«ПАМЯТНИК ЖЕНА ЕМУ ВОЗДВИГЛА»
Случай, Дона Анна, случай
Увлек меня — не то вы б никогда
Моей печальной тайны не узнали.
A.C. Пушкин
Пушкин есть пророчество и указание.
Ф. М. Достоевский
Вдохновенной Болдинской осенью 1830 года Пушкин в считаные дни завершил новую пьесу «Каменный гость» и на последней странице рукописи вывел дату — 4 ноября.
В тот же ноябрьский день он посылает из своего нижегородского имения невесте полное отчаяния письмо — поэта одолевают сомнения: не расстроится ли их свадьба? И далее рассказывает Натали об одной печальной истории, связанной с некоей дамой и ее альбомом. Альбом этот, которым дама чрезвычайно дорожила, не позволяя прикасаться к нему, и который раскрыли после ее внезапной кончины, оказался совершенно чист, и лишь на одном его листе были записаны пушкинские стихи:
Не долго женскую любовь
Печалит хладная разлука…
Почему поэт привел эти строки в письме к невесте? Находился ли он под впечатлением только что завершенной пьесы, или это просто случайное совпадение — но и «Каменный гость», и письмо к Натали помечены одним и тем же числом — 4 ноября.
Беспокойство поэта было тогда напрасным. Свадьба его, как известно, не расстроится, и уже в следующем году наступит благословенный день в жизни Пушкина — в храме Большого Вознесения он обвенчается с красавицей Натали. Потекут счастливейшие месяцы супружеской жизни, будут творческие озарения, радость отцовства, встречи с друзьями, путешествия, хлопоты, разлука с семьей — все вместится в эти долгие шесть лет…
Но будет и еще один день — роковой! — 4 ноября 1836 года, когда поэт получит анонимное письмо, грязный пасквиль, с которого и начнется отсчет последних дней, отпущенных ему судьбой…
И наступит тот, январский, когда на Черной речке близ Комендантской дачи в пятом часу пополудни прогремит выстрел и петербургский снег обагрится кровью поэта. А вслед за ним придет и скорбный день — 29 января 1837 года. Последний в жизни Пушкина…
Но тогда, осенью 1830-го, о том ему не дано было знать.
«Не смею заглядывать в будущее», — обронил как-то в одном из писем поэт. И все же Будущее, незнаемое и туманное, являлось ему и приоткрывало свои сокровенные тайны. Отсюда и пушкинские пророчества: сбывшиеся и сбывающиеся.
Конечно, легко о том судить ныне, когда о жизни Пушкина известно почти все, до мелочей, а календарь отсчитывает дни и годы XXI столетия! И все-таки, не есть ли «Каменный гость» некоей попыткой поэта заглянуть в будущее? И не странно ли, что это творение, отнюдь не крамольное, так и не было напечатано при его жизни?
Известно, что Пушкин положил в основу пьесы старинную испанскую легенду о Дон Жуане, знаменитом искусителе женских сердец. Ее герой, молодой повеса гранд Дон Хуан ди Тенорио, жил в Севилье в середине XIV столетия. Однажды под покровом ночи он прокрался в дом командора Калатравы с умыслом обольстить его прелестную дочь. Вбежавший на крик дочери отец в поединке с Дон Хуаном был им заколот. На могиле убитого, погребенного во францисканском монастыре, воздвигли статую. Позднее Дон Хуана заманили в монастырь, убили, — и его внезапную смерть объяснили местью статуи командора.
Первым, кто взял на себя труд литературно обработать эту легенду, был испанский драматург эпохи Возрождения Тирсо де Молина (его настоящее имя — Габриэль Тельес). «Севильский озорник, или Каменный гость» — комедия в трех актах и восемнадцати картинах была завершена великим испанцем в 1630 году.
Магистр Тирсо де Молина стал поистине «крестным отцом» Дон Жуана — так имя героя зазвучало на французском. С легкой руки магистра образ рыцаря-сластолюбца вдохновлял поэтов и композиторов иных эпох: Мольера и Моцарта, Байрона и Пушкина, Блока и Гумилева, Гофмана и А. К. Толстого.
Но сам поэт, по удивительному совпадению написавший «Каменного гостя» ровно через двести лет после Молина де Тирсо, вряд ли был знаком с его творением.
…В старой Севилье, среди многих красот и достопримечательностей, есть печальное место, связанное с памятью Дон Хуана, — его могила. Перед часовней госпиталя Милосердия, великолепного памятника севильского барокко, под тяжелой мраморной плитой покоится рыцарь ордена Калатравы Дон Мигель де Маньяра, — еще один прототип великого обольстителя. По крайней мере, в том убеждены все севильцы. К концу своей веселой и беспутной жизни Дон Мигель раскаялся, раздал все свое состояние беднякам, возвел обитель милосердия — городскую больницу, а сам завещал похоронить себя у порога часовни, чтобы верующие в наказание за грехи вечно попирали его прах… Удивительно, как реальность переплелась с поэтическим вымыслом.
Неслучайно сама легенда о Дон Жуане возникла в Андалузии, где чувственная культура арабского Востока причудливо переплетается с европейской. А в самой Андалузии существует множество мифов о знаменитом обольстителе из Севильи.
По одному из них некая цыганка предсказала Дон Хуану: «Ты будешь обладать всеми женщинами!»; другая добавила: «Ты победишь всех соперников!»; третья напророчила ему безбедную жизнь и вечно тугой кошелек, но напоследок сказала: «Остерегайся одного — приглашать в дом мертвецов!» Дон Хуан, как известно, не внял ее советам…
Через века и сам он предстал в виде статуи, что горделиво высится ныне в центре небольшой севильской площади в старинном квартале Санта-Круз: бронзовый герой, с перекинутым через руку испанским плащом альмавивой, другой сжимая эфес шпаги, — по-прежнему красив, смел, удачлив. И чуть насмешлив. Неслучайно севильцы именуют своего любимца «Дон Хуаном-Насмешником» — ведь тот позволял себе «шутить» и с собственной жизнью.
Исполнен отвагой,
Окутан плащом,
С гитарой и шпагой…
На постаменте надпись, что так созвучна характеру величайшего в истории любовника: «Здесь стоит Дон Хуан Тенорио, и нет мужчины выше его». Единственный в мире памятник Дон Жуану. И воздвигнут он на его родине, в Севилье.
…Странно, но при жизни поэта «Каменный гость» так и не был напечатан — пьеса увидела свет лишь спустя три года после гибели ее создателя. От поэтического замысла до его зримого воплощения прошло ровно тринадцать лет. И при Пушкине на театральных подмостках России игралась пьеса Мольера под названием «ДонЖуан, или Каменный гость». Весьма популярной в те времена была и опера Моцарта «Дон Жуан», строка из либретто которой послужила эпиграфом для пушкинской пьесы.
И все же, бесспорно, пушкинский «Каменный гость» — совершенно иное, оригинальное творение. Гениальное и пророческое.
Пушкин именует своего героя Дон Гуаном. Начальные буквы имени — те же, что и у его будущего убийцы — Дантеса-Геккерна. Но в 1830-м, по счастью, поэт еще не был с ним знаком. Первая запись о Дантесе, шуане, принятом в гвардию сразу офицером, появится в пушкинском дневнике лишь в январе 1834 года.
Еще одно действующее лицо пьесы — прекрасная Дона Анна дель Сольва, вдова командора. Ее вдовство — не предвидение ли это печальной участи Натали Гончаровой?
…памятник жена ему воздвигла
И приезжает каждый день сюда
За упокой его молиться,
И плакать.
Ведь именно вдова поэта Наталия Николаевна и воздвигла первый памятник Пушкину! Через четыре года после кончины поэта на его могиле был установлен мраморный монумент.
Ранее, в 1839 году, известному тогда петербургскому мастеру Пермагорову был заказан пушкинский памятник-надгробие. Вдова поэта приезжала в мастерскую скульптора осмотреть памятник и одобрила его работу. Во всех хлопотах, от прошения даровать высочайшее дозволение на сооружение памятника на могиле мужа до его установки, Наталия Николаевна принимала самое деятельное и горячее участие. Она выполнила свой святой долг, и помогли ей в том почитатели гения поэта, друзья семьи. Одному из них, Павлу Воиновичу Нащокину, Наталия Николаевна писала:
«Мое пребывание в Михайловском, которое вам уже известно, доставило мне утешение исполнить сердечный обет, давно мною предпринятый. Могила мужа моего находится на тихом уединенном месте, место расположения однако ж не так величаво, как рисовалось в моем воображении; сюда прилагаю рисунок, подаренный мне в тех краях, — вам одним решаюсь им жертвовать…»
…счастлив, чей хладный мрамор
Согрет ее дыханием небесным
И окроплен любви ее слезами…
Александр Сергеевич был похоронен близ «милого предела», на монастырском кладбище в Святогорском монастыре, где не раз бывал и где незадолго до гибели внес вклад за место своего будущего упокоения. В черновых набросках пьесы есть строки:
…вот Антоньев монастырь —
А это монастырское кладбище…
О, помню все. Езжали вы сюда…
«Сейчас я еду в монастырь на могилу Пушкина», — пишет из Михайловского Наталия Николаевна. Она мечтает поселиться здесь, чтобы иметь возможность приводить «сирот на могилу их отца и утверждать в юных сердцах их священную его память».
«Бог мне свидетель, что я готов умереть за нее; но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, вольной на другой день выбрать себе нового мужа, — эта мысль для меня — ад», — признается Пушкин матери невесты Наталии Ивановне Гончаровой в письме незадолго до помолвки.
А уже будучи женатым просит жену не хлопотать «о помещении сестер во дворец», не быть просительницей и как бы полушутя замечает: «Погоди; овдовеешь, постареешь — тогда пожалуй будь салопницей и титулярной советницей».
Ангел Дона Анна!
Наташа, мой Ангел…
Как перекликаются эти пушкинские строки! Не слишком ли много совпадений, этих необъяснимых «странных сближений»?
И, наконец, главный герой рокового любовного «треугольника» — командор, вернее, его «преславная, прекрасная статуя».
Рискую вызвать гнев маститых пушкинистов — но не есть ли это некий образ посмертной судьбы поэта? Статуя, памятник, стела…
Тотчас после трагической смерти Пушкина, в марте 1837-го, Карл Брюллов предложил оригинальный эскиз памятника: художник мыслил воплотить в аллегорической композиции идеальные представления о поэте. Гения поэзии являл собой Аполлон с лирой в руках, — рядом с ним, на вершине мифического Геликона, — крылатый Пегас; из скалы струился бы источник, символ вечного вдохновения…
То был самый первый в мире проект памятника Александру Сергеевичу Пушкину! Но замысел великого художника остался лишь в эскизах, по счастью, сохранившихся.
Ровно через двадцать лет, в 1857-м, в царствование Александра II, петербургские газеты стали писать о необходимости установить памятник Пушкину в сквере против Александринского театра. А в 1862-м — в год двадцатипятилетия со дня гибели поэта (замечу, Наталии Николаевне Пушкиной-Ланской в августе исполнилось ровно пятьдесят) — было решено объявить подписку на сооружение достойного имени поэта памятника. И тогда же на это доброе начинание стали стекаться пожертвования со всех уголков Российской империи.
Прошли три конкурса, и тайным голосованием получил одобрение опекушинский проект. А в июне 1880 года в Москве на Страстной площади при огромном стечении народа торжественно был открыт самый знаменитый памятник Пушкину, гениальное творение Опекушина. Наталии Николаевны, вдовы поэта, к тому времени давно уже не было на свете…
Но оставался в живых еще один персонаж кровавой драмы, барон Дантес-Геккерн, Дон Гуан. В молодости весьма схожий со своим историческим собратом — красавец, сердцеед, не отягощенный ни рвением к службе, ни угрызениями совести.
После рокового поединка был назначен суд. На основании бывшего тогда в силе Воинского устава Петра I убийцу следовало приговорить к смертной казни через повешение — такой приговор и должен был быть вынесен Дантесу. Однако еще до окончания суда стало известно, что столь строгая кара не будет к нему применена. Весть эта сильно повлияла на поведение подсудимого: оправившись от первого страха, он стал вновь развязным и самоуверенным. Дантесу было определено минимальное наказание: как не российский подданный, он высылался за пределы империи и лишался всего лишь своих «офицерских патентов».
Все кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.
Жоржа Дантеса выслали из России 19 марта 1837 года. В своем донесении французский посол де Барант сообщал:
«Неожиданная высылка служащего г. Дантеса, противника Пушкина. В открытой телеге, по снегу, он отвезен, как бродяга, за границу, его семья не была об этом предупреждена. Это вызвано раздражением императора».
Статуя командора гневно взирает на Дон Гуана…
Правда, во Франции барон сумел сделать карьеру и быстро пошел вверх по служебной лестнице. При Наполеоне III он стал даже сенатором, мэром города Сульца. Когда в июле 1851-го Виктор Гюго произносил пламенную речь в парламенте, обличавшую амбиции будущего Наполеона III, его грубо перебивали правые депутаты. В их числе и Дантес-Геккерн. Вечером того же дня Гюго (он знал, что барон — убийца Пушкина!) написал гневные строки, в которых заклеймил противников свободы:
Эти люди, которые умрут мерзкой и грубой толпою.
Одна грязь перед тем, как стать пылью…
Это пока лишь слабое пожатие «каменной десницы»…
Судьба мстила убийце поэта. Покой его внешне респектабельной жизни был нарушен в собственной же семье. Леони Шарлотта, родная дочь, стала живым укором отцу; она буквально боготворила Пушкина, преклонялась перед его гением. В комнате Леони висел портрет поэта. Девочка выучила русский язык, чтобы читать в подлиннике стихи Пушкина. И столь же сильной, как любовь к поэту, была ее ненависть к отцу, придумавшему себе в утешение, что бедняжка душевно больна.
Свершенное злодеяние напоминает о себе Дантесу постоянно. Оно висит на его совести тяжелыми кровавыми веригами. И не оправдаться ему никогда, не вымолить прощения…
Сохранились любопытные воспоминания племянника поэта Льва Павлищева: «Летом 1880 года, возвращаясь из Москвы, куда ездил на открытие памятника моему дяде, я сидел в одном вагоне с сыном подруги моей матери, жены партизана Давыдова, Василием Денисовичем Давыдовым… За несколько лет перед тем Василий Денисович был в Париже. Приехав туда, он остановился в каком-то отеле, где всякий день ему встречался совершенно седой старик большого роста, замечательно красивый собою. Старик всюду следовал за приезжим, что и вынудило Василия Денисовича обратиться к нему с вопросом о причине такой назойливости. Незнакомец отвечал, что, узнав его фамилию, и что он сын поэта, знавшего Пушкина, долго искал случая заговорить с ним, причем […] объяснил Давыдову, будто бы он, Дантес, и в помышлении не имел погубить Пушкина… по чувству самосохранения предупредил противника и выстрелил первым… будто бы целясь в ногу Александра Сергеевича… «Le diable s'en est mete» («черт вмешался в дело»), — закончил старик свое повествование, заявляя, что он просит Давыдова передать это всякому, с кем бы его слушатель в России ни встретился…»
Статуя
Дай руку.
Дон Гуан
Вот она… о тяжело
Пожатье каменной его десницы!
И это роковое пожатие, которое никому не дано разжать, не есть ли вечное проклятие убийце?
