой, выходило за рамки приличий, подпадало под статью и заслуживало серьезного мордобоя.
Есть же, в конце концов, какие-то святые вещи, а спать с лучшей подругой жены — это уж, извините, мимо всяких моральных устоев. Эх, Ирина Ивановна, вздохнула Рита, что ж ты сделала-то? Неужели, кроме моего Кабанова, мужиков вокруг не оказалось? А так подумать, на твоем сучьем фоне и эмэнэс Войтович выглядит невинной пионеркой! Нет тебе оправдания, подлая ты женщина!
…То ли некий небесный оператор донес до Ирины послание Риты, то ли бывшие подруги просто настроились на одну волну, но только Ритин телефон запиликал, высветив ненавистный номер.
Рита сорвала с телефона крышку, будто чеку с гранаты, и, отрывисто дыша, крикнула в трубку:
— А фигли ты мне звонишь, Ирка?
Ирина в ответ довольно спокойно, даже бесстрастно, сказала, что звонит ей только затем, чтобы сообщить одну-единственную вещь:
— Мы с тобой обе дуры непроходимые, и нас сегодня развели по полной программе.
Рита уже собиралась отключить подлую Ирку, но потом все-таки решила выслушать. И не зря, потому что Ирина поведала много интересного: про встречу с бывшим мужем, коварную рыжую красотку и хитроумный план Дымова.
— Это ж что получается? — растерянно выдохнула Рита в финале.
— То и получается — полная фигня, — резюмировала Ирина.
— А твой любовник, он где?
Ирина печально заметила, что ее любовник «был, да весь вышел».
— Так, значит, у тебя с Петром ничего не было?
Ирина только усмехнулась в ответ, мол, нельзя быть такой тупой, Рита, для здоровья вредно!
На том разговор и закончили.
Рита разрыдалась шумно и с облегчением. Ну, слава богу, Ирка тут ни при чем. Уже хорошо. Лично она была согласна на что угодно — пусть бы у Кабанова был роман даже с Оксаной Федоровой, только не с Иркой.
Затем Рита попыталась воссоздать в памяти образ рыжей любовницы Петра. В деталях не получилось, но в целом засияло что-то очень красивое. Вот, значит, как, не устоял Петя, предался страстям.
Хотя неудивительно, от такой шмары у кого хочешь башню снесет. А потом ведь она сама с Крюковым… Рита прямо угрызения совести почувствовала. Она с Крюковым, а Кабанов, значит, рыжую нашел. Вполне логично.
Получается, оба виноваты, наломали дров. Однако что теперь со всем этим делать? Пойти повеситься, последовав примеру матери, или уж принять и смириться?
Она набрала номер Кабанова. Униженно залепетала (надо же, сама от себя не ожидала) какие-то бесполезные слова (зачем ушел, давай обдумаем-обсудим, в жизни всякое бывает…). А в ответ, будто ушатом ледяной воды окатили: Кабанов решительно ответил, что и думать тут не над чем и обсуждать нечего, разошлись, как в море корабли, — и вся любовь.
— Так ты совсем ушел? — взревела Рита. — Точно?
А Кабанов подтвердил. Точнее не бывает. И телефон выключил.
Рита опять разрыдалась. Стало быть, все еще хуже, чем она думала! Он, значит, к рыжей ушел! И сейчас у нее Новый год отмечает!
На волне отчаяния и ярости Рита вытащила из серванта последнюю уцелевшую салатницу и душевно шваркнула ее об пол.
Нельзя им верить, ох, права была мамаша!
А может, решить все радикально? Вешаться она, конечно, не станет, а зато у нее есть боевое оружие. Раз — и привет.
Ей вспомнился странный мужичок в шлеме.
Что он там плел? Дескать, единственная проблема в том, что ты когда-нибудь умрешь? Оно и впрямь так… А прочее — хрен с ним! Пока живой — можно все изменить. Нет уж, не дождетесь!
Рита смахнула слезу и потянулась за телефоном.
Крюков ответил сразу, словно ждал ее звонка.
Пожелал «нового счастья» бодро и искренне. Надо же, а он трезвый, удивительный человек!
На минуту Рита задумалась. А что, если сейчас взять и изменить жизнь, развернуть, выгнуть дугой? И Новый год — идеальное время для новых обстоятельств, и новое счастье, вот оно, пожалуйста — славный парень Федя хлопает ушами и ждет твоих распоряжений. Достаточно только решиться, вдохнуть побольше воздуха, и все даже, может быть, будет хорошо.
Но она хочет свою, старую жизнь, вот эту, с Кабановым!
Рита приняла решение.
— Федя, слушай сюда. Нужна твоя помощь…
* * *
— Ну вот, видите! Вполне приличный ужин! Можно было обойтись без пиццы! Хе-хе! — Дымов рассмеялся. — Право, Тамира, вы устроили мне незабываемый вечер!
— Простите меня. Я сейчас допью вино и уйду!
— Куда? — вскинулся Дымов.
— А вам не все ли равно?
— Нет, мне не все равно. Вы мне теперь как родная!
Он смотрел на Тамиру. В пламени свечи ее лицо казалось поразительно тонким…
— Это не ваши заботы. Я и так принесла вам много беспокойства!
Неужели она уйдет и он потеряет ее? Дымов встревожился.
— Нет! Об этом не может быть и речи! На дворе ночь, куда вы пойдете?
— Хорошо. Тогда я уйду завтра утром!
— Я вообще не понимаю, зачем вам уходить, Тамира. Оставайтесь, живите здесь, я буду рад, если вы останетесь здесь жить. И платить ничего не надо…
— Зачем вам это?
В голубых глазах — изумление.
— Квартира будет под присмотром! — нашелся Дымов.
— Не врите, — усмехнулась Тамира.
Дымов кивнул, мол, хорошо, врать не стану.
— Я не хочу вас потерять.
Кажется, она смутилась. Потянулась за сигаретами. Закурила.
— Может, все-таки расскажете, что за история была у вас с этим парнем? Я, признаться, так ничего и не понял!
Тамира пожала плечами:
— Что тут понимать? Нелепая история. Просто я не способна жить без любви. Совсем как моя бабушка Тереза. Та тоже не умела жить без любви и любила всех людей. Но я не могу найти утешение в этом. Разве это правильно — любить всех? Без исключения? И того лысого идиота, и истеричную соседку? Ну, может, и правильно, но я лично так не умею. Я бы хотела любить одного человека. И не абстрактного, а вполне конкретного. Или двух, например, мужчину и нашего ребенка. А мой возлюбленный… Вполне возможно, что я любила не его самого, а придуманный образ. Я придумала его, конечно, я придумала его. Я всех всегда придумываю…
После паузы она спросила:
— А хотите, придумаю вас?
— Ну что ты, не надо! — испугался Дымов.
— Я рада, что мы перешли на «ты»! Налей мне еще вина. Знаешь, Вадим, довольно часто, особенно ближе к полуночи, особенно в полнолуние, у меня будто открываются какие-то душевные шлюзы. И словно лавина нежности захлестывает! Хочется кричать: «Люди! Если бы вы вгляделись, если бы вы только вдумались! Ведь все, все достойны жалости и любви»! Веришь, Дымов, мне всех жалко!
Он заметил, что на ее лице появились слезы. Актерство? Неврастеническая экзальтация? Про любую другую женщину он бы так и подумал, только не про Тамиру.
— Если бы люди не боялись распахнуть сердца, они бы поняли, как прекрасен мир!
Взволнованный голос, глаза сверкают, слезы на щеках, перепила, что ли? Вроде выпили только полбутылки. А может, искренность? Неужели ты стал таким законченным циником, Дымов, что не можешь поверить в чью-то искренность? Впрочем, верить этой девушке, кажется, опасно. Поверишь, влюбишься — и привет!
— Я понимаю, о чем ты говоришь, Тамира! У всех есть душевные шлюзы, и иногда они открываются. Впрочем, ненадолго, срабатывает инстинкт самосохранения, потому что жить с открытыми шлюзами невозможно. Увы.
Он налил ей еще вина.
— А твой возлюбленный не пытался тебя вернуть?
— Нет, — усмехнулась Тамира. — В ту осень — нет. Думаю, он был слишком занят собственными проблемами. Потом, уже гораздо позднее, весной, мне сказали, что он ищет меня. Сложный период в его жизни закончился, и он вспомнил обо мне.
Дымов взял ее за руку:
— Этот шрам на запястье появился в ту осень?
— Да. Однажды я устала и решила улететь с этой земли. Но меня вернули обратно. Отчего-то всегда найдутся доброхоты, которые считают, будто вправе решать, когда тебе умирать. Они как Митрич — их никто не просит о спасении, но они чувствуют себя спасателями!
— Боже мой, какое счастье, что тебя спасли!
Он прикоснулся губами к ее шраму.
— Потом была больница. Беседа с нудной женщиной-психиатром с серым лицом, которая к тому же не имела никакого представления ни о любви, ни о душевных шлюзах. И выписка, и необходимость начать жизнь заново… Мне выдали мое платье. Я вышла в нем на улицу, как городская сумасшедшая — стоял октябрь, был невозможный холод. Меня захлестнули злость и обида на возлюбленного: значит, я люблю, страдаю, а ему и дела нет! Разве это правильно? Я голодна, мне нужны деньги и новое платье, и теплое пальто, и сапоги… И тогда я решила: отныне пусть мужчины заботятся обо мне! Холят, лелеют, и чтоб платья, и все самое лучшее… По-твоему, это мерзко?
Дымов пожал плечами:
— Ну почему? Нормальное женское желание. А задача нормального мужчины — оберегать, создавать условия. Я вижу, ты добилась своего?
— Ага, — улыбнулась Тамира. — Кабанов обо мне заботится. Платьев накупил — целый шкаф! Да еще каких! Вот, например, это малиновое — «Лакруа»!
— Значит, вскоре в твоей жизни появился Кабанов?
— Да. К весне, когда мой мальчик вдруг начал искать меня, я уже была с Кабановым. В приличном прикиде от «Лакруа». В этой самой квартире.
Тамира пригубила вино.
— Ты хотела вернуться к нему?
— Нет. Потому что любви больше не было. А для меня важнее всего любовь. Только она придает смысл всему.
— Знаешь, а я привык жить без любви, — признался Дымов. — Растворился в работе, гастролях… Страны, города, и каждый новый оказывается всего лишь продолжением пространства. Годы, которые оказываются всего лишь продолжением времени. И в этом пространстве и времени ты всегда один.
Тамира кивнула. В своих версиях пространства и времени она также была одинока.
— А у тебя есть друзья, Вадим?
Дымов усмехнулся:
— Есть. Сейчас скажу напыщенную банальность. Мой лучший друг — рояль.
— Понятно, — усмехнулась Тамира, — а почему так?
Дымов задумался. Может, причина в максимализме? Излишней требовательности? Ему всегда хотелось быть разбуженным дружбой, как выстрелом (как писал великий поэт), но не случалось.
В компаниях ему по большей части было грустно и сонно. И никаких выстрелов.
А вот глядя на Тамиру, он чувствовал себя разбуженным. Разбуженным любовью. И он знал, что завтра он будет играть только для нее, и это будет особенный концерт.
— Разве тебе не хотелось дарить этот мир кому-то? Путешествовать вместе?
— Конечно, хотелось. Я бы хотел дарить мир тебе, Тамира! Вдвоем мы бы объехали весь мир! И каждый твой день рождения отмечали бы в новой стране!
Дымову вдруг стало совершенно все равно, что эта женщина может рассматривать его в качестве трофея. Ну и что с того? Да он сам готов сдаться — добровольно. Принести себя ей в зубах и вильнуть хвостом…
Он казался себе Буратино, глупым и деревянным, который странствовал по свету, пытаясь отыскать сокровище, а оно ждало его здесь, за нарисованным очагом в родной каморке.
Да вот же она, та, которую ты ждал, о ком грезил! И белая кожа, и рыжие волосы, и тонкие пальцы с черным лаком на ногтях… Это она, она…
— Иди ко мне! — просто сказала Тамира.
И весь мир для него перевернулся.
* * *
Конечно, никаким разносчиком пиццы он не работал. Просто Олега в очередной раз подвела тяга к игре. Столько времени держался — и вот сорвался, опять проигрался в пух и прах. За три дня до Нового года играл с приятелями в бридж, а один из них возьми да и скажи ради смеха:
— Предлагаю пари, проигравший выполняет мое желание.
Олег, хоть и был пьян, все-таки поинтересовался:
— Какое желание? Может, ты, сволочь, захочешь, чтобы я с последнего этажа прыгнул? Так не дождешься!
Приятель успокоил:
— Таких жертв не потребуется. А вот пусть проигравший в новогоднюю ночь развозит по заказам еду и выпивку в компании, которая принадлежит мне.
Ударили по рукам — и понеслось. Играли полночи.
Максимум острых ощущений. Особенно у Олега, потому что он сразу стал проигрывать и проигрался совсем.
А жестокий приятель радостно потер руки:
— Ну все, давай выполняй! Тридцать первого заступаешь на смену. Потом отчитаешься, я тебе заплачу, как обычному сотруднику.
Так и получилось, что в новогоднюю ночь Олег, как последний лох или бедный студент на подработке, развозил жрачку. И было ему так хреново!
А с другой стороны, никаких особых планов насчет новогодней ночи у него все равно не было. Ну сидел бы сейчас с теми же приятелями-дебилами и кидал карты, — весело, что ли? Или вообще лег спать, потому что Новый год с давних пор терпеть не может. А так поездил, посмотрел, как люди веселятся, забавно даже. Впрочем, забавно было до тех пор, пока он не увидел ее.
После чего все стало плохо, кошмарно, ужасно. Кто бы мог подумать, что дурацкая шутка выльется в такой трагифарс? Надо же, увидел рыжую!
До этого он часто представлял, как они встретятся однажды, и фантазировал, придумывая детали и обстоятельства. В реальности же все произошло совершенно по-идиотски.
Когда он узнал Тамиру, его словно контузило. Даже понять не успел, что произошло. А когда увидел этого очкастого идиота, причинно-следственные связи установились довольно быстро, даже с учетом контузии, и захлестнуло волной ярости. Не удержался — надел ему на морду пиццу.
Что было в руках, тем и воспользовался. Была б бомба, не задумываясь, кинул бы. Ревность — страшное чувство.
Он и раньше рыжую ревновал по-черному и всегда боялся, что однажды ее потеряет. Может, потому и вел себя, как последний придурок?
А она такая же красивая. Живет с папиком. Понятно, позарилась на бабло, не иначе. Она и от него ушла, потому что захотелось сытой жизни. А что он мог ей дать? Не работал, редкие случайные деньги проигрывал в карты, а раздражение срывал на Тамире.
Последний год они мешали любовь с ненавистью; каждый день скандалы, чуть ли не до драки. С ним тогда вообще происходило что-то затягивающее и страшное. Не гнушался дурью, плотно сидел на траве, с игрой никак не мог развязаться. Бывало, по несколько дней не появлялся дома, даже не звонил рыжей.
И изменял ей, не без этого. Когда возвращался, за бурным выяснением отношений следовало примирение, и вроде все шло хорошо. До очередного срыва.
Она хотела ему помочь, пыталась отвлечь, вытащить. Но не понимала, что помочь никому нельзя, если только сам человек не захочет принять твою помощь. А он в тот момент не хотел. Просто не понимал, насколько все далеко зашло.
Кроме всего прочего, ему тоже порядком надоели ее странности. Их жизнь была похожа на балаган! Не каждый смог бы жить с женщиной, которая плачет невпопад и не к месту смеется; женщиной, которая, собираясь мыть посуду, зачем-то надевает шляпу. В общем, наверное, он устал от ее чудачеств и истерик.
Она все время ныла: мол, я тем не стала, этим не стала, а вот тем уже точно и не стану никогда. Ею надо было заниматься, а он погряз в собственных неудачах.
Когда рыжая ушла от него, он, если быть честным, не сразу это заметил. Слишком много оказалось проблем, требующих разрешения. Надо было себя за голову из болота вытаскивать. И он стал выкарабкиваться. Понемногу.
А потом почему-то вдруг захотелось что-то изменить. Может, карты так легли или звезды выстроились, а может, в башке что-то щелкнуло — но просвистела вдруг шальная мысль: а так ли я живу, а не будет ли потом мучительно больно и так далее…
И совершил над собой нешуточное усилие: отказался от допинга (только иногда — снотворное на ночь), перестал играть по-крупному (так, детский преферанс с друзьями), устроился на службу, благо приятель позвал в модный журнал фотографом. Зарабатывать стал прилично, на жизнь более чем хватает.
В общем, вроде выкарабкался.
И когда жизнь вошла в нормальную колею, затосковал по рыжей. Просто по-звериному. Долго искал ее, но так и не нашел. Никаких сведений, как будто она улетела на другую планету. И вот сегодня с другой планеты ему помахала рукой — красивая, недосягаемая, утраченная навсегда…
И вот он стоит новогодней ночью и, как последний придурок, натурально сходит с ума, потому что увидел свою бывшую девку. Которой, как оказалось, ему очень-очень не хватает (и в этом он сам себе боится признаться). И дебильных ее странностей, и вычурной манерности. Потому что она была одна такая. Вот и все. После нее он уже не мог увлечься ни одной женщиной. Нет, конечно, у него были любовницы, и даже много — спасибо природе, внешностью не обделен, бабы сами липнут, но все они шли по ведомству «безопасного секса». Безопасного, потому что не угрожали серьезными отношениями.
На душе было так муторно, что хотелось направить машину прямо куда-нибудь в стену и закатать тоску в бетон. Но машина-то служебная, и приятель ни в чем не виноват, и Олег постарался подавить свое настойчивое желание.
Он увидел бомжей, которые жгли костер и отмечали Новый год. Не раздумывая долго, Олег остановился, выгрузил из машины оставшуюся еду и выпивку и отдал бомжам — вот вам подарок от Деда Мороза.
…Оставив машину в автопарке компании, Олег вышел в ночь.
Он совершенно не знал, куда идти дальше.
