14
Джейк стоял у окна.
— Куда ты смотришь? — спросила Зоя.
— Никуда.
Зоя шагнула к окну, но Джейк, обернувшись, загородил ей дорогу. Зоя рассмеялась и хотела его обогнуть, однако он опять встал на ее пути.
— Чего ты?
Джейк молчал, не давая пройти к окну. Зоя попыталась его оттолкнуть, но он по-медвежьи ее облапил и, протащив в комнату, опрокинул на кровать.
— Пусти! Я хочу посмотреть!
Отпихнув мужа, Зоя подбежала к окну. Снежная перина. Низкие серые тучи грозили добавить ей пуху. Далекий изгиб дороги, окантованный елями, похожими на окоченевший караул с богом забытой войны. Все как прежде.
Подошел Джейк; глянув через Зоино плечо, он обнял ее за талию и погладил по животу.
— Что там было?
— Ничего.
— Врешь!
— Вру.
— Ну так расскажи!
— Нет.
Зое вдруг стало зябко. Обернувшись, она сжала в ладонях его лицо:
— Оберегаешь меня? Не надо. Я хочу знать обо всем, что здесь происходит.
Джейк высвободился из ее рук:
— Там стоял конь.
— Что?
— Запряженный в сани. Поджидал. Теперь пропал.
— Почему ж не сказал?
— Я уже видел его. Он меня испугал.
— Да? Уже видел?
— Несколько раз.
— Я тоже его видела.
— Что? Видела и не сказала?
— Огромный вороной жеребец с красным султаном, запряженный в громадные сани.
— Как же ты не рассказала? Чем думала-то?
— На себя посмотри! Только что не пускал к окну!
Покачав головой, Джейк плюхнулся в кресло:
— Ладно, даем обещание: не будем друг друга оберегать. В смысле, здесь. Слово.
Зоя поведала свою удивительную историю о том, как ночью украдкой вышла на улицу, где гладила бок взмыленного коня и даже хотела забраться в сани, но вместе с жеребцом те вдруг стали гигантскими, либо сама она уменьшилась, точно Алиса.
Решили осмотреть место, где стояла упряжка. На снегу остались следы полозьев и лошадиных копыт. А также конские яблоки.
Значит, не привиделось, — сказал Джейк. — Но ты глянь…
Рукой в перчатке он взял конский кругляш и поднес его Зое.
— Очень мило, спасибо.
— Посмотри!
С виду обычный, навоз переливался радужным светом, мерцая синими, зелеными, красными и фиолетовым и огоньками.
— Мы грезим? — спросила Зоя. — Или это игра света?
— Отнюдь.
Потом мерцанье погасло, кругляш съежился и, распавшись на крупинки, исчез. Точно так же пропала навозная кучка, а равно конские и санные следы на снегу.
— А я уж хотел проверить, куда они ведут, сказал Джейк.
— Послушай, ведь мы давно не пробовали.
— Не пробовали — что?
— Уйти отсюда.
— Давно.
— Почему?
Потому что мы там, где лошади испражняются радугой.
— Верно.
Возвратились в гостиницу. Ни света, ни отопления не было, температура помещения неуклонно понижалась. Большое здание остывало на удивление быстро. Джейк вспомнил, что рядом с поленницей приметил топор, воткнутый в бревно. Схожу за растопкой, сказал он. Если что, спать будем возле камина.
Пока его не было, Зоя вычистила очаг. В нише каменной окантовки она обнаружила карточную колоду, являвшую собой этакую континентальную версию карт Таро, где старшие арканы именовались по-французски. Большинство козырей были те же, что в обычной колоде Таро (Луна, Солнце), но встречались и другие. Например, одна карта называлась Гора, а на другой был изображен компас, заменявший, видимо, Колесо Судьбы. Карта под названием Собака раньше не встречалась.
От следующей карты перехватило дыхание: две огромные черные птицы уселись на воротные столбы. Тотчас вспомнились здоровенные вороны на крыше застрявшей патрульной машины. Зоя поежилась.
Она медленно переворачивала карты, ища Смерть. Над каждой рука ее замирала — сейчас откроется? Потом Зоя решила, что ей не хочется видеть эту карту, как бы та ни выглядела. Собрав колоду, она вернула ее на место в каменной нише.
С растопкой вернулся Джейк. Зоя помогла выложить из нее шалашик, который пока поджигать не стали. О картах умолчала.
Испортились мясо и овощи на разделочном столе. Джейк их выбросил. Они служили ему часами, но малоприятная перспектива опарышей заставила его сложить сгнившие продукты в мусорный мешок и отнести в контейнер на задах отеля, а стол протереть хлоркой.
Готовка исключалась, поскольку не было ни электричества, ни газа. Ограничились сыром, бисквитами и фруктами. И конечно, взяли бутылку превосходного красного вина. В отличие от холодильников, винному погребу опустение не грозило.
— Запас греха неисчерпаем, — сказал Джейк, откупоривая бутылку.
— Что?
— Говорю, запас вина неисчерпаем. — Он протянул бокал. — Держи.
— Нет, ты сказал: запас греха неисчерпаем.
— Вина. Я сказал «вина».
— Нет, греха. Запас греха неисчерпаем — вот твои слова.
— Разве?
— Да.
— Значит, оговорился.
— То-то. Камин разожжем?
За огненными языками, лизавшими растопку, они наблюдали, словно за аттракционом с непредсказуемым исходом. В прогоравший шалашик Джейк подбросил маленькие чурки; пламя обхватило их, точно пальцы обжоры, отправлявшего снедь в ненасытный рот. Потом настала очередь чурбаков, и вскоре в камине гудел огонь.
Опускалась мантия сумерек, что бесшумной ватагой лазутчиков окружали отель. Из соседних номеров притащив матрасы, Джейк отправился за одеялами; Зоя зажгла свечи, расставив их на стойке ресепшн и в холле. На улице сумерки располнели до темноты.
Джейк промолчал, когда Зоя заперла коридорную дверь. Потом она сняла со стены декоративные старинные лыжи и, просунув их в ручки, забаррикадировала парадные стеклянные двери.
— Кого ты ждешь? — усмехнулся Джейк.
— Никого.
— Дьявола?
— Нет.
— Господа?
— Нет.
— А кого?
— Заткнись. Так мне спокойнее, понятно?
Выпили две бутылки вина. Джейк подбросил поленьев в огонь. Укутавшись в одеяло, Зоя смотрела на пламя, обретавшее всевозможные контуры. Потом уснула.
Ночью она слышала шаги перед отелем. И голоса. Скрип снега под ногами незнакомцев, тихо перекликавшихся. Слов не разобрать, не встать, чтоб выглянуть в окно. Страх перед чужаками за дверью парализовал, не давая разорвать объятья полусна. Не шевельнуться, словно опоенной зельем. Не двинуть ни рукой, ни ногой. Даже не мигнуть. Не окликнуть Джейка, ибо язык не слушается, губы спеклись. Оставалось лишь смотреть на огонь, где тихо обрушивались прогоревшие поленья.
