Глава 9

Ксения осталась у стола и совершенно не знала, что ей делать. Надо было бы, наверное, убрать со стола… да, именно убрать… только руки тряслись, грудь ходила ходуном, а рот сам собой растягивался в дурацкой счастливой улыбке.

– Вот идиотка, – постаралась быть серьезной Ксения. – Чего возрадовалась-то? Мужик просто… просто показал своей бывшей, что он тоже… один не останется. Только и всего. Тем более мы договаривались. И предложение это… Ну нельзя же все воспринимать всерьез!

Она поправила прическу, быстренько глянула на себя в зеркало – губы совсем без помады, и куда она только девается. Ну и ладно, пусть так будет, все равно она не побежит наверх, в отведенную ей комнату. Ага, надо ж со стола убрать!

Наконец шум в прихожей стих, и стало абсолютно тихо. Только где-то на улице раздавались голоса, но они были уже далеко, на дороге.

Александр зажег свечу, выключил свет, молча взял Ксению за руку и усадил за стол. Сам сел напротив.

– Ну, как тебе моя родня? – немного смущенно усмехнулся он.

– Ты же с ними жил… – напомнила Ксения и качнула головой.

– Да, жил… – стал медленно очищать мандарин от кожуры Александр. – Знаешь, Ксения, я вообще рано женился. Только-только двадцать исполнилось. Она была актрисой, в театре работала. Хорошая девушка, талантливая очень. Да только разве я мог оценить этот талант? По большому счету, мне тогда и не надо было этого дара Божьего. А она… Это был человек не от мира сего. В общем, совсем разные люди мы оказались. Я работал на двух работах – жену-артистку надо было достойно содержать, приползал домой, а меня встречала восторженная фея! Она порхала вокруг меня эльфом, щебетала не переставая, тащила на кухню, усаживала… причем следила, чтобы я обязательно вымыл руки каким-то душистым мылом… А потом ставила передо мной, знаешь, такое блюдо с крышкой, блестящее. Где она его достала? Ставила передо мной эту красоту, на секундочку задерживала дыхание и – вуаля! Крышка снималась, а на огромном блюде перекатывались два яйца, сваренные вкрутую. Иногда это была вываленная банка рыбной консервы. Летом поверх консервной мешанины клался листик петрушки, для остроты восприятия. Ну, что сказать, не приспособленные оба были к жизни семейной. Мне бы переждать, перетерпеть… А потом она стала уезжать на гастроли. Уезжала девчонка с пылающим взглядом, возвращался выжатый лимон. Дня два она отлеживалась, приходила в себя, а потом начинала страдать! Очень переживала, если ее не ставили в гастрольный график… Но ее ставили почти всегда. А я… мне вот эти гастроли! Месяц ее не видишь, потому что ее тупо нет дома, а потом она приезжает, но теперь она совершенно не видит тебя… Разошлись. Да, в общем-то, правильно и сделали. Не успели друг друга возненавидеть. Она вышла замуж за своего коллегу – он тоже артист. Живут-не живут, не поймешь. Но у нее теперь хоть сердце не болит, что кому-то надо покупать эту чертову консерву!

– Надо же… – задумчиво качнула головой Ксения. – Артистка… Это же так… так необыкновенно, наверное…

– Вот я тебе и рассказываю все необыкновенности… – усмехнулся Остромичев и вложил очищенный мандарин Ксении в руку и продолжал: – С Лизой… Тут я виноват, конечно. Сломал девчонке жизнь…

– Ничего себе – сломал! – возмутилась Ксения. – Как я понимаю, у нее же ничего не было! Даже угла! А ты… Ты ж ее на ноги поставил! Что-то она не больно похожа на сломанную!

– Нет, Ксень, тут… – Остромичев потер переносицу. – Понимаешь, я же старше ее был, мудрее должен быть, а я… Думал, вот, мне уже под сороковник, а у меня ни семьи, ни детей. Подвернулась Лиза, мы и расписались. Я же видел, что ни у нее, ни у меня сердце не екает… ну, думал, наверное, года не те. Решил, что всякие там охи-вздохи только по молодости случаются. И успокаивал себя тем, что все так живут и мы не хуже других. Стаська родилась… Я считал, что семья ни в чем не нуждается, и прекрасно.

– Так ведь это хорошо, что семья ни в чем не нуждалась.

– Да нуждались они! Нуждались! Не в деньгах, конечно, а во мне… Вернее, в моем внимании. Ладно Лиза. Она большая уже девочка, быстренько себе нашла того, кто ей мог уделять и внимание, и все такое, а Стаська? Рос ребенок никому не нужный…

– Да что ты такое говоришь? – одернула его Ксения. – Стася – совсем не заброшенный ребенок! Ухоженная девочка и… и…

– Вот именно, – горько усмехнулся Остромичев. – Только что ухоженная. Так мы для этого нянь нанимали, чтоб ухаживали. И то няни эти… У Лизы совсем не было опыта в подборе людей. Нет бы приглядеться, проконтролировать… Одна няня ушла, на завтра же нужно другую. Срочно! Как же мамочка сутки с ребенком проведет! Ну вот и результат, кто подвернулся, того и брала. Это еще хорошо, что Егерьцевы тебя порекомендовали, а то…

Ксения вспомнила – и на самом деле, сначала пришел в группу Боря, и только потом привели Стасю.

– Ксюш, – поднял он на нее глаза. – Ты… вот только ты меня носом ткнула, что Стаське нужно быть счастливой. Что о ней нужно заботиться как-то по-особенному, что ли… Открыла глаза. Я потом, когда ты носиться стала с поисками Лизы, я задумался. Только поздно. Стаська не слишком скучает по матери… да вообще не скучает. Да и по мне тоже. Но у меня еще есть время. И знаешь что… знаешь? Я тоже куплю себе коньки! И мы будем ходить все втроем на каток – Стаська, я и ты!

– И я? – вспыхнула румянцем Ксения и засмеялась. – А я вам зачем?

– Ну-у, чего смеешься? – исподлобья, как обиженный мальчишка, посмотрел на нее Остромичев. – Ты же согласилась сегодня быть моей женой. Хотя… мужчина с ребенком – это не самый подарочный вариант, наверное…

Ксению снова будто кипятком облили.

Конечно, за этот день, а вернее, ночь Саша стал ей невероятно близок, ну вот бывает так – увидел ты человека и вдруг сразу понял – это твой человек! Ты еще его не совсем знаешь, ты даже не совсем понимаешь, как себя с ним вести, но тебе так легко с ним, так уютно, что называется, душа радуется. Так вот, Остромичев… Саша был именно таким – своим человеком, ее мужчиной. У них еще ничего не было, он не говорил самых главных слов, они и поцеловались только всего раз, а вот… Ее мужчина, и все тут! И Стаська! Это же… Ну что он такое говорит?

– Саша! Ты… я даже не знаю, как ответить-то? – строго посмотрела на него Ксения. – Стаська – это же такой человечек! Это же… и потом… если любишь мужчину, то и его дочь…

– Та-ак, мне больше всего понравилось – если любишь мужчину, – хитро уставился на нее Остромичев.

– Это я образно, – быстро прервала его Ксения, потом помолчала и заговорила: – Знаешь, Саша… мне уже и своих детей пора иметь, а я еще даже ни разу замужем не была. Нет, я не синий чулок, и у меня были романы… Хотя какие там романы. С одним парнем дружила… Думала, что люблю больше жизни. А потом сестра моя Юлька, она за него замуж выскочила. Ой, я помню, на их свадьбе ревела! Мне казалось, что никто не замечает моего горя, а мама тогда сказала: или наберись силы и радуйся за сестру, или сходи в больницу. Посмотри, где оно – настоящее горе. Ну в больницу я, конечно, не пошла. Но переживала долго. А теперь вот думаю, чего я в нем тогда нашла? Худой какой-то, сгорбленный весь. Ну настоящий богомол, прости господи. И дома его не видно, никакой разницы, что ты замужем, что холостая!

– А этот… блестящий весь, который к тебе приходил? – напомнил Остромичев.

– Это Виктор! – хмыкнула Ксения. – Он… его я даже готова была полюбить всем сердцем.

– Чего это ты так?

– Того это! Тебя же я еще не знала, – показала ему язык Ксения. – Но… он оказался женатым. И столько мне врал!

– Вот! – поднялся Остромичев. – Значит, я лучше всех! И ты просто… просто обязана взять меня в мужья! Пока я не испортился…

Ксения только нерешительно улыбалась.

Да, это была не шутка – Остромичев и в самом деле был лучше всех ее кавалеров, но… И все же… вот так сразу замуж. Это очень пугало. Ну, не может так быть, что вчера еще тебя бросает один, а на завтра ты уже бежишь в загс с другим. Просто не может такого быть. Обязательно должен быть подвох…

– Саша, налей мне вина, пожалуйста, – попросила она, уводя разговор в другое русло.

Он налил ей и себе.

– За тебя, Ксения! – смотрел он ей прямо в глаза. И смотрел… вот даже слов у Ксении не было, чтобы передать его взгляд – глаза светились нежностью, тихой радостью… нет, не найти слов. Он выпил вино и теперь смотрел на нее поверх фужера. – Спасибо тебе, Ксюша, за такую чудесную ночь. Это был самый лучший Новый год в моей жизни.

Она тихо усмехнулась и доверчиво призналась:

– И в моей тоже… Я так тебе благодарна. Спасибо.

– Я просто не представляю, чтобы я делал один… сидел бы, наверное, смотрел телевизор, пил пиво и… и не знал, что где-то есть прекрасный человек – Ксения.

– Которая тоже сидит одна, смотрит на веселых артистов, а самой ей совсем не весело, – тихо улыбалась она.

Он прижал к губам ее руки, потом поцеловал ее ладони…

Эх! Вот этот стол! И чего он между ними затесался?!

Александр наверняка подумал об этом же, встал, включил невероятно чудесную музыку и подошел к Ксении.

– Можно вас?

Он волновался. Они были вдвоем, Ксения смотрела на него распахнутыми глазами, а он… он боялся, что она ему откажет. Даже вставал он как бы невзначай, так, чтобы не видно было синяка.

Как ей хотелось ему сказать, что… что и она тоже волнуется ужасно! Что и она боялась, что он ее не пригласит, а она… она так хочет слушать эту музыку именно в его объятиях! И плевать ей на все его синяки! И пусть он хоть весь будет перекалеченный, она все равно… Ой, господи! Что она такое говорит?! Вот глупая! Ну надо же! Нет, она не хочет! Она не хочет, чтобы с ним что-то случилось. Хватит ему уже боли! Теперь пусть у него начнется только светлая полоса… Большая белая жирафа. Кто же из детей так назвал полосу везения?

– Я думала, ты так и не догадаешься меня пригласить, – легко поднялась Ксения.

Это был не танец… это было молчаливое признание… Музыка, мерцающий огонек свечи, голова просто шла кругом. От его рук у нее по телу пробегала дрожь… Что там говорят про бабочек в животе? У нее были точно не бабочки, у нее там поселился какой-то крот, который все внутренности переворачивал вверх дном… Шея… Зачем он целует ее в шею, у нее же… о-ой… у нее сейчас точно голова отвалится. Что он делает? Она уже и так ничего не соображает, а сейчас…

– Я никому тебя не отдам, слышишь? – говорил он, шевеля губами ее волосы.

– Не отдавай меня, – соглашалась Ксения. – Зачем меня отдавать? Я не хочу…

– Мы будем… мы будем жить втроем… ты, я и Стаська… мы будем… А почему втроем?

– Ты привезешь сюда своих родителей?

– У меня нет родителей, Ксюша.

Господи, его даже приласкать некому! У него нет родителей.

– У тебя есть родители, – тихонько проговорила она. – У меня такие… такие замечательные, что их хватит на нас двоих… троих! Четверых, у меня ж еще сестра…

– Четверых, без сестры… Ксюш, у нас будет много стасек. Кстати, Стаське уже четыре года! А у нее еще нет ни братика, ни сестрички!

– Какой ужас! Время же просто неумолимо!

– Мы можем опоздать. Надо спешить!

– Да… Да, Саша, с этим делом никак нельзя затягивать…

Он подхватил ее на руки, будто пушинку.

– Уй, – пискнула Ксения. – Я же тяжелая!

– Своя ноша не тянет, – не переставал целовать ее Остромичев.

Это было какое-то помешательство! Самое настоящее новогоднее, буйное помешательство! Вокруг не было ничего и никого, только он и она. Весь мир трепетал и дрожал где-то рядом, жил своими далекими звуками, бликами… и вдруг рухнул!

– Я хочу всегда засыпать и просыпаться с тобой, – уютно устроилась Ксения на его плече уже утром.

– Это… это очень умное желание, – едва шептал он. – Потому что… потому что тебе теперь всегда… придется на нем ночевать… на плече.

– Хм, я даже не вижу, какая у тебя спальня…

– Проснешься и увидишь.

– Я не смогу заснуть, что ты!

Проснулась Ксения оттого, что кто-то упрямо тыкал ее в бок.

Она открыла глаза. Перед ней стояла незнакомая женщина со шваброй, и именно этой шваброй она ее и тыкала.

– О, продрала глазья! – злобно сверкнула глазами незнакомая тетка. – Бесстыжая! Залезла к мужику в постель! Ты хоть знаешь, что он женат, дрянь ты эдакая?!

Ксения ничего не понимала. Она лежала в просторной постели, в большой, светлой спальне. Остромичева рядом не было, зато была эта тетка со шваброй и в высказываниях не стеснялась. Голова просто трещала от бессонной ночи, в глаза будто насыпали песка – так не хотели они открываться, и нудной дрелью рычала под ухом эта баба…

– А простите, где Александр… Глебович? – вежливо поинтересовалась Ксения, держась за виски.

– Алекса-а-андр Гле-е-ебович! Не твое дело! – рявкнула тетка, беззастенчиво выдергивая подушку из-под головы Ксении. – Давай, топай отседа! Пока ты здесь, никакого Александра Глебовича не будет, ясно?

– А вы кто? Что это вы себе позволяете? – дернула на себя одеяло Ксения.

– А что надо, то и позволяю! – выдернула все же одеяло тетка. – Зинаида Афанасьевна я, ясно тебе? И давай! Поторапливайся! Ежели городская, так через двадцать минут автобус отсюда до города пойдет. Торопись давай! Или еще одна бездомная?

Еще одна… это она на Лизочку намекает, что ли? Зинаида Афанасьевна, тетя Зина, домработница… Сам-то Сашка никогда не скажет так, кажется, Инга об этом говорила… Теперь понятно…

– А что… это вас Александр Глебович попросил меня выставить? – заиграла скулами Ксения.

– Александр Глебович, Александр Глебович. Давай, поспешай! Вот ведь что за девки пошли! Бегут от их мужики, как от прокаженных, а они все и липнут, и липнут…

Тетка ворчала, тыкала шваброй во все стороны, старательно делая вид, что моет комнату, а сама пристально следила, так ли быстро собирается Ксения, как она ей велела.

Ксения ее не слушала и не слышала. Никакая тетка ей не могла уже сделать больнее… Больше Ксения не стала задерживаться ни секунды.

Так… Главное, ничего не забыть. Телефон где? Ага, она ж его оставила в комнате, которую специально для нее отвели.

– Я пройду в другую комнату, там мои вещи, – бросила она тете Зине.

– Вместе и пойдем, – спокойно кивнула тетка и поспешила за ней.

Еще никогда в жизни Ксения не испытывала такого стыда и унижения. Ну ладно, эта тетка… Что с нее взять, но Александр-то?! Как он мог оставить ее одну? Неужели на самом деле позорно сбежал?! А может быть, он пошел за Стаськой?

Ксения посмотрела на телефон – девять часов… Зачем он пошел за Стаськой в такую рань? Тем более что Егерьцевы сами хотели прийти к одиннадцати.

– Ну? Ты все собрала? – выдернула ее из раздумий тетка. – Чего, как гусеница – еле шевелишься? Сейчас автобус отойдет!

– Где он хоть останавливается, ваш автобус? – хмуро спросила Ксения.

– Где-где… выйдешь отсюда и… топай себе! Налево по дороге. Там и увидишь, – смилостивилась тетя Зина. А напоследок даже еще и уму-разуму научила. – Вот что, девонька, запомни, по мужикам шляться – самое распоследнее дело! Поэтому вас мужики и бросают! Гордыми надо быть!

– А вы замужем? – угрюмо повернулась к ней Ксения.

– Нет, но…

– Поэтому вас никто и не подобрал, гордую такую! – рыкнула Ксения и быстро сбежала с высокого крыльца.

Она уже пожалела, что послушалась Остромичева и не взяла свою машину. Сейчас бы по газам, эх! И дома… Или застряла бы где-нибудь, в лесу… Нет уж, пусть автобус везет. Быстрее бы он уже пришел, что ли! А то, не дай бог, кто из знакомых увидит, как ее Остромичев выставил… позорище еще то…

Автобус был почти пустой. Ксения уселась к окну, уткнулась лбом в стекло и… и ни о чем не думала. Она просто не могла ни о чем думать. Организм, пожалев хозяйку, плотно блокировал весь мозг, а может быть, еще не проснулся этот организм…

– Девушка, вам плохо? – вдруг спросила пожилая толстая кондукторша.

– Нет, с чего вы взяли?

– А почему же вы плачете?

– Я не плачу, это стекло ото льда оттаяло.

Больше всего Ксении хотелось сейчас добраться до дома, залезть под душ, смыть с себя… Да все смыть! И… и закрыться. И никого не пускать вообще.

Каким родным показался подъезд! Скорее домой! Спрятаться, закрыться, залезть под одеяло…

Дверь не открывалась, явно была закрыта изнутри. Ксения с раздражением нажала на кнопку звонка и держала до тех пор, пока за дверями не раздался недовольный голос:

– Да кого там опять несет в такую рань-то?

На пороге стояла взлохмаченная, заспанная Зойка.

– Ксения? Ты чего – совсем рехнулась? Чего тебе не спится-то, не понимаю!

Ксения вошла в прихожую, скинула шубку, сапоги и только после этого обратилась к Зойке:

– Ты сказала, что твои миллионеры уедут в шесть утра! Сейчас одиннадцать! Почему в моем доме еще посторонние?!

– Ну так… они и уехали! Еще в пять утра! – возмущенно вытаращилась Зойка. – Свекровь тоже домой утопала, а мы с Геной решили… Мы с ним, между прочим, законные муж и жена! И что – мы не можем провести наедине с ним одну новогоднюю ночь?! Даже не ночь, а утро! Не можем? Чего тебя принесло-то ни свет ни заря! И… мы никого посторонних не пускали, можешь посмотреть.

Ксения вошла в гостиную… И обессиленно захныкала:

– Зойка-а, ну, елки-палки, ну почему бордель-то такой мне оставили? Вы же пришли на все чистенькое, убранное, полы помыты, нигде не пылинки, а это что?

Посреди комнаты стоял стол, полностью заваленный грязной посудой и недоеденными салатами, пол был устлан кружочками конфетти, везде валялись какие-то обрывки подарочной бумаги, куски дождя, мишуры, стояли бутылки, а на телевизоре красовалась пепельница с окурками.

– Вы кого сюда приглашали? Такое ощущение, что здесь были не почтенные люди, а стая необузданных тинейджеров! – не могла сдержаться Ксения. – Короче, так! Я сейчас иду в душ, а потом спать…

– Погоди ты спать… там же Генка мой… – перебила ее Зойка.

– Да я сейчас ко всем чертям выкину твоего Генку и тебя вместе с ним! – уже кончилось все терпение у Ксении. – Пока я в душе, убирай своего Генку куда хочешь, и перестели мне постель! Постель в комоде, ты знаешь! И чтобы быстро!

– Ксения, ты уж…

– А пока я буду спать! Ты! Вместе со своим законным мужем! До блеска уберешь мою квартиру, ясно?!

Зойка вообще-то не слишком испугалась. Она только сочувственно вздохнула и покачала головой:

– Да ясно, конечно же, чего тут не ясного… А чего, Остромичев тоже гадиной оказался, да? Вот, Ксюш, он мне сразу не понравился, ага…

– Я в душ! – рявкнула Ксения и хлопнула дверью ванной.

Уже под струями воды она дала волю слезам. Да что ж такое-то? Вот прямо везде ей не везет. Даже в собственном доме она всем мешает! Сейчас вот Зойка эта со своим Геночкой будут шарахаться! А так хотелось побыть одной… Вот и делай после этого добро людям!

Ксения вышла из душа и молчком прошла в свою спальню.

Генки там уже, конечно же, не было. Кровать была застелена чистым бельем, и Ксения улеглась на подушку и прикрыла глаза. Ничего, сейчас она поспит, потом проснется с новыми силами и… и все забудет. Ничего страшного, ей не привыкать.

– Ксюш, я чего тебе хотела рассказать-то… – тихонько села на уголок кровати Зойка.

– Зоя, уйди… – не раскрывая глаз, не разжимая зубов, процедила Ксения. – Можешь даже уже и не убираться. Только меня не трогай, а?

– Да я не трогаю… – радостно зашептала Зойка, наплевав на все шипения подруги. – К тебе же этот друг твой приходил. Виктор! Ага! С цветами, Ксюш!

– Ты меня очень порадовала, а теперь иди.

– Нет, погоди… Чему радоваться-то? Я ж тебе ничего еще не рассказала! Короче, часа в четыре ночи наши старички уже были… в общем, они уже сдались, сидели и носами клевали. А мы с Генкой музыку потише сделали и давай танцевать! Представляешь, я как давай прыгать, а Генка мне говорит…

– Зоя! Ты меня уже достала! – блеснула на подругу гневным глазом Ксения. – Дай поспать!

– Так ты спи, а я тебе буду рассказывать, ложись, чего вскочила-то? – махнула рукой Зойка и продолжала: – И вот танцуем мы, значит, и тут звонок! Я побежала к дверям, открываю, а там… Стоит весь такой, знаешь, гру-устный, печально нос повесил… Ну, он же думал, что ты откроешь, и уже приготовился. А я, значит, его и спрашиваю…

– М-м-м-м, – простонала Ксения. – Зой, ты тогда говори потише, чтобы я не слышала…

– Да я тебя понимаю, там ничего такого плохого нет, не переживай. Так вот, он меня увидел и спрашивает, где, мол, Ксения? А я ему такая и говорю, что, мол, Ксении нет, потому что она справляет Новый год со своим новым богатым мужчиной. Ксень, ты поняла, да, как я ему ловко намекнула? Ну, что ты с богатым-то? А он, значит, весь такой повесился… в смысле, нос повесил…

– Ты уже говорила про нос!

– Ага… Так он, значит, весь такой совсем печальный сделался и говорит: «Передайте Ксении, что я буду ждать ее первого числа, в восемь вечера у себя. Я отправил жену домой. Навсегда! Теперь нам ничто не помешает быть вместе!» Слышишь, да? Отправил! А я такая под дурочку сразу скосила и спрашиваю: «А если она до вечера не приедет? Сами ж понимаете, любовь у них там». А он мне: «Я буду ждать ее каждый вечер!» Ну как тебе? Ой, Ксенька, похоже, мужик втюрился по самую маковку! Ты к нему пойдешь сегодня?

Ксения приподнялась на подушке:

– Я сегодня к Генке твоему пойду. В ресторан его приглашу, как думаешь – пойдет?

Зойка захлопала глазами:

– А… Генка-то мой при чем? Совсем, что ли? И потом… беременная я! Он должен возле меня быть!

– Вот и там, Зоя, такая же беременная жена. С какой стати я к нему поволокусь? Ты вообще – дашь мне сегодня поспать?!

Расстроенная Зойка обиженно вышла из комнаты, а Ксения не поленилась и повернула ручку на замок. Теперь можно было и поспать… Только вот спать никак не получалось, в голову лезли всякие мысли, воспоминания…

Хороший же Новый год у нее получился! За каких-то пару дней ее бросили сразу два человека… Один – оказался женатым и, понятное дело, куда ему еще Ксения, а другой… даже смелости не набрался, чтобы все сказать в лицо, а передал через домработницу. Прелестно! И если после «подвига» Виктора хотелось выть и кидаться на стены, то после Остромичева… здесь не хотелось уже ничего. Дышать и то было лень.

Правда, Зойка вон рассказывает, что Виктор приходил и даже ждет. Хм, ждет он… пусть ждет. Он вообще как-то отошел на задний план, о нем вспоминать теперь даже не слишком горько. Обидно, да, но желания все вернуть – не было. Если разобраться… Ну, вырвался парень в столицу, нашел себе работу, огляделся и решил, что пора начинать новую жизнь. Созрел. А ту, прошлую, со всякими там детьми и женами, ее пора заканчивать. Прошедший этап. А тут и Ксения подвернулась, с квартирой, со всеми удобствами. Когда надо, и деньгами поможет, и с квартирой, опять же. А жениться… не-ет, жениться на Ксении не стоит торопиться. Вдруг коренная москвичка подвернется, с папой богатым, с мамой – светской львицей. Зачем торопиться? Была ли у них любовь? Ксения сейчас и не скажет. Наверное, с самого начала была… Или, может быть, эта любовь была только у Ксении, а потом и ее не стало. Виктор же при первой встрече просто был не совсем трезв, а тут новая девушка! Когда познакомились ближе, он понял, что девушка, в общем-то, достаточно удобная, абсолютно не помешает. Вот и играл хорошего любовника. Именно играл. Ксения помнит, как они посмотрели фильм по телевизору, после которого он стал называть ее «крохой». Помнит, откуда тот или иной красивый жест… А еще она помнит фотографию. Зойка тогда пригласила их в ресторан, Виктор не хотел идти, долго отнекивался, но в конце концов сдался. Было интересно, весело, к тому же в конце вечера к ним подошел незнакомый мужчина и предложил кучу фотографий, где вся компания от души веселилась. У него был такой заработок – снимать на фото посетителей ресторана, а потом продавать им их фото. Мало кто отказывался. Зойка тоже взяла. Ни на одном фото Виктор не смотрел на Ксению… Она тогда отказалась от этих фото, сослалась на то, что плохо вышла. Но Зойка, кажется, все поняла. Да и Ксения не долго переживала. Как-то слишком быстро перестало ее волновать, что Виктор не посылает ей уже волнительных взглядом… да и не посылал никогда. Сразу говорил красивыми фразами.

С Остромичевым было все по-другому.

Судьба столкнула их в самое неожиданное время, когда ни один, ни другой не ждали друг от друга никакого отклика. А как душа всколыхнулась! Да нет… она не всколыхнулась, она взлетела! И Ксения поверила. Всем и сразу. Она поверила, что есть любовь с первого взгляда, она поверила, что можно любить до гроба, что можно и на золотой свадьбе держаться за руки и смотреть друг другу в глаза с нежностью. Она поверила, что есть мужчины, которые не изменяют, и женщины, которые ждут… Да что теперь вспоминать… Голову всякими глупостями забила. Сказку себе придумала. Новогоднюю.

Ну ничего! В конце концов, руки-ноги целы, голова на месте… кажется, на месте… а душа, кто ее когда видит! Сегодня она отоспится, завтра пойдет, купит билет на самолет и поедет туда, где ее всегда ждут. Где ее дом. Настоящий. И не надо ей никаких Остромичевых, у которых семь пятниц на неделе! Оставил ее! Бросил! Побоялся сам сказать, все на домработницу кинул! Трус!

Она думала, что никогда не уснет, но очень скоро мысли стали путаться, глаза закрылись сами собой, а перед глазами поплыл ясный, солнечный, летний день. Она лежала на ласковом песке, на таком шелковистом… И ей было так хорошо! Откуда-то подошел здоровый, усатый тюлень и стал трогать ее своей лапой… или у тюленей лапы ластами называются? Он гладил ее по щеке и отчего-то пищал Зойкиным голосом: «Надо за нос пощипать». Ксении стало смешно – Зойка теперь точно на тюленя была похожа!

– Ой, – открыла она глаза.

Перед ней на кровати сидел Остромичев, а в дверях торчала Зойкина голова.

– Если вы стесняетесь ее за нос дернуть, так давайте я!

– Я тебе дерну, тюлениха, – пробормотала Ксения, стараясь не замечать Остромичева.

Честно говоря, не ожидала она, что он вдруг заявится. И зачем его Зойка только пустила? И вообще, чего она еще не ушла-то? До следующего Нового года здесь жить собирается, что ли?!

– Ксюш, ты чего убежала? – смущенно улыбнулся Остромичев, наклонился и поднял с пола огромный букет нежно-коралловых роз!

Роз было не меньше пятидесяти. Он и поднял-то их не сразу. А когда поднял, осыпал всю кровать вместе с Ксенией душистыми цветами.

Ксения смотрела на всю эту роскошь и не знала, как реагировать.

– Ну? И как мне теперь вылезать? – растерянно спросила она у Остромичева. – Там же шипов – немерено!

– А ты не вылезай. Спи, – смотрел на нее Остромичев и улыбался. – Скажи только, когда за тобой подъехать, и отдыхай.

– Зачем это за мной заезжать? – напружинилась Ксения. – Не надо. Хватит. Отметили Новый год, побаловались, и… пора и честь знать.

– Так мы вроде… Вроде не только Новый год отмечали… – осторожно проговорил Остромичев. – Мы еще и за начало нашей новой жизни пили.

– Ой, знаете, – хмуро махнула рукой Ксения. – Спьяну-то за что только не выпьешь. И потом… Хватит мне по гостям ездить. Мне и так ваша тетя Зина на мою распущенность намекнула. Идите уже, господин Остромичев, вас дочь ждет.

– Тетя Зина? – с облегчением усмехнулся Александр. – Так вот почему ты убежала?

– Я убежала?! – подскочила на кровати Ксения. – Да это ты убежал! Ты! Я проснулась, а на кровати…

– Ксюш, у нас шампанское есть, принести? – не вовремя пролезла в дверь Зойкина голова.

– Зоя! Иди уже домой, а?! – рыкнула на нее Ксения и повернулась к Остромичеву. – Никого нет, меня шваброй тыкает эта бабища! Да еще и…

– Ксюша, так я ключи оставлю, – уже заглянула одетая Зойка.

– Да иди ты уже домой! – в два голоса рявкнули на нее Александр и Ксения.

– Чего орать-то, ушла я, ссорьтесь, – абсолютно спокойно пожала плечами Зойка и величаво удалилась.

– Вообще-то хорошо, что она здесь была, – усмехнулся Остромичев. – Она мне двери открыла, раздела, разула, чаю предложила, но я отказался, сразу к тебе…

– Да, знаешь ли, – поджала губы и отвернулась Ксения. – Мои знакомые куда приветливее, чем твои домработницы!

– Ну, так правильно, – кивнул Остромичев. – Это же няня – Зоя Алексеевна, она ж меня знает. Я ж у вас там где-то записан, в тетрадке какой-нибудь…

Он убрал ей локон с лица и просто продолжал:

– А я всю ночь уснуть не мог, – доверчиво рассказывал Остромичев. – Все вспоминал, думал… Думаю, ты такая умница – подарки вот нам всем купила, а я… В общем, поднялся, понесся сначала в магазин, купил тебе… смотри чего… Тоже зайцев!

Остромичев вытащил из пакета коробку, а из коробки… беленькие фигурные коньки. В каждый ботинок был засунут смешной пушистый заяц.

– Ну… потому что я слышал, девушки любят всякие там… мягкие игрушки… – неловко пояснил он. – Потом еще за цветами. Приехал домой, а тебя нет. Только Зинаида Афанасьевна. Я ее спрашиваю, здесь никого не было? Она ответила, что никого. Вот я и подумал…

– Врет твоя Зинаида Афанасьевна, – с обидой фыркнула Ксения. – Она меня разбудила и швабро… и вообще из постели чуть не выкинула! И еще обозвала по-всякому!

– Это да, – коротко засмеялся Остромичев. – Она может. Человек старой закалки, бережет честь семьи.

– Вот и пусть бережет! И никуда я не поеду!

– Ксюш, ну я дурак… не предупредил ее, а тетка… ну что с нее взять? Поедем, а? Там Стаська, Егерьцевы… Они нас уже ждут.

Ксения хотела опять ответить, что не собирается рушить чужую семью, что… но не те слова это были. Какое-то мявканье обиженной девчонки. Но и ехать…

– Саша… – задумчиво крутила она в руках беленький ботинок. – Понимаешь, мы поторопились с тобой… Ну, не делается это так. То не знали друг друга, а то за один вечер – все! Муж и жена!

– Мы же не расписываться побежим… – не сводил с нее серьезных серых глаз Остромичев. – Пока просто поживем вместе. Я совсем не шоколадный заяц. Скорее, кукух, который своего кукушонка… Да я даже не из-за Стаськи…

Ксения внутренне усмехнулась. Все правильно. Лизонька уехала, Остромичев просто не знает, что делать с ребенком. Пока он войдет в колею, Ксения как раз у них и поживет, не расписываясь.

– Нет, Саша, – строго перебила его она и скинула розы с постели. Хотела встать, но вспомнила, что в одной ночной сорочке, и натянула повыше одеяло. – Извини… Все было очень хорошо, просто замечательно, но… Новый год прошел, мы его встретили, спасибо нам обоим, а сейчас…

Остромичев поднялся.

– Я все понял… Ты все обдумала, и это твое окончательное решение…

– Да, Саша, окончательное, – выдохнула она.

– Ну что ж… я уважаю твое решение, – совсем холодным тоном произнес Остромичев и вышел из спальни.

Ксения боялась шелохнуться. Она лежала, будто придавленная каменной плитой, подняться не было сил. А надо было бежать вслед за ним! Надо было удержать! Крикнуть: «Саша! Да не слушай ты меня, дуру! Неужели ты не видишь, что я без тебя просто с ума схожу! Всякую чушь несу, а ты…»

Она ждала, когда хлопнет входная дверь, но неожиданно открылась дверь в спальню.

Перед ней стоял одетый и обутый Остромичев.

– Ксюша, – жестко начал он. – Я уважаю твое решение…

– Да… – испуганно смотрела она снизу вверх. – Ты в обуви, а Зойка…

– А ты уважай мое, договорились?

– Договорились, – кивнула Ксения, ничего не понимая.

В ту же минуту Остромичев деловито подошел, схватил в охапку ее вместе с одеялом и потащил из комнаты.

Ксения сначала думала, что он тащил ее в ванную, она слабо отбивалась и пыталась даже добавить металла в голосе. Однако в такой позе, когда твоя пятая точка выше головы, это получалось отвратительно! Даже смешно! Но она сопротивлялась. Однако Остромичев тащил ее вовсе не в ванную, он волок ее в подъезд!

– Ты сдурел, что ли?! – колотила его по спине Ксения. – Я же раздетая вся! Я же почти… Совсем совести нет!

– Вот именно… – бурчал Остромичев. – Притащу тебя голую к себе, тебе и сбежать не в чем будет.

– Да ты совсем рехнулся?! Сейчас же нас люди увидят! Я же… я же педагог, между прочим!

– Вот и помолчи… там кто-то поднимается, – предупредил Остромичев, и Ксения тут же захлопнула рот.

Остромичев заботливо оглядел здоровенный сверток на своем плече – ничего лишнего не было видно.

Навстречу похитителю воспитательниц поднималась соседка Ксении Татьяна с двумя своими роскошными лабрадорами. Она бы из вежливости никогда и не спросила – что такое непонятное мужчина несет. Но ее собаки, почуяв знакомую, заюлили и стали подпрыгивать к Ксениной голове.

– Здравствуйте, – смущенно остановилась Татьяна. – Мич! Ральф! Тихо! Мужчина, скажите, а что это вы несете такое непонятное… Мои собаки волнуются.

– Да так… – старательно улыбаясь, ответил Остромичев. – Всякое старье из дома выношу.

Татьяна все же набралась смелости, зашла со спины, отодвинула угол одеяла и увидела физиономию Ксении. Физиономия скалилась, подмигивала и вообще – вела себя странно. Татьяна повернулась к Остромичеву.

– А это всякое старье согласно… из дома выноситься? – на всякий случай спросила она.

– Согласно, Танечка, согласно, – пыхтела под одеялом Ксения. – Ты себе не представляешь, Танюша, я всю жизнь мечтала вот так… за крепкой мужской спиной… Остромичев! Волоки меня назад! У меня ноги уже выглядывают! И… и их собаки укусить хотят!

Они все же вернулись в ее квартиру. Только Ксения не стала торопливо одеваться и собираться, напротив, Александр сам позвонил Егерьцевым и предупредил, что они будут дома чуть позже.

Новогодняя сказка продолжалась. В комнате вовсю кричал телевизор, повторялись какие-то программы, начинались новые, но их никто не смотрел и не слушал. Разве тут до телевизора, когда в спальне решается судьба двух человек!

И решалась она довольно долго, потому что это ж тебе не тяп-ляп и готово! Это ж… всю дальнейшую совместную жизнь надо распланировать!

Только ближе к вечеру Ксения встала, чтобы поставить чайник. Тут же зазвонил телефон.

– Ксюш, не бери трубку, пусть думают, что нас нет, – вышел к ней на кухню Остромичев.

Но было уже поздно – трубка была уже у Ксении в руке и кричала ехидным, Зойкиным фальцетом:

– Ксюш! Ты, главное, запомни! Если вот тебе вдруг ни с того ни с сего захочется огурчика, ну, знаешь, солененького такого, то это, Ксюш, значит, обязательно мальчик родится. А вот если помидорчика захочешь, неважно – свежего или маринованного, то будет непременно девочка! Я знаю!

– А если салата захочу? – ничего не понимала Ксения. – Я вот, например, тебе салат оставляла из свежих огурцов и помидоров, так вот сейчас бы самое время…

– Нет, салат, Ксюш, это все мимо. Надо что-то одно, – никак не могла успокоиться Зойка.

– А ты чего хочешь?

– Я, Ксюш, спать хочу. Вот честно! Я та-ак хочу спа-а-ать!

– Ну, хорошо, вот когда родишь, тогда и посмотрим, кто рождается, когда спать хотят, – пробурчала Ксения, намереваясь уже закончить пустую болтовню.

Но подруга не сдавалась.

– Так я родила уже, Ксень! Хи-хи! В роддоме я!

Ксения молчала секунду, а потом взорвалась:

– Зойка!!! Ты?! Ты родила?! А кто родился-то?! – чуть не визжала от радости Ксения и отталкивала Остромичева, который корчил радостные рожицы и неизвестно зачем пытался отобрать трубку. – Зойка, кто у тебя?! Мальчик или девочка?!

– Ксюша! У меня мальчик! – кричала в трубку счастливая мать. – И девочка! Королевская двойня! Скажи спасибо Лизочке, нагадала!

Потом Ксения еще спрашивала, когда можно будет приехать, что привезти… Она уж и сама не помнила, о чем там они кричали со счастливой Зойкой.

Когда Ксения отключила телефон, Остромичев уже открывал шампанское.

– За малышню! – поднял он фужеры. – И что тебе говорила эта новоиспеченная мамаша?

– Она, Саша, сказала мне, чтобы ты мне спать не давал… От этого двойни получаются. Вон, Зойку все время в сон тянуло, – хитренько усмехнулась Ксения и сладко зевнула. – Да я и не хочу.

Остромичев вдруг заботливо заглянул ей в глаза:

– Ксюш, вот смотрю я на тебя… Чего-то вид у тебя… Отдохнуть тебе надо, поспать… А я тебя потом разбужу. И вот только не капризничай, с тебя теперь Стаська пример берет.