Сегодня на утреннем собрании мисс Руд зачитала фамилии тех, кому в пятницу вечером придется отрабатывать физкультуру. Люси и Эрнесса обе попали в этот список. Люси — безупречная папочкина дочка, никогда не знавшая трудностей, — похоже, даже не заметила, что мисс Руд упомянула ее. Зато Эрнесса пришла в ярость. Она резко развернулась и уставилась на мисс Бобби. Люси пришлось толкнуть ее локтем, чтобы это прекратить. Вот это Люси заметила.

Я смотрела им в затылки — черные волнистые волосы Эрнессы рядом с гладкими белыми волосами Люси.

Пропуск тренировок — единственное, что не сходит Эрнессе с рук. Только мисс Бобби удается вынудить Эрнессу следовать правилам. Потому что мисс Бобби ненавидит Эрнессу.

Евреев не любят в основном дневные. Я всегда могу определить, кто не сядет за одну парту со мной — еврейкой. По обе стороны от меня места пустуют, пока в класс не приходит кто-то из пансионерок. Я хорошо помню, какой шок пережила, когда впервые столкнулась с этим. После уроков я шла в магазинчик возле железнодорожной станции, чтобы купить колу и картошку фри. На платформе стояло несколько моих одноклассниц с какими-то мальчишками. У всех девчонок, как на подбор, были блондинистые волосы до плеч, голубые глаза, маленькие носы — этакие глупые физкультурницы в коротеньких сарафанчиках, выставляющие напоказ свои загорелые мускулистые ноги в белых носочках. Один из мальчиков выводил что-то маркером на столбе, а остальные сгрудились вокруг него и смотрели. Мальчишка был кудрявый и рыжий, с темными веснушками вокруг носа. Он не смотрел в мою сторону, но когда остальные засмеялись, я поймала на себе брошенный исподтишка бессмысленный взгляд одной из девчонок. Когда я возвращалась, платформа уже опустела. Все они разъехались по домам. Я подошла к столбу, чтобы посмотреть, что же этот рыжий написал. На столбе была выведена свастика, и на каждой из четырех ее лап чернело по букве: Ж-И-Д-Ы. Свастика заключалась в круг, пересеченный черной линией. Черная клякса зияла на коричневом столбе, с которого уже кое-где слезала краска, обнажая серебристый металл. Я соскоблила свастику вместе с краской.

Когда-то я сама тайком рисовала свастику — просто чтобы посмотреть, хватит ли у меня на это силы воли. Потом я рвала листок на мелкие клочки, прежде чем выбросить.

Это сейчас они — милые девочки, но, повзрослев, станут копиями своих матерей: тела раздадутся в ширину, кожа станет грубой и темной. Они будут раз в неделю осветлять волосы в салоне красоты, разъезжать на семейных авто с деревянными боками и печь пирожные по случаю хоккейного матча. А я останусь молодой, как моя мама, и никогда не заведу семью.

Больше я ни разу ни с кем из этих девиц не разговаривала.