33
Мы медленно идем по лужайке. Впереди маячит маленький дом.
— Что я ему скажу? — невольно вырывается у меня, и я тут же жалею о своих словах. Нельзя проявлять слабость. Моя дочь должна думать, что я знаю, что делаю.
— Скажешь, что мама умирает, — спокойно отвечает Алекс. — Сделай так, чтобы вы остались наедине. Я думаю, это будет нетрудно. Когда он узнает, кто ты, он сам постарается увести тебя из дома.
— Прости, что втянул тебя в эту историю, что рассказал о делах матери. Я просто эгоист.
— Да ладно, я и так все про нее знаю. — отвечает она.
Она ничего не знает. Не знает о том, как ее мать боролась за Брайана и за их совместную жизнь. О том, чего она боялась, как любила свою дочь. Она ничего не знает, впрочем, и я тоже.
В кухонном окне мелькают две головы, затем за сетчатой дверью показывается миссис Спир с тарелкой котлет для гамбургеров.
Алекс подталкивает меня локтем. Я боюсь ее напугать. Господи, зачем мы здесь?
— Привет! — говорю я.
Алекс машет рукой.
Сетчатая дверь распахивается, и перед нами возникает миссис Спир. Трудно сказать, рада ли она нашему приходу.
— Привет, — отвечает она. — Как дела? Очень хорошо, что зашли. Мы тогда убежали, и я даже не успела…
Мы стоим возле ступенек крыльца.
— Я просто идиот, — говорю я. — Я же знаю вашего мужа, я об этом только сейчас вспомнил. Мы возвращались в отель из «Тики», я увидел на пляже ваших мальчиков и решил заскочить к вам, чтобы поздороваться. И повидаться с Брайаном.
Алекс смотрит на меня и одними губами произносит;
— Здравствуйте.
— Заходите в дом, — говорит миссис Спир. — Вы не поверите, я как раз рассказывала мужу о вас и поняла, что мы даже не познакомились. После того, что вы сделали! Меня зовут Джули.
— Мэтт Кинг, — представляюсь я. — А это Алекс.
Мы поднимаемся по ступенькам. Мне кажется, имя Джули не идет миссис Спир. Я повторяю это про себя несколько раз.
— То-то я удивилась, когда вы сказали, что не знаете Брайана. Я была уверена, что вы наверняка где-то встречались. Он же целыми днями пропадает на работе.
— Да, — отвечаю я, — и в самом деле. Не понимаю, о чем я думал. Наверное, я на секунду отвлекся.
— Знаете, он так редко бывал дома. Я даже начала думать, что мы его вообще никогда не увидим. Но ничего, надеюсь, все уже позади. Хотите гамбургер?
— Спасибо, мы только что пообедали, — отвечаю я.
— Ну что ж, дело ваше.
Я прислоняюсь к перилам крыльца. Алекс становится на край ступеньки и опускает пятки. Потом поднимается на носках и снова опускает пятки.
— Решила немного поразмяться? — говорю я ей.
— Нет, — отвечает она, — извини.
Она сходит с крыльца и усаживается в шезлонг. Джули держит в руке кухонную лопатку, потом пристраивает ее на перила. Я слышу шум океана и крики детей.
— Значит, завтра, да? — спрашивает Джули. — Все будет известно завтра. — Она опускает глаза. — Извините. Я зря это сказала. У вас конфликт интересов. Не умею вести деловые разговоры. Я сказала глупость.
— Ничего, все в порядке, — говорю я.
Она смеется, прислоняется к перилам, трогает ладонями ноги, потом поднимает руку и смотрит на свои ногти. На ней джинсы и белая футболка, влажные волосы собраны на макушке в тугой пучок.
— Завтра все закончится, — говорю я.
— Да. — отвечает она, — и слава богу.
Наступает долгая пауза. Волны разбиваются о берег и с шипением откатываются назад. Я вижу детей и ярко-оранжевый огонек сигареты Сида. Потом огонек исчезает.
— Может быть, хотите чего-нибудь выпить? — спрашивает миссис Спир.
— Хотим, — в один голос говорим мы с Алекс. Джули отходит от перил, и лопатка падает в темную траву. Я хочу спуститься и поднять ее, но Джули машет рукой и спускается сама. Я слышу, как открывается сетчатая дверь; за ней возникает силуэт Брайана. Затем появляется он сам и смотрит на меня и Алекс.
— Привет, — говорит он и протягивает мне руку. — Я Брайан.
Джули поднимается на крыльцо. К ее теннисным туфлям прилипли мокрые травинки.
— Брайан! — Я с жаром жму его руку, и потом он несколько раз встряхивает ладонь. — Мы с вами встречались, — говорю я, глядя на Джули. — Кажется, на собрании акционеров. Я Мэтт Кинг. Мою жену зовут Джоани. А это наша дочь Алекс.
Улыбка тотчас вянет. Он бросает быстрый взгляд на Алекс, отводит глаза и смотрит второй раз, наверное отыскивая сходство с любовницей.
— Это Мэтт. Я рассказывала тебе о нем. Он спас Кристофера.
Брайан смотрит на меня.
— Пойду принесу чего-нибудь выпить, — говорит Джули. — Обмыть наше знакомство.
У нее в руках металлическая лопатка. Я замечаю, что снизу она ржавая.
— Отлично, — говорит Брайан и легонько хлопает жену по спине.
Он открывает перед ней дверь. Сразу ясно, что он никогда этого не делал, потому что она не сразу понимает, чего он хочет.
— Вам помочь? — спрашивает Алекс.
За миссис Спир закрывается сетчатая дверь.
— Нет-нет! — кричит она в ответ.
Когда она скрылась в доме, я говорю Брайану:
— Она умирает. Я решил дать вам возможность попрощаться.
Он весь напрягается. Пакет с пшеничными булочками, который он держит в руке, выглядит нелепо.
— Для этого я к вам и зашел. Только для этого.
— Папа не хочет травмировать вашу семью, — говорит Алекс. — Мы просто делаем то, чего хотела бы мама, а она, что тут скрывать, хотела вас. — Она смотрит ему в лицо, затем переводит взгляд на пакет с булочками. — Одному Богу известно почему, — добавляет она и обращается ко мне: — Не понимаю, что она в нем нашла?
— Замолчи, Алекс, — строго говорю я и добавляю: — Не знаю.
— Не могу. — Брайан оглядывается на дверь. — Мне очень жаль. Никогда не думал, что все так получится.
— Вам очень жаль, — понимающе кивает Алекс. — Это меняет дело. А о чем вы жалеете? Что моя мать умирает, или что вы ее трахали, или что вываляли в дерьме моего отца?
— Нет, — отвечает он. И смотрит в пространство перед собой. — Да. Мне жаль, что все так получилось.
— Есть рейс в девять пятнадцать, — говорю я. — Уверен, вы сумеете что-нибудь придумать, чтобы отлучиться из дому.
— По этой части вы, наверно, мастак, — говорит Алекс.
— Алекс! — укоризненно говорю я, хотя он не слышит ее слов. Он думает о своем. — Тогда вы попадете в госпиталь сегодня или завтра утром. Вы, конечно, хотите ее увидеть и что-нибудь ей сказать. Мы вам не будем мешать.
— Что?
— Мы вам не будем мешать.
— Ладно… Послушайте. — Он оглядывается на дверь, потом поворачивается ко мне и говорит, понизив голос: — Вам нельзя здесь оставаться. Понимаете?
Джули выходит из дома с бокалами красного вина для нас и колой для Алекс.
— Я думаю, это вам понравится. — При виде наших лиц улыбка сходит с ее лица.
— Превосходное вино, — говорю я, сделав глоток.
— Брайан, хватит деловых разговоров. Я уже сделала эту ошибку. — Она весело подмигивает Алекс.
— Какую ошибку, Джули? — спрашивает Брайан. — О чем ты?
— Ни о чем, — отвечает она. — У вас были такие серьезные лица, я и подумала, что вы говорите о… сделке века.
— Нет, — говорит Алекс. — Мы говорили о любви.
— Вот оно что, — говорит Джули и легонько подталкивает плечом Брайана. Тот смотрит на нее; у него мрачный вид, на лбу пролегла глубокая складка. — А что именно? — спрашивает Джули.
Ей никто не отвечает. Брайан смотрит на меня и хмурится. Мне ужасно хочется сказать ему, чтобы не смотрел на меня с таким видом.
— Ты влюблена? — спрашивает Джули, обращаясь к Алекс. — В того мальчика на плоту?
— Нет, — отвечает она. — Тот мальчик — мой друг. У нас много общего, только и всего.
— Иногда с этого все и начинается, — говорит Джули.
Она обнимает мужа за талию и слегка прижимает к себе. Когда так делала Джоани, это означало, что она просит меня не быть букой и принять участие в общем разговоре.
— Нет, — упирается Алекс. — Между нами только дружба, и больше ничего.
— Но я видел, как вы целовались, — говорю я и понимаю, что не должен вступать в разговор. Алекс просто начала игру, которую один из нас должен закончить. Но я ничего не могу с собой поделать. Мне нужно знать.
— Ой, папа, ради бога. Мы всего лишь друзья, но Сид — парень и, как все парни, хочет, чтобы мы занимались сексом. Как любой мужик, — добавляет она, глядя на Брайана.
— Нам пора, не правда ли? — спрашивает Джули, глядя на мужа.
— Что — пора?
— Я о мальчиках. Пора звать их ужинать. Будь любезен.
— Пусть поиграют, — говорит Брайан и отодвигается от жены.
Ее рука бессильно опускается. Он кладет пакет с булочками на стол, рядом с круглой вазой, в которой лежат разноцветные гладкие стеклышки.
Я слышу, как один из мальчишек кричит: «Нет! Назад! Назад!»
Мы смотрим в сторону берега.
Алекс бросает на меня тревожный взгляд, и я отвечаю таким же: что делать?
— Как мне нравится этот старый дом! — говорит она, взглядом давая мне понять, чтобы я сделал хоть что-нибудь.
— Да, — подхватываю я, — хороший старый дом. Давно я здесь не был. Между прочим, в нем когда-то жила моя прабабушка.
Брайан сейчас, наверное, кипит от злости. Я мог просто ему позвонить. Мог сделать все иначе, но ведь я приехал сюда затем, чтобы увидеть его реакцию.
— Интересно, — продолжаю я, — изменилось что-то внутри или нет? Новые жильцы наверняка что-нибудь сделали с нестругаными досками. Когда мы были детьми, то проводили здесь летние каникулы, и мой кузен Хью вечно сажал себе занозы, когда дотрагивался рукой до стены.
— Если хотите, я покажу вам дом, — говорит Джули.
— О. Брайан. — оживляется Алекс, — может быть, вы сами покажете папе дом? А мы с Джули пока поболтаем о любви.
Женщины обмениваются улыбками.
— Отлично! — восклицаю я.
— В самом деле. — говорит Брайан. — Хотя я, в общем-то, здесь не живу. Пожалуйста, я вам все покажу, но…
Должно быть, он ловит на себе взгляд жены, поскольку мгновенно замолкает. Брайан открывает дверь и пропускает меня вперед. Алекс мне кивает. Не знаю, что это означает, не знаю, отчего у меня так стучит сердце. Я смотрю в спину Брайана так, словно на его синей футболке написаны ответы на все мои вопросы.
— Вот, смотрите, — говорит он, обводя рукой просторную теплую комнату.
На стенах теперь обои. Потолочные балки кажутся мне светлее, чем я запомнил.
Я прохожу в дальний угол и усаживаюсь в кресло-качалку, сделанную из дерева коа. В этом доме никогда не было удобной мебели. Вся она принадлежала миссионерам, и теперь наши гостевые домики превратились в склады старых диванов, кресел-кроватей, корзинок, гавайских одеял и антимоскитных сеток. В доме напротив, что стоит возле церкви, все та же старинная печь, старинная дверь, состоящая из двух половинок, маслобойка, станок для снимания сапог и лампы с китовым жиром. Потолки низкие, лестница узкая и шаткая, крыша похожа на островерхую шляпу пилигрима.
Брайан кладет руки на пояс. Показывая мне комнату, он сделал широкий жест рукой, смех да и только. Может быть, он вообще потешный малый?
— Дело обстоит так, Брайан, — говорю я. — Как я уже говорил, я хочу устроить вам последнюю встречу с Джоани. Вы будете одни. Больше я ничего не могу для вас сделать. За этим я и приехал — сказать, что я все знаю: что она вас любила и что вы собирались… — Я делаю неопределенный взмах рукой. Пусть додумывает сам. — Приходите с ней проститься. Вчера отключили аппарат искусственной вентиляции легких. Она протянет неделю, может быть немного дольше.
У него такой вид, словно я его обманул, а на самом деле всего лишь хотел увидеть дом.
— Как вы познакомились? — спрашиваю я. — Любопытно узнать.
— Довольно, я больше не могу, — отвечает он.
— Поверьте, — говорю я, — я тоже.
— Вы приехали сюда ради меня?
— Конечно. Чтобы познакомиться с вами и привезти вас к ней. Я хочу, чтобы с ней простились все, кого она любила, а вы в их числе. Спрашиваю второй раз, поскольку не могу узнать подробности у Джоани. Как вы познакомились? Я хочу это знать.
— По-моему, вы сказали, что приехали сюда сообщить мне о ней. Только за этим.
— Я передумал, — отвечаю я. — Так как же вы познакомились?
Я оказался прав. Он действительно свеженький и чистенький. Аккуратно причесан, волосы уложены назад, макушка блестит от геля, и теперь мне даже нравится, что я небрит. Нравится, что на коже осталась морская соль и что от меня пахнет алкоголем. Жаль, что я не попросил у Сида сигарету. Было бы еще эффектнее.
— На вечеринке, — отвечает он.
Сказав это, он опускается на тахту слева от меня. Мне хочется сказать ему, чтобы он немедленно встал. Это моя тахта!
— На какой вечеринке?
— Просто на вечеринке. По случаю Суперкубка.
Я понял, о какой вечеринке речь. В честь прошлогоднего Суперкубка. Новая Англия против Каролины. У меня в этот день шел судебный процесс: наш штат против Дорин Веллингтон. Накануне я работал всю ночь. Джоани пришла домой в шесть часов вечера, в отличном настроении, но к концу обеда ни с того ни с сего разозлилась — сначала на меня, потом на Скотти.
— Мы всегда должны есть фахитас по воскресеньям? Надоело!
Я спросил ее, как прошла вечеринка, решив, что она чем-то расстроена.
— Это была лучшая вечеринка за много лет, — ответила она. — Я отлично провела время.
Но лицо у нее было печальное.
Почему я это запомнил? Печальное лицо, фахитас?
— Вечеринка была у Митчеллов, — говорю я.
Брайан кивает, взглянув на меня так, будто я ему надоел.
— Да, — отвечает он.
Качнувшись в кресле назад, я пытаюсь остановить его так, чтобы мои глаза были на одном уровне с глазами Брайана. Я ставлю бокал с вином на ручку кресла, что в детстве нам строго запрещалось.
— Ну что, полегчало? — спрашивает он. — Когда вы все узнали?
— Эй, — отвечаю я, — между прочим, я делаю вам одолжение. — Я отпиваю глоток вина. — Могли бы и повежливее, — (Он тоже отпивает глоток вина.) — Слушайте, у вас не найдется пива? — спрашиваю я. — Я не могу это пить.
— Я тоже.
Он встает, чтобы принести чего-нибудь другого. Я качаюсь в кресле-качалке. Я его сделал, этого Бранна. Я на минуту закрываю глаза. Мне хорошо даже в этом жестком и неудобном кресле. Здесь тепло, но не душно и не сыро, и здесь, в этом доме, я чувствую, что за моей спиной стоят люди — тетя Люси, дед и бабушка Хью и родители Хью — люди, которые меня любили, хотя давно умерли. Брайан возвращается, протягивает мне пиво, наши взгляды встречаются, и на одну секунду он становится просто парнем, который протягивает мне пиво, а я — просто парнем, которому он его принес. Я хотел отдать ему свой бокал с вином, но вместо этого ставлю его на пол.
— Что было потом? — спрашиваю я. — Выяснилось, что вы болеете за одну команду? Вам понравилось, как она одевается? Вы были потрясены тем, что такая шикарная женщина может смотреть футбольные матчи и обсуждать их со знанием дела?
— Да, примерно так, — говорит он.
— Одни носят сексуальную одежду, другие имплантируют силикон. Джоани любила смотреть футбол и гоняла на катерах. Это был ее способ нравиться мужчинам. По-моему, тут нет ничего странного.
Брайан смотрит на свое пиво.
— Как вам хватило смелости предложить ей встречаться?
Он качает головой.
— Нет, я серьезно. Мне в самом деле хочется знать, что заставляет человека переступить черту.
Он молчит, и я знаю, что он не ответит. Он смотрит в окно на противоположной стене. Я смотрю туда же и вижу его жену. На лице у нее выражение недоверия и ужаса, а потом я слышу смех моей дочери. Джули делает глоток вина. От вида Джули, беседующей с моей дочерью, мне становится грустно. Алекс как будто в самом деле хохочет, но она обманывает Джули. Как и все мы.
— Я слышал, у вас наклевывается выгодная сделка, — говорю я, не отрывая взгляда от окна. — Джоани хорошо постаралась, чтобы я принял предложение Дона. Отличный был план.
— Все совсем не так, как вы думаете, — говорит он.
— Что я думаю? Откуда вам знать, что я думаю?
— Что я бессовестный, — говорит он. — Что строил козни против вас. По-моему, вот что вы думаете. Мы с Джоани. Просто так случилось, и все.
— Ничего не случается просто так, — говорю я.
— Иногда случается. — говорит он.
— Да уж. Когда вы узнали, кто она, то решили завести с ней роман. Или наоборот — сначала роман, потом узнали? И попросили ее помочь вам, так? Потому что, приятель, знали бы вы, как она стояла за Холитцера! Подобные вещи просто так не происходят.
Он молчит. Он снова смотрит в окно, не глядя на меня. Я делаю большой глоток пива. Я вижу, как Джули откидывает крышку гриля и тычет лопаткой в бургеры. До меня доходит, что она сама разожгла угли. Потрясающе. Она больше не кажется мне ни хрупкой, ни глупенькой.
— Слушайте, — говорю я. — Я даже рад, что моя жена была влюблена, рад, что вы сделали ее счастливой. Наверное, вам нелегко. Теперь, когда все так обернулось.
Он по-прежнему смотрит в окно. Алекс и Джули стоят к нам спиной и смотрят на океан. До меня доходит, какую он избрал тактику. Он не отвечает, и я вынужден все время говорить. Выговорюсь и прощу его, без всяких усилий с его стороны.
— Она собиралась меня бросить? — спрашиваю я. Я не жду, что он скажет правду или хотя бы ответит, но он говорит:
— Собиралась. Но разводиться не стала бы.
— Почему? Из-за Скотти или как? Вы испугались, что Джули узнает?
— Нет, — отвечает он. — Я не бросил бы Джули, потому что люблю ее. — Он наклоняется вперед, выражение его лица меняется. — Пожалуйста, ничего ей не говорите. Пожалуйста. Я сам не понимаю, что я наделал.
Я вижу в его глазах страдание — то, зачем я сюда приехал. Но страдает он не из-за моей жены и не из-за меня. Неожиданно в голову приходит мысль, которая раньше у меня не появлялась.
— Джоани вас любила? — спрашиваю я.
Он кивает и подносит к губам стакан с пивом. На его штанине мокрый кружок от бутылки.
— А вы ее? — спрашиваю я.
Он делает большой глоток и ставит бутылку точно на мокрый кружок на штанине.
— А вы ее не любили. — Мне нужно сказать это еще раз. — Вы не любили.
Я слышу, как океан обрушивается на берег, в комнату влетает морской бриз, полный запахов соли и водорослей.
— Вы просто ее использовали, — говорю я, — чтобы подобраться ко мне.
Он вздыхает:
— Нет. Я не пытался к вам подобраться. Это был просто роман. Влечение. Секс. — Он смотрит мне в лицо, проверяя, не разозлился ли я. — Она предложила, и я не стал отказываться.
Он сидит ссутулясь. Будто мы играем в шарады, а он сделал ход, который наконец вывел меня на правильный ответ.
— А после сделки вы отделались бы от нее, — говорю я. — Все, что случилось, вам только на руку. Теперь Джоани ничего не может сказать, и вам даже не нужно придумывать, как от нее избавиться.
— Ничего подобного! Я и не думал ее использовать! — говорит он и встает. — Она сама это придумала. Я ни о чем не просил.
Он делает несколько шагов по комнате, возвращается на место, смотрит в потолок.
Я представил себе Джоани. Да, она любит во все влезать, даже в проекты, которые ее вовсе не касаются. Пытается всем указывать, всеми управлять, всех наставлять. Я думаю об Алекс и о себе. Нас Джоани тоже наставляла, указывала, направляла. Я встаю и делаю шаг к окну, но останавливаюсь на середине комнаты.
— Бедная девочка, — говорю я.
Мою жену обвели вокруг пальца. По счастью, она никогда не узнает, как жестоко ее одурачили. Впервые в жизни я думаю, что Джоани была не такой уж сильной.
Я вижу профиль Алекс. Она поворачивает голову и смотрит на меня. Господи, думаю я, это же моя дочь! Эта девушка за окном — моя родная дочь.
— Итак, насколько я понял, прощаться с Джоани вы не собираетесь?
— Я очень люблю Джули, — отвечает он. — Я люблю свою семью.
— Я тоже люблю свою семью.
Я подхожу к Брайану и протягиваю ему пустую бутылку из-под пива.
— Что дальше? — спрашивает он, показывая рукой на сетчатую дверь. — Хотите еще что-нибудь сказать?
Я качаю головой.
— Разве ваше место не рядом с ней? — спрашивает он.
— Да, — говорю я и направляюсь к двери.
Я прохожу мимо портретов своих предков, расплывчатых, мутных дагеротипов. Я прохожу мимо своего прапрадедушки, который смотрит на меня с обидой и горечью. Мне кажется, я физически чувствую суровый взгляд его темных глаз.
Брайан уходит на кухню, чтобы выбросить пустые бутылки и поставить бокалы в раковину. Я распахиваю сетчатую дверь и выхожу на крыльцо.
— Спасибо, что приняли нас, — говорю я Джули Спир.
— Спасибо, что зашли, — говорит она. — Алекс мне столько о вас рассказала, что теперь мне кажется, будто мы давно знакомы.
Она многозначительно улыбается, глядя на Алекс.
— Мне тоже так кажется, — говорю я. Сквозь сетку на двери я смотрю на Брайана. Тот с тревогой следит за мной. — По-моему, у нас с вами много общего.
Я беру руку миссис Спир и легонько ее пожимаю.
Она тоже отвечает мне легким пожатием. У нее влажная ладошка. Затем она мягко отнимает руку.
— Пока, Алекс, — говорит она. — Может быть, встретимся завтра на пляже.
— Доброй ночи, — говорит Алекс.
Она ступает с крыльца на темную траву В небе полно звезд, и сияет месяц, тонкий, как щепка.
Когда Алекс отворачивается, я беру Джули за плечи и целую. Я наклоняю голову, приоткрываю рот и целую ее. Потому что я этого хочу, потому что она жена Брайана, потому что у нас одинаковая судьба, потому что хочу, чтобы мой поцелуй ей понравился, потому что хочу, чтобы она почувствовала себя оскорбленной, смущенной, взволнованной, беззащитной, счастливой. Потому что я этого хочу.
Оторвавшись от ее губ, я не смотрю ей в лицо, я смотрю на ее губы. Она проводит по ним кончиком языка, словно хочет стереть мой поцелуй. Не говоря ни слова, я поворачиваюсь и ухожу, оставив ее с ее семьей.
Я иду к пляжу. Я чувствую, как внутри меня что-то освобождается, но вовсе не потому, что я наконец-то могу расслабиться. Что-то внутри меня сдалось, отказалось от борьбы, вернулось ко мне, ничего не принеся с собой.
