Тюрьма и сума
Фёдора привезли в какое-то отделение милиции (во время поездки он тупо смотрел прямо перед собой и на дорогу не обращал никакого внимания) и временно посадили в «обезьянник». Кроме Сивцова в «обезьяннике» вольготно расположилась мятая личность неопределённого пола и возраста, испускавшая целый спектр непередаваемых запахов, в котором выпускник химико-технологического факультета безошибочно определил бы несколько видов сивушных масел и сопутствующих им продуктов. Существо вяло переругивалось с сержантом, стоявшим по ту сторону решётки и явно хотевшим спать после ночной смены.
— Слышь, ты, мусор! Дай че-еку закурить, не жмоться! — вещал новый сивцовский сосед в пространство, похоже, не особо и рассчитывая на успех.
— А вот я те щас дубиналом-то перее… промеж рогов!.. — не менее вяло отбрёхивался сержант, не делая, впрочем, ни малейших попыток взять в руки обещанный «дубинал».
Фёдор изумлённо переводил взгляд с одного краснобая на другого и обратно.
— Смотрите, люди добрые — зажмотил у меня целую пачку «Парламента» и стоит, гляделки вылупил! У-у, харя! — не успокаивался пахучий обличитель. — Дай хотя б «Примы» потянуть, ирод!
Сивцов с удивлением посмотрел на товарища по несчастью. Судя по его виду, «Парламент» он мог видеть только в виде окурков. Фёдор стал с интересом ждать, чем милиционер ответит на обвинения в свой адрес.
— А вот я те щас дубиналом-то перее…! — снова не растерялся сержант.
В этот момент за Сивцовым пришёл конвоир, и он так и не узнал, чем же всё-таки закончился этот глубокомысленный разговор. Фёдора провели в какой-то кабинет на втором этаже, в котором сидел довольно добродушный дядька, который представился то ли следователем, то ли дознавателем — Сивцов уловил только общий смысл и понял, что сейчас его будут допрашивать. Имя и отчество дядьки тоже прошло голову Фёдора насквозь, оставив лишь лёгкий осадок на подкорке.
— Вы, Фёдор Юрьевич, говорят, адвоката требовали? — радостно спросил дядька, как бы не веря, что Сивцов мог сморозить такую глупость.
— Нет, — подумав, соврал Фёдор.
— Что ж, ладненько, ладненько, — он начал что-то писать на бланке. — Значит, «от адвоката отказался…»
— Нет, — ещё раз подумав, сказал Сивцов. — Не отказался.
— Тьфу ты! — удивился дядька. — Так вам нужен адвокат или нет?
Фёдор ещё немного подумал.
— Нет, — заявил он твёрдо. — Не нужен!
Мужик отложил в сторону ручку и некоторое время внимательно изучал Сивцова, словно увидел его только что. Фёдор на всякий случай стал смотреть на какой-то чахлый цветок, стоящий на шкафу, и фальшиво замычал мелодию из кинофильма «Ошибка резидента». Дознаватель-следователь, видимо, понял, что просто так, наскоком, Сивцова ему не расколоть, потому что немного нервно предложил:
— Так. Давайте чётко и ясно определимся: нужен вам адвокат? Да или нет? — он закурил. — Если не нужен — будем снимать с вас показания прямо сейчас. Если нужен — идёте дожидаться вашего адвоката в камеру, а потом — всё равно сюда. Ну, решили? Нужен?
— Нет. Не нужен, — решился Фёдор. Ему очень не хотелось в камеру прямо сейчас.
— Ну наконец-то, родили! — вздохнул дядька и снова схватился за ручку. — Итак, фамилия, имя, отчество, год рождения? — он внимательно посмотрел на набравшего полную грудь воздуха Сивцова и тихо, но строго добавил: — Только не врать.
Фёдор поперхнулся и закашлялся, ибо он как раз и собирался начать врать про Синякова Андрея Валерьевича, тридцать третьего года рождения, имеющего на попечении племянницу покойного дедушки по материнской линии.
«Как же он так быстро меня раскусил? — думал Сивцов, продолжая кашлять. — Наверное, ему тот капитан тоже дал почитать мой паспорт».
— Ну же? Я жду, — сивцовский визави протянул ему не слишком чистый стакан с тёплой водой. — Попейте.
— Сивцов Фёдор Юрьевич, — придушенным голосом произнёс Сивцов Фёдор Юрьевич. — Тысяча девятьсот семидесятого года рождения.
Дядька записал.
— Ранее судимы?
Фёдор горестно помотал головой.
— Ну что ж, — мужик потёр руки. — Давайте, рассказывайте с самого начала, как дело было…
— С какого начала? — растерялся Сивцов.
— Ну как же? — поразился дядька. — Когда-то ведь вам пришла в голову идея проникнуть в квартиру Папанова? Вот и начните с этого момента или чуть раньше. Чего ж тут непонятного?
— Подняться в его квартиру мне пришло в голову, когда я понял, что он не собирается нас всех утопить во сне, — начал подробно вспоминать Фёдор. — А понял я это тогда, когда увидел, что в спальне течёт, в комнате — течёт, а на кухне — не течёт. Я сначала испугался, а потом заглянул в ванную — тоже течёт! Ну, я сразу успокоился и решил к нему подняться. А, да! Ещё деньги перед этим собрал!
— С кого? — не понял дядька.
— Не с кого, а из секретера, — пояснил кающийся. — Деньги и драгоценности. Наши с Аминой.
Сивцов посмотрел на следователя (а может, дознавателя) и удивился. Тот пил воду из стакана, который незадолго до этого предлагал кашляющему Фёдору, и вид имел немного обалдевший. Допив воду, он отставил стакан и жалобно посмотрел на Сивцова.
— Фёдор Юрьевич, — просительно произнёс он. — Давайте с начала и чуть помедленнее? А то я, знаете ли, не успеваю за вами записывать…
— Давайте, Валерий Мольбертович, — вспомнил вдруг Фёдор имя следователя.
— Меня зовут Евгений Модестович, — удивился тот.
Сивцов не возражал.
— Итак, вы сказали «наши с Аминой». Амина — это ваша жена?
Фёдор немного подумал и кивнул. Евгений Модестович записал.
— А теперь я попрошу с начала, — дознаватель докурил сигарету и затушил окурок где-то под столом. — Я не совсем понял, где и что текло?
— Ну как же, — загорячился Сивцов, — я же говорю: текло в спальне, в большой комнате и в ванной, а в кухне — не текло! Представляете?
— Представляю, — осторожно сказал следователь. — А что текло-то?
«Вот гад, запутать хочет!» — в панике подумал допрашиваемый.
— Вода текла! — отчаянно крикнул Фёдор. — Если б он топил нас бензином или, скажем козьим молоком, я бы немедленно поставил вас в известность, Армен Филиппович!
— Евгений Модестович, — автоматически поправил Сивцова собеседник. — Так вы хотите сказать, что Папанов затопил вашу квартиру? И вы поэтому решили к нему подняться?
«Вот хитрая бестия, как будто сам всё видел!» — восхитился следователем Фёдор.
— Да, всё именно так и было, как вы сказали, — покаялся Сивцов.
— А как случилось так, что вы его убили? — запустил пробный шар Евгений Модестович. — У вас с Папановым произошла ссора? На почве потопа?
— Ай, да никак! — отмахнулся Фёдор. — Не убивал я его.
Эти золотые слова были так же аккуратно, как и все предыдущие, вписаны в протокол.
— Тогда расскажите свою версию развития событий, а я вас с удовольствием выслушаю, — предложил Сивцову Евгений Модестович, закуривая снова. — Как вы оказались в квартире Папанова? Он сам вас впустил?
— Нет, — не попался на удочку Фёдор. — Дверь была открыта.
— Открыта? — удивился следователь. — Это немного странно, вы не находите, Фёдор Юрьевич?
— Я тоже сначала удивился, Пётр Лукич, — признался Сивцов. — Я ещё подумал тогда: чего это он — бельё замочил, а сам ушёл?
Евгений Модестович после этого откровения так запутался, что пропустил мимо ушей «Петра Лукича».
— Фёдор Юрьевич, помилуйте, — пробормотал он беспомощно, — какое бельё? Куда ушёл? Вы знали, что он ушёл?
— Конечно, не знал, — надменно произнёс Сивцов, блестяще обходя столь явную ловушку. — Откуда бы мне знать, интересно, такие вещи? И вообще я, пока дублёнку не кинул, думал, что в ванной — девушка.
— Там что, ещё и девушка была? — осоловело уточнил следователь. — Описать сможете?
— Девушка была, — Фёдор изящным жестом постучал себя пальцем по лбу, — вот здесь. В голове, я имею в виду. Описать, может, и смогу, но зачем вам в официальном документе мои фантазии? — он снова уставился на цветок и немелодично замычал. На этот раз надругательству подверглась музыкальная композиция из эротической киноэпопеи «Эммануэль».
Следователь тоже молчал, пустым взглядом рассматривая свою ручку и бессмысленно шевеля губами. В этот момент на столе зазвонил телефон. Евгений Модестович схватился за трубку, как за спасательный круг в открытом море.
— Алло! — гаркнул он. — Здорово, Семён! Как раз у меня сидит, допрашиваю. Да. Да. А вот это — с превеликим удовольствием! Пусть посидит пока, отдохнёт. Что-то выяснилось? Угу… Да. Говорит — не убивал. Поднялся, мол, потому что Папанов его квартиру затопил. — следователь покосился на Сивцова. — Правда, тут ещё какая-то девушка вырисовывается… Да. Нет. Я не совсем понял, но сейчас у меня уже сил нет с ним общаться, позже допрошу. Как, говоришь? Дурак, но не убийца? — он снова быстро взглянул в сторону Фёдора. — Насчёт первого — полностью с тобой согласен. Просто абсолютно! А насчёт убийства — не знаю, ещё много неясного… Да. Ну ладно, давай, пока!
Евгений Модестович положил трубку, ещё раз взглянул на Фёдора и протянул ему протокол:
— Прочитайте. Внизу напишите: «С моих слов записано верно, мною прочитано». Если со всем согласны — вот здесь распишитесь.
Пока Сивцов подписывал протокол, следователь уже успел, выглянув в коридор, вызвать конвой.
— В ИВС, к трофимовским, — отдал он короткое указание вошедшему милиционеру и принялся что-то писать.
— До свидания, Модест Евгеньевич, — вставая, попрощался Фёдор.
— До свидания, Сивцов, — не отрывая головы от бумаг, пробормотал Евгений Модестович.
Сивцова вели куда-то вниз, насколько он ещё мог ориентироваться в этом огромном и запутанном здании.
«Похоже, в подвал ведут, — в панике думал Фёдор. — Как бы не расстреляли!»
Но тут они подошли ещё к одному милиционеру, который сидел за столом и смотрел на несколько маленьких чёрно-белых телевизоров, на которых ровным счётом не было ничего интересного — все показывали одинаковый пустой коридор с дверями по его сторонам.
«Камеры наблюдения! — неизвестно чему обрадовался Сивцов. — Здорово! Надо будет потом рассказать Ефиму, что не все деньги в милиции разворовывают, а вот, например, технику покупают!»
Про скорый расстрел Фёдор, естественно, тут же забыл, так как смотреть на чудо милицейской техники было намного интереснее, чем думать о чём-то плохом. Сразу за пультом наблюдения начиналась решётка, перекрывающая всю стену и имеющая только маленькую решётчатую же дверцу посередине.
«Чтобы не разбежались!» — догадался пленник.
Дверь отомкнули и Фёдора завели внутрь коридора, который он только что видел на мониторах. Сивцов тут же начал вертеть головой в поисках видеокамер, за что незамедлительно был награждён лёгким, но обидным ударом по шее.
«Прямо!» — сказал голос за спиной, и Фёдор пошёл прямо по коридору, мимо мощных металлических дверей с закрытыми окошечками посередине.
«Стой! Лицом к стене!» — посоветовали Сивцову у двери с номером «8».
Фёдор подчинился. Залязгали стальные засовы, и только сейчас Сивцов по-настоящему испугался. Тут же пришли на память рассказы всегда обо всём знающего Ефима, как в милиции неугодных заключённых бросают в специальные камеры, в которых их душат.
«Заходи!» — услышал он голос за спиной и, как под гипнозом, сделал шаг в душную темноту камеры.
«Ну почему Амине именно в эти выходные понадобилось ехать к маме?» — успел подумать отчаявшийся остаться в живых Сивцов.
В этот момент с бодрым гильотинным звуком за его спиной захлопнулась дверь.
Когда глаза привыкли к полумраку, Фёдор осмотрелся. На Сивцова с умеренным любопытством смотрело человек шесть жуткого вида мужиков.
— Здорово! — сказал один из них, по пояс голый и весь в страшных синих татуировках. — Чего столбом встал? Давай, заходи, что ли, познакомимся.
Фёдор понял, что сразу его душить никто не собирается, и немного успокоился. Он сделал два шага внутрь камеры и оказался почти на её середине. Несмотря на то, что внутри находились шесть человек, спальных мест, как успел заметить Сивцов, было только четыре — два яруса слева и два справа. Сейчас все здешние обитатели занимали нижний ярус — похоже, до появления Фёдора шла игра в карты, но пришлось на время прервать неположенное занятие, чтобы не лишиться самодельного инвентаря — азартные игры находились под строгим запретом. Все с интересом смотрели на Сивцова — видимо, своим появлением он разогнал царящую здесь скуку.
— Ну чё, — сказал голый, — давай, представься: кто такой, откуда, какая статья?
— Фёдор Сивцов, институт стали и сплавов, — представился новоиспечённый узник, робея. — Статей, к сожалению, не писал. Вот наш профессор, Иван Артемьевич, тот каждый год печатается. Один раз даже в зарубежном…
— Эй ты, хорош под дурика косить, — перебил его другой заключённый, в тельняшке. — Здесь свои все. Тебя за что закрыли?
— Сюда-то? — уточнил Фёдор, смущаясь. — За убийство.
— Да иди ты! — поразился голый, недоверчиво оглядев нового сокамерника с ног до головы. — Неосторожное, что ли?
— Нет, — Сивцов даже зарделся от удовольствия, так ему льстила реакция уголовников, — за умышленное.
— Ну-ка, Слива, встань-ка, — сказал мужик в тельняшке сидящему напротив худенькому пареньку. — Уступи дяде место. Видишь — у него статья серьёзная, не то что ты со своей «бакланкой». Вставай, вставай, постоишь немного, не переломишься. А не то он тебя пёрышком — чик! — по горлу и под шконку! — и, довольный своей шуткой, заржал.
— Садись, — указал Фёдору на освободившееся место полуголый. — Погоняло-то есть? Как кличут?
Сивцов поперхнулся и попытался как-то выкрутиться; он хотел сказать: «Раньше было, а сейчас нет», имея ввиду свою детскую кличку «Сивый», но смешался, закашлялся и у него получился какой-то непонятный «бынет».
— Быня? — переспросил полуголый. — Хм… Вроде что-то знакомое, только вот никак не вспомню, — он неожиданно встрепенулся. — Это не вы два года назад с Зайцем кассу на Высоцкого взяли?
Фёдор на всякий случай кивнул.
— Во, — обрадовался новый сивцовский кореш, — я ж говорю, что крутится у меня в голове какой-то Быня, а у меня память — дай бог каждому! — он радостно потёр руки. — Меня как Мальборо многие знают, а это — Турист, — он кивнул в сторону «тельняшки». — Будем знакомы!
Сивцов пожал руки сокамерникам, затем его познакомили с менее серьёзными обитателями изолятора — хулиган, брачный аферист и два мелких вора. Все они смотрели на Фёдора с явно читаемым уважением в глазах, и он даже немного собой погордился.
«Ефим бы сдох от зависти!» — думал опасный преступник.
— Слушай, а чё у тебя с ногами? — спросил через некоторое время Турист, глядя на намотанные на Сивцова простыни.
— Ножом изрезал, — небрежно бросил Фёдор. — При задержании.
— Во, менты-суки! — поразился Мальборо. — Нормальных бинтов, что ли, не нашли? А тебя кто задерживал?
— Майор Сомов, — поднапрягшись, вспомнил Сивцов фамилию своего недавнего противника. — Со всем своим спецназом.
Мальборо изумлённо присвистнул и переглянулся с Туристом.
— Сомов, конечно, тот ещё волчара… Ему лучше под горячую руку не попадаться, — пробормотал Турист. — А он тебя сам заломал? Он обычно сам любит брать…
— Нет, не сам, — Фёдор беззаботно махнул рукой. — Хотел сначала сам, но я его оглушил. Он сейчас в больнице должен быть. Меня там чуть не убили из-за него потом… Вот так пули прошли, — Сивцов показал, как прошли пули, хотя даже приблизительно не догадывался, где и как они прошли на самом деле.
— Сомова оглушил… — произнёс обалдевший Мальборо. Вся остальная камера, раскрыв рот, смотрела на своего нового героя. — Ну ты, Быня, блин, даёшь…
— Слушай, — спросил вдруг Турист, — а кто у тебя «терпила»? Ну, кого ты завалил? Сомова с его волкодавами абы на кого не пустят…
— Да никого я не убивал! — взорвался Фёдор. — Сколько раз можно повторять!
— Да ладно, ладно, — испугался неожиданной вспышки эмоций Мальборо. — Понятно, что все мы тут ни за что сидим. А всё-таки — кого тебе шьют?
Сивцов оглядел притихшую аудиторию, которая, казалось, ждала от него какого-то чуда, выдержал изрядную паузу, вздохнул и ответил:
— Папу.
Чудо удалось на славу. Некоторое время все сидели молча и только переглядывались. Затем Мальборо восхищённо выматерился и уставился на Туриста. Турист, не отрываясь, глядел на Фёдора. «Шестёрки» тоже смотрели на знаменитого убийцу недоверчиво-радостно-преданными глазами.
— Ну ты, Быня, опять, блин, выдал… — проговорил, приходя в себя, Мальборо. — Да об этом весь изолятор с самого утра гудит! А это ты, значит… А я думаю, чего это тебя к нам закинули, а не в «пятёрку» или «тройку» — там и народу поменьше, и всё такое. А тут вона какое дело…
— А что в «пятёрке»? — запоздало испугался Сивцов. — И в «тройке»?
— Так в тех хатах из Папиной кодлы пацаны сидят, — охотно пояснил Турист. — Они ж тебя за Папу на ленточки бы порезали. Ну да менты тоже не дураки — к нам, в «восьмёрку», тебя закинули. Знают, что мы с папановскими «на ножичках», а значит, ты для нас дорогим гостем будешь! — он снова захохотал, довольный своим остроумием.
— Да уж, — поддержал его Мальборо. — А у нас и угостить-то тебя нечем! Крендель, у тебя там вроде было чего-то из хавки, ну-ка доставай! Да, Быня, ты просто демон какой-то… Как ты, интересно, Папу подловил? Он по жизни шибко осторожный был… На улице? Так он вроде всегда со своими барбосами ходит…
— Не, — ответил Фёдор с набитым ртом, в который он успел запихать полпачки поднесённого Кренделем магазинного печенья. — Он дома был. В ванной…
— Так ты что, вскрыл-таки его хвалёную дверь? — восхитился Турист. — А он-то на весь город волну гнал: Германия, индивидуальный заказ, то, сё! Ха! Пришёл Быня, дверь — щёлк! Папу — хлоп! — вот тебе и Германия, ёшкин корень! Пишите письма! — Турист снова трубно расхохотался и так хлопнул Сивцова по спине, что тот едва не подавился очередной порцией печенья.
— Не, если честно, то Папу давно пора кончать было, — поддержал Туриста Мальборо. — Ему уж последние лет пять, наверное, на кладбище прогулы записывали. А в последний год совсем зарвался — многим серьёзным людям мешать стал… Вот кто-то, — он подмигнул Сивцову, — и пригласил Быню. Уладить, так сказать…
Сивцов снова поперхнулся печеньем.
— Да не убивал я его, сколько можно говорить! — он оглядел всех присутствующих и принялся за вторую пачку печенья, которую, повинуясь голодному взгляду нового «авторитета», достал откуда-то печальный Крендель.
— Всё, всё, — выставил перед собой ладони Мальборо. — Нет так нет, чего ж тут непонятного? Тема закрыта, — и он обвёл грозным взглядом остальных. — Всем ясно?
Всем было ясно.
Через полчаса принесли обед — невкусный суп из капустных листьев и картошки и жидкий чай. Чай обожравшийся печеньем Фёдор выпил сам, а свою порцию баланды милостиво отдал несчастному Кренделю, который вспоминал — видели Мальборо с Туристом, что у него в заначке оставался ещё кусочек сала, или не видели?
После обеда за Сивцовым пришли и снова повели его на допрос. Отдохнувший следователь думал, что уж сейчас-то он быстро закончит разбираться с Фёдором, но не тут-то было. За час с небольшим подозреваемый в убийстве окончательно запутал бедного Евгения Модестовича, а когда под конец допроса в очередной раз назвал его Серафимом Игнатьевичем, тот не выдержал и ударил Сивцова папкой с уголовным делом по голове. Когда Фёдор пообещал пожаловаться на произвол со стороны следователя «начальнику тюрьмы», Евгений Модестович затравленно посмотрел на своего оппонента, скомкано извинился, сказал, что раньше с ним такого не бывало, и отправил Сивцова обратно в камеру.
— Ну и как там? — живо поинтересовался у вернувшегося Фёдора Турист. — Ничего нового не пришили?
— Не без этого, — степенно молвил Сивцов, присаживаясь на краешек нар. — Ещё один труп у них имеется — тоже мой, говорят.
— Да ну? — обрадовался Мальборо. — Известно, кто?
— Некто Калган, — ответствовал только что допрошенный. — А печенья больше нет?
— Ёкарный бабай… — только и смог выдавить из себя Турист. — Ты, Быня, получается, за один день половину штаба ихнего угваздал. Им теперь и не оправиться, наверное… Как думаешь, Мальборо?
— Наверное… У них заместо Папы если кто и мог встать — так это только Калган. Он один полностью во всех курса́х был. Да, Быня… Тебя бы Трофиму показать — ему такие отчаянные как раз нужны, — Мальборо посмотрел на Фёдора задумчиво. — Ты бы у него быстро в гору пошёл…
— Слушай, Мальборо, а может, его завтра?.. — Турист непонятно кивнул на Сивцова. — Ну, в смысле — где двое, там и трое, а? Нам Трофим спасибо скажет за такого человека!
Мальборо немного подумал, затем тряхнул головой:
— Ладно, пойдём, пошепчемся! — они встали и направились в дальний угол камеры. — Извини, Быня, сам понимаешь… — сказал ему из угла Турист. — А ты, Крендель, пока сальца порежь, знаю, есть у тебя в заначке…
Крендель глубоко вздохнул, полез зачем-то под нары и что-то долго и шумно там искал, поминутно вздыхая и бормоча вполголоса. В углу совещались ожесточённым шёпотом. «Ладно, если что — вместе ответим…», — услышал Фёдор конец непонятного ему спора и Турист, обернувшись, махнул ему рукой. Сивцов подошёл и, повинуясь жесту, наклонился к заговорщикам.
— Значит так, Быня, — горячо зашептал ему в ухо Мальборо. — Завтра отсюда идёт этап в Казань. Из нашей хаты в ту сторону повезут четверых — меня, Туриста, Кренделя и вон, Саняру. Везут «автозаком» до загородной станции, дальше — поездом. Нас с Туристом люди Трофима в пути отбивать будут, — он оглянулся на остальных, — но об этом только мы вдвоём знаем. Остальные вряд ли побегут — им ни к чему свои мизерные срока увеличивать, а нам — один хрен пожизненное ломится. С паровоза свалить — проблема, там охрана вэвэшная, поэтому наши пацаны «автозак» за городом как-то притормозят, что-нибудь уж там придумают, ну а мы в это время и подорвём когти! Ну как тебе?
— Нормально, — сказал Сивцов.
— Ну так что? Ты с нами? — зашептал в другое ухо Турист.
— Куда? — поразился Фёдор.
— Как куда? — крякнул от досады Мальборо. — Мы ж тебе толкуем — уйдём все втроём, а там — к Трофиму, на «лёжку», у него отличное место есть. Ни одна собака не найдёт! Ведь тебе, я так понимаю, суда ждать тоже резона нет. Шутка ли — два «жмурика»! А тут такая возможность подворачивается! Потом локти кусать будешь. Ну как?
— А сколько мне могут дать за двух этих… ну, как их… «жмуриков»? — Сивцов был почему-то абсолютно уверен, что дотошный Евгений Модестович обязательно докажет причастность Фёдора к убийствам.
— Ха! Да двадцатка — это в самом лучшем случае! А вернее всего — пожизненное. «Заказняк» всё-таки. Давай, Быня, решайся! Ты мужик тёртый, — и в дороге вместе легче придётся, и Трофим нам за тебя спасибо скажет — Папа ему давно поперёк горла стоял. Глядишь, и премию какую от него получишь!
— Да я-то согласен, — окончательно решился Сивцов, — только как же я с вами поеду? Меня, наверное, следователь не отпустит…
— Шутник ты, Быня, чес-слово! — облегчённо расхохотался Мальборо. — Да вон вместо того же Кренделя и поедешь! Вы с ним даже похожи чем-то. Ты думаешь, тут физиономии особо сверяют? Хрена лысого! Никто ведь по своей воле на этап не пойдёт. Сказали — «Кренделев», и менты уверены, что выйдет именно Кренделев, а не кто-то другой. Вот ты и будешь у нас завтра Кренделевым! Это при посадке в поезд уже серьёзно сверять с личными данными станут, да мы до паровоза-то доезжать и не собираемся! Дошло?
— Здорово! — искренне восхитился Фёдор. — А Кренделев пусть вместо меня на допросы ходит! То-то Алексей Терентьевич удивится!
— Ну, это уж по желанию Кренделева! — захохотал довольный поворотом дел Турист. — А что это за следак такой — Алексей Терентьевич? Новый что ли?
— Не знаю, — пожал плечами Сивцов. — Наверное.
— Да нет, — вступил в разговор Мальборо, — к нему, наверное, из Генпрокуратуры следака прислали, вот мы и не знаем таких. Быня же у нас — знаменитость! Тьфу-тьфу-тьфу, если завтра всё нормально обойдётся — вот подарочек-то Трофиму сделаем!
— Да уж, — усмехнулся Турист и тут же крикнул: — Эй, Крендель, сало нарезал? Молодец! Давайте-ка, пацаны, закусим, чем бог послал!
Все сели за импровизированный стол, разобрали бутерброды, нарезанные при помощи заточенной алюминиевой ложки. Настроение во время трапезы царило самое приподнятое. Мальборо отвешивал Сливе весёлые необидные щелбаны, Сивцов, по своему обычаю, мычал с набитым ртом саундтрек из «Джентльменов удачи», Турист беспрестанно и, как казалось Фёдору, беспричинно хохотал, и только Крендель грустно смотрел на быстро исчезающие кусочки сала. Видимо, решив подбодрить товарища, Мальборо сообщил ему новость часа:
— Крендель, ты в курсе, что не идёшь с завтрашним этапом? Так что можешь отдыхать, тебя никто не потревожит — мы договорились.
— К-как не иду? — спросил несчастный Крендель. — Совсем?
— Совсем, — отрезал Мальборо. — Вместо тебя идёт Быня. Ему нужнее. Так что, когда утром выкрикнут Кренделева — лежи и не дёргайся! Усёк?
— Усёк, — упавшим голосом пробормотал Крендель. — А чё мне ментам потом говорить? Они ж меня с дерьмом сожрут…
— Не боись, не сожрут, — помог с другой стороны Турист. — С тебя-то какой спрос? Скажешь — спал, ничего не видел, ничего не знаю. А то, что другой человек у них на этап ушёл — так это уже их головные боли, тут не тебя, а их начальство жрать будет! Ясно?
— Ясно, — Крендель приободрился. — А зачем это? Менты же, как прочухают, что обознались — Быню сразу с поезда снимут — и обратно. А меня — туда. Только уже со следующим этапом.
— А вот это уже не твоего ума дело, Крендель, — задушевно произнёс Турист, обнимая мгновенно съёжившегося Кренделева за плечи. — Может, Быня просто прокатиться хочет? Развеяться, так сказать, на берёзки из окна посмотреть? И всё, перестали эту тему обсуждать, ясненько?
Крендель торопливо закивал, а остальные сделали вид, что вообще не слышали никакого разговора.
— Вот и славненько, — сказал Мальборо, зевая. — Давайте-ка укладываться спать, а то, сдаётся мне, денёк завтра муторный предстоит…
Фёдору снова приснился сон.
Во сне его вели на верёвке прямиком в татаро-монгольское иго, а Амина с Алисой махали ему вслед платочками и почему-то громко хохотали. Алиса сквозь смех просила привезти ей из плена куклу Барби, а рядом со связанным Фёдором на маленьких кривых ножках бежал Евгений Модестович, бил Сивцова папкой с делом по голове и после каждого удара радостно кричал: «Ходя, соли надо?»
Таких страшных снов Фёдор не видел уже давненько, поэтому он тут же проснулся, едва сдержав крик ужаса. К счастью, в реальности всё было хорошо — Сивцов преспокойно лежал на тюремных нарах. Вокруг все мирно спали — до утра ещё было далеко. Фёдор перевернулся на другой бок, сетуя себе под нос о жёстких досках, из-за которых снится всякая чушь, и через минуту снова уснул.
В эту ночь ему больше ничего не снилось.
