– Вот так я и попал к вам, – сказал он. И отпустил руку Валентина.

Тот очнулся. Лишь сейчас осознал опять, что он – не мальчик Юр-Танка, а Валентин Волынов. И еще… что рука, хранящая тепло мальчишеских пальцев, ожила…

Да, ожила!

Пальцы сгибались и разгибались! По ним бежали игольчатые мурашки! Это что же? Еще одно чудо?

– Смотри-ка… Ты, выходит, и руку мне вылечил…

Юр-Танка не удивился.

– Это бывает. Это я даже не нарочно. Просто резонанс биополя…

«Не сглазить бы», – подумал Валентин. Опять пошевелил пальцами. И нарочно увел разговор от руки, спросил первое, что пришло в голову:

– Значит, эти рыбки разговаривают?

– Только в самый решительный момент. В последний… Да это и не разговор, а как бы… ну, мысленный обмен информацией. Ведь по сути дела, что такое рыбка? Это колоссальный накопитель энергии, который моментально отзывается на заданную программу. В нем все готово, чтобы программа возникла от человеческого желания и сразу исполнилась… И конечно, информация там заложена, много всякой… На молекулярном уровне.

– В рыбке?.. То есть в накопителе?

– Ну да… Рыбка – это, можно сказать, тот же критта-холо, только живой…

– А что такое это… критта…

– Критта-холо… Ну, это такая штучка. Небольшая. Волшебный талисман. Он может быть в разном виде, мелочь какая-нибудь. Пробка от бутылки, денежка, значок, куколка. В общем, чтобы можно было в кармане таскать… Это еще с давних времен повелось, в разных краях. Обычай такой…

– Я, признаться, не совсем понимаю, – сказал Валентин.

– Ну, вспомните! Разве у вас в детстве не было какой-нибудь штучки на счастье? Или для охраны от беды? Вот если, например, урок не выучил, сожмешь эту штучку в кармане и просишь: «Сделай, чтоб не вызывали…»

– Неужели и у вас в княжестве такие же обычаи? – усмехнулся Валентин.

– Мне про это Филька Кукушкин рассказывал, который из Лугового… У них грань похожа не здешнюю, только более открытая, связанная с другими…

– У меня талисмана не было, – вздохнул Валентин. – У Сашки, у моего друга, был, по-моему. Крошечный такой кольцевой подшипник с шариками. Он его постоянно в пальцах вертел. А один раз потерял, так весь прямо как побитый ходил. Пока я ему эту игрушку не отыскал в щели между половиц. Магнитом вытянул… Вот он радовался!

– Вот видите!

– Но при чем тут волшебство? Это же так… привычка и самовнушение.

– Да, если обычный холо. А если…

– Что обычный? – удивленно перебил Валентин.

– Холо… или йхоло. На разных гранях в разные времена по-всякому называли. В Реттерберге, например, просто оло… Это ребячий талисман. Но бывает еще критта-холо. Талисман, который заряжен энергией взаимопроникающих полей Великого Кристалла… Этих критта-холо всего два десятка известно. Ходят, например, по рукам несколько старинных монеток с профилем трубача Юхана. Или самопишущий карандашик-огрызок, тоже критта-холо. А раньше, в древности, у арабов это были кувшины и лампы. В замкнутом латунном пространстве энергия держится замечательно. Вот и пошли сказки про джинов… А на Полуострове (это название страны такое – Полуостров) у мальчишек водился говорящий кристаллик – Яшка. Только он потом улетел и превратился в звезду…

– Чудеса твои, Господи… – без всякой насмешки и недоверия сказал Валентин…

– Ага, – совершенно по-простецки согласился Юр-Танка. Будто речь шла о вещах самых обычных. Шмыгнул ноздрей, сильно согнулся, вытер нос о коленку и объяснил с виноватинкой и досадой: – Главное, не всегда сразу поймешь, что у тебя в руках критта-холо. Он ведь себя никак не проявляет, если не умеешь обращаться… Вот, например, давно ходила среди командоров медная пуговица. Ну, обыкновенная, с морского мундира, на ней якоря, шпага и солнышко. Обычно ее на шнурке носили, на шее, как амулет. И до недавней поры никто не знал, что она тоже… Думали – просто знак отличия командоров.

– А что это такое? Кто такие командоры?

Юр-Танка глянул укоризненно. И в то же время – с чисто ребячьей подначкой:

– Ну и глушь тут у вас! Даже про командоров не знаете.

Валентин слегка обиделся за свою «грань».

– Может, это просто я не знаю. Такой вот необразованный…

Юр-Танка сказал серьезно:

– Да нет, если бы до ваших краев дошло, вы знали бы в первую очередь…

– Почему?

– Командоры – это… В общем, это еще с древних времен идет. Они, конечно, и не назывались раньше командорами. Просто были люди, которые защищали детей. Во время всяких несчастий, эпидемий, войн. Они вообще хранители от всякого зла. Они говорили, что именно в детях надежда на хорошее будущее. Взрослые теряют способность делать необыкновенное, а дети могут. Вот и надо их беречь для спасения человечества.

– Это что же? Общество такое? Орден? – заинтересованно спросил Валентин.

– Не знаю… Иногда в разных местах возникают командорские дружины. Но даже не в этом дело…

– А в чем же?

– Наверное, в самой идее, – совсем по-взрослому отозвался князь.

– Но идею-то надо осуществлять…

– Вот и осуществляют. По мере сил, – тем же тоном сказал Юр-Танка.

– А все-таки почему «командоры»? Как-то не вяжется это… с заботой о маленьких. Каменный гость вспоминается, этакая зловещая фигура…

– Пушкин тут ни при чем, – оживился Юр-Танка. (Начитанный оказался средневековый пацаненок, юный владыка феодального княжества; и, значит, на многих гранях Великого Кристалла известны были творения Пушкина.) – Командорами их стали звать, наверно, со времени капитан-командора Красса. Был в истории Западной Федерации такой морской офицер. Он, говорят, приютил у себя бездомного пленного мальчишку. Во время войны… Они подружились, а потом этот капитан то ли эскадру для защиты детей создал, то ли еще что-то. В общем, жизнь посвятил… Это не совсем ясная история. Знаю только, что с мальчишкой они сперва были врагами, и тот спас от Красса свой родной город…

– Как трубач Юхан?

– Да… Красс хотел обстрелять город Реттерхальм с броненосца, а мальчик заманил корабль на мель и что-то навредил в орудии… Таких историй про Хранителей много…

– Историй – про кого?

– Хранители – это такие люди… И ребята, и взрослые – те, кто спасал людей от всяческих бед. В разных краях про них много разных легенд. Кое-где им даже храмы ставят. Так и говорят иногда – Святые Хранители. Считается, что они и сейчас сохраняют чудесную силу…

– То есть это религия такая?

– Ну… не совсем. В Хранителей верят люди разных религий. И даже такие, кто в Бога не верит.

Валентин скользнул глазом по тоненькой цепочке на мальчишкиной шее. Мелкие колечки серебрились под луной. То, что висело на цепочке, было спрятано под майкой.

– А ты… – сказал Валентин со спокойной осторожностью, – веришь в Бога?

Юр-Танка медленно поднял взгляд.

– А почему вы спрашиваете?

– У тебя образок на шее. Или это амулет? Или… может быть, критта-холо?

Мальчик сидел не двигаясь, и Валентин уже пожалел о вопросе. Но, вдруг завздыхав и зашевелившись, Юр-Танка вытащил из-под майки медальон. Положил на ладонь и показал Валентину. Под лунным лучом сверкнула цветная эмаль, и Валентин увидел склоненные друг к другу женскую и детскую головки. Как на тетушкином серебряном образке… Но разглядеть он не успел, Юр-Танка повернул медальон к себе. Сказал тихо:

– Это мамин образок… Мамы давно уже нет, а он… вот…

– Ты меня извини… – выдохнул Валентин.

– Да за что же… – Юр-Танка поднес образок ближе к лицу. Может, чтобы прикрыть от Валентина заблестевшие глаза. И сказал совсем уже еле слышно: – Это старинная работа. Очень тонкая, сразу не разглядишь… А я попросил наших мастеров списать с него большой образ. У нас есть хорошие мастера. Они так и сделали. И поставили этот образ в церкви Матери Всех Живущих. Это на Дикой равнине церковь построена, на пограничной полосе, чтобы никто больше не воевал там…

– И не воюют?

– Там – нет. В других местах бывает, конечно, я же говорил…

– Я все время задаю дурацкие вопросы. Ты извини…

– Да нисколько они не дурацкие, – искренне сказал Юр-Танка. Спрятал образок под майку. Притих и объяснил со вздохом: – Обыкновенные вопросы. Только… не на каждый можно просто ответить… – Он тыльной стороной ладони провел по глазам и под носом. – Вот вы спросили: «Веришь ли в Бога»… Ну конечно! По-моему, в душе каждый человек верует, хотя бы капельку… Одни меньше, другие больше. А чтобы верить полностью… Ну нет, полностью – это можно, это сколько угодно. Но… я не знаю, как сказать…

Валентин помялся. Он тоже не знал, что хочет мальчик Юр-Танка.

– Ну, чтобы понять, что такое Бог… ага, вот! Чтобы до конца осознать идею Бога… на это, по-моему, сил не хватит. Потому что это еще бесконечнее, чем весь Великий Кристалл… Вот люди поэтому часто и обращаются с молитвами не к самому Богу, а к святым. Они как бы ближе. Понятнее. И Хранители тоже…

– У вас в княжестве христианская вера, так ведь?

– Есть такие, кто поклоняются Солнцу. Но в основном христиане. Эта вера – по многим граням…

– И вера в Хранителей, ты говоришь, тоже… Одно другому не мешает?

– По-моему, нисколько… Я про это один раз с отцом Дмитрием говорил. Это священник в Луговом, они с Филиппом Кукушкиным друзья. Хороший такой дядька, он даже в футбол играет с мальчишками, если старухи не видят… Вот мы один раз про все эти дела, про веру заговорили, и я сказал, что Христос, по-моему, самый главный Хранитель. А отец Дмитрий: «Не кощунствуй, чадо, Христос есть Господь Бог, явившийся людям в человеческой сущности, а Хранители – простые люди, хотя чистые душой, и смелые, и творящие добро по воле Божьей…» А я говорю: «Ну а сам Господь, если он творил добро среди людей по своей воле, разве он не Хранитель?»

– А что же отец Дмитрий?

– А ничего… Только волосы мне взлохматил…

– Сложные это все вопросы, – как бы заступился перед отцом Дмитрием за мальчишку Валентин.

– Ага… – Юр-Танка опять потерся носом о колено.

За окном нерешительно прокричали и смолкли лягушки. Трещал ночной кузнечик. Луна, готовая лопнуть от тяжести ртутного света, висела над косматой пустошью. Валентин посмотрел на луну, послушал кузнечика и спросил:

– А командоры… они, значит, тоже относятся к Хранителям? Раз охраняют детей…

– Не все, только самые знаменитые. Хранитель – это… ну как бы уже посмертное звание. Надо, чтобы его присвоили. За всякие героические дела…

– А кто присваивает?

– Не знаю…

– А… почему ты решил, что я должен знать про командоров? Помнишь, ты сказал?

– Ну… вы ведь тоже… как командор. Бережете нас…

– Ох, милый мой, ты и сказал!.. – горько выдохнул Валентин. – Чтобы командором стать, надо быть, видимо, чуть ли не святым. А на мне грехов…

– Святых людей не бывает, – опять по-взрослому отозвался Юр-Танка. – И грехов хватает у каждого… Командор Красс тоже был всякий. Военный же, крови сколько на нем… А потом…

– Кровь, когда в бою, это одно… а если совесть не чиста… – не сдержался Валентин.

А Юр-Танка сказал просто и с печалью:

– А у кого она чиста? Наверно, так не бывает.

– По-моему, бывает. Вот ты такой, например, – уверенно сказал Валентин.

Юр-Танка мотнул головой:

– Не-е… Все время что-нибудь скребет…

– Тебя-то? – не поверил Валентин. Однако тут же подумал: «Хотя он ведь князь. Пускай маленький, а все равно… У какого владыки совесть без пятнышек?»

Но Юр-Танка сказал о другом. Совсем по-ребячьи:

– Золотинку вот жалко… Была живая, а пришлось погубить.

Валентин вспомнил, как хрустнули рыбьи косточки. Еле удержался, чтобы не поморщиться.

– Но не было же другого выхода!

– Конечно, – кивнул Юр-Танка. – Только все равно жалко… И главное, она знала заранее. И ей было больно… наверно…

– Может, и не было… – неуверенно сказал Валентин. – Она же волшебная…

Юр-Танка снова завозился, вытащил из кармана на шортах белую свернутую тряпицу.

– Я ее до сих пор с собой ношу… Сперва думал: вдруг оживет, раз волшебная. Не надо, чтобы желание выполняла, пусть просто сделалась бы живой… Да нет уж… – Он развернул тряпочку. Мертвая рыбка размером чуть больше пятака была сухая, как чешуйка.

– Давайте похороним ее, – шепотом сказал Юр-Танка. – А то как-то… жалко даже такую…

– Давай, – тоже шепотом согласился Валентин. – А где?

– Вон там где-нибудь. Среди кустов… – Юр-Танка кивнул в сторону болота, где чернели заросли и ярко искрились лунные зеркальца воды. Потом посмотрел вниз. – Глядите-ка, здесь и ступеньки есть! Будто нарочно для нас!

И правда, рядом с окном тянулась узкая железная лесенка, вроде пожарной.

– Ты спустись, закопай рыбку. Вот возьми это… – Валентин дал Юр-Танке складной нож. – А я здесь побуду. Негоже двоим уходить с поста…

– Хорошо… – подумав немного, прошептал Юр-Танка. Встал на подоконнике. Взялся за косяк, потянулся к лесенке.

– Постой! – Валентин представил, как мальчишка уйдет вон туда, в косматую темноту, и… мало ли что! Вдруг исчезнет непостижимо и таинственно, как появился. Или просто угодит в трясину, в яму какую-нибудь… Страх за Юр-Танку стал сильнее, чем за спящих в соседней комнате ребят. С ними-то что сделается? Дрыхнут без задних ног. А князь… Мелькнуло даже: «Что, если там его караулят враги?!»

– Давай вдвоем! Я думаю, ничего здесь не случится за десять минут… – Валентин решительно опередил Юр-Танку и ступил на заржавленную, пахнущую теплым железом лесенку. Стал спускаться. С удовольствием чувствовал, как послушна вылеченная рука. Юр-Танка спешил за ним. Чешуйки ржавчины сыпались Валентину на волосы.

Лесенка обрывалась метрах в двух от земли. Валентин прыгнул, принял на руки легонького Юр-Танку, поставил в мятую высокую траву.

– Спасибо, – тихонько сказал Юр-Танка.

«А ведь один-то он побаивался идти, – понял Валентин. – Мальчонка же, хоть и верховный владыка…»

По заросшему двору они направились к темному краю болота. Валентин оглянулся. Дом, освещенный луной, выглядел новым, только что побеленным. Почему-то казалось, что он стал длиннее и слегка изогнулся дугой, словно хотел обнять площадь двора. Что только не почудится при таком вот ночном светиле!.. Лунные блики горели в рядах черных стекол. На миг потускнели и зажглись опять. Это скользнуло в небе марлевое облачко. Оно словно умыло луну, та избавилась от своей ртутной тяжести, сияла теперь легко и чисто.

Начались кусты – жесткие, с влажными твердыми листьями. Сперва небольшие, потом выше, гуще. Юр-Танка решительно ломился сквозь них, но часто оглядывался на Валентина. Потом опять открылась поляна. Маленькая, уже у самого болота – с трех сторон заросли ольхи, а впереди – тростник, мохнатые кочки и проблески воды.

– Давайте вот здесь, – прошептал Юр-Танка.

– Давай… – Валентин взял у Юр-Танки нож, встал коленями в траву. Она была сырая, брюки сразу промокли. Валентин вырезал ножом и отвалил квадрат дерна, вырыл ямку. Юр-Танка сидел рядом на корточках и тихо дышал. Затем уложил завернутую в тряпицу рыбку в ямку. Попросил:

– Дайте, я сам… – Взял нож, сгреб лезвием землю в ямку, заровнял ее ладонью. Уложил на место дерн.

– Вот, все… – Он встал, вытер о шорты ладони и нож и вздрогнул, резко обернулся, выдвинув перед собой сильно заблестевшее лезвие.

Валентин тоже вздрогнул. Потому что сильно зашумело, завозилось что-то в кустах. И отделился от них, выполз под луну темный ком, словно часть этих косматых зарослей и сумрака.

Юр-Танка сперва прижался так, что его плечо твердым кубиком въехало Валентину под ребро. Но тут же мальчишка охнул – уже безбоязненно, весело. Шагнул к непонятному гостю, присел перед ним.

Существо было похоже на небольшого мохнатого осьминога с толстыми короткими щупальцами. Или на обросший шерстью пенек. В его верхней части сквозь клочья шкуры смотрели светящиеся кошачьи глазки… Инопланетянин?

Юр-Танка быстро оглянулся на Валентина:

– Это чука! Значит, они и здесь водятся! Как у нас! Значит, где-то есть канал…

Сердце у Валентина все еще бухало от неожиданности. «Какой канал?» – хотел спросить он, чтобы спокойной интонацией унять это буханье. Но чука вдруг зачиркал, защебетал, и Юр-Танка ответил ему на том же птичьем языке. И объяснил:

– Он здоровается. Говорит: «Не пугайтесь»…

– Ну, не так уж мы и перепугались, – неловко хмыкнул Валентин.

– Ага… Чуки, они хорошие. Только они людей стесняются, особенно взрослых… Но этот все же не такой боязливый, он раньше в доме жил.

Чука вдруг заговорил голоском простуженного старичка лилипута, причем лилипута иностранца, который с трудом подбирает русские слова:

– Я… видите ли… потому что я дымовой…

– Домовой? – вежливо удивился Валентин.

– Дымовой… Домовые живут в подпольях… а я в трубе. В печной…

– Как же ты… как же вы там не поджарились? – озабоченно поинтересовался Валентин. Было в самом деле интересно.

– Я… видите ли… так… Если огонь, я на крышу. А потом опять домой… Иногда припекало. Да… – И чука опять защебетал и зачирикал. Юр-Танка объяснил:

– Он говорит, что там было хорошо, тепло. Только тесно. И он ушел, построил себе дом на краю болота.

«А запах остался», – подумал Валентин. От чуки пахло подпаленной шерстью.

– Ну и как новое жилище? – поддержал беседу Валентин.

Чука-дымовой опять выдал птичью трескотню, а Юр-Танка перевел:

– Домик ничего, удобный. Только шкыдлы надоедают, приходится воевать. Вот и сейчас я… то есть он уморил одну. И тащит подальше в трясину.

Чука завозился и выволок из кустов за черный хвост громадную крысу. Вернее, животное, похожее на крысу. Величиной с таксу. На острой морде топорщились толстые, как шипы, усы. В продолговатых, словно у человека, остекленевших глазах блестела луна. Лапы были скрючены. Задние – длинные, суставчатые, а передние – совсем крошечные. Как у кенгуру. У передних лапок были растопыренные ладошки, похожие на обезьяньи.

Валентина передернуло. Юр-Танка брезгливо отскочил. Чука бросил добычу, отдышался и гибкой маленькой рукой провел над глазами. Так люди вытирают взмокший лоб.

– Тя… желая…

Чука щебетнул еще что-то на прощанье и полез в кусты. И уже оттуда, из косматых веток, прочирикал длинную фразу.

– Ой… он сказал, что скоро рыбка под землей превратится в золотую монетку. И монетка принесет счастье тому, кто найдет…

«А кто найдет?» – грустно подумал Валентин. Сказал, однако, другое:

– Откуда он узнал про рыбку-то?

– Чуки многое знают…

– Ладно, пойдем, князь… – Валентину было почему-то грустно.

– Пойдемте, – отозвался Юр-Танка, чуть шевельнулся, но не сделал ни шага. Смотрел на трясину, где в блюдцах воды горели лунные блики. Валентин вдруг сказал – просто так, неизвестно отчего:

– Князь, а если солнечную рыбку можно поймать, то, наверно, можно и лунную? А?

Юр-Танка не удивился. Ответил как про самое обыкновенное:

– Это запросто. В тыщу раз проще, чем солнечную. У нас многие пацаны ловят… Но только непонятно, что с ними, с «луняшками», делать.

– Не волшебные?

– Они вроде бы волшебные. Но никто не знает, как это волшебство у них открыть. Одного желания мало. То ли заклинание какое-то нужно, то ли еще что-то… В общем, как диск…

– Какой диск?

– Ну, компьютерный. Программы на нем есть, а без дисплея не прочитаешь… Их, этих рыбок, зовут еще «календарики»…

– Почему?

– Лунные календарики… Говорят, если знаешь нужные слова, можно перенестись назад во времени. На столько лунных месяцев, сколько раз рыбку перевернешь перед этим.

– Сказка, наверно…

– Солнечная рыбка ведь не сказка. Может, и эта… Но никто волшебных слов не знает.

– А… рыбку при этом, при переходе назад, тоже требуется загубить?

– Конечно, – со вздохом сказал Юр-Танка.

– Ну, тогда, пожалуй, и хорошо, что никто не знает заклинания.

– Пожалуй…

Юр-Танка вдруг нагнулся, дернул на сандалиях ремешки, дрыгнул ногами – сбросил обувку в траву. И пошел вперед, прямо в болото.

– Куда ты? – всполошился Валентин.

– Сейчас…

Юр-Танка через осоку пробрался к болотной жиже, сразу увяз там выше колен. Пальцами разогнал перед собой ряску, постоял нагнувшись. И вдруг быстро хлопнул по воде ладонями. Засмеялся и стал выбираться назад, выдергивая измазанные ноги.

Подошел к Валентину, открыл перед ним ладошки. В них трепыхалась блестящая, похожая на новенький полтинник рыбешка.

– Ух ты! – изумился и почему-то обрадовался Валентин.

– Возьмите себе, – шепотом сказал Юр-Танка.

– А… зачем?

– Ну, просто так. На память…

– Спасибо… Но что я с ней буду делать?

– Дома можете в любой банке держать, если аквариума нет. А можно с собой носить в платке. Она сутки без воды спокойно дышит, как солнечная…

Валентин взял «луняшку». Она щекочуще трепыхалась в пальцах – круглая, серебряная, с черной точкой-глазом, с полупрозрачными крылышками хвоста и плавников. Хорошо, что в кармане оказался чистый, ни разу не вынутый платок. Валентин завернул рыбку, вдвинул плоский сверточек в карман осторожно – не раздавить бы. И они пошли к дому.

Юр-Танка шагал впереди, хлопая снятыми сандалиями то по коленкам, то друг о друга. Потому что не надевать же их на перемазанные ступни. Дом был уже недалеко, и в это время в полоске кустов – последней на пути – сильно зашумело: кто-то ломился навстречу. Юр-Танка замер, Валентин тоже. Опять чука? Но из ольховника выкатился Сопливик.

Встал, дыша часто и виновато.

– Ты чего? – Валентин ощутил вдруг сильный толчок досады. И злость на липучего Сопливика. – Зачем ты за нами ш… шастаешь? – Он чуть не сказал «шпионишь».

Сопливик ощетиненно приподнял плечи и проговорил сумрачно, уже без виноватости:

– Я не шастаю за вами… Но там Илюшка плачет. Тихо, но без остановки. Я спрашиваю: ты чего, а он… не говорит, а только вздрагивает весь…

Обогнав ребят, Валентин кинулся к дому. Подтянулся на нижней ступеньке, забрался на лестницу. Стал подниматься, спохватился, помог забраться ребятам – сами-то не сумели бы, высоко. Втроем они вскарабкались до окна, перелезли через подоконник. Бросились к двери. Но… или они ошиблись лестницей, или опять началась чертовщина. За дверью была не комната с ребятами, а длинный, освещенный тусклыми лампочками коридор. Он плавно закруглялся, словно внутри громадного циклотрона. Валентин секунды две постоял остолбенело, потом бросился вперед. Юр-Танка и Сопливик – за ним. По пути они распахивали все двери по сторонам коридора. Но за дверьми было темно, пыльно и пусто. Потом на дороге оказался широкий люк. Прямо посреди пола. Открытый. Вниз вела винтовая деревянная лестница. Ступени завизжали под ногами. Внизу был квадратный вестибюль – опять с голыми пыльными лампочками и чьим-то бюстом в углу. Темнело несколько обитых клеенкой дверей. Валентин дернул ближнюю и… увидел гостиную с ребятами. Теперь она была освещена лампой с зеленым абажуром. Некогда было удивляться. Главное – что с Илюшкой?.. Но он уже спал, съежившись на узкой диванной спинке. И другие ребята спали. Никого, кроме Сопливика, не потревожили недавние Илюшкины слезы. От этих слез он все еще всхлипывал и подрагивал во сне. В ресницах блестели капли, и не успела высохнуть размазанная по щекам влага.

Валентин стянул с себя куртку, накрыл ею Илюшку от пяток до взъерошенного затылка. А что он мог еще сделать?