75

«У кого есть право обращаться к Богу?»

Роджер Кастл напрягал извилины так, что мозг чуть не дымился. В конце концов он набрал десятизначный телефонный номер в Нью-Мексико, этот разговор был ему нужен безотлагательно. Он потребовал у своего секретаря обеспечить надежную связь и пятнадцать минут покоя, чтобы решить одно личное дело.

«И что такого способен сообщить Ему простой смертный, даже если и сумеет привлечь Его внимание?»

Президент удобно устроился в кресле, блуждая взглядом по парку, окружающему Белый дом, в ожидании соединения. После третьего гудка трубку подняли.

— Эндрю, это ты?

Номер Эндрю Боллинджера был записан в личной телефонной книжке президента уже более двадцати лет. Он числился на первых страницах, в разделе «астрономы». На самом деле, они были сокурсниками по университету и даже играли в одной баскетбольной команде. С момента их знакомства в 1982 году Кастл сразу же понял, что этого южанина с гордым профилем ожидает блестящая карьера истинного математического и физического гения. Собственно, так и случилось. Боллинджер входил в команду тех ребят, которым при наличии удачи и достаточных фондов суждено было помочь своей стране отправить человека на Марс. Любой сторонний наблюдатель, увидевший их двоих на прогулке в те годы в Альбукерке, наверняка поставил бы на Боллинджера как на фаворита, которому светило более успешное будущее. Так и происходило в действительности, но ровно до того момента, пока он сам не ввязался в политику. Его друг получил докторскую степень по астрофизике в двадцать три года, а вскоре после защиты стал начальником над двадцатью семью антеннами Very Large Array Telescope. Под его руководством VLA получил широкую известность. Он вошел в моду после появления в фильме «Контакт» с Джоди Фостер, хотя в действительности его антенны никогда не принимали сигнала от пришельцев. Что до научных проектов Боллинджера, то их охотно финансировали не только филантропы и бизнесмены из сферы коммуникационных технологий, но и орды любопытных, покупавших его футболки и участвующих в организованных им специальных экскурсиях. Как мухи на сладкое, они слетались на заманчивые предложения, рекламируемые VLA: услышать «пение» глубокого космоса, звуки квазаров, сверхновых, естественных радиочастот, испускаемых звездами, и даже принять сообщение с зонда «Voyager-2», достигшего Нептуна.

Естественно, Кастлу не могла прийти в голову лучшая кандидатура, чтобы получить ответы на мучившие его вопросы.

— Эндрю? Эндрю Боллинджер? — Кастл нервничал. Некое беспокойство внушал сам факт, что президент звонит по прямой линии гражданскому лицу, пусть даже речь и шла о старом друге.

Через мгновение мужской голос ответил:

— Бог мой, Роджер! Роджер, это ты? Что случилось?

— Браво! — воскликнул президент. — Здорово, что ты до сих пор помнишь своих однокашников!

— Еще бы не помнить! Я вижу тебя каждый день в новостях, — слегка натянуто рассмеялся Эндрю. — Сколько мы с тобой не общались? Четыре года? Или пять?..

— В любом случае очень давно. И мне действительно очень жаль, Энди.

— Скажи, чем я могу быть полезен своему президенту? Вопрос национальной безопасности?

Эндрю всегда любил пошутить. Он просиживал большую часть времени один перед компьютером и поэтому старался скрасить минуты, уделяемые «человеческому общению», изрядной дозой юмора.

— Тебе судить. Мне нужно кое-что у тебя выяснить.

— Валяй, президент! Наверное, что-то очень важное, раз ты звонишь лично.

— Именно так. Ты помнишь Белого Медведя?

Собеседник на мгновение замолчал.

— Белый Медведь? Вождь хопи?

— Он самый.

— Ну конечно я его помню! Особенно после того сюрреалистического похода втроем в его резервацию. Ты хочешь сказать мне, что он воскрес? Потому что он давно умер, ведь так?

— Да. Много лет назад. Однако я хотел бы просить тебя вместе со мной вспомнить о той экскурсии. Согласен?

Как можно было забыть о том солнечном весеннем дне, который они провели в местах к югу от Карлсбада в поисках столь нелепой вещи, как говорящий камень!

Белый Медведь назначил им встречу ровно в пять на перекрестке национальной трассы 62 и шоссе 285, близ мексиканской границы, с тем чтобы продемонстрировать самую заветную реликвию своего племени. Занимавший тогда еще пост губернатора Роджер Кастл принял приглашение с единственным условием: его будет сопровождать доверенный человек из числа ученых, способный оценить увиденное. Если политическая карьера его чему-то и научила, то это привычке всегда полагаться на мнение эксперта. Специалисты — это лучшая гарантия политического долголетия. Это единственные люди, которые, с одной стороны, могут уберечь от роковых ошибок в глазах избирателей, а с другой — лучше всех подходят на роль козлов отпущения, если что-то пошло не так.

Старый хопи не возражал, однако в рамках разумной компенсации счел возможным попросить об одном одолжении: губернатору и его спутнику предлагалось проследовать до места с завязанными глазами и не обсуждать то, что предстанет их взору, ни с кем из посторонних. Ни до того, ни после.

Он согласился.

Поскольку наступил март — период, когда из-за пасхальных каникул все государственные учреждения работали вполсилы, — Кастл и Боллинджер решили отдать себя в руки хопи. Тринадцатого числа, в понедельник, губернатор оставил лаконичную записку в своем рабочем календаре, указав лишь место, где его следует забрать, и полушутливое сообщение своему помощнику, предписывающую известить Национальную гвардию, если в течение двадцати четырех часов от него не поступит никаких известий.

К счастью, эти предосторожности оказались излишни. Возникло бы множество проблем с определением их местонахождения, поскольку они три раза меняли транспорт и большую часть пути передвигались по частным дорогам, удаленным от основных автомагистралей, при этом ни разу не расплатившись кредитной картой. Вначале они ехали на черном седане, потом на грузовичке, а затем старый, но крепкий внедорожник долго вез их практически по чистому полю. Белый Медведь и его люди постоянно напоминали им, что они не должны видеть, куда направляются. «Это священное место. Белые люди не являются здесь желанными гостями», — твердили они. Роджер и Эндрю не спорили. Тем более что к тому моменту, когда их высадили в укромном месте, где хранился говорящий камень, они уже столько раз поворачивали, что и за миллион лет не смогли бы отметить на карте эту точку.

Казалось, они находились в каком-то подобии шахты. Темный прохладный грот, освещенный электрической лампой, вел в большой зал.

— Вам нечего бояться, — произнес Белый Медведь, угадывая их опасения.

— А этот ваш камень… — прошептал губернатор недоверчиво, — он здесь?

— Да, сэр, — ответил вождь гордо, — он перед вами.

Один из сопровождавших его людей осветил фонарем нечто, блеснувшее в метре от них.

Это было кусок стекловидного вещества размером с четверть доллара, с неровными краями и без отчетливых вкраплений. Минерал тускло мерцал, как обсидиан, и казалось, его только что выломали из цельного кристалла. К примеру, из опалового кремния. Он даже не был защищен футляром. Фактически индейцы просто положили его на сухие листья в центре этого природного амфитеатра. Боллинджера и Кастла поразило присутствие пяти молодых людей, окружавших реликвию. Они пребывали в неподвижности, такой глубокой, что казались статуями. Упершись лбом в землю в паре дюймов от камня, они издавали монотонное, едва слышимое пение.

— Что делают эти люди? — спросил заинтригованный астрофизик.

Белый Медведь сделал им знак приблизиться. Подойдя ближе, гости изумились еще больше. Пели не юноши. Пела скала! Как объяснил старик, эта мелодия действовала как волна, возникающая неведомым образом с равными интервалами.

— Это юноши, обладающие особым даром, мистер Боллинджер, — объяснил Белый Медведь. — Они только слушают камень. Если мелодия претерпит хоть малейшее изменение, они сразу же поставят меня в известность.

Эндрю был ошарашен. «Природа не может вести себя подобным образом», — подумал он.

— Ну, теперь вы верите мне, губернатор? — Белый Медведь лучился довольством. — Камень уже больше недели говорит с нами.

«Говорит с ними?»

Астрофизик с любопытством подошел к этому обломку стекла, раздвинул слушавших камень юношей и осторожно дотронулся до его поверхности. Затем с одобрения индейского вождя поднес его к губам. Никто не возражал, и даже сама эта штука, продолжавшая «петь», не обращая внимания на его присутствие. Хопи позволили гостям брать камень в руки, взвешивать его, обмерять и даже подносить к лицу или стучать по нему костяшками пальцев. Этот осмотр — порой слегка грубоватый — длился почти полчаса. И за все это время гудение не прекращалось ни на секунду. Сколько бы они ни вертели и ни крутили камень, ничто не давало повода предположить, что перед ними находится нечто отличное от цельного куска инертной материи. Это никак не могло быть прибором. Оно не располагало ни источником питания, ни акустическими приспособлениями. Оно не было ни грибом, ни куском металла, ни чем-то иным, способным подавать сигнал. И тем не менее оно это делало.

Сидя рядом с достопочтенным Белым Медведем, уже покинув тайник, они довольно долгое время обсуждали увиденное. Беседа растянулась, она длилась почти два часа, породив больше вопросов, чем ответов.

— Этот сигнал — разговор, который камень поддерживает с богами, — произнес старик в некий момент.

— А вы понимаете этот разговор?

Вождь хопи взглянул на Боллинджера, словно сжалившись над его невежеством:

— Естественно. Все потомки моего рода понимают этот язык.

— И о чем он говорит?

— Он рассказывает о дне конца света.

— Правда? Сообщает конкретную дату? — подскочил Кастл.

— Это так, губернатор. Снова и снова. Но оракул не использует привычного вам календаря. В безграничной Вселенной время измеряется не оборотами Земли вокруг нашей маленькой звезды. Вы должны понять это.

— И что за время используется?

— Время Солнца, сэр.

— Бог мой, Роджер! С тех пор прошло лет двадцать! — энергично запротестовал Эндрю Боллинджер на другом конце телефонного провода. — Мне даже кажется, что лучше бы и не вспоминать…

— Ты никогда больше не возвращался к этой теме? Скажи, что же ты тогда за ученый!

Боллинджер с очевидным неудовольствием отреагировал на сарказм своего друга:

— Все, что мне известно, Роджер, — это то, что в те дни Солнце решило как следует попугать нас электромагнитной бурей. Нечто вроде урагана «Катрина», только в плазменном варианте. Может, ты и не помнишь, но в моей памяти эта дата запечатлелась навеки. Тринадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят девятого года в Америке происходили странные вещи. В Сан-Франциско автоматические двери гаражей в пригородах начали сами по себе подниматься и опускаться, как в фильме «Полтергейст». Половина наших спутников вышла из строя из-за сбоя программы, и даже космический челнок «Дискавери» не смог вернуться на Землю, потому что все датчики уровня водорода сошли с ума. А знаешь, что было самое потрясающее?

Кастл потерял дар речи.

— Электросеть Квебека полностью накрылась! Двадцать одна тысяча пятьсот мегаватт куда-то к черту подевались за девяносто секунд! Половина Канады провела девять часов без света, а ремонт повреждений занял несколько месяцев. Когда я, вернувшись после нашей экскурсии, узнал о случившемся кошмаре, мне показалось почти нормальным, что тот булыжник пел…

— Ты никогда мне про это не говорил.

— А ты никогда меня не спрашивал, Роджер. Ты вернулся к своим делам, и мы долго не виделись. Ты был слишком занят.

Президент почел за благо не заметить скрытого упрека в словах своего друга.

— Дело в том, что сейчас с такими камнями, как у Белого Медведя, связаны судьбы людей, — произнес он. — Эти камни испускают сигнал, способный помочь нам предсказывать подобные катастрофы. Моя команда уже выяснила, что эти сигналы увеличивают свою мощность по экспоненте и могут достигать даже открытого космоса, но мы не понимаем, что означает это поведение.

Астрофизик не отвечал.

— Не знаю, что ты обо всем этом думаешь, Энди, — продолжал президент, — но я скажу, как это видится мне. Если этот чертов камень… — он заколебался, — является своего рода передатчиком, призванным предупредить о чем-то инопланетную цивилизацию? Допустим, он выявил какое-то изменение в земном магнетизме и начал сообщать им об этом? Своего рода призыв о помощи или что-то в этом духе… Как тебе кажется, в этом есть смысл?

— Издеваешься? Знаешь, какие внешние условия нужны, чтобы сигнал мог покинуть пределы земной атмосферы и достичь другой точки во Вселенной? Кроме того, — проворчал он, — если бы нечто подобное произошло, если бы пресловутый камешек Белого Медведя или любой другой начал посылать сигналы в открытый космос, наша сеть спутников и антенн моментально бы это засекла.

— Спутники-шпионы это зафиксировали.

— Что?

— Наша планета отправляет импульсы, и их производим явно не мы, Энди. Мне необходимо знать, куда направлен этот сигнал. Ты можешь мне в этом помочь?

— Само собой. — В голосе Боллинджера не слышалось особой уверенности. — Но это непросто, Роджер.

— Никто и не обещал, что будет легко.

— Даже если мне и удастся определить курс этого сигнала, по пути есть не меньше тысячи экзопланет, то есть планет вне Солнечной системы, куда он мог бы направляться. Мы примерно представляем себе такие колоссы, как Юпитер, обладающие газообразной структурой и находящиеся слишком близко от своих звезд, чтобы там могла существовать жизнь и какая-нибудь цивилизация, способная принять сигнал с Земли. Но также… — Эндрю Боллинджер замялся. — Ну, также у нас есть расчеты, оценивающие приблизительно в сорок тысяч вероятное существование планетных систем, аналогичных нашему Солнцу, причем на расстоянии менее десяти световых лет от нас. Ну, знаешь, планеты, вращающиеся вокруг звезды типа «М», ни слишком большой, ни слишком слабой. И хотя, по статистике, лишь пять из каждой сотни располагают условиями для обитания, сходными с нашей Землей, это означает, что в этом космическом секторе насчитывается примерно две тысячи мест, реально способных быть местом жительства кого-то, кто хочет принять твой сигнал.

— Так много?

— Ну, может, даже больше, — допустил Боллинджер. — Поэтому так сложно дать ответ на твой вопрос.

— Ты считаешь это возможным или нет?

— Что где-то там, за пределами Земли, есть люди, слушающие сигнал, посланный камнями?

— Я отправлю тебе данные об этих сигналах, Энди. А ты постарайся выяснить все, что сможешь. Договорились?

— Будет сделано, президент.