ГЛАВА 1

В тени старинного моста двое влюбленных припали губами друг к другу. Их руки переплелись, пальцы сцепились в замок. Казалось, они не столько обнимают, сколько поддерживают друг друга. Их поцелуй был решительным, волевым — никаких лишних эмоций. Молодой человек и девушка, напряженно застывшие на набережной и слившиеся в долгом поцелуе, могли быть кем угодно. Например, сбежавшими в обеденный перерыв из офиса коллегами по работе, не устоявшими перед искушением завести служебный роман, или же студентами, пришедшими сюда, к Сене, для того, чтобы в романтических декорациях осваивать науку любви.

Впрочем, сами декорации вызвали бы у непосвященного зрителя некоторое недоумение: место, где в поцелуе впились друг в друга молодой человек и девушка, было обнесено красной бархатной веревкой, за которой влюбленную парочку с трех сторон окружили фотографы, операторы и корреспонденты. Щелкали затворы камер, ярко сверкали вспышки. Целующиеся не обращали на них внимания, ни на миг не отрываясь друг от друга.

Площадка, где целовались эти двое, была окружена временными трибунами, возведенными в несколько ярусов. Сотни зрителей, сменяя друг друга, подбадривали целующихся громкими возгласами.

— Allez! Vive la France! — проорал с трибуны юноша студенческого вида.

— Courage! — воодушевленно воскликнула какая-то женщина.

По случаю такого события здесь, на острове Иль Сен-Луи, все столбы были увешаны рекламными плакатами. «Реми Мартен», «Эвиан», «Эр Франс», «Риглиз» — всемирно известные корпорации сочли для себя выгодным выступить спонсорами этого не слишком затратного мероприятия, разместив свою рекламу вокруг места действия. Мужчины в дорогих, изящных костюмах с удовлетворением оглядывали заполненные до отказа трибуны и целую толпу фотокорреспондентов и телеоператоров: такая высокая «явка» на спонсируемом мероприятии была им явно по душе.

За судейским столом, установленным на специальном помосте, не обращая внимания на царящие вокруг суету и шум, с достоинством восседал Джей-Джей Смит: тридцать четыре года, слегка волнистые каштановые волосы, прямой нос, едва ли не идеальный по форме овал лица (для того чтобы служить эталоном, ему не хватало лишь чуть более четких контуров). Держался Джей-Джей с подобающими его статусу солидностью и достоинством. Одет он был в темно-синий блейзер с золотой эмблемой Книги рекордов на нагрудном кармане. Дополняли наряд льняные брюки и песочного цвета кожаные ботинки. Присмотревшись повнимательнее к этому человеку, можно было бы заметить, что швы блейзера чуть потерты на плечах, догадаться о том, что порвавшаяся местами подкладка заклеена изнутри скотчем, и увидеть, что светлые льняные брюки выглажены далеко не идеально, а туфли вычищены не до зеркального блеска. Впрочем, сейчас мистеру Смиту было не до того, чтобы переживать по поводу своего не слишком шикарного гардероба. Его мысли и внимание были заняты гораздо более важным делом. Перед ним на столе лежал толстый черный блокнот, с содержимым которого он иногда сверялся, стараясь при этом как можно меньше отвлекаться от наблюдения за целующимися. Время шло, и следовало признать, что ни единого нарушения строго предписанных правил ни организаторы, ни сами претенденты на звание рекордсменов пока что не допустили.

— Месье, желаете что-нибудь выпить? — обратилась к нему молодая женщина, эффектно взмахнув густыми ресницами. На ней было тонкое летнее платье без рукавов, с большим вырезом, а на шее болталось удостоверение, свидетельствующее о принадлежности незнакомки к организационному комитету. Джей-Джей давно успел заметить, что французские организаторы, а в особенности организаторши, неизменно проявляют по отношению к нему всемерную заботу и не оставляют его без внимания. — Быть может, бокал вина?

— Non, merci, — отказался Джей-Джей. Он прекрасно знал, что его организм не отличается стойкостью к алкоголю и единственный бокал вина может сорвать все мероприятие, оставив конкурсантов и организатора без официального судьи. — Благодарю вас, мне пока ничего не нужно.

— Если что — позовите меня. Я в вашем распоряжении, — сказала женщина и тепло улыбнулась ему.

Джей-Джей проводил ее взглядом, оценивая силуэт, просвечивающий сквозь легкую ткань платья.

«Я в вашем распоряжении, — мысленно повторил он. — Вот уж действительно, лучше не скажешь». Джон Смит промокнул лоб носовым платком, глотнул прохладной минеральной воды из бутылки и обвел взглядом толпу, собравшуюся поглазеть на знаменательное событие.

Рекорды, связанные с поцелуями, явно обладали особым магнетизмом, притягивая целые орды зрителей. Буквально за год до описываемых событий тысячи людей собрались в Тель-Авиве, чтобы посмотреть, как Дрор Орпаз и Кармит Цубера пытаются побить рекорд беспрерывного поцелуя. Джей-Джей провел вместе с конкурсантами на площади Рабина все тридцать часов и сорок пять минут, а затем его вместе с новоявленными рекордсменами отвезли в больницу Икилов, где всем троим пришлось пройти восстановительные процедуры, дабы снизить тяжесть последствий переутомления и обезвоживания организма. И вот в этот весенний день здесь, в Париже, еще одна молодая пара твердо вознамерилась установить новый рекорд. Эти двое оказались самыми стойкими из шестисот участников: все остальные уже выбыли из соревнования.

На самом деле долгие поцелуи — дело довольно скучное. Кроме того, здесь от человека не требуется никаких особых навыков или способностей. Залогом успеха в таком конкурсе является скорее общая выносливость организма, чем романтические чувства или страстное влечение двух людей друг к другу. В связи с этим правила соревнования жестко регламентированы: губы целующихся не должны разъединяться ни на мгновение, претенденты должны все время стоять — и никаких перерывов на отдых или на посещение туалета. Несколько дополнительных условий ставили конкурсантов в еще более сложное положение. Джону Смиту особенно нравилось правило номер четыре, которое гласило: «На протяжении всего конкурса оба претендента должны бодрствовать». А правило номер семь, соблюдение которого не так-то легко обеспечить, создавало серьезные трудности для людей со слабой волей — или слабым мочевым пузырем. Звучало оно так: «Использование всякого рода прокладок и подгузников не допускается».

Впрочем, все эти препятствия можно было легко обойти, не нарушая регламент. И если участники-новички обычно сходили с дистанции от голода и жажды примерно через девять-десять часов, то более опытные претенденты решали проблему поступления в организм влаги и питательных веществ при помощи просунутой в рот, возле уголков губ, соломинки, по которой они всасывали протеиновый коктейль или энергетический напиток. Пересохшие губы по мере возможности смазывались гигиенической помадой.

Пожалуй, единственной непреодолимой преградой для конкурсантов могло стать нежелание целоваться так долго с кем бы то ни было. Мало кто из нормальных людей готов провести несколько часов кряду, не размыкая объятий и слившихся в поцелуе губ даже с самым близким человеком. Впрочем, Джон Смит знал одну женщину, с которой он мог бы пойти на подобное испытание. Когда-то он любил ее и, пожалуй, не отказался бы слиться с нею в поцелуе не только на несколько часов, а и на много дней. Эту женщину звали Эмили. Она была агентом по продаже туристических путевок, и познакомились они с Джоном в закусочной, куда зашли съесть по гамбургеру в обеденный перерыв. Эмили была на несколько лет старше Джона, эффектная, стройная. Его всегда поражало непостижимое свойство ее ума: мысль Эмили могла перескакивать с одной темы на другую, казалось бы, непоследовательно и нелогично, но через какое-то время всегда возвращалась к тому, о чем речь шла изначально, и Эмили высказывала неожиданно свежее и в высшей степени разумное суждение. А еще Джону нравилось, как она целуется — мягко, ласково и при этом настойчиво, словно исследуя, пытаясь познать не только его губы и язык, но и все его существо.

— Целовать тебя — все равно что целовать целую страну, — однажды сказала она, прощаясь с ним у дверей туристического агентства. — Это каждый раз загадка, открытие. Будто путешествие в новое место, где все незнакомо — и пейзажи, и люди.

Когда Джон предложил Эмили выйти за него замуж, она согласилась. Но почему-то после этого они не стали торопить события и не побежали к алтарю. День шел за днем, месяц за месяцем, а Джей-Джей все так же без устали ездил по миру, собирая и фиксируя новые рекорды. Его командировки становились все более продолжительными, его увлеченность работой крепла с каждым днем. Книга рекордов стала главной страстью его жизни. И однажды, в день очередного отъезда Джона, Эмили сообщила ему, что намерена разорвать отношения.

— Твоя жизнь проходит в поисках всего необычного и примечательного, — сказала Эмили, возвращая оторопевшему Джону бархатную коробочку с обручальным кольцом, — всего того, чего я тебе дать не могу. Я не хочу растратить жизнь на тщетные попытки соответствовать твоим высоким требованиям.

— Но я же люблю тебя! — воскликнул Джей-Джей, ошарашенно застыв над полусобранным дорожным чемоданом. — Честное слово, очень люблю, — зачем-то добавил он.

С его точки зрения, в словах Эмили о жизни, растраченной на тщетные попытки, просто не было смысла. Те четыре года, которые они с Джоном «растратили» друг на друга, не шли ни в какое сравнение с шестьюдесятью семью годами, проведенными в браке Октавио Гиленом и Адрианой Мартинес из Мехико.

Губы Эмили дрогнули, но она все же заставила себя улыбнуться.

— Ты очень много знаешь, — сказала она. — Ты знаешь, с какой скоростью забирается на пальму самый ловкий сборщик кокосовых орехов, ты помнишь, сколько весила самая большая в мире капуста брокколи, но ты ничего не смыслишь в любви, ровным счетом ничего. — С этими словами она смахнула со щеки слезу, скатившуюся из глаза цвета морской волны, и добавила: — Любовь — это самое главное, что есть в мире, самое выдающееся явление и величайшее из чувств. Мне остается только надеяться, что когда-нибудь ты ее обретешь.

Любил ли он Эмили по-настоящему? Любила ли она его? В тот день Джон улетал в Финляндию: там проходил ежегодный чемпионат по бегу с женой на закорках. В том году победителем стал Имре Амброс из Эстонии. Взвалив на себя Аннелу Охасте, он пробежал семьсот семьдесят один фут по пересеченной местности за одну минуту и четыре с половиной секунды. Наблюдая за ходом забега, Джей-Джей задумался о том, что такое истинная любовь. Он решил разобраться в природе этого явления. Дни шли за днями, а Джон Смит лишь убеждался в том, что задача ему не по силам: чем больше он думал о любви, тем больше эти мысли парализовали его волю и сознание.

— Еще три минуты, — раздался звонкий женский голос.

Джей-Джей отвлекся от воспоминаний и вернулся к реальности: огромный швейцарский хронометр, официально утвержденный для фиксации рекорда, показывал тридцать часов сорок две минуты одну секунду. Претенденты на звание мировых рекордсменов готовы были рухнуть от усталости. Они с трудом поддерживали друг друга в вертикальном положении, и, пожалуй, лишь судорога, которая свела их руки, не позволяла им разомкнуть мучительные объятия. Один из ассистентов организационного комитета протянул им бутылку минеральной воды «Эвиан» с двумя соломинками. Девушка взяла бутылку и на ощупь просунула соломинку в уголок рта. Она успела сделать, наверное, лишь один глоток, а затем непроизвольно разжала ладонь, и бутылка со звоном разбилась о булыжную мостовую парижской набережной.

Наступал критический момент: вот-вот прежний рекорд либо будет побит, либо в очередной раз устоит. Осталось всего три минуты. Если парочка продержится чуть дольше, чем рекордсмены из Израиля, то их достижение получит полноценное освещение в прессе и на телевидении, а значит, и Джей-Джей получит отсрочку исполнения приговора, который вынесло ему начальство на работе. Ему давно не везло с рекордами. Последние несколько командировок оказались безрезультатными. Месяц назад он фактически зря съездил в Германию: претенденту на рекорд в пении йодлем удалось сменить тон двадцать один раз на протяжении одной секунды. Беда заключалась в том, что официально зарегистрированный мировой рекорд составлял двадцать две смены тона за тот же промежуток времени. Незадолго до этого австралийский врач-ортопед с расстройством дыхания разочаровал Джона Смита и его начальство, когда выяснилось, что сила его громогласного храпа равняется девяноста двум децибелам, в то время как официальный рекорд составляет ровно девяносто три. Формально вины Джона Смита в этих неудачах не было, но начальство далеко не всегда следует строго формальным критериям, оценивая работу своих подчиненных.

«Если эти двое продержатся еще полторы минуты, я вернусь домой с победой и на время меня оставят в покое», — подумал Джей-Джей. Он уже представил, как будет вальяжно сидеть в офисе, разбираться в скопившихся бумагах и читать вновь поступившие заявки на установление рекордов. «Вот приведу в порядок свой архив и помогу ребятам подготовить к июню новый выпуск, — мелькнуло у него в голове. — Тогда можно будет позволить себе походить летними вечерами на стадион „Янки“ и посмотреть бейсбол, хотя бы с дешевых мест на верхних трибунах. Лето пролетит незаметно, наступит осень, а там, глядишь, и Рождество». Так и шла его жизнь. Прожитые годы мало отличались один от другого, разве что с каждым из них увеличивалось количество выпусков Книги рекордов, которые украшали специально выделенную полку. Четырнадцать выпусков, четырнадцать больших томов, четырнадцать лет.

Когда до контрольного времени оставалось всего шестьдесят секунд, появились первые тревожные признаки. Сначала целующаяся пара покачнулась, но сумела восстановить равновесие. Затем ноги юноши задрожали, а глаза закатились. Колени его подогнулись; девушка из последних сил попыталась удержать его практически на весу, не отрывая при этом своих губ от его рта. Она держала партнера за ремень, но его обмякшее тело, казалось, было готово провалиться сквозь брюки и растечься по земле. Голова молодого человека бессильно повисла, но запрокинуться ей не позволил все тот же поцелуй: губы рвавшейся к рекорду девушки впились в его обмякший рот, как присоска.

Вспотевшая и дрожащая, девушка прижалась к партнеру еще теснее, поддерживая его онемевшими губами и всем своим телом. Одним налитым кровью, дергающимся глазом она скосилась на хронометр. Десять секунд. Девушка яростно целовала почти потерявшего сознание парня. Вдруг судорога пробежала по всему ее телу, и силы окончательно покинули ее. Юноша выскользнул из ослабевших объятий и повалился на мостовую. Девушка, все так же отчаянно прижимаясь губами к его губам, последовала за ним. С перекошенным от боли и усталости лицом она продолжала целовать его — целовать что было сил.

Джей-Джей, наблюдавший за происходящим с расстояния десяти футов, с явной неохотой, но вместе с тем решительно, поднял руку и нажал на красную кнопку. На экране хронометра застыли бесстрастные цифры.

30:44:56.

Джей-Джей встал из-за стола и, превозмогая ноющую боль в животе, громко объявил:

— Рекорд не побит.

По толпе зрителей прокатился вздох разочарования.

Победа была так близка: до нее оставались всего лишь четыре секунды. Но — правила есть правила. Джону было искренне жаль измотанных претендентов, распростертых на мостовой, почти бездыханных. Ему было бы невыносимо тяжело посмотреть им в глаза. К сожалению, изменить что-либо было не в его силах. Когда речь идет о мировых рекордах, никакие поблажки не допустимы, все должно идти в строгом соответствии с правилами. Слишком велика ставка в подобных состязаниях.

— Impossible! — раздался пронзительный голос из толпы зрителей.

К лежавшему неподвижно юноше подбежали врачи из дежурившей на соревнованиях бригады скорой помощи. Кто-то из медиков приложил к лицу несчастного кислородную маску, кто-то стал щупать пульс. Девушка встала на ноги, и, на радость операторам и фотографам, стало видно, как по ее щекам ручьями текут слезы. Джей-Джей закрыл блокнот со списком правил и убрал его в изрядно потертый портфель из телячьей кожи. Лишь выйдя из-за стола, он вдруг понял, насколько сильно затекло его собственное тело: как-никак он провел тридцать один час почти в полной неподвижности, едва ли не на равных с конкурсантами. Он одернул пиджак, аккуратно выдвинул из-под стола дорожный чемодан на колесиках и, стараясь не встречаться взглядом ни с проигравшими, ни с их друзьями, попытался затеряться в толпе.

— Прошу вас, всего несколько вопросов! — раздался голос кого-то из журналистов буквально в двух шагах за его спиной.

— Извините, у меня нет времени, — попытался отговориться Джей-Джей. — Лимузин уже давно ждет меня, я боюсь опоздать на самолет.

— Когда состоится очередной конкурс на самый долгий поцелуй?

— Пожалуйста, свяжитесь с нашим организационным комитетом. Менеджеры, составляющие расписание конкурсов, будут рады ответить на ваши вопросы.

Джон Смит завернул за угол и поспешно зашагал по Сен-Луи-ан-Лиль. Чемодан на колесиках трясся и подпрыгивал на неровностях асфальта. Джон хотел как можно скорее сбежать из этого города, где его постигла очередная неудача. Ну что ты будешь делать! Любители долгих поцелуев остались без рекорда, журналисты — без сенсации. Что скажет начальство? Поражение. Очередное поражение. Пройдя несколько кварталов и убедившись в том, что за ним никто не увязался, Джей-Джей поймал такси. Никаких лимузинов издательство давно не оплачивало.

— Будьте добры, аэропорт Шарль-де-Голль, и побыстрее, — сказал он водителю. — Рейс через сорок минут.

— Да, месье. Не волнуйтесь, успеем.

С этими словами водитель нажал на газ и профессионально ловко вклинился в плотный поток автомобилей. Присмотревшись к пассажиру через зеркало заднего вида, он удивленно поднял брови и осведомился:

— Вы ведь из Книги рекордов, если не ошибаюсь? Я вчера видел вас по телевизору, когда показывали начало конкурса на самый долгий поцелуй.

Джей-Джей улыбнулся. Такое случалось с ним сплошь и рядом. Неудивительно, что представителя столь известного издания время от времени узнавали на улицах: ведь тележурналисты следовали за конкурсами Книги рекордов, можно сказать, по пятам и репортажи на эту тему пользовались большой популярностью. Следующий вопрос таксиста легко предсказуем.

— Скажите, а какая поездка на такси считается самой долгой? — поинтересовался водитель у Джона.

— Путешествие из Лондона в ЮАР, в Кейптаун, и обратно, — не задумываясь, ответил Джей-Джей. — От такого пробега даже счетчик в такси сломался. Но в конце концов все было подсчитано: двадцать одна тысяча шестьсот девяносто одна миля, общая стоимость поездки шестьдесят две тысячи девятьсот восемь долларов.

— Повезло тому таксисту. Мне бы так.

Такси продолжало стремительно маневрировать, перестраиваясь из ряда в ряд и обгоняя другие машины, неспешно катившиеся по рю де ла Пе.

— А вы, кстати, откуда? — спросил водитель.

— Из Нью-Йорка, — ответил Джей-Джей. — Из лучшего в мире города.

Водитель в ответ усмехнулся и сказал:

— А вот и неправда. Нет города лучше Парижа. Рестораны, женщины — вот она, жизнь!

— Ну да. Так все говорят. Но на мой взгляд, Нью-Йорк круче.

— Нет, месье, — уверенно возразил шофер. — В Нью-Йорке люди живут друг у друга на головах. Столько народу — как селедки в бочке.

— Ну это вы зря. У нас в Нью-Йорке очень у многих хорошие дома с большими участками. Места всем хватает.

Водитель пожал плечами, невразумительно хмыкнул в знак несогласия и включил радио, давая тем самым понять, что дискуссия окончена.

Джей-Джей закрыл глаза. Нью-Йорк или Париж? Он уже пожалел о том, что ввязался в этот спор. Ну почему, почему всегда так происходит: куда бы он ни приехал, все встречные и поперечные принимались спорить с ним о том, что лучше и что хуже, в особенности когда узнавали эмблему Книги рекордов, вышитую золотой нитью на кармане его блейзера.

Вообще-то, у него мелькнула мысль остаться в Париже на выходные. Была здесь у него одна знакомая — разведенная женщина средних лет по имени Элен, хозяйка бистро на рю де Бюси. Она отменно готовила и всегда очень вкусно кормила его, а на ночь предоставляла свое уютное общество. При этом она неизменно шептала ему на ухо, что взамен ей от него ровным счетом ничего не нужно, но, судя по выражению ее глаз, по слишком долгим прощаниям, по теплым последним объятиям, можно было догадаться, что каждое расставание дается ей нелегко.

Но сейчас Джон хотел только поскорее вернуться домой.

Он вновь вспомнил о том обвинении, которое несколько лет назад бросила ему в лицо Эмили: ты, мол, ничего не смыслишь в любви. Эти слова он воспринял не столько как упрек, сколько как вызов. Человек пунктуальный и обстоятельный, он начал методично изучать якобы столь чуждую ему область человеческих отношений. Исследования шли одновременно в нескольких направлениях. Джон перечитал множество классических книг о любви, дополнив их немалым количеством современных любовных романов. Он проштудировал Шекспира и Шелли, прочитал все, что написано о взаимодействии Марса и Венеры, чуть ли не наизусть выучил сочинения Дипака Чопры и выборочно ознакомился со статьями и научными трактатами известных антропологов, биохимиков и психологов. В круг его интересов попали многие ученые, от Фрейда до доктора Рут Вестхаймер.

Параллельно с теорией Джон осваивал любовь и на практике: он активно знакомился с женщинами, получая от этих встреч примерно поровну удовольствия и разочарования. Через какое-то время ему стало понятно, что настоящая любовь находится от него так же далеко, как и спиральная туманность М31 в созвездии Андромеды — самый далекий от Земли астрономический объект, видимый на небе невооруженным глазом. Эту туманность отделяют от нас два миллиона триста десять тысяч световых лет.

Впрочем, один очевидный и непреложный вывод из всех практических исследований любви Джей-Джей для себя сделал: вне зависимости от продолжительности случайного романа, расставание с очередной подружкой неизменно оказывается болезненным. Вот почему на сей раз он не стал звонить Элен.

Кроме того, оставшись в Париже на выходные, он рисковал быть узнанным — на улице, в кафе или, например, как сейчас, в такси. Скорее всего, ему даже пришлось бы снова встретиться с незадачливыми конкурсантами и произносить дежурные слова утешения. Джону это никогда не нравилось, и он предпочитал как можно быстрее и незаметнее покинуть место проведения конкурса, участникам которого не удалось побить очередной рекорд. Он попытался представить себе, что сейчас происходит на набережной под тем парижским мостом: скорее всего, рабочие уже почти разобрали трибуны и свернули рекламные плакаты. Вскорости за дело возьмутся специально нанятые уборщики и дворники. «Интересно, — подумал Джей-Джей, — как там тот парень?» Наверное, врачи уже привели его в чувство, но он, скорее всего, по-прежнему сидит на земле, не в силах подняться на ноги. Время от времени он посматривает на хронометр, который так и застыл на несчастливой для него комбинации цифр.

30:44:56.

Этот все еще бледный после обморока парень и его заплаканная подруга были в каких-то четырех секундах от мирового рекорда. Четыре секунды отделяли их от всемирного признания, от упоминания в одном из самых известных книжных бестселлеров на планете. Какие-то четыре секунды — и имена их были бы вписаны в историю.

За годы работы в Книге рекордов Джону пришлось утешать и успокаивать сотни, если не тысячи неудачников — всех тех, кто, заливаясь слезами или судорожно сжимая кулаки, задавал ему — вслух, шепотом или только лишь взглядом — один и тот же вопрос: «Как же так? А что если…» Помочь им Джон был не в силах. Издателям Книги рекордов не было дела до проигравших. Победитель получал все, проигравший — ничего. Второго места в этих соревнованиях предусмотрено не было. Тяжелее всего Джону далось прощание с безутешным пакистанским военным летчиком. Этот человек всеми силами добивался признания себя рекордсменом, совершившим самый долгий затяжной прыжок без парашюта. Говоря точнее, речь шла не о прыжке, а о падении с самолета. Этого летчика вытащило потоком воздуха из кабины истребителя, когда в результате декомпрессии и какой-то технической неполадки во время полета неожиданно открылся люк кабины. Произошло это на высоте тридцати трех тысяч трехсот одного фута. Бедолага рухнул в озеро и каким-то чудом остался жив. Джей-Джей приехал в Исламабад, где летчик лежал в госпитале — весь в гипсе и бинтах. В общей сложности в момент удара о воду он переломал себе тридцать семь костей. Увы, после тщательного исследования всех материалов, касающихся этого происшествия, Джей-Джей пришел к выводу, что рекордным это падение считать нельзя. Пакистанский летчик был близок к тому, чтобы превзойти другое «достижение» подобного рода, но ему не хватило каких-то тридцати футов. Рекорд же так и остался за Весной Вулович, югославской стюардессой, которая осталась в живых, упав с высоты тридцати трех тысяч трехсот тридцати футов после того, как ее самолет DC-9 по так и не выясненным причинам взорвался в небе над Чехословакией. Узнав о поражении в борьбе за признание своего рекорда, пакистанский летчик заплакал как ребенок. Он долго рыдал на плече у Джона Смита, отчего половина знаменитого темно-синего блейзера промокла насквозь.

Нет уж, ни возвращаться на место очередной неудачи, ни даже находиться где бы то ни было поблизости у Джона не было никакого желания. Слишком часто он позволял чувствам взять верх над доводами разума, слишком часто начинал переживать вместе с проигравшими, слишком часто брал на себя часть горечи их поражения. Толку от этого не было никакого. Помочь несостоявшимся рекордсменам было нельзя — ни до начала конкурса, ни во время его проведения, ни после удачного или неудачного его завершения. В обязанности Джона входило только одно — зафиксировать или же не зафиксировать новый мировой рекорд. Всякого рода сантименты только мешали в этой работе, отнимая у исполнителя душевные силы и время. Именно времени Джону обычно и не хватало: желающих побить очередной рекорд в мире всегда было в избытке.

— Месье, какой компанией вы летите? — спросил у него водитель, подъезжая к терминалу международных линий.

Джей-Джей вытащил из кармана билет. Издательство давно экономило на его командировках буквально каждый цент.

— «Доллар-джет», — ответил он водителю.

До дома оставалось еще долгих семь часов полета.