Пам еще не вернулась. Шел дождь, и, как в старые добрые времена в Лос-Анджелесе, Джиму захотелось взобраться на карниз, чтобы встряхнуться. Но день был действительно мрачным, и на такой рискованный шаг не хватило сил.

Так что он остался стоять у открытого окна, опираясь на перила. Казалось, он готов взлететь… но лишь в мыслях, только так он мог летать сейчас.

Джим высунулся в окно, чтобы дождь промочил его насквозь, — он хотел почувствовать себя живым.

Путь назад был отрезан. Ушло время для шуток, для игры с вечностью. Без публики клоун мертв, а он уже не мог выступать перед толпой. Вспоминая, кем он был еще шесть месяцев назад, Джим не узнавал себя. Клоун, утративший непосредственность, внезапность, обречен на патетику.

Клоун должен оставаться за пределами внешнего мира, не должен касаться реальности.

Он смотрел на облака, пока холодная вода заливала его лицо и волосы и текла за ворот. Видел себя, грузного, раздавшегося…

Его любовь к Пам также не выдержала вызова реальности. Памела рождала в нем неизменное, вечное чувство — именно поэтому неспособное вырасти, преобразоваться, чтобы соответствовать реальности.

«В любом случае я буду тебя любить. Буду любить тебя, пока небо будет поливать землю дождем».

Дождь продолжался. Заливал его лицо и его любовь. Безразличный ко всему.