9
Снаряженные в горы, они боязливо мешкали на выходе из отеля. Внешний мир — теней, смерти, небытия — вновь стал иным. Предположение, что бескрайние, укрытые рассыпчатым снегом просторы обитаемы, все изменило.
Джейк рукой загородил проход:
— Кажется, я знаю, что произошло. Догадываюсь. В то утро под лавиной погибли и другие люди.
— И что?
— Вероятно, ночью ты видела одного из них. Другого объяснения нет. То же самое касательно телефонного звонка. Если мы не единственные жертвы, значит, и другие здесь застряли.
— В смысле, они к нам придут? Я не хочу.
— Бояться нечего. Что если это всего один человек, который отчаянно пытается подать нам знак? Вообрази, как ему одиноко.
— Но что ему нужно?.. Чего они хотят? Как выглядят?
— Как мы, разумеется.
— Не скажи. Вдруг кого-то лавина страшно изуродовала?
— Нас-то не изуродовала.
— Поди знай. Что если мы видим друг друга, какими были, а не какие есть?
Джейк поежился:
— Не выдумывай. С чего это им иначе выглядеть?.. Вон, погода портится.
Над белоголовыми вершинами дальнего восточного хребта клубились облака. Зоя прониклась благодарностью к мужу, неловко пытавшемуся ее отвлечь. Сизые и нежно-розовые тучи были подобны призрачному войску, чьи ряды смешались, напоровшись на заснеженные рога и бычью шею альпийской гряды. Однако на помощь уже спешило подкрепление, веером разворачиваясь с севера и юга. Мерцание сияющих розово-серых облаков очаровывало и пугало.
— Небо красно поутру… — Зоя не закончила известное присловье. — Что будем делать?
— Все как прежде. Если кого-нибудь встретим, держимся естественно. Только учти… пожалуйста, не психуй… учти, что, возможно, тот человек и телефонный звонок тебе померещились, как и толпа в холле.
Зоя вскинулась, но Джейк выставил ладони:
— Спокойно.
Конечно, Зоя допускала возможность того, что все ей померещилось, но это слабо утешало. Нынешнее существование и так напоминало одну большую галлюцинацию, не хватало еще, чтобы внутри нее зарождались видения. Пузырьки в пузыре. Пока еще не ясно, что здесь почем. Если воспоминания придают реальность вкусу, запаху и прочим земным ощущениям, то, может, и другие мысли обретают воплощение? В мире смерти, столь похожем и одновременно столь не похожем на сон, все возможно. Что если давешние события стали материализацией желания получить помощь? Зоя и сама не знала, чего больше в ее желании: надежды или страха.
— Отправимся на поиски? — спросила она.
— Что-то не хочется. Мало радости искать, когда не знаешь, есть ли оно вообще.
— И что оно такое.
Джейк сморгнул. Они понимали друг друга с полуслова. Все чаще обменивались лишь короткими репликами, полными подтекста. Джейк что-то сказал или я прочла его мысли? — порой спрашивала себя Зоя. Интерсубъективность? Мысли их сцеплялись, точно снежинки.
Вдруг заполоскал флаг на шесте.
— Поехали, а то погода совсем испортится, — сказал Джейк. — Если кого встретим, там и разберемся.
Ярко сияло солнце, небо же выглядело причудливой скатертью, сотканной из синих бусин, этаким пиксельным множеством. Поднялся зябкий ветерок. Распорядители могут закрыть гору, подумал Джейк, но тотчас вспомнил, что, кроме них, других распорядителей здесь нет.
На западной оконечности горного склона был установлен модерновый скоростной подъемник гондольного типа, снабженный защитным плексигласовым колпаком. Уселись в кресло. Джейк прижал к себе Зою, обхватив ее за плечи:
— Порядок?
— Вроде бы.
Наверху свежий ветерок стал пронизывающим. Зоя ежилась, и Джейк опустил колпак. Сквозь мутное исцарапанное оргстекло было трудно что-либо разглядеть, но зато оно защищало от кусачего ветра. Зоя промолчала, хотя предпочла бы оглядывать склон на предмет иных лыжников.
Кресло плавно скользило, лишь на каждой опоре слегка покачиваясь и лязгая. Плексигласовый купол до шепота приглушал гул ветра, неустанно искавшего в нем дырочку или трещину, куда бы удалось просунуть худые пальцы.
Джейк тупо уставился в замызганное стекло. Казалось, он погружен в собственные мысли. Вероятно, вчерашние события его не ошеломили, думала Зоя, ведь он не видел непрошеного гостя и не слышал звонка. Конечно, он хорошо ее знает, а потому не спишет ее утвержденье на неврастеническую дурь, однако оба ничего не ведают об истинной природе здешних мест.
Если это и впрямь смерть или какая-то версия загробной жизни, то почему она необитаема? Поначалу Зоя быстро приноровилась к мысли, что здесь они одни, и даже попыталась найти в новом существовании нечто поэтическое и прекрасное, этакое вознесение, но отнюдь не разжалование. Нечто вроде персонального Эдема. Или анти-Эдема. Вековечная пара, они не разгуливали голышом в саду, но обитали в заснеженных просторах, где не было никаких яблок на деревьях, а старая байка о женской виновности сгинула под толстым белым покрывалом. Но если это анти-Эдем, то имелись веские доказательства существования анти-Змия.
Хотелось надеяться, что тот, кто возник в дверном проеме, а прежде звонил по телефону, не был дьяволом. Зоя поерзала на сиденье, и Джейк очнулся от своей грезы. Громыхнуло кресло, минуя очередную опору.
— Это наш первый или второй спуск? — спросил Джейк, съехав с горы.
— Сегодня? Второй.
— Путаюсь.
Зоя его поняла. Скольжение по невероятно мягкому, податливому снегу происходило словно в забытьи. В какой-то момент она поймала себя на том, что в полной отрешенности катилась километра три. Черный провал в сознании. Прямо как во сне. Маленькая смерть внутри большой смерти.
Делиться этим Зоя не стала.
Отбросив всякую осторожность, пара бесшабашно гоняла в стороне от трасс, петляя меж деревьев, говорливых серебристых ручьев и камней, проржавевшими зазубренными зубьями торчавших из снега. То и дело Зоя и Джейк проверяли рубежи своего замкнутого мира, но, куда бы ни шли, неизменно оказывались в окрестностях Верхнего Сен-Бернара.
Пробираясь меж темных стволов и спутанных хвойных лап в тяжелых снеговых шапках, они вышли к замерзшему ручью, в таинственном сказочном сумраке выглядевшему изогнутым рулоном отменного шелка. Джейк замер и прислушался.
— Что?
— Тсс… Тишина…
Истинная тишина, когда все звуки застыли. В современном мире подобного безмолвия не услышишь. Пожалуй, такого не было и в древности — в пустыне пел ветер, в чащобах стрекотала всякая живность, посреди океана играли волны. Природа не терпит тишины. Лишь смерть ее приемлет. Здесь стояла тишина.
Но даже здесь, подумала Зоя, слышишь ток собственной крови. Тишины не существует. Вдруг послышался иной звук. Через мгновенье Зоя поняла: это голос снега. Махины, состоявшей из бесконечно малого. Размыкались миллиарды миллиардов снежинок, из которых соткано снежное покрывало.
Снег пел.
Сердце зашлось от ужаса и восторга. Зоя хотела что-то сказать, но тут вдалеке раздался собачий лай.
— Слышишь? — встрепенулся Джейк.
— Сэди?
— Наверняка, — кивнул он. — В какой стороне?
Оба прислушались.
Собака вновь гавкнула. Зоя склонилась над замерзшим ручьем:
— Я понимаю, это дико, но кажется, будто звук идет отсюда. Такое возможно? Лед сохраняет звук? В смысле, если Сэди на горе, лед может транслировать лай? Что-нибудь об этом знаешь?
— Наверное, может, — неуверенно ответил Джейк. — Почему бы нет, если на это способны виниловые пластинки и компакт-диски.
Зоя слушала лед. И вдруг из замерших струй донеслись человеческие голоса. Они окликали.
Зоя резко выпрямилась.
— Что? — спросил Джейк.
— Пошли отсюда.
— Но…
— Хочу выбраться из леса. Немедленно.
Не дожидаясь мужа, Зоя оттолкнулась и покатила вниз, петляя меж засохших елей и валунов. Она остановилась, лишь когда лесок поредел и впереди замаячила трасса.
Через минуту подкатил Джейк.
— Извини. Запаниковала.
— Все нормально. Я паникую с первого дня. Даже сейчас. Просто ловчее это скрываю.
— Я слышала голоса.
— Человеческие?
Зоя кивнула.
— О господи!
— Они звучали изо льда. Никаких сомнений. Ни малейших.
— А лай?
— Оттуда же.
Просунув свои лыжи между лыж Зои, Джейк обнял ее:
— Поехали. За тем склоном «Сердцебиение». Чего-нибудь выпьем.
— Чего-нибудь, не имеющего вкуса.
— Я напомню.
Ресторан был в том же виде: прорехи в стене, обращенной к склону, огромный сугроб перед дверью. Внутрь прошли черным ходом. Пол усыпан битым стеклом. Тяжелым ботинком отшвыривая осколки, Джейк прошел к очагу.
Огонь погас, но в серой золе еще мерцали угольки.
— Теплится. Через столько-то времени.
Присев на корточки, Джейк тихонько подул на угли, а затем подложил к ним кусочки коры. Лизнув угощенье, пламя занялось, и через пару минут очаг вновь пылал.
— Уже что-то, — покивал Джейк.
— В смысле?
— Значит, время бежит, только с иной скоростью.
— Время бежит…
Пили водку. Все равно в ней нет букета, угрюмо сказал Джейк. Видимо, лай его расстроил. Он опрокидывал стопку за стопкой, точно пил воду. Зоя попросила притормозить. Да я не пьянею, ответил Джейк. Похоже, и впрямь спиртное не действовало.
Вдруг он поежился. Поймав уличный свет, красноватые белки его глаз блеснули, словно мокрые самоцветы.
— Хм, впервые я озяб, — сказал Джейк.
Лучше бы он этого не говорил, подумала Зоя.
— Давай собираться, — сказала она. — Похоже, ветер разгулялся, и ты это почувствовал.
— Может быть.
Зоя натянула перчатки и, хрустя осколками, шагнула к черному ходу. Не двинувшись с места, Джейк облил коньяком барную стойку.
— Ты что?
— Эксперимент.
Откупорив еще четыре бутылки, Джейк опорожнил их на пол. Зоя завороженно следила, как из очага он вытащил головню и швырнул ее к стойке. Спиртные лужицы мгновенно вспыхнули. Неспешно обежав бар, огонь воспламенил и другие коньячные озерца. Через минуту в баре полыхал серьезный пожар.
— Пошли.
Отойдя на полусотню метров, они смотрели, как пламя охватывает бревенчатое строение. Сквозь крышу пробивались витые клубы густого черного дыма.
— Эксперимент что-нибудь доказал? — опершись на палки, спросила Зоя.
Восточный ветер превосходно раздувал огонь. Черный дым столбом вздымался в воздух, точно джинн, освобожденный из узилища масляной лампы или пейзажа идеальной белизны.
— Да.
— Будем стоять, пока не догорит?
— Незачем. Можем ехать.
— Тебе не кажется, что в смерти мы слегка ополоумели?
— Кажется.
— Езжай первым, я следом.
Когда они вернулись в поселок, пронизывающий ветер, предвестник ненастья, уже вовсю трепал флаги на шестах и наметал сугробы. Возник спор, стоит ли выключать подъемники. Джейк говорил, это бессмысленно, но Зоя считала, что, если ветер их поломает, будет отрезан путь на гору.
— Не важно. Чувствую, здесь нам недолго осталось.
— Вот зачем так говорить? Зачем?
Ветер дергал флаги, грозя сорвать их с горделивых мачт. Джейк молча вошел в гостиницу. Прижав руку к животу, Зоя последовала за ним.
В кухне Джейк остановился перед прилавком, на котором со дня первой лавины лежали куски мяса и нашинкованные овощи. На краях посеревшее, мясо обрело опаловый оттенок. Овощи привяли. В местах среза сельдерей побурел. Перцы утратили глянец. Оранжевую яркость морковь сменила на белесость.
Принюхавшись к мясу, Джейк скривился.
— Надо выбросить, — сказала Зоя.
Джейк придержал ее руку:
— Оставь. Наши единственные часы.
Слова его не понравились, Зоя ушла в номер.
За окном разыгрался буран. В стрехах рыдал ветер, печалясь о безвозвратно утерянном. Сорванный с шеста флаг повис на соседнем фонарном столбе. Рекламный щит распластался на снегу.
Чтобы не слышать завываний ветра, отправились в сауну. Пока парная нагревалась, поплавали в бассейне. Зое вода показалась на пару градусов прохладнее, но она смолчала. Роняя капли, вошли в благоухающую сосной парную. Джейк выплеснул черпак воды на фальшивые угли.
Откинувшись на полке, блаженно замерли.
— Если б хоть чем-то можно было изменить наше положение, — сказала Зоя.
— Такая доля. Можем лишь существовать. Пока дозволено.
Зоя погладила живот. Угли курились паром. Показалось, в парной слишком жарко.
— Уже хватит, — сказала Зоя.
— Я даже не вспотел, — посетовал Джейк.
— Зато я взмокла. — Отобрав черпак, она спрятала его за спину. — Хочу кое-что тебе сказать.
— Не надо.
— Почему? Ты должен знать.
— Нет. Что-то в твоем голосе подсказывает, что лучше мне этого не слышать. Чем бы оно ни было, в нынешнем раскладе я не хочу о нем знать.
— Если любишь меня, придется.
— Полагаешь, те, кто любит, должны все говорить друг другу?
— Конечно.
— Глупость.
— Что здесь глупого, придурок? Всякий раз, как я с тобой не согласна, это «глупость». Мертвый ты меня бесишь не хуже, чем живой. Смерть тебе не на пользу.
— Закончила?
— Почти.
— Хочешь знать, почему это глупость? Потому что любовь не означает безудержную общность. Любящие люди не должны одинаково чувствовать, мыслить, понимать. Можно быть наособицу и все равно любить друг друга. Один — скрипичная струна, другой — смычок.
— Ничего себе!
— Можно чередоваться, но это правильные отношения.
— Джейк, у тебя есть от меня секреты?
— Надеюсь. Желательно, чтоб и у тебя имелись.
— Сейчас не тот случай.
— Ну что ж, выкладывай.
Зоя собралась поведать о плоде, зреющем в ее чреве, но тут свет мигнул и погас. Парная погрузилась в кромешную тьму. Минуту-другую выждали, надеясь, что, как в прошлый раз, все само наладится. Не наладилось. Ощупью выбрались к бассейну. В окна сочился лунный свет, отраженный снежным покрывалом.
— Наверное, ветер оборвал провода, — сказала Зоя.
Джейк молча подал ей одежду.
В темноте добрались до холла и стойки. Джейк знал, где хранятся свечи. Оставив Зою у стойки, он сходил в ресторан и вернулся с десятком свечей, зажатых в кулаке. Запалив одну, возглавил путь в номер.
За окном неистовствовал буран, но добротно выстроенный поселок противостоял его натиску. Оборванных проводов было не видно. Поставив зажженные свечи в изголовье кровати, Зоя и Джейк улеглись. В стонах ветра, завывавшего в карнизах, Зое чудились людские голоса. Джейк ее обнял, поцеловал и приказал спать.
В мгновенье ока он превращался из мудреца в воителя, из супруга в мальчишку. За что Зоя его и полюбила. Очень нежно он вошел в нее, а потом, извергнувшись, рассмеялся и тотчас заплакал. Он был точно пьяный. Зоя держала его в объятьях, пока сотрясавшие его рыданья не стихли, и он погрузился в сон.
Посреди ночи Джейк ее разбудил. Зоя никак не могла очнуться, но он тряс ее за плечо:
— Проснись! Я все понял!
Зоя разлепила глаза: в комнате светила люстра, горели свечи.
— О, свет зажегся.
Джейк рассеянно глянул на потолок, словно только сейчас заметил электрический свет:
— А, да. Я во всем разобрался и теперь знаю, где мы: на перепутье физических и сновиденческих законов.
— Что?
— Точно! Проснулся и сообразил.
Зоя притянула его к себе:
— Спи, милый, спи.
— Ага.
Через мгновенье он спал. Зоя встала и выключила верхний свет. Из-за облаков вышла почти полная луна, восковым сиянием озарившая снег. Вспомнился отец. Казалось, ночное светило владеет неким тайным знанием.
