15
Столовая на три пятых напоминала ресторан шведской кухни в магазине «ИКЕА» и на две пятых — кафетерий в колледже: деревянный пол, покрытый красноватым лаком, и выстроившиеся вдоль стен столики на металлических ножках, рассчитанные на шестерых. Когда Христофор привел сюда свою группу, был занят лишь один столик. В дальнем углу пять не-ангелов с несчастными лицами ели спагетти и внимали своему ангелу, пожилому и чем-то явно взволнованному, в доходящем едва ли не до пола белом балахоне. Только двое из сидящих подняли голову, когда вошли Христофор и его спутники, но и эта любопытствующая пара недолго их разглядывала. Христофор знал, что это группа Эстель. Ему вдруг пришло в голову, что, если бы сегодня изгнали его, никто не стал бы горевать по этому поводу. Христофор задумался, как этот факт характеризует Эстель? А его самого? Он провел своих подопечных к столику рядом с окном.
Стол уже был накрыт, серебряные столовые приборы лежали на толстой скатерти, белой и накрахмаленной. На ней стояли две бутылки вина, красного и белого, большой кувшин с водой, корзинка с пресными булочками и небольшая салатница с оливками.
— Ну, как вам наш ресторан? — спросил Христофор и, прежде чем кто-нибудь успел ответить, добавил: — Вина?
— Ох, давно пора, — сказала Ивонна и налила себе большой бокал белого.
— Надеюсь, вы не собираетесь нас подпоить? — произнес Кевин.
— Мне красного, пожалуйста, — попросил Габриель.
— И мне, — присоединилась Джули. — Кстати, это как, тоже психотерапия?
— Нет-нет. Это всего лишь ужин, — пояснил Христофор не слишком уверенно. — Возможность немного расслабиться. Мы хорошо понимаем, какой шок вы пережили, и нам хотелось бы, чтобы вам было здесь так хорошо, насколько это возможно. К тому же мы хотим помочь вам познакомиться поближе в неформальной обстановке.
— Ты, помнится, говорил, что это довольно необычно? — напомнила Ивонна Габриелю.
— Да, и сожалею о своих словах. Я просто… размышлял вслух. Моя девушка — медсестра в психиатрической клинике. Когда-то она любила поболтать о своей работе. Правда, в последнее время такое случалось все реже. Но я помню, как она рассказывала, что в самых трудных группах, которые, как она говорила, состоят «из совершенно здоровых богачей, жаждущих внимания», существует правило, запрещающее членам группы общаться иначе как во время сессий.
— Что ж, вы правы… — начал Христофор.
— Как ее зовут? — перебила его Ивонна.
— Элли.
На какое-то мгновение повисла пауза, после которой Габриель спросил:
— А у тебя? У тебя кто-нибудь остался?
— Только сын Энтони… Ему двадцать один, учится в Испании. Вернее, он был там несколько дней назад, теперь ему, наверное, обо всем уже сообщили. — Ивонна уставилась в свой почти пустой бокал. — Он совсем растеряется. Хотя ему двадцать один, его вполне можно принять за семнадцатилетнего. Я, наверное, была чересчур заботливой мамочкой, вечно его опекала. Поездка в Испанию стала для него настоящим приключением. Он там изучал испанскую и европейскую литературу. Он слишком молод, чтобы самому организовывать похороны. — Она допила вино и налила себе еще. Повернувшись к Джули, спросила: — Не выпьешь с нами, милая?
Джули взяла бутылку красного. Габриель спросил у нее весьма участливо, если вспомнить, что это она переехала его машиной:
— А у тебя?
— Собственно, никого. Я была… — Она умолкла и пожала плечами. Она поняла, что думает о Майкле. Хотелось бы ей знать, какой ответ на этот вопрос она смогла бы дать, если бы злосчастная авария произошла месяцем или хотя бы неделей позже.
— И у меня никого, — подхватил Кевин, игнорируя тот факт, что его никто ни о чем не спросил. — Только бывшая жена и двое детей, с которыми меня, по сути, ничего не связывает. Ну, я, конечно, посылаю подарки, иногда пишу, но мы чужие друг другу.
— Сколько лет детям? — спросил Габриель.
— Парню должно быть двадцать три, нет, двадцать четыре, а дочке двадцать, нет, только что исполнился двадцать один.
— Вы видитесь?
— Ага, раз или два в год. Ходим куда-нибудь в ресторан. Дочь пишет мне по электронной почте. Очень мило с ее стороны. Только из-за этого я и держу дома компьютер. У нее на днях день рождения.
Сначала подали грибной суп. Ивонна не притронулась к своей тарелке, вместо того в четвертый раз наполнив бокал вином. Остальные приступили к еде, нахваливая блюдо. Джули удивилась вслух, что у них сохранились вкусовые ощущения, хотя на самом деле их физические тела находятся совсем в другом месте.
— Да, над этим пришлось порядком потрудиться, но я не стану сейчас утомлять вас всеми подробностями, — сказал Христофор. — Будет достаточно сказать, что нам необходимо привнести в ваше здешнее «я» как можно больше неотъемлемых черт вашей личности. В том числе ваши вкусы и способность реагировать на те или иные ощущения. Конечно, с некоторыми поправками. Например, если вы пьете… много… захмелеете вы только чуть-чуть. — Он посмотрел на Ивонну, но та проигнорировала его взгляд.
— Но ведь наши тела все еще находятся на земле? — спросила Джули.
— Да, но сами вы здесь.
— А можем мы здесь чувствовать то, что происходит с нами там? — продолжила она.
Габриель тут же подхватил:
— А можем ли мы видеть самих себя? Можем мы видеть наших… Смогу я увидеть Элли?
— Ну, на самом деле можете. Но не сразу. Если мы решим, что это будет полезно в терапевтических целях, — охладил его Христофор. — У нас есть просмотровый зал, который позволяет вам видеть место, где находится ваше тело, если вы понимаете, о чем я. Однако мы должны быть уверены, что подобный просмотр помогает той работе, которую вы должны здесь проделать.
Габриель, который с самого начала выглядел подавленным и растерянным, наконец ожил. Он забарабанил по столу ладонями и спросил:
— Когда я смогу ее увидеть?
— Боюсь, пока еще рано. Сперва придется проделать кое-какую работу. Но и тогда этого может оказаться недостаточно, если мы решим, что просмотр не пойдет вам на пользу.
Христофор смутился. Он привел их сюда вовсе не для того, чтобы они стали еще несчастнее, тем более перед главным блюдом.
Габриель уставился в пол, Джули пристально глядела на него. Христофор посмотрел в окно. Когда он видел деревья, растущие рядом с озером, он всегда представлял себе их запах. Сырая кора и оранжевые цветы.
— Поверьте, я очень сожалею. Знаю, что это нелегко, но, пожалуйста, наберитесь терпения.
Габриель ничего не ответил. Все, кроме Габриеля, молча доели суп. Габриель снова наполнил свой бокал вином. Наконец заговорила Ивонна, голосом чуть-чуть более громким, чем обычно:
— Если мое теперешнее тело на самом деле совсем не мое, то позвольте спросить, нет ли тут у вас сигарет?
В качестве основного блюда подали орехово-тыквенную запеканку для Габриеля и Джули и жаренного на гриле лосося для Ивонны и Кевина. К рыбе на гарнир шли приготовленные на пару овощи, заправленные небольшим количеством сливочного масла. Все пахло очень вкусно и было прекрасно приготовлено, но у всех пропал аппетит. Атмосфера горя, царящая за столом в дальнем углу, похоже, оказалась заразительной для группы Христофора. Одна лишь Ивонна болтала без умолку, рассказывая об Испании и о сыне, но было понятно, что виной тому алкоголь. Кевин пытался всем угодить, кивая и предлагая булочки, но Джули была немногословна, а Габриель и вовсе молчал, словно набрав в рот воды.
— Ну а вы двое чем зарабатываете на жизнь? — спросил Кевин у Габриеля и Джули.
— Я преподаю рисование, — отозвалась Джули.
— В школе?
— Нет, в дневном досуговом центре для пожилых людей. Раньше преподавала в тюрьме. Еще я веду вечерние группы для взрослых. Не могу сказать, что это удачный способ сделать карьеру, просто так получилось, что я стала этим заниматься, вот и все. Мне нравятся мои ученики, — добавила она задумчиво. Она вспомнила о своих стариках из художественной студии. Вот кто огорчится, узнав, что с ней произошло. И еще Бренда. Интересно, догадается ли кто-нибудь позвонить Бренде?
— Ну а ты? — спросил Кевин, глядя на Габриеля.
— Собственно, я только что потерял работу. Так что, в общем и целом, это был не слишком счастливый день.
— Надо же, — посочувствовал Кевин.
— Теперь это не важно, а? — И Габриель улыбнулся в первый раз за все время, которое провел на пороге смерти.
— Мне часто доводилось увольнять своих работников, — подала голос Ивонна. — Пренеприятное занятие, доложу вам. Ненавижу, — добавила она не слишком внятно. — Приходилось говорить им прямо в лицо, что больше в них не нуждаются, и каждый раз я чувствовала себя хуже, чем в предыдущий. Странно, ведь надеешься, что со временем это будет проще и проще, и некоторые говорят, что у них так и происходило. Но со мной все было по-другому. Думаю, потому что, когда мне требовалось кого-то уволить, у меня появлялось ощущение, будто я неправильно веду свой бизнес, что я что-то упустила, что моя оплошность на сей раз более непростительна, чем прежде. Ведь у меня есть опыт, и я должна была предвидеть наступление этого дурацкого кризиса. Вы понимаете, что я имею в виду?
Никто этого не понимал, но за столом не нашлось ни одного, кто захотел бы в этом признаться.
— Я просто работал райтером на веб-сайте, писал о спорте, — пожал плечами Габриель.
— Ну, понятно. Веб-сайтовая индустрия. Бедствие, которое вот-вот разразится, — заметила Ивонна.
— Да, но мы-то думали, что все базируется на очень прочном фундаменте: хороший доход от рекламы — крупная компания занималась продажей недвижимости через Интернет. И вдруг оказывается, все это держалось на соплях. Нет, мне нравилось писать о футболе и крикете, зарабатывая этим на жизнь, но на самом деле это трудно назвать настоящей работой для взрослого человека.
— Да полно, что так можно назвать? — вставила Ивонна.
— Мы с Элли как раз проходили лечение от бесплодия. Хотели сделать ЭКО. Я даже так и не сказал ей, что потерял работу. Не хотел ее волновать. — Голос его постепенно становился все тише и тише. Глаза покраснели.
— Ничего, ты что-нибудь найдешь, — ободрила его Ивонна, и все уставились на нее в недоумении. — Я хотела сказать, что ты что-нибудь да нашел бы… черт возьми, единственное, что я понимаю, — я здорово набралась. Прошу прощения.
— Ничего страшного, — поспешно ответил Габриель. — Ничего обидного сказано не было.
У Джули был такой вид, будто она вот-вот заплачет.
— Я так виновата. Боже, как я сожалею, что на тебя наехала! Прости меня, пожалуйста.
— Это была не ваша вина, Джули, — сказал Христофор.
— Вечная песенка про то, что никто ни в чем не виноват, — отозвалась Джули. — Как же она мне надоела. Ненавижу.
— Ладно, — сменила тему Ивонна, — кто-нибудь еще хочет сигарету?
— Она, знаете ли, не из тех, кто легко сдается, — ляпнул, не подумав, Христофор. Как только эти слова слетели с его языка, он сразу понял, что сболтнул лишнее. Однако почему-то чувства сожаления по этому поводу не возникло.
— Кто? — спросила Ивонна, закуривая и перебрасывая пачку с сигаретами через стол Габриелю и Джули.
— Элли, — пояснил Христофор, глядя прямо на Габриеля. — Элли так просто не отступится.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Габриель и сел очень прямо. — Что она может сделать в такой ситуации?
— Она собирается продолжить лечение и забеременеть с помощью ЭКО.
— Как? От кого? Какого черта…
— От вас, Габриель, она планирует закончить лечение с вашей помощью. Я это знаю. Это моя работа — знать подобные вещи. Она собирается украсть сперму…
— Что значит «украсть»?
— Врачи, которые вас выхаживают, не разрешают взять сперму без постановления суда. Без получения информированного согласия. Поэтому она придумала план, выполнить который ей поможет ее подруга Иззи.
— Нет, Иззи не станет ей помогать.
— Она пообещала, что поможет.
— Нет, она этого делать не станет. Она меня ненавидит.
— Что ты имеешь в виду, почему ненавидит? — поинтересовалась Джули.
— Ну, я ей не нравлюсь. И помогать она не станет.
— Но если на нее насядет Мойра, то, может, и станет. Да и Сэм тоже в этом поучаствует.
— И что это за план?
Христофор вздохнул, снова посмотрел на деревья, растущие за окном, и подумал об Эстель. Он уже скучал по ней.
— Не думаю, что сейчас подходящий момент, чтобы вдаваться в подробности, — сказал он, — особенно если принять во внимание, что вот-вот подадут крем-брюле. Достаточно знать, что она не отчаялась и не махнула на вас рукой.
— Вот это женщина! — восхитилась Джули, беря пачку сигарет, чтобы достать одну. Потом она передала пачку Габриелю, который потянул было сигарету, но передумал:
— Нет, спасибо. Курение вредно для здоровья.