ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Марк окликает тетю уже с порога — предупреждает. Если он с бухты-барахты появится на кухне или в гостиной, она перепугается. Она не привыкла жить одна и боится каждого шороха. Со смерти дяди Деза прошло всего шесть месяцев. Конечно, это не срок, размышляет Марк, особенно если ты прожил с человеком больше сорока лет.

Он входит в дом, делает несколько шагов по коридору и еще раз зовет ее:

— Тетя Лилли?

За кухонной дверью слышно нервное прерывистое дыхание.

Черт!

— Тетя Лилли, это я, Марк.

— Слава богу. — И потом: — Я тут.

Марк заходит на кухню. Тетя сидит за столом. Перед нею груды бумаг. Через открытую дверь слева видна гостиная. Там работает телевизор, звук выключен.

Тетя поднимает на него глаза и выжимает нервную улыбку:

— Марк, какое счастье, что ты пришел! Не представляю, что бы я без тебя делала.

— Ох, тетя, все то же самое, что и со мной.

Он подходит к ней и целует в лоб. Потом придвигает стул и садится поближе, склоняется вперед, скрещивает руки, как заправский доктор перед началом консультации. Даже произносит коронное:

— Ну-с, на что жалуемся?

Тете Лилли под семьдесят, но выглядит она старше. У нее седые волосы, она вся сморщенная и сухая. Видно, что последние месяцы выжали из нее немало соков.

— Все эти счета из «Эйркома», — сетует она, указывая на пачку бумаг, — я в них ничего не смыслю. Только вижу, что они неправдоподобно большие.

— Поверь, тетя, я в своих тоже с трудом разбираюсь. В них сам черт ногу сломит: тут нужен как минимум диплом бухгалтера.

Он снимает с пачки верхний лист и изучает его. Очень скоро после смерти дяди Деза выяснилось, что тетя Лилли ничего не смыслит ни в деньгах, ни в счетах. «Это всегда было его обязанностью», — объяснила она, и в итоге Марку пришлось общаться с адвокатами и выправлять все необходимые бумаги. Так он и выручал ее с тех самых пор — по мелочам: то составит платежку в банке, то откажется от подписки на журналы, то, что немаловажно, расшифрует ей загадочные руны счетов за коммунальные услуги.

— Красивый костюм, — говорит тетя Лилли и проводит рукой по рукаву.

— Итальянский, — говорит он, не отрываясь от «эйркомовского» счета. — Не правда ли, странно?

— А туфли?

— И туфли тоже. Видишь, тетя, приходится впечатлять одеждой. А что делать? В наши дни это залог успеха.

— La belle figura.

— Они это и придумали.

Марк тихо подозревает, что тетины форс-мажорные звонки отчасти вызваны потребностью в компании, и он не против. Типа включенного телевизора в соседней комнате: не важно, что никто не смотрит, пусть работает. Он и так навещает ее регулярно, минимум раз в неделю, но если ей вдруг требуется внеурочный визит, он более чем рад повиноваться. Он и так ей по жизни обязан.

— Хм, разве у дяди Деза была выделенка?

Тетя Лилли выглядит слегка озадаченно: можно подумать, ее попросили объяснить принцип теории относительности.

— Мм… выде… что?

— Выделенная линия. Интернет для компьютера. Вот ежемесячный счет за него.

— Он действительно немного пользовался компьютером.

— Тогда это точно он. Я попрошу их отключить услугу. Но они, наверное, захотят забрать модем.

— Что забрать?

— Это такая маленькая коробочка, подсоединенная к компьютеру. Не беспокойся. Я все улажу.

Он откладывает счет в сторону.

Марку видно мелькание на телеэкране в соседней комнате. Он слегка сдвигает стул, чтобы телик больше не мучил его.

— Ты умничка, — произносит тетя Лилли. — Выпьешь чаю?

Марк смотрит на часы. Начало десятого. У него в городе встреча с подрядчиком, но не раньше одиннадцати.

— Не откажусь. Спасибо.

Все оказалось немного муторнее, чем он предполагал, но сейчас Марк почти уверен: контракт на мази.

Тетя Лилли встает и начинает возиться с чайником. Марк стряхивает крошечную пушинку со штанины. Затем возвращается к разбросанным бумагам. Помимо «эйркомовских», здесь счета от И-эс-би, Эн-ти-эл, выписки с банковских счетов, акционерные сертификаты, формы Пи-60. Давность некоторых измеряется годами, других — десятилетиями.

Неожиданно у Марка щемит сердце.

— Тетя Лилли?

— Да?

— Зачем ты все это хранишь?

Она отрывается от нарезания субстанции, напоминающей кекс, и поворачивается к Марку:

— Я… я даже не знаю. Дез всегда был так аккуратен с бумагами. А что в этом странного?

— Да нет… просто это не обязательно, только и всего. Можно хранить квитанции за несколько лет, но вы явно перегнули палку. Хотя, конечно, в наши дни, когда сплошь и рядом воруют персональные данные, предосторожность не помешает.

Произнеся последнюю фразу, он сразу же понимает, что лучше бы помалкивал.

— Персональные что?

Марк резво объясняет ей, с чем это едят, причем старается придать явлению максимально невинный характер, но тетя все равно в шоке.

Он, разумеется, понимает: бухгалтерию она хранит, чтоб было чем заняться, — и все же решает в следующий раз прихватить с собою шредер. И если тетя позволит, изничтожить львиную долю документов.

Тетя тем временем приносит поднос. Марк поднимает со стола очередную увесистую кипу — на этот раз выписок со счета — и освобождает место для чаепития. Пока тетя суетится с чашками и ложками, он просматривает банковские бумажки.

Некоторым из них уже перевалило за двадцать лет. Дядя Дез…

Марк слегка встряхивает головой.

Вот человек был! Невероятно требовательный, работоспособный и несгибаемый. Конечно не ангел: любил копаться в себе, был подвержен частым сменам настроения и всегда, во всяком случае по ощущениям Марка, носил в себе какую-то злобу. Но никто об этом не знал. Он ни разу ни на ком не выместил свое недовольство. Ни разу не вышел из себя.

Хороший он был человек, хороший отец. Марку его не хватает.

Он перекладывает пачку выписок на колени.

Да, это непросто. О своем настоящем отце у Марка сохранились весьма расплывчатые воспоминания: его родители умерли, когда ему исполнилось пять лет. Когда он думает о нем — о Тони, — у него в голове или, точнее, в сердце возникает странное ощущение — резкое глубокое смятение, тоска и, конечно же, прости господи, чувство вины. Его нельзя потрогать, невозможно измерить, но чувство это столь же реально, как мигрень или злокачественная опухоль.

С дядей все было намного проще. Несмотря на переменчивый нрав, Дез стал для Марка идеальным отцом — без лишних психологизмов.

Сейчас он окидывает взглядом комнату, документы, тетю Лилли и, вероятно, впервые задается вопросом: из-за чего так злился дядя Дез? И однозначно впервые задумывается: не из-за него ли? Не был ли он причиной дядиного постоянного раздражения?..