II
Виктор Януш

Старый порт охватывал залив гигантской буквой U. По краям его дамб располагались два форта — он вспомнил их названия: форт Святого Николая и форт Святого Иоанна, — словно несущие стражу часовые. Позади бастионом выстроились тесно притиснутые друг к другу дома. В тот день мачты кораблей, стоявших на внутреннем рейде, напоминали булавки, воткнутые в лаковую, неподвижную гладь воды, скорее поглощавшую, чем отражавшую свет. Небеса над морем полыхали алым багрянцем. День растерзал ночь, и та скончалась, истекая кровью. Контраст черного с красным был таким резким, что Януш невольно зажмурил глаза.

Он опасливо замер на месте, не зная, куда идти дальше, но тут справа, под аркой, заметил группку бомжей. Они в ряд лежали на земле, словно жертвы природной катастрофы. Януш подошел поближе и пригляделся к нищим. Одни прятались под картонными коробками, другие окружили себя грязными сумками, но и те и другие больше всего напоминали груды тряпья, примороженные ночным холодом. Однако они кашляли, пили, плевались… Трупы еще шевелились.

Януш присел возле крайнего в ряду мужчины. Холод от голого асфальта сразу же пробрал его до самых костей. Вонь, исходившая от соседа, моментально окружила новичка плотным кольцом. Мужчина посмотрел на него потухшим взглядом. Он явно его не узнавал.

Януш поставил рядом с собой бочонок с вином. В глазах соседа зажглось вялое любопытство. Януш ждал, что тот поспешит завязать знакомство в надежде на выпивку, но мужчина грубо рявкнул:

— Вали отсюда! Это мое место!

— Асфальт вроде общий.

— Ты что, не видишь, я на работе?

Януш не сразу понял, в чем дело. Мужчина сидел с голыми ногами, одну подвернув под себя, а вторую вытянув вперед. На ней было всего два пальца, но этими двумя пальцами он хватал стоящую возле него жестянку из-под печенья и скреб ею по земле, если мимо шел прохожий.

— Всего монетку альпинисту, потерявшему пальцы при восхождении на Эверест! Всего одну монетку, я много не прошу! — жалобно завывал он. — Альпинисту, отморозившему пальцы…

Януш не мог не признать, что легенда отличалась известной оригинальностью. И — о, чудо! — изредка кто-нибудь действительно бросал в жестянку мелкую монету. Приглядевшись получше, Януш убедился, что «работал» здесь не только его сосед. Остальные тоже попрошайничали. Время от времени то один, то другой поднимался и шел к поддерживавшим арку колоннам, приставая к прохожим, которые старательно обходили его стороной. Все они говорили странным, наполовину заискивающим, наполовину враждебным тоном, в котором сочетались раболепство и агрессия. Они щедро расточали всевозможные «месье», «пожалуйста» и «спасибо», но в их приторно-сладких хриплых голосах слышались ненависть и презрение.

Януш снова вернулся к своему соседу. Это был мужчина с длинной бородой, в которой копошились вши, в давно утратившей цвет вязаной шапке. Между шапкой и бородой проглядывала дубленная ветром и холодом кожа в прожилках кровеносных сосудов. Выступающие лиловые вены прочерчивали его физиономию как ручьи, берущие начало в одном и том же источнике — алкоголе. Януш при всем желании не смог бы его описать — его лицо не представляло собой целостности, но состояло из какой-то мешанины перебитых костей, синяков, заскорузлых корок грязи и шрамов.

— Чё ты на меня уставился?

Януш протянул мужчине пластиковый бочонок. Тот молча схватил его, зубами открыл краник и надолго присосался к горлышку. Потом перевел дух и, довольный, засмеялся. Теперь он смотрел на новенького с чуть большим интересом, подогретым выпивкой, по всей видимости решая для себя вопрос, кто он такой. Опасен или нет? Нарик? Псих? Педик? Только что с зоны?

Януш не шевелился. В эти несколько секунд он сдавал важный экзамен. Он был грязен, небрит, нечесан, но у него не имелось при себе ни сумки с барахлом, ни переносного дома в виде коробки. А главное, руки и лицо у него оставались слишком гладкими, чтобы обмануть бывалого бомжа.

— Как тебя звать-то?

— Виктор.

Он взял бочонок и сделал вид, что пьет. От одного запаха бормотухи его снова затошнило.

— А я Бернар. Ты откуда?

— Из Бордо, — не подумав, ляпнул Януш.

— А я с севера. Тут почти все с севера. Если уж живешь на улице, то на солнышке оно как-то сподручней…

Януш понял. Марсель для бомжей был чем-то вроде Катманду — конечной остановкой, местом назначения. Не то чтобы они надеялись обрести здесь другую жизнь, нет… Но хотя бы спастись от слишком суровой зимы. Правда, пока что даже эти надежды не оправдывались. На улице было около нуля градусов. Януш, в не до конца просохшей от вина и рвоты одежде, стучал зубами от холода. Он уже открыл рот, собираясь задать новому знакомому очередной вопрос, когда вдруг почувствовал у себя между ног какое-то шевеление. Рефлекторно сунул туда руку и тут же отдернул ее. Укусившая его крыса удирала со всех ног.

Бернар расхохотался:

— Тудыть твою налево! Цапнула, зараза! Их тут в Марселе до хрена. Друганы наши.

Он снова потянулся к вину и влил в себя щедрую порцию пойла за здоровье миллионов марсельских крыс. Утер рот рукавом и погрузился в молчание.

Януш забросил первый пробный шар:

— Мы с тобой уже встречались?

— Почем мне знать? Ты в Марселе сколько?

— Только что приехал. Но я был тут на Рождество.

Бернар ничего не ответил. Он следил за прохожими. Как только хоть кто-то осмеливался появиться под аркой, он тут же начинал дергать ногой свою жестянку — судя по всему, у него этот жест превратился в рефлекс. Над сводами арки поднимался день, и шум, доносившийся из порта, делался все слышнее.

— А бомжуешь давно? — поинтересовался Бернар.

— С год, — с ходу сочинил Януш. — Работу потерял, а новую фиг найдешь…

— Дак это у всех так, — без тени сочувствия хмыкнул Бернар.

Януш понял его сарказм. Жертвы общества. Все, кто так или иначе очутился на дне, всегда приводят себе в оправдание один и тот же довод, только никто в него не верит. Судя по тому, как хихикал Бернар, дело обстояло с точностью до наоборот: это общество было их жертвой.

— Сколько тебе лет? — рискнул спросить Януш.

— Что-то около тридцати пяти.

Виктор дал бы ему все пятьдесят.

— А тебе?

— Сорок два.

— Блин! Видать, потрепало тебя…

Януш счел это комплиментом. Его маскарад выглядел убедительнее, чем он подозревал. Впрочем, он и в самом деле с каждой секундой ощущал себя все более грязным, все более опустившимся. Пара-тройка ночевок под открытым небом, пара бутылок дешевой бормотухи, вечерок-другой с этими карикатурами на человека — и он станет одним из них.

Сосед еще глотнул из бочонка. К нему вернулась его немного злобная веселость. Януш понял принцип существования этих людей. Они жили ради выпивки, и глоток скверного пойла на краткий миг — пока длится отрыжка — скрашивал им невзгоды бытия. От глотка к глотку, от бутылки к бутылке, постепенно они погружались в состояние полного отупения. Потом просыпались и отправлялись прошвырнуться.

Януш поднялся и прошел немного вперед, под арку. Он специально выставлял себя напоказ. Но никто не подмигнул ему, узнавая. Никто не махнул рукой. Нет, он пошел по ложному следу. Он никогда не был частью этой группы людей.

Вернувшись на место, он опять сел рядом с Бернаром:

— Народу что-то маловато…

— В смысле, из наших?

— Ну да.

— Ты чё, больной? Да нас тут до хрена! Чтоб тебе подавали, надо одному сидеть. Я сам скоро отсюда свалю. — Он вдруг непонятно почему разозлился. — Ладно, блин, хорош трепаться. Работать надо!

Итак, днем Януш сможет найти только одиночных попрошаек, пытающихся выудить у прохожих монетку-другую.

— А где ты сейчас ночуешь? — задал он еще один вопрос.

— В Загоне. Временный приют для неимущих! Мы зовем его Загоном. Каждый вечер нас там по четыре сотни собирается. В тесноте — не в обиде!

Четыреста бомжей под одной крышей. Что может быть лучше? Или, наоборот, хуже? Ладно, среди них наверняка найдется хоть один, который просветит его насчет Виктора Януша. Бернар огорченно потряс почти опустевшей бутылью.

— Слышь, а у тебя, случайно, пары грошей не завалялось? А то бы взяли еще одну…

— Может, и завалялось.

— Тогда я с тобой.

Бернар попытался встать, но все, что ему удалось, — это издать неприличный звук, испортив и без того вонючий воздух. Януша захлестнула волна гнева. Страх, недоверие и отвращение сменились острым чувством ненависти к этим человеческим обломкам.

Но он не позволил себе отдаться этому чувству, а вместо этого задумался. Была ли у него личная причина ненавидеть бомжей? И до каких пределов доходила эта ненависть? Могла ли она стать мотивом для убийства?

— Тут неподалеку есть винный, — сообщил Бернар, наконец сумевший принять вертикальное положение.

Януш поплелся за ним. Его раздирали сомнения. Про себя он снова и снова твердил слова записки, оставленной им на столе Анаис Шатле.

Я не убийца.

* * *

Еще одна ночь без сна. Ну, почти без сна.

На завтрак — микстура.

Стоял полдень. Анаис Шатле в компании с Ле-Козом катила в Биарриц. Всю ночь она руководила поисками беглеца. Каждая группа, каждый кордон находились на постоянной связи с центральным пультом, подключенным к полицейскому управлению. В городе перевернули вверх дном каждую автозаправку, каждый приют, каждый сквот, каждую ночлежку. Кроме того, они обратились к коллегам из Марселя с просьбой установить наблюдение за вокзалами и аэропортом — на случай, если Януша вдруг охватит тоска по родным местам, — хотя Анаис в это не верила.

Всего в ее команде работало больше трехсот человек: детективы из отделения судебной полиции Бордо, сотрудники антикриминальной бригады, городские жандармы и жандармы из департамента. Руководитель следственной группы капитан Шатле за одну ночь превратилась в командующего армией.

И все зря.

Они не напали ни на один след.

Для очистки совести они оставили по человеку у него дома и в клинике. Взяли под наблюдение его банковские счета, кредитную карту и телефонную линию. Но Анаис знала, что все это бесполезно. Януш выскользнул у них из рук. И ошибки он не совершит. В том, что он умен, она убедилась лично.

Ночью, руководя поисками и борясь с простудой, из-за которой ее не покидало ощущение, что на ней надет не дающий дышать скафандр, Анаис провела собственное расследование своего двуликого знакомого. Она перерыла все прошлое Матиаса Фрера и Виктора Януша. На бездомного нищего много времени не потребовалось. Никаких записей в актах гражданского состояния. Никаких следов ни в одном из официальных источников. Анаис переговорила с полицейскими, производившими задержание Януша в Марселе. Они запомнили оборванца-забияку. Подобрали его в плачевном состоянии, с ножевым ранением, и тотчас переправили в больницу. Содержание алкоголя в крови составляло 3,7 промилле. Документов при нем не обнаружили. Он назвался Виктором Янушем, и это имя осталось в полицейском протоколе. Иначе говоря, этот человек возник из небытия на те несколько часов, что его продержали в полицейском управлении Марселя, и снова исчез.

Психиатр оставил чуть больше следов. Анаис съездила в специализированную клинику Пьера Жане и изучила личное дело Матиаса Фрера. Дипломы. Отметки о приеме на работу в государственные учреждения. Характеристика, выданная в больнице Поля Гиро в Вильжюифе. Все выглядело вполне солидно. И все оказалось фальшивкой.

Ранним утром она обратилась в совет профессиональной медицинской ассоциации. Во Франции никогда не существовало психиатра Матиаса Фрера. Терапевтов с таким именем тоже не было. Она позвонила в больницу Поля Гиро в Вильжюифе. Про Фрера там и слыхом не слыхивали.

Каким образом Януш раздобыл себе все эти документы?

Откуда узнал, что в клинике Пьера Жане есть вакансия психиатра?

В девять утра Анаис снова приехала в клинику. Она вызвала для беседы всех штатных психиатров. Они явились, не пряча своего недовольства. Скрытничали, как будто и в самом деле в чем-то провинились. По поводу Фрера никто не мог рассказать ничего интересного. Доктор вел себя скромно, ни с кем не общался. Демонстрировал высокий профессионализм. Обманщик? Невозможно. Никому и в голову не приходило усомниться в его компетентности. Из чего Анаис сделала смелый вывод: Фрер действительно получил медицинское образование и специализировался в области психиатрии. Но вот где? И под каким именем?

Затем она попыталась навести справки о происхождении универсала «вольво». Связалась с компанией, продавшей Фреру автомобиль. Там ей сказали, что при покупке Фрер предъявил водительские права, а за машину заплатил наличными. Кстати, вот еще один вопрос: откуда у него взялись деньги, если месяцем раньше он еще бомжевал? Она запросила базу данных дорожной полиции. Человеку по имени Матиас Фрер никогда не выдавали водительских прав. Техпаспорт он не зарегистрировал. Страховку не оформил.

Анаис обратилась также в банк и в агентство, сдавшее Фреру дом. На первый взгляд и здесь все было в полном ажуре. У Фрера имелся банковский счет, на который клиника переводила ему зарплату. Снимая дом, он представил все необходимые документы. Сотрудник агентства уточнил: «Он принес справки о зарплате за последние годы и налоговые декларации». Правда, в виде ксероксов. Тоже фальшивки?

В тысячный раз она задавала себе один и тот же вопрос: какой ярлык наклеить на подозреваемого? Убийца? Мошенник? Обманщик? Шизофреник? Почему он вчера приходил к ней в комиссариат? Хотел сдаться? Или сообщить ей нечто такое, что освободило бы его ото всех подозрений? Или чтобы рассказать об убийстве Патрика Бонфиса и Сильви Робен?

Она снова перечитала записку, оставленную им на ее рабочем столе. Я не убийца. Проблема заключалась в том, что она думала точно так же. Фрер не лгал. Инстинкт также подсказывал ей, что он не разыгрывал перед ней психиатра. И не морочил ей голову, когда говорил, что Патрик Бонфис невиновен и что его задача — помочь тому вспомнить, что именно он видел на вокзале Сен-Жан в ночь на 13 февраля. Если бы он был убийцей, он бы так себя не вел. Кто же станет искать улики против самого себя? Тогда что же выходит? Неужели он тоже потерял память?

Два беспамятных на один вокзал — это чересчур.

Перед глазами мелькнул указатель «Биарриц». Она сосредоточилась на другом аспекте дела, который вообще ни с чем не вязался. Зачем кому-то понадобилось убивать Патрика Бонфиса и Сильви Робен? Какую опасность и для кого могли представлять простой рыбак и его подружка?

Со вчерашнего дня она безуспешно пыталась дозвониться до отделения жандармерии, проводившего расследование в Стране Басков. Руководитель группы майор Мартено так ей и не ответил. В 11 утра, приняв душ, она решила, что должна съездить на место преступления. Вместе с Ле-Козом.

— Это еще что за хрень?

На выезде из города образовалась плотная пробка. Анаис вышла из машины и тут же убедилась, что на улице все та же собачья погода. Под черными небесами задувал колючий ветер. Струи ледяного дождя секли лицо будто ножницами. Она козырьком приложила к глазам ладонь и увидела впереди людей в жандармской форме. Они и перекрыли дорогу.

— Включить мигалку? — предложил Ле-Коз.

Анаис не ответила. Она пыталась на глазок прикинуть, каковы стянутые сюда силы порядка. На обычное ДТП не похоже. Поперек шоссе были натянуты ленты заграждения. Вокруг стояли полицейские фургоны с беззвучно вращавшимися проблесковыми маячками. Нет, это не жандармы. Черная форма, бронежилеты и шлемы… Большинство было вооружено автоматами.

— Дойду до них пешком, — наклоняясь к Ле-Козу, сказала Анаис. — Когда махну тебе, подъедешь по обочине.

Анаис накинула капюшон толстовки, надетой под куртку, и двинулась вдоль ряда неподвижно стоящих автомобилей. От холода ее трясло. Прямо на ходу она глотнула из пузырька микстуры. Приблизившись к вооруженным людям метров на пятьдесят, она высоко над головой подняла свое удостоверение с цветами государственного флага.

— Капитан Анаис Шатле, Бордо, — рявкнула она.

Ей никто не ответил. Мужчины в мутных застекленных шлемах казались черными роботами-убийцами, лишенными собственного разума и подчиняющимися данному свыше приказу.

— Кто тут старший?

Молчание.

Дождь усилился. Она видела, как по стеклу шлемов стекают струи воды.

— Кто тут у вас старший, черт подери?

К ней уже шагал мужчина в дождевике:

— Я старший. Капитан Деланек.

— Что тут у вас стряслось?

— Мы получили приказ перекрыть шоссе. Ищут сбежавшего преступника.

Анаис откинула капюшон. По лбу застучали капли дождя.

— Это мой подозреваемый. Но, пока его вина не доказана, он не преступник. Презумпцию невиновности еще никто не отменял.

— Да он ненормальный.

— А вам это откуда известно?

— Он убил бомжа в Бордо. И участвовал в убийстве двух ни в чем не повинных человек в Гетари. К тому же он психиатр.

— И что?

— Психиатры все сами наполовину психи.

Анаис не стала упорствовать:

— У меня встреча с майором Мартено. Как нам проехать?

Произнесенное ею имя послужило паролем. Анаис махнула Ле-Козу, который выбрался на обочину и медленно подкатил к ней. Она прыгнула в машину и знаком поблагодарила засранца в дождевике.

— Это что, из-за Януша? — поинтересовался Ле-Коз.

Анаис кивнула, не разжимая зубов. Ле-Коз сказал: «Януш». Она про себя думала: «Фрер». В том-то и состояла разница между ними. Перед ее внутренним взором возник Матиас с банкой диетической колы в руках. Черные волосы. Усталое лицо. Одиссей, возвращающийся домой, — измученный, обессиленный, но в то же время обогащенный новыми знаниями и потому прекрасный. Этот человек представлялся ей покрытым патиной, словно античная статуя. Как должно быть славно спрятаться в его объятиях…

И вдруг она вздрогнула.

В тот вечер, прощаясь с ней на пороге своего дома, Фрер негромко сказал:

— Убийство — довольно странный повод для знакомства.

— Все зависит от того, что последует дальше.

Оба чувствовали, что между ними повис знак вопроса. Изо рта у них вырывались облачка пара, словно неясное, но хрустально-прозрачное будущее вдруг обретало физическую плотность. Все зависит от того, что последует дальше.

И вот что последовало.

* * *

— Не лезь.

Женщина получила уже третий удар в челюсть, но по-прежнему держалась на ногах. Мужчина сменил тактику. Теперь он с размаху ударил ее в живот. Она сложилась пополам, захлебнувшись собственным криком. Выглядела она чудовищно. Безобразная, как ведьма, опухшая, грязная. Багровое лицо, сальные волосы. Возраст ее не поддавался определению. Нападавший — чернокожий мужчина в бейсболке — воспользовался тем, что она наклонилась, поднял соединенные в замок руки и со всей силы обрушил ей на затылок. Женщина рухнула на землю. Наконец-то. Ее тело сотрясла судорога, за которой последовали рвотные спазмы.

— Сука! Тварь!

Теперь он бил ее ногами. Януш поднялся. Бернар потянул его за руку:

— Не лезь, кому говорят! Не суйся не в свое дело!

Януш позволил себе плюхнуться назад. Он не мог больше смотреть на то, что творилось у него на глазах. Одна рука у ведьмы не действовала, и она прикрывала лицо второй. Удары она сносила молча, лишь вздрагивала при каждом всем телом.

Януш четыре часа таскался за Бернаром и наблюдал уже третью драку. Они побывали в разных местах и потолкались среди разных нищих, которых объединяло одно — непереносимая вонь. Янушу казалось, что в легкие ему набилось дерьмо, в носу стоял стойкий запах мочи, а в горле застрял ком грязи.

Вначале они пошли на площадь Виктора Желю, одно из мест сбора бомжей. Януша никто не узнал. Он заговаривал с попрошайками, задавал вопросы, но не получил ни одного ответа. Затем они поднялись выше по Канебьер, к театру «Жимназ», но здесь не задержались: на ступеньках пригородная шпана разбиралась с «новеньким». Виктор и Бернар свернули в переулок и через некоторое время вышли на улицу Кюрьоль, где тусовались транссексуалы.

В конце концов ноги привели их к протестантской церкви на пересечении Канебьер и проезда Леона Гамбетты. Здесь нищие кишмя кишели. Одни что-то ели, сидя на ступенях паперти, другие мочились прямо на плиты тротуара, но и те и другие взирали на прохожих с нескрываемой враждебностью. Пьяные с утра, они и друг друга готовы были поубивать за один евро, за сигарету, за глоток дрянного пойла.

Но и здесь при виде Януша не оживился ни один взгляд. Он уже засомневался, а в самом ли деле он прежде бывал в Марселе. Но он так вымотался, что все равно был не в силах куда-нибудь двигаться. Тем временем расправа завершилась. Жертва лежала на земле в луже крови и блевотины. «Я в аду» — мелькнуло у Януша. Окружающая мерзость, серость дня — было не больше двух часов, а уже начало смеркаться, — холод, равнодушие горожан — все это сливалось в картину бездны, постепенно затягивавшей его в себя.

Женщина ползком добралась до навеса над забегаловкой фастфуда и замерла. Януш заставил себя рассмотреть ее. Лицо превратилось в сплошной синяк, из которого выглядывали налитые кровью глаза. На разбитых опухших губах пузырилась розоватая пена. Женщина закашлялась и выплюнула обломки выбитых зубов, мешавших ей дышать. Наконец она уселась на крыльцо дома и, пока ее не прогнали, подставила лицо ветру в надежде, что он подсушит ее раны.

— Сама нарвалась, — вынес вердикт Бернар.

Януш ничего не сказал. Его приятель пустился в объяснения. Ненетта — избитая ведьма — была «женщиной» чернокожего Титуса. Он сдавал ее в аренду другим за пару монет, талон на обед или горсть таблеток. У Януша не укладывалось в голове, что беззубая пьянчужка могла хоть в ком-то возбудить желание.

— Ну и? — спросил он.

— А она спуталась с чужими.

— С чужими?

— Не с нашими, а из района Панье. И спала с ними за так. Хотя кто ее знает? Но все равно, Титус жуть какой ревнивый.

Януш смотрел на кучу окровавленного тряпья, когда-то бывшего женщиной. В руках у нее откуда ни возьмись появился картонный пакет с вином, и она жадно пила из него, сама себе оказывая «первую помощь». Судя по всему, она уже забыла, что ее только что избили до полусмерти.

Мир улицы был миром настоящего.

Без воспоминаний. Без будущего.

— А чего такого-то? — невозмутимо продолжил Бернар. — Ну, поцапались. Ну, подрались. Делов-то.

Ну, напились, про себя добавил Януш. По его подсчетам, Бернар приканчивал уже пятый литр вина. Остальные придерживались примерно той же диеты. Ежедневно каждый из них выпивал от восьми до двенадцати литров бормотухи.

— Пошли, — пихнул его в бок приятель. — Валим отсюда. А то тут уже плюнуть негде. Нечего одним и тем же клиентам глаза мозолить…

Нельзя сказать, что Бернар взял Януша под свою защиту Скорее, он мирился с его присутствием, потому что тот уже купил ему три картонки пойла. Вот тебе и первый урок, подумал Януш. Если нищий протягивает тебе руку, знай, что он ждет от тебя платы. А валюта здесь одна — спиртное.

Они снова пустились в путь. С моря дул холодный сырой ветер, пробиравший до костей. Янушу все никак не удавалось согреться. У него болели ноги. Руки задубели. Глаза слезились. Он шагал за своим провожатым как слепой, ничего не видя вокруг. Единственным раздражителем, на который он еще реагировал, оставались полицейские. Стоило ему заслышать звук сирены, увидеть проезжающую мимо машину с мигалкой или проходящих стражей порядка в форме, как он немедленно опускал пониже голову Он не забыл, кто он такой. Он — загнанная дичь. Беглец, подозреваемый в убийстве. Подозрительный тип, успевший наломать немало дров. Грязь, лохмотья вместо одежды и вонь дрянного вина служили ему маскировкой. Он прятался за ними, как за крепостными стенами. Но долго ли они простоят, эти стены?

Они с Бернаром уселись на небольшой площади. Януш понятия не имел, как она называется, впрочем, ему было на это плевать. Его понемногу охватывало то же безразличие, какое владело его новыми собратьями. Оно проявлялось в замедленности движений, апатии и общем отупении. Он сознавал, что, лишенный часов, утрачивает ощущение времени и пространства.

Его вернуло к реальности звяканье жестянки. Бернар уже стащил с ноги носок и, шевеля черными от грязи пальцами, снова демонстрировал прохожим свой трюк. Дзынь-дзынь…

— Всего одну монетку бедному альпинисту…

К ним подтянулись другие клошары. Бернар недовольно ругнулся. Упившиеся вдрызг, они и сами больше не попрошайничали, и отпугивали потенциальных клиентов. Один елозил лицом по тротуару, обдирая кожу до крови. Второй, спустив штаны, на четвереньках ползал вокруг своего дружка, не способного стоять на ногах, и пытался впихнуть ему в рот свой член. Чуть поодаль еще один произносил пылкую речь, обращаясь к стене дома, и время от времени потрясал кулаком, грозя небесам.

Януш смотрел на них и не чувствовал ни жалости, ни сострадания. Напротив, ярость, душившая его с самого утра, только усиливалась. Он не сомневался: несколько месяцев назад, когда он действительно выступал в обличье Виктора Януша, он уже ненавидел их. Эта ненависть поддерживала его и помогла ему выжить. Но неужели она толкнула его на убийство?

— Пошли, — пихнул его в бок приятель, подбирая с земли монеты. — Пора выпить.

— А пожрать не пора?

— Насчет пожрать есть бесплатные столовки и пункты раздачи. И отделения «Эммауса». Благотворительность! — Он захохотал. — С ума сойти, до чего им всем не терпится нас накормить! Нет чтоб стакашек налить!

Вечерело, и на улице заметно похолодало. Януш со страхом думал о том, что его ждет в ближайшие часы. Внутренности скрутило узлом. К глазам подступили слезы. Ни дать ни взять — маленький мальчик, который боится темноты.

Но он должен выстоять.

Он обязан попасть в ночлежку под названием Загон, где собираются все марсельские нищие.

Если и там никто его не узнает, выходит, он взял ложный след.

* * *

Майор Мартено согласился проводить их к месту двойного убийства. Каждый едет на своей машине, сказал он. И, пока они находились у него в кабинете, больше не добавил ни слова. И вот они следовали за «субару-WRX» — одним из тех автомобилей зарубежного производства, которыми в последние годы оснастили полицейские службы быстрого реагирования.

Двигаясь вдоль железнодорожных путей, они миновали Бидар и Гетари. По-прежнему лило как из ведра. Ливень размывал краски, вносил путаницу в ощущения, мешал сосредоточиться. Над зеленью рощ и лаково блестевшим асфальтом стояла стена воды. Дождь полосовал поверхность океана белесыми вспышками света.

Автомобили остановились на вершине утеса. Густые заросли кустарника, несколько одиноких домишек, ниже — бесцветный пляж, стиснутый черными скалами. Анаис и Ле-Коз подошли к жандармам. Мартено указал на бетонную постройку в сотне метров от них, на крыше которой красовалась вывеска в форме рыбины.

— Дом Бонфисов.

Строение все еще было окружено желтыми лентами ограждения, на окнах и двери висели печати. Майор объяснил им, что предварительное обследование жилища жертв — фотографирование, снятие отпечатков пальцев — провели еще вчера, а тщательный обыск назначили на завтрашнее утро.

— Где именно произошло убийство?

— Внизу. На пляже. — Майор жандармерии ткнул указательным пальцем в сторону океана. — Тело женщины нашли вон там. Тело мужчины — чуть дальше, у подножия скалы.

— Я ничего не вижу.

— Это место сейчас под водой. Прилив.

— Пойдемте туда.

Они начали спуск по обрывистому склону. Анаис вертела головой, озирая окружающий пейзаж. Шелестели мокрой листвой деревья и кусты. Вдали виднелась вилла с террасой, полузакрытой соснами. Блестели под дождем рельсы железной дороги — прямой и ровной, словно след от ножа, рассекшего полотно картины.

Пляж представлял собой узкую песчаную полоску темно-серого цвета. Анаис вздрогнула. Простудный озноб или страх? Почему-то вспомнилась легенда о Тристане и Изольде — бури, штормы и приворотное зелье…

Она собралась с мыслями:

— В котором часу это случилось?

— По словам свидетелей, около полудня.

— Выходит, есть свидетели?

— Два рыбака. Они как раз шли к берегу в сотне метров отсюда.

— Что они видели?

— Показания довольно расплывчаты. Вроде бы видели бегущего мужчину в плаще. Вашего подозреваемого. Матиаса Фрера.

— Вам сообщили именно это имя?

— А разве его не так зовут?

Анаис не стала уточнять: путаницы и так хватает, к чему усложнять ситуацию?

— Откуда он бежал?

— С пляжа.

— Что же, выходит, Фрер убил Бонфиса и его жену и бросился удирать? — спросила она, беря на себя роль адвоката дьявола.

— Нет. Стреляли не в упор, а с приличного расстояния. К тому же свидетели видели еще двух мужчин в чем-то черном. Они тоже бежали к пляжу. Неизвестно, то ли они гнались за Фрером, чтобы схватить его как убийцу, то ли, наоборот, сами и были убийцами. Они уехали на черном внедорожнике, судя по описанию, марки «ауди», модель Q7. К сожалению, номерного знака свидетели не запомнили.

Дерьмо. Как она могла об этом забыть? Фрер еще позавчера дал ей фотографии номерного знака. И рассказал, что последние два дня его повсюду преследовал черный внедорожник. Эти фотографии до сих пор у нее…

— С этого момента, — продолжил жандарм, — свидетельства очевидцев теряют определенность. Вроде бы мимо проехал поезд. Мужчина в плаще исчез. Двое в черном сели в машину и укатили.

— А дальше? Дальше что?

— Ничего. Все как испарились.

Сверху донесся хриплый крик. Анаис подняла глаза. Над ними кружили чайки, выписывая под порывами ветра восьмерки. Этим звукам вторил шум прибоя, с громким щелканьем обрушивая на темный песок волну за волной.

— Под каким углом велась стрельба? — спросила Анаис, упрятывая руки поглубже в карманы.

— Судя по всему, стрелок стоял на террасе вон той виллы. Она зимой пустует.

Дом, о котором он говорил, располагался на расстоянии более пятисот метров от места преступления.

— Вы хотите сказать, что убийцы…

— Именно. Стрелял снайпер.

Дело — в который уже раз! — принимало новый оборот. Неужели кто-то нанял элитного стрелка, чтобы убрать задолжавшего банку рыбака и его сожительницу?

— Как вы определили, что стреляли оттуда?

— Мы нашли на террасе стреляные гильзы.

Это не лезло ни в какие ворота. Профессиональный киллер ни за что не допустил бы подобной ошибки. Оставить на месте преступления такие улики! Если только… Анаис попыталась представить себе, что здесь произошло. Допустим, убийцы получили задание расправиться с тремя жертвами, но одной из них — Фреру — удается бежать. Они бросаются за ним. И в спешке забывают собрать гильзы.

У майора в руках появился пластиковый пакет с кусочками металла. Анаис взяла его и вгляделась в отсвечивающие золотым продолговатые трубочки. Бесполезно. Она ничего не смыслила в баллистике. Калибры. Режимы огня. Дальность стрельбы. Лично ей все это не говорило ни о чем.

— Калибр двенадцать и семь десятых миллиметра, — пояснил Мартено. — Бронебойные пули с высокой точностью попадания.

— Нам это что-нибудь дает?

— Кое-что. Двенадцать и семь — редкий калибр. Он применяется в основном в тяжелом оружии. Ценится за мощность и скорость движения пули при настильной стрельбе. Нередко используется для высокоточной стрельбы.

— А в переводе на человеческий язык?

— Этот калибр был разработан в девяностых годах специально для винтовки «геката-2». Излюбленное оружие снайперов. Тренированный стрелок способен попасть из него в цель на расстоянии до тысячи двухсот метров. Или остановить движущийся автомобиль с расстояния в тысячу восемьсот метров. Чтобы прикончить двух рыбаков, такие приспособления совершенно излишни. Я уже не говорю о том, что для владения подобным оружием требуются особые навыки.

Майор излагал все это нарочито нейтральным тоном, старательно скрывая собственное смятение. Высокий, седой, невозмутимый, в своей синей куртке он походил на адмирала, стоящего на мостике авианосца. Анаис прекрасно его поняла.

— Стрелявший мог быть военным?

— «Геката-2» была официально принята на вооружение в девяносто седьмом году подразделением технического обеспечения сухопутных войск, — признал Мартено. — Это был наш ответ снайперам противника в ходе войны на Балканах. Сегодня ее используют штурмовые отряды национальной жандармерии и элитные полицейские подразделения.

После его слов повисла тишина. Да, дело решительно принимало абсолютно новый поворот. Как будто двухмерная картинка вдруг обрела третье измерение, о возможности чего никто не подозревал.

— Зарубежные армии, в том числе отряды особого назначения, также используют этот калибр, — снова заговорил жандарм. — Мы отправим гильзы в Институт криминалистических исследований в Рони-су-Буа. Форт Рони находятся в Рики-су-Буа под Парижем. Не исключено, что им удастся установить, из какого оружия стреляли. «Геката-2» — не та винтовка, какими завален рынок. Кроме того, она требует к себе умелого отношения. Кстати сказать, полностью укомплектованная она весит семнадцать килограммов.

Анаис кивнула. Она знала, всегда знала, что дело окажется трудным. Убийство бездомного бродяги, преображенного в Минотавра. Появление мужчины с амнезией, вызвавшее целую кучу вопросов, на которые никто не мог дать ответов. Отпечатки фальшивого психиатра на месте преступления… И вот теперь двойное убийство, больше похожее на спецоперацию элитного армейского подразделения.

Жандарм забрал у нее пустые гильзы. Она инстинктивно попыталась сжать ладонь.

— Не бойтесь, — успокоил ее майор. — Расследование не остановится, даже если выяснится, что в преступлении замешан кто-то из наших. Гильзы сегодня же уйдут в лабораторию. И мы отправили отчет следственному судье.

— Он уже назначен?

— Да. Клод Бертен. Из прокуратуры Байонны. Квалифицированный специалист по баскскому сепаратизму. Хорошо разбирается в баллистике.

— А отчет о вскрытии вы уже получили?

— Нет еще.

У Анаис дернулась щека. Тела Бонфиса и его подруги были переправлены в Институт судебной медицины в Рангее, близ Тулузы, еще вчера днем. Наверняка Мартено уже известны результаты. Просто он сразу переслал их начальству. В подобных обстоятельствах приходилось действовать очень осторожно и взвешенно. Возможно, военное ведомство назначит повторную экспертизу с привлечением собственных патологоанатомов…

Ее размышления прервал Мартено:

— Вы позволите угостить вас чашкой кофе?

— С удовольствием, — с улыбкой согласилась она. — Только сначала мне нужно позвонить.

Она чуть отстала от остальной группы, двинувшейся по тропинке назад, и, ежась от сырого ветра, набрала номер Конанта. Тот снял трубку на первом же звонке. Да, все они были как на иголках.

— Это я, — бросила она. — Новости есть?

— Были бы, позвонил бы.

— Слушай, мне нужно, чтобы ты кое-что сделал. Можешь прямо сейчас съездить ко мне домой?

— Ты что, цветочки забыла полить?

— Ключ возьмешь у консьержки. Постарайся убедить ее, что тебе необходимо проникнуть в мою квартиру. Она та еще штучка. Покажешь удостоверение. Короче, придумаешь что-нибудь.

— Ну хорошо. И что я должен сделать в квартире?

— У меня на столе лежат распечатки фотографий с номерными знаками автомобиля. Как только ты их найдешь, немедленно позвони мне.

— Никаких проблем. Как там в Биаррице?

Анаис подняла глаза. Черные фигуры жандармов почти скрылись за пеленой дождя. Железнодорожные пути блестели от воды. Из облаков влажного тумана еле виднелись силуэты сосен и кусты можжевельника.

— В Биаррице мокро. Жду твоего звонка.

* * *

— Шевели задницей! Фургон пришел.

Януш с мучительным трудом поднялся. Весь он превратился в клубок ломоты и боли. Его стратегический план, основанный на визуальном наблюдении, к вечеру обернулся полным фиаско. До самой темноты они с Бернаром таскались по мостовым, чтобы в конце концов вернуться в исходный пункт — под своды клуба «Перно» напротив Старого порта. Януш к этой минуте мечтал об одном: найти что-нибудь теплое и более или менее мягкое, на что можно плюхнуться и отдохнуть.

Ровно в семь вечера Бернар извлек из кармана телефонную карту и по номеру 115 позвонил в отдел социальной помощи неимущим. Каждый вечер город объезжало несколько специальных машин, собиравших бездомных и отвозивших их в ночлежки. Те из бомжей, кто до наступления темноты ухитрялся сохранить ясность ума, звонили заранее, пока на землю не обрушился ночной холод. Остальных подбирали патрули, отлично знавшие места сборищ попрошаек. Зимой на улицах Марселя не ночевал практически ни один нищий.

Из «ситроена-джампи» вышли сотрудники и принялись затаскивать в него тех, кто уже не держался на ногах. Многие из них вырывались, не желая садиться в грузовичок.

— Я выбираю улицу! — испитым голосом блеял один.

Второй вяло, как будто все тело его состояло из губки, отбивался:

— Отвяжитесь! Не хочу в ваш концлагерь!

— Концлагерь? — удивился Януш.

— Загон, — пояснил Бернар, собирая свое имущество. — Да ты не дрейфь! Для нас с тобой это то, что надо!

Отупевший от холода и усталости, Януш понимал одно: он приближается к своей цели. Распахнулись задние дверцы фургона.

— Привет, Бернар! — крикнул из-за разделявшей салон и кабину плексигласовой перегородки водитель.

Бернар в ответ засмеялся своим шакальим смехом, зашвырнул внутрь фургона грязные сумки и поднялся сам. Януш последовал за ним. От вони у него перехватило дыхание. В тесном пространстве грузовичка смердело грязью, дерьмом, мочой и тухлятиной. Он зажал нос и в темноте двинулся вперед, натыкаясь на чьи-то колени и локти, спотыкаясь о брошенные на пол тюки. Наконец он нашел свободное место. Бернар исчез.

Хлопнули дверцы. «Джампи» покатил по дороге. Глаза Януша немного привыкли к темноте, и он смог разглядеть своих попутчиков. Их здесь собралось с дюжину, они сидели на скамьях друг против друга. Те же жуткие рожи, те же злобные взгляды, те же черные от грязи руки, которые он наблюдал в течение всего дня, но… Двор чудес под открытым небом — это одно, в замкнутом пространстве — совсем другое. В полумраке, разрываемом светом уличных фонарей, похожие на оживших горгулий существа казались сказочными монстрами, обретшими реальность.

Наголо бритый мужчина с ввалившимися щеками смотрел перед собой остановившимся взглядом. Сидевший рядом с ним спал каменным сном, обняв голову руками. Лица остальных терялись в полутьме. Они не шевелились, полностью отдавшись охватившей всех апатии. Какой-то парень стоял на коленках, хватаясь за скамью и безуспешно пытаясь подняться; каждая его неуклюжая попытка сопровождалась яростным фырканьем.

В стекло застучал социальный работник, устроившийся в кабине рядом с шофером:

— Эй ты! А ну сядь немедленно!

«Спортсмен», пошатываясь, поднялся и рухнул на свободное сиденье. Теперь встал его сосед. Он был черен, словно обуглился от грязи. Запаха Януш не чувствовал — он давно дышал ртом, стараясь не думать о проникавших в организм через горло ядовитых миазмах. Мужчина подошел к запертым дверям, расставил ноги и принялся мочиться, метя струей в щель между створками. На ближайших его соседей полетели брызги, но никто из них даже не пошевелился.

Дверцы были закрыты плотно, и лужа мочи потекла назад, под ноги сидящим. Социальный работник забарабанил в стекло с новой силой:

— Эй, а ну прекрати! Ты что, правила забыл?

Мужчина не реагировал на его призывы, как ни в чем не бывало продолжая облегчаться. Януш приподнял ноги над полом.

— Ах ты говнюк! Ты что, хочешь, чтобы я тебя высадил?

Наконец бомж иссяк, прошлепал назад по натекшей луже и, валясь то на одних, то на других, добрался до своего места. С каждым километром шум в фургоне становился все громче. Слышались тягучие, пронзительные, злобные голоса, бормотавшие бессвязные, искаженные слова — обрывки бессмысленного, не пригодного ни для чего языка.

Какая-то женщина твердила как заведенная:

— Меня зовут не Одиль. Меня зовут не Одиль. Если бы меня звали Одиль, я бы тут с вами не сидела…

Мужчина, шамкая беззубым ртом, с придыханием повторял:

— Мне надо к стоматологу. А потом я поеду к своим детишкам…

Прочие пели, если только производимую ими невообразимую какофонию звуков можно было назвать пением. Особенно надрывался один, исполнявший шлягер восьмидесятых «Полночные демоны».

— Ну, как тебе обстановочка?

Оказывается, Бернар сидел рядом с ним — в шоке от происходящего, он его даже не заметил.

— Здесь еще ничего… Вот в Загоне…

Фургон по пути несколько раз останавливался. Януш выглядывал наружу. Работники социальной службы подбирали все новых бомжей. Их коллеги подталкивали к другому грузовичку женщин без возраста, одетых в мини-юбки и пуховики.

— Шлюхи… — просветил его Бернар. — Их в Жан-Панье везут…

Очевидно, еще одна ночлежка. В фургон поднялось несколько новых пассажиров. Стало тесновато. Любитель вокала по-прежнему орал песню, не сознавая, сколько в ее словах горькой иронии:

Он является в полночь ко мне,
Демон сумрачный в тишине.
Манит, манит меня за собой
Призрак бессонницы злой…

В противоположном от кабины конце фургона только что устроилось трое молчаливых мужчин. Они не были ни пьяны, ни грязны, напротив, озирали остальных острыми проницательными взглядами. В этих взглядах не было ни намека на дружелюбие. Все трое казались гораздо более опасными, чем прочая публика.

— Румыны… — шепотом пояснил Бернар.

Януш вспомнил. В клинике Пьера Жане иногда появлялись румыны. Бандиты-рецидивисты из Восточной Европы, которым французские ночлежки после родных тюрем представлялись пятизвездочными отелями.

— И близко к ним не подходи, — добавил Бернар. — Они за талон на обед родную мать убьют. А уж за документы…

Януш не сводил глаз с трех хищников. Но и они быстро выделили его из числа прочих. Гладкие руки, маскарадная грязь — с ним все было ясно: мужик косит под бомжа. Значит, именно он и станет их жертвой нынче ночью. Потому что у него при себе явно больше одного евро. Януш дал себе слово, что спать не станет. И тут же все его тело пронзила боль натруженных мышц. Он ощупал в кармане рукоятку ножа и сжал оружие словно талисман.

«Джампи» замедлил ход. Они прибыли на место. Район то ли сносился, то ли перестраивался — в темноте определить это с точностью было невозможно. Над шоссе нависал автодорожный мост, наводивший на мысли о легендарном чудовище, угрожающем античному городу. Вокруг царила тьма. Из нее выступала лишь высокая решетчатая ограда, освещенная мощными прожекторами. Надпись на воротах гласила: «Предоставление приюта нуждающимся». У входа гомонила нетерпеливая толпа бездомных. Полночные демоны…

— А вот и наш Загон, — объявил Бернар. — Ниже падать уже некуда. Они тут всех берут, кроме детей. Дальше — только на кладбище…

Януш ничего не ответил. Открывшаяся его взору картина потрясла его до глубины души. Перед оградой стояли мужчины в черных комбинезонах с ярко-желтой флуоресцентной полосой на спине, в перчатках, с лицами, закрытыми масками. Они по одному пропускали вновь прибывших внутрь. С крыши здания доносился громкий лай: там в клетках сидели собаки. Очевидно, четвероногие друзья бомжей. Впрочем, Янушу вспомнился Цербер — трехглавый пес, стерегущий адские ворота.

— Конечная! Всем на выход!

Бомжи похватали свои сумки и полезли из фургона, пиная ногами валявшиеся на полу, в лужах мочи, пустые бутылки.

— Бутылок много, да хоть бы одна полная! — отпустил шутку тот, что пел про полночных демонов.

И, довольный собой, ринулся вперед, наклонив голову, как игрок в регби, и грубо расталкивая остальных. Те возмущенно двинулись следом. Выбравшись наружу, все разбились на группки. Словно кто-то опрокинул на тротуар мусорный бак, мелькнуло у Януша. Здесь их тоже поджидали люди в комбинезонах с мини-мойками в руках, готовые уничтожить следы их путешествия в фургоне.

Перед воротами происходило настоящее столпотворение.

Одни ломились вперед, распихивая остальных своими сумками или тележками. Другие колотили по решетке костылями. Третьи дразнили собак, швыряя через забор пустые банки из-под пива. Работники приюта пытались хоть как-то обуздать толпу и навести на входе подобие порядка: пройти через ворота можно было только по одному.

Януш толкался вместе со всеми. Он низко опустил голову, вжав ее в плечи. Ему хотелось забыть о том, где он находится. Но сейчас он хотя бы согрелся. Его прижали к решетке. Сквозь стальные прутья он увидел двор, через который тянулась очередь к ближайшему строению. В окне приемного отделения горел свет. Кто-то из проникших внутрь уже дрался. Над головами летали пустые бутылки, и несколько человек катались по земле…

Бернар был прав: он еще ничего не видел.

* * *

— Имя, фамилия?

— Майкл Джексон.

— Документы есть?

Наглый смех вместо ответа. Сотрудник приюта отодвинул вправо вонючую сумку. Перед освещенным окном приемной уже возник следующий постоялец.

— Имя, фамилия?

— Саркози.

Но смутить человека в окне было не так-то просто.

— Документы есть?

— А ты как думаешь, засранец?

— Веди себя вежливо.

— Да пошел ты…

— Следующий.

Януш стоял в середине хвоста и внимательно осматривался, стараясь запомнить каждую деталь. Во дворе возвышалось несколько бетонных зданий. В центре располагались бытовки. По толпившимся возле каждого строения постояльцам можно было определить, по какому принципу их здесь расселяют.

Бытовки предназначались для женщин. Рядом с побирушками без возраста Януш заметил совсем молоденьких девчонок, почти подростков, — они болтали, не выпуская изо рта сигарет. Как будто находились не в этом аду, а на школьном дворе. За ними следили — в целях охраны — самые крепкие из сотрудников приюта.

Еще одна бытовка, расположенная в глубине двора, была отведена североафриканцам — эти с самым заговорщическим видом негромко переговаривались по-арабски. Слева приткнулась бетонная коробка, принимавшая выходцев из Восточной Европы, — отсюда доносилась причудливая смесь славянских языков.

Януш прищурился, пытаясь отыскать в толпе тех трех румын из фургона. Да вот же они! Стоят себе и покуривают. Только их стало больше — видно, нашли соотечественников. Глаза у всех горели, рассыпая искры не хуже кончиков зажженных сигарет.

— Отлезь! Кому говорю, отлезь!

Януш обернулся. Какая-то женщина бранилась с чернокожим мужчиной в бейсболке. Ненетта и Титус. Бомжиха успела прийти в себя. Теперь она нападала на своего дружка. Тот размахнулся и с силой ударил ее. Она пошатнулась и попыталась дать сдачи здоровой рукой. Вокруг дерущихся уже собирались зеваки. Слышались смешки и подбадривания. Титус нанес женщине еще один удар. Ненетта упала, не сумев защитить голову бездействующей рукой. Стук ее черепа об асфальт лишил Януша последних моральных сил. Он больше не мог выносить окружающей его со всех сторон злобы. И не только злобы. Его уже тошнило от одного вида этого человеческого отребья. Они все психи, говорил он себе.

Его подтолкнули к дверям в приемную.

— Имя, фамилия?

— Нарцисс, — не думая, сказал он.

— Нарцисс — а дальше как?

— Просто Нарцисс. Это моя фамилия.

— Документы есть?

— Нет.

Он отвечал автоматически, как будто нужные слова хранились у него в мозгу.

— Дата и место рождения?

Он назвал ту дату, что значилась в фальшивых документах на имя Матиаса Фрера. И зачем-то добавил, что родился в Бордо.

Сотрудник за стойкой поднял на него глаза:

— Новенький?

— Ага. Только прибыл.

Сотрудник просунул под окошко талончик с цифрами:

— Сначала пойдешь в камеру хранения, сдашь вещи. Это налево от входа. Потом тебе в здание справа, напротив душевой. Первый этаж. Номер на талоне — это номер твоей комнаты.

Бомж, стоявший в очереди за ним, дружески хлопнул его по плечу:

— Там самые крутые парни, чувак! Элита, блин!

Януш прошел до камеры хранения. Возле дверей толкались постояльцы, сдавая свои нагруженные барахлом тележки, отвратительно вонявшие сумки и детские коляски с какими-то железяками. Он объяснил, что у него вещей нет. Дежурный окинул его косым взглядом:

— Оружие? Деньги?

— Ничего.

— В душ пойдешь?

— Да.

Дежурный посмотрел на него с еще большим недоверием:

— В соседнем корпусе.

В проходе, разделявшем санитарный корпус и корпус «крутых парней», было теплее, чем на остальном дворе, потому что из окон душевой вырывались клубы горячего пара. Януш подошел к еще одному дежурному. Ему выдали полотенце и одноразовый туалетный набор: мыло, зубная щетка, станок для бритья.

— Сначала зайди в гардероб.

Гардеробом именовалась комната, в которой хранились сложенные аккуратными стопками сухие и чистые вещи. Большинство их прежних владельцев, подумалось ему, скорее всего, умерли. Что может быть лучше для зомби, в которого он превратился? Очередной сотрудник помог ему подобрать одежду по размеру. Рубашку лесоруба. Плотные брюки садовника. Дедушкин жилет. Черное пальто. Но главное, пару кроссовок — заскорузлых конверсов, на которые он бросился, едва их завидев, без сожаления расставшись с раздолбанными башмаками, весь день нещадно натиравшими ему ноги.

Затем он перешел в следующее здание и от неожиданности замер на пороге. Помещение, наполненное паром, напоминало турецкие бани. Красные двери, белый кафель на полу и на стенах. Слева от душевых кабин располагался туалет, справа — умывальники.

Обитатели ночлежки успели и здесь оставить свои следы. В лужах мочи валялись рулоны туалетной бумаги. Плитка была заляпана блевотиной. Стены украшали надписи на неизвестном науке языке, выполненные дерьмом. Ничего удивительного: контакт с водой вызывает расслабление сфинктеров.

В облаках пара раздевались, ругались, орали и стонали бомжи. Готовились к пытке водой… За ними приглядывали дежурные в резиновых сапогах.

Крепко прижимая к груди полотенце, мыло и новую одежду, Януш пошел искать свободную кабину. Впервые за весь день окружавшая его вонь чуть отступила под напором запаха моющих средств. Но жуткие картины никуда не делись. Избавившись от накрученного на них тряпья, бомжи вдвое уменьшились в размерах. Глазам Януша предстали живые скелеты серого, красного или синюшного цвета, густо покрытые узором синяков и ссадин.

Ни одной свободной кабины. Дежурный остановил его возле умывальников и велел раздеться. Януш отказался. Как он мог разоблачаться перед всеми, ведь на нем по-прежнему были надеты противоблошиные ошейники? Кроме того, он опасался демонстрировать свое вполне здоровое и упитанное тело — семьдесят восемь килограммов при росте метр восемьдесят. Его обман мгновенно раскроется. К тому же при нем был нож и деньги…

Остальным посетителям душевой раздеваться помогали сотрудники приюта, действовавшие с привычной осторожностью. Кое у кого одежда слезала вместе с лоскутами кожи. Многие из этих людей не снимали с себя заношенного тряпья неделями, месяцами, а то и годами. Теперь под ним открывались чудовищные язвы. Старик медленно стягивал с ног распадающиеся на волокна носки. На щиколотках у него рубцами горели намертво впечатавшиеся в плоть следы резинок.

— Эй ты! Вон кабина освободилась!

Януш двинулся в указанном направлении, но остановился, заслышав громкие крики. Возле умывальников стоял на коленях санитар, поддерживая безжизненное тело постояльца. К нему на помощь уже спешил второй, хлюпая сапогами по лужам.

— Надо срочно переправить его в больницу.

— А что с ним?

Вместо ответа первый показал коллеге почерневшую от гангрены руку бомжа.

— Чем дольше тянуть, тем выше ее придется отнимать.

Януш рванулся было предложить санитарам свою помощь, но его остановил голос дежурного по душевой:

— Ты идешь или как? Тебе ясно сказано: шестая освободилась.

Он послушно поплелся куда велено, мимо инвалида, стоящего под струями воды на костылях, мимо еще одного, валявшегося бревном, пока санитар тер его щеткой на длинной палке.

— Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь! — закричал дежурный, стуча в дверцы. — Вы что тут, ночевать собрались?

Януш проник в кабину и запер за собой дверь. Разделся, спрятал деньги, снял с себя собачьи ошейники. Пустил воду и только тут почувствовал себя в тепле и безопасности. Он яростно скреб свое тело и отмывался, не жалея мыла. Затем вытерся и натянул на себя новую одежду, переложив в карманы нож и деньги. Чистота. Наконец-то. Он словно заново родился.

Следующим этапом стала столовая. Времянка в глубине двора с обитыми пластиком стенами, в которой поставили два десятка столов. Здесь царило относительное спокойствие. Отобрав у алкашей запасы спиртного, им не оставили иного выбора, кроме как набить себе брюхо и поскорее заснуть, чтобы наутро снова напиться.

Справа располагалась стойка, за которой каждому выдавали поднос с едой. Януш встал в длинную очередь. В помещении было жарко. К вони немытых тел примешивался густой и удушливый запах прогорклого сала. Он нашел место за столом и очистил тарелку, не глядя, что именно ест. Теперь он ничем не отличался от других. Пьянчуга, намерзшийся за целый день на улице, разомлевший после душа, со слипающимися от усталости глазами.

Но тревожная мысль не давала ему покоя, упорно возвращаясь снова и снова. Его никто не узнавал. Ни один из обитателей этого царства бомжей не окликнул его по имени. Неужели он идет по ложному следу? Ладно, завтра будет видно. А пока — спать…

Следуя за остальными, он добрался до нужного корпуса. В комнатах было чисто. Четыре двухэтажные кровати — на восемь человек. Пол, покрытый линолеумом, — чтобы смягчить удары от падения. Бомжи не только скатывались во сне с кроватей, но и затевали в спальнях драки. Януш выбрал нижнее место. На тот случай, если придется срочно удирать.

Матрас был застелен одноразовой простыней из рисовой бумаги. Он улегся и натянул на голову одеяло. Рука его сжимала нож — так ребенок обнимает любимого плюшевого мишку. Свет в комнате не выключали. Из коридора доносились крики и брань. Бомжи устраивались на ночлег.

Вот и хорошо, подумал Януш. В таком шуме он сможет спать вполглаза.

В следующую секунду он уже провалился в глубокий сон без сновидений.

* * *

— Месье Саес? Меня зовут Анаис Шатле. Я капитан полиции из Бордо.

Молчание.

— Откуда у вас мой номер?

Она не снизошла до ответа. Снова молчание.

— Что вам от меня нужно?

Тон был высокомерным, хотя ее собеседник говорил слащавым голосом. Анаис решила остаться в Биаррице еще на день. Выпив кофе с Мартено, она получила эсэмэску с координатами фирмы, которой принадлежал внедорожник. Модель Q7 была зарегистрирована на ЧАОН — частное агентство по охране и наблюдению, расположенное в квартале Терфор городка Брюж в окрестностях Бордо. Она набрала указанный номер. Человек, снявший трубку, наотрез отказался сообщать какую бы то ни было информацию. Включая личный номер владельца фирмы Жан-Мишеля Caeca.

Анаис не стала настаивать. Сняла в Биаррице на улице Маршала Жоффра номер в небольшом отеле под названием «Амайя» и продолжила расследование. В конце концов она раздобыла номер мобильного телефона Caeca и начала осаду, названивая ему каждые полчаса. Сообщений на автоответчике она не оставляла.

Он ответил только в десять вечера.

— Вашему агентству принадлежит внедорожник марки «ауди», модель Q7 Sline TDI, номерной знак 360 643 АР 33.

— Ну и?

Все тот же напыщенный, медоточивый голос. Анаис уже собралась сказать ему что-нибудь такое, чтобы он подавился собственным самодовольством, когда вдруг сообразила, что она перед ним безоружна. С чем ей переходить в наступление? Со свидетельством находящегося в розыске человека, которому показалось, что его преследовала эта машина?

Пожалуй, лучше испробовать мягкий подход.

— Этот автомобиль несколько раз был замечен в Бордо. Один врач обратился к нам с сообщением, что машина повсюду следует за ним. Теперь мы выяснили, что она зарегистрирована на вашу фирму.

— Он подал жалобу?

— Нет.

— Вам известны точные даты так называемых преследований?

Фрер говорил, что слежка за ним началась сразу после обнаружения Патрика Бонфиса.

— Тринадцатое, четырнадцатое и пятнадцатое февраля две тысячи десятого года.

— Что еще у вас есть?

Голос звучал по-прежнему спокойно. Судя по всему, Caeca искренне забавлял этот разговор. Она не удержалась от искушения:

— Не исключено, что тот же внедорожник был на месте двойного убийства, совершенного вчера, во вторник шестнадцатого февраля, на пляже в Гетари.

Владелец агентства только хмыкнул в ответ.

— Вы находите это смешным?

— Я нахожу смешными действия вашей полиции. Пока вы будете работать так, как работаете сейчас, люди, желающие обеспечить себе безопасность, будут обращаться ко мне.

— Что вы имеете в виду?

— Я заявил об угоне этого автомобиля шесть дней назад. Если быть точным, одиннадцатого февраля.

Анаис проглотила пилюлю.

— В какой комиссариат вы подали заявление?

— В жандармский участок в Брюже. Ближайший к нашему офису. Я полагал, что с войной между полицейскими покончено.

— Мы тесно сотрудничаем с отделениями жандармерии.

— Тогда вам остается только наладить с ними бесперебойную связь.

У нее вдруг пересохло в горле. Она чувствовала, что он лжет, но пока ей было нечем крыть. Она попыталась завершить беседу, не теряя достоинства.

— Вам придется дать нам подробные объяснения в комиссариате. Улица Франсуа-де-Сурди…

— Ни в коем случае.

— Простите, не поняла?

— Я был с вами терпелив, мадемуазель. Но вынужден поставить точки над i. Вы имеете право вызывать к себе подозреваемых, но никак не пострадавших. Когда — и если — вы найдете мою машину, то вежливо попросите меня нанести вам визит в комиссариат, а я посмотрю, устроит ли меня день и час. Всего доброго.

В трубке раздался гудок. Наглость этого мерзавца ошеломила Анаис. Наверняка у него связи с власть имущими в Бордо. Вечеринки для сливок общества. Пожертвования политикам. Всякого рода привилегии. Она хорошо знала, как это происходит в действительности. Она сама выросла в этом болоте.

Анаис оглядела свой номер. Блеклые тона. Мебель прошлого века. Запах плесени и моющих средств. Идеальное место, чтобы бдеть у одра умирающей бабушки. Анаис присела к крошечному письменному столу, покрытому клеенкой, и еще раз изучила всю информацию, которую удалось собрать о ЧАОН.

Существует двенадцать лет. Предоставляет стандартный набор услуг. Охрана. Дрессировка собак. Обеспечение безопасности и наблюдение. Телохранители. Аренда престижных автомобилей… Анаис зашла на сайт фирмы в Интернете. С виду все респектабельно, но… Никаких конкретных данных. Сказано, что предприятие принадлежит некоему холдингу, но какому — неизвестно. Жан-Мишель Саес утверждает, что обладает «продолжительным опытом работы в сфере безопасности», но о том, где и как он его приобрел, — тишина. И разумеется, никаких ссылок на клиентуру. Требования конфиденциальности.

Анаис попыталась найти дополнительную информацию в статьях и комментариях, надеясь, что просочится хоть что-нибудь любопытное. Ничегошеньки. Складывалось впечатление, что ЧАОН — призрак, не имеющий ни истории, ни клиентов, ни партнеров.

Она позвонила Ле-Козу. Он пребывал в самом угрюмом настроении. Вернувшись в Бордо, ее помощник только и делал, что получал и анализировал льющиеся потоком свидетельства и улики против беглого врача, все без исключения — из области фантастики. В качестве дополнительного бонуса — давление прессы и властей, которых интересовал ответ на один-единственный вопрос: «Куда девался Виктор Януш?» Анаис почувствовала угрызения совести. Может быть, она решила остаться в Биаррице из-за подспудного желания избежать всей этой суматохи?

— От судьи новости есть?

Разговоры о скором назначении следственного судьи велись начиная со вчерашнего дня. Бегство Фрера только ускорило ход событий. Ни о каком расследовании по горячим следам речи уже не шло. Прощай, независимость. Прощай, свобода. А может, ее и вовсе отстранят…

— Пока нет, — ответил Ле-Коз. — В прокуратуре про нас вроде бы забыли.

— Как же! А что насчет остального?

«Остальным» был Януш и его бегство.

— Ничего. Он проскользнул у нас между пальцев. Признаем, что мы его упустили.

С одной стороны, Анаис обрадовалась. С другой, она боялась худшего. В тюрьме Януш был бы в безопасности. Преступник в бегах рискует в любую минуту получить пулю в лоб. А ведь за ним, помимо всего прочего, гоняются профессиональные киллеры.

— Ты сейчас где?

— У себя в кабинете.

— Силы еще есть?

Ле-Коз тяжко вздохнул в трубку:

— Я тебя слушаю.

Анаис приказала Ле-Козу отправиться в офис ЧАОН и произвести в нем обыск. Пока следственный судья официально не назначен, ее группа имеет право предпринимать любые шаги.

— Мне нужна полная информация о деятельности этой конторы, — уточнила она. — Список клиентов. Список сотрудников с указанием должностей и окладов. Название холдинга, которому она принадлежит. В общем, все.

— Ладно. Поеду туда завтра утром.

— Ты поедешь туда сию минуту.

— Так уже десять вечера!

— Тебя встретит ночной охранник. Придется тебе проявить чудеса убедительности.

— Слушай, если Деверса про это узнает…

— Когда он про это узнает, у нас на руках будет вся информация. Победителей не судят.

Ле-Коз промолчал. Он ждал волшебного слова.

— Я все беру на себя.

Лейтенант ответил, что все сделает. Кажется, он немного успокоился. Анаис чуть подумала и решила позвонить комиссару. На личный номер.

— Я ждал вашего звонка, — менторским тоном отозвался он.

— А я ждала вашего.

— Мне нечего вам сказать.

— Вы в этом уверены?

Деверса прочистил горло:

— Назначен следственный судья.

Сердце Анаис пропустило очередной удар. Она задала вопрос на всякий случай, и вот он бумерангом вернулся к ней же.

— Кто именно?

— Филипп Ле-Галь.

Хуже и быть не могло. Новичок, чуть старше ее, свежеиспеченный выпускник высшей судебной школы. Она с ним уже один раз работала. Он напоминал следственного судью, готовившего дело Утро. Те же повадки отличника. Та же молодость. Та же неопытность.

— Меня отстраняют?

— Это не в моей компетенции. Попробуйте убедить Ле-Галя в том, что вы ему необходимы.

— Какие ко мне могут быть претензии?

— Анаис! Вы расследуете убийство. Вне всякого сомнения, связанное с еще двумя убийствами в Стране Басков. На настоящий момент ваши результаты равняются нулю. Ваше единственное достижение состоит в том, что вы позволили подозреваемому скрыться в неизвестном направлении.

Она быстро припомнила все, что удалось сделать. Она установила личность жертвы. Нашла свидетеля — или подозреваемого. Выяснила модус операнди убийцы. За три дня. Не так уж плохо. Но в сущности Деверса прав. Она просто делала свою работу. Добросовестно, но без искры гения.

— Есть и еще кое-что, — добавил комиссар.

Анаис вздрогнула. Неужели все-таки отстраняют? Она жила в постоянном страхе, что ее уволят. И не потому, что она женщина. Не потому, что она молода. А потому, что она — дочь Жан-Клода Шатле, чилийского палача, обвиняемого в убийстве более двух сотен политических заключенных.

Но Деверса нанес удар с неожиданной стороны:

— Говорят, у вас личные взаимоотношения с подозреваемым.

— Что-о? Кто это говорит?

— Не важно. Вы встречались с Матиасом Фрером вне рамок служебной деятельности?

— Нет, — солгала она. — Я вообще встречалась с ним всего раз. Расспрашивала про его пациента. Патрика Бонфиса.

— Не раз, а два. Вы ходили к нему домой вечером пятнадцатого февраля.

— Вы… вы что, следили за мной?

— Нет, разумеется. Это всплыло случайно. Кое-кто из наших ребят видел вашу машину перед домом Матиаса Фрера.

— Кто?

— Не имеет значения.

Вот сволочи. Мир населен сволочами. А полицейские — худшие из сволочей. Всюду суют свой нос. Доносительство у них в крови. Она бесцветным голосом произнесла:

— Да, это правда. Я допрашивала его еще раз.

— В одиннадцать вечера?

Она не ответила. Теперь ей стало ясно, за что именно ее отстранят от расследования. К глазам подступили слезы.

— Я занимаюсь этим делом или уже нет?

— Над чем конкретно вы сейчас работаете?

— Завтра утром собираюсь присутствовать при обыске дома погибших в Гетари.

— Вы уверены, что ваше место именно там?

— Я вернусь завтра же утром. И хочу напомнить вам, что машина Матиаса Фрера была обнаружена неподалеку от места преступления.

— Жандармы не возражают?

— С ними у меня никаких проблем.

— Будьте в комиссариате до полудня. Судья намерен вызвать вас после обеда.

— Экзамен устроит?

— Называйте это, как вам угодно. Но имейте в виду, что до вашей встречи он хочет получить подробный рапорт. Полный отчет о всей проделанной работе. Надеюсь, у вас бессонница, потому что вы должны отправить ему материалы завтра утром по электронной почте.

Деверса уже собрался повесить трубку, когда она вдруг спросила:

— Вы когда-нибудь слышали о ЧАОН?

— Да, что-то такое слышал… А почему вы спрашиваете?

— Один из принадлежащих им автомобилей может быть связан с делом.

— Каким делом?

— Убийством на пляже. Что вам точно известно об этой конторе?

— Мы сталкивались с ними по поводу ограбления в квартале Шартрон. Сотрудники агентства осуществляли охрану одного особняка. По-моему, та еще шайка-лейка. Бывшие вояки. Вы с ними общались?

— С директором. Некий Жан-Мишель Саес.

— И что он вам рассказал?

— Что автомобиль у них угнали за несколько дней до событий. Я хочу проверить, так ли это.

— Ведите себя осторожно. Если мне не изменяет память, у них достаточно высокие покровители.

Она подумала о Ле-Козе, которого отправила прямо в логово зверя. С незаконным обыском, основанным на смутных догадках. И в ту же секунду решила, что не станет ему перезванивать. Ей нужны факты. Инстинкт подсказывал, что здесь что-то кроется… А шишки будем подсчитывать потом…

Она спустилась в холл к кофейному автомату и почти бегом вернулась обратно. Снова открыла «мак» и принялась писать отчет. В конце концов, подвести итог собственным достижениям — не такая уж плохая идея.

* * *

Он проснулся от резкой боли.

Внутренности раздирало мучительным спазмом. Жгучая боль тянулась от лобка и поднималась к ребрам, пронзая спину с такой силой, что ему показалось, что сейчас у него хрустнут позвонки.

Он разлепил глаза. Свет погасили. Весь этаж был погружен в темноту. Что с ним такое? Ответом на его немой вопрос стало громкое бурчание в животе, сопровождаемое нестерпимым жжением в области ануса. Острое кишечное расстройство. Расплата за то, что весь день вливал в себя гадость, выдаваемую за красное вино. А может, пищевое отравление. Или страх. Страх, не покидавший его со вчерашнего дня и вот теперь взорвавшийся где-то в самых печенках.

Он скатился на бок, сжав руками живот, и опустил ноги на пол. Кружилась голова. Ноги дрожали. Срочно в сортир! Больше он ни о чем не мог думать. Согнувшись пополам, он сунул в карман нож и, шатаясь, побрел к двери. Каждый шаг отзывался новым всплеском резкой боли.

На пороге он остановился, ухватившись за косяк. Кажется, в начале коридора он видел туалет… Но вот хватит ли у него сил добраться до него?

Он шагнул в темноту, привалившись к стене. Руки по-прежнему сжимали живот. Со всех сторон доносились звуки: одни кашляли, другие пускали ветры, третьи храпели… Кое-как он дотащился до санблока. И здесь его взору открылась сцена корриды. Двое дежурных навалились на мужчину, который намертво вцепился в кран. Януш видел только его глаза, озаренные безумием. Мужчина не отбивался и не кричал, целиком сосредоточенный на своем трофее. Санитары так же молча упорно оттаскивали его от раковины.

Нет, в этой свалке ему делать нечего.

Душевые! Там тоже есть туалет. Он толкнул застекленную дверь. Повернул направо. Вышел во двор. Ледяной воздух на краткий миг принес иллюзию облегчения. Все вокруг замерло. Даже собаки на крыше первого корпуса угомонились.

Януш понятия не имел о том, который теперь час. Он стоял, погруженный в пучину ночи. В пучину боли. Из последних сил он обошел корпус подонков общества. Свет в душевой не горел. Вот и красные двери, белая кафельная плитка. В помещении царила чистота. Сильно пахло дезинфекцией. Он толкнул дверь ближайшей кабинки. Занято. Изнутри раздавались стоны, сопровождаемые звуками опорожнения кишечника.

Следующая кабинка оказалась свободна. Он открыл дверь головой. Протиснулся внутрь, развернулся, спустил штаны и сел на унитаз, не дав себе труда запереть задвижку. Внутренности как будто резали острым ножом.

Наконец-то! От облегчения он едва не задохнулся.

Веки от наслаждения закрылись сами собой. Он извергал из себя зло. Живот еще болел, но эта боль была ничто в сравнении с чувством блаженства.

Он прислушался к звукам, доносящимся из соседней кабинки. Он и сам издавал точно такие же. Что ж, он стал одним из них. Собрат по дерьму. Соратник по помойке. Здесь, в сортире, он принимает боевое крещение.

И вдруг он застыл.

Перед ним кто-то был.

Не поднимая головы, он приоткрыл глаза. В паре сантиметров от его конверсов стояли начищенные до блеска ботинки фирмы «Уэстон». Его охватила паника. Как это могло случиться? Он не запер дверь. И человек проскользнул в кабинку вслед за ним, только, в отличие от него, не забыл задвинуть защелку. Все это — пока он облегчался.

Януш продолжал притворяться, что не замечает вторжения. Мелькнула мысль о румынах. Но нет, румыны не монтировались с «уэстонами». Он слегка приподнял голову. Узкие, безупречного покроя костюмные брюки выдавали свою принадлежность к одной из лучших итальянских фирм.

Еще чуть выше — и он увидел руки. Руки сжимали трубный хомут. Нейлоновый шнур с насечками на внутренней поверхности. Штука, знакомая рабочим всего мира. А ему-то это откуда известно?

Он быстро поднес к горлу ладонь. Веревка впилась ему в запястье. Он сжал пальцы в кулак, ослабляя давление на горло. Пока убийца готовился повторить попытку, Януш резко вскочил и со всей силы ткнул лбом ему в подбородок. Голова вспыхнула от боли. Януш рухнул на сиденье унитаза, сдерживая рвущийся наружу крик.

Нападавший выпустил свою удавку. Он пошатывался, сотрясая стенки кабинки. Януш не стал тратить время на то, чтобы надеть штаны, и левой рукой — правая по-прежнему была прижата к горлу — толкнул убийцу вон.

Ничего не произошло. Только сейчас он вспомнил, что дверь открывается внутрь. Он нащупал задвижку и дернул ее в сторону. Дверь поддалась. Но выскочить он не мог — путь закрывал своим телом убийца, который, похоже, начал приходить в себя.

— На помощь! — заорал Януш.

В этот миг, именно в этот краткий миг, он понял, что его жизнь висит на волоске. За порогом кабинки, прямо перед ним, стоял второй убийца с пистолетом в руке. Он мгновенно узнал его. Один из соглядатаев, следивших за ним в квартале Флеминг. Один из тех, кто устроил бойню на пляже в Гетари.

Человек в черном поднял руку с пистолетом.

— На помощь!!!

Первый из нападавших загораживал ему обзор. Но вот он, все так же шатаясь и не отрывая рук от лица, вывалился из кабинки. Януш поднял ноги и резко захлопнул за ним дверь. Затем скорчился на сиденье, прикрывая локтями голову, и снова крикнул:

— На помощь!

Ответом ему была тишина. Ни грохота выстрелов, ни дождя из пуль, ни боли. Ничего. По ту сторону дверцы больше никого не было. Он это почувствовал.

Свободной рукой Януш быстро подтерся и — в нем еще сохранялись остатки достоинства — натянул штаны.

Все это время он беспрестанно орал, даже не орал, а визжал, как свинья, которой режут горло:

— На помощь!

Во дворе послышался топот. Сейчас его спасут. Он еле-еле успел спустить воду, и тут на него напал нервный смех. Он жив. Януш выбрался из кабинки и с трудом высвободил пальцы из захвата удавки, помогая себе зубами и свободной левой рукой. Ему хватило ума застегнуть воротник рубашки. Давать какие бы то ни было объяснения по поводу нападения он уж точно не собирался.

Хлопнула дверца. Он обернулся, охваченный новым приступом паники. И обнаружил взлохмаченную голову мужчины с длинной, как у библейского пророка, бородой. Всего лишь его собрат по несчастью из соседней кабинки.

Януш махнул ему, успокаивая, и застегнул последнюю пуговицу на штанах. Омертвевшие пальцы правой руки не желали слушаться. Он склонился над раковиной и подставил лицо под струю воды. В кармане брюк что-то перекатилось. Нож. Он и не сообразил им воспользоваться. Просто-напросто забыл, что у него есть нож.

* * *

— Те gusta?

Вместо ответа пленник с выпученными от ужаса глазами издал нечленораздельный крик. Он дышал через рот, поддерживаемый в открытом состоянии с помощью расширителя — древнего стального инструмента времен Первой мировой войны.

— Те gusta?

Человек попытался помотать головой, но она не двигалась, намертво прикрученная кожаным жгутом к спинке стула. Его вырвало кровью. Лицо его представляло собой месиво из переломанных костей и хрящей.

Но глаза безотрывно следили за змеей, обернутой вокруг запястья палача.

— Те gusta?

Это наканина — ложная водяная кобра, что водится в аргентинских болотах. Черная с позолотой. Вообще-то она не ядовита, но сейчас, когда ее хорошенько разозлили, шея у нее все раздувается и раздувается.

И вот змея уже в нескольких сантиметрах от открытого рта пленника. Тот застонал и зарычал, беспомощно дергаясь… Змея изогнулась, покачала треугольной головой, издала свист и ужалила пленника в губы. Ей было страшно. Ей хотелось спрятаться, заползти в привычную темную и влажную щель…

— Те gusta?

Мужчина еще пытался кричать, но звук застрял у него в глотке. Палач сунул змею ему в рот. Рептилия проворно скользнула в пищевод в надежде обрести надежное укрытие. Метровой длины существо, состоящее из мышц, чешуи и чуть теплой крови, исчезло в горле обреченного, вызвав мгновенное удушье.

Анаис с криком проснулась.

В комнате было тихо, если не считать ее собственного шумного дыхания. Тихо и темно. Где она? Голос отца звучал совсем рядом. Те gusta? Ей даже слышался змеиный свист. Она икнула и расплакалась. В голове стоял туман. В полумраке ей почудилось, что она видит трость и ботинки разной формы… Она в спальне отца?

Нет. Это гостиничный номер. Она в Биаррице. Она ведет расследование. Эта простая мысль принесла ей некоторое облегчение. Но сон не желал покидать сознание. Болела челюсть, травмированная расширителем. В горле извивалась наканина. Анаис закашлялась и растерла шею.

Теперь она окончательно проснулась. Но вместе с ясностью ума вернулись и воспоминания.

Воспоминания, которые терзали ее каждую ночь. Она нащупала на тумбочке часы. Ее не интересовало время, ее интересовала дата. 18 февраля 2010 года. Пора уже забыть Хромого. Она давно не маленькая девочка. Она взрослая женщина. Она полицейский.

В комнате было невыносимо жарко. Она приподнялась, чтобы проверить электрический регулятор батареи, но не смогла высвободиться из-под липкой простыни. Неужели она настолько вспотела? Анаис зажгла ночник.

Постель была вся в крови.

В следующую секунду она поняла почему. Руки. Исцарапанные. Исполосованные. Сплошь в зияющих ранах. Восемь лет она к ним не прикасалась. И вот во сне вернулась к прежнему…

Если бы у нее оставались силы, она бы разрыдалась. Но тут включилась логика. Логика детектива. Каким орудием она нанесла себе все эти порезы? Где орудие преступления? Она поискала в постели и нашла в складках простыни осколок стекла. Подняла глаза к окну. Целехонько. Дошла до ванной комнаты. Окошко было разбито. Пол усеивали многочисленные осколки.

Она бросила себе под ноги полотенце, чтобы не порезаться. Приблизилась к умывальнику. К ней вернулся автоматизм полузабытых движений. Она включила холодную воду и подставила под струи изрезанные руки. Залепила раны туалетной бумагой — лучшее средство остановить кровотечение. Боли она не чувствовала. Она вообще ничего не чувствовала. Вернее сказать, она чувствовала себя хорошо. Как и каждый раз…

Анаис обработала раны духами и забинтовала руки полосами все той же туалетной бумаги. Символично, усмехнулась она про себя: полное дерьмо.

Вернувшись в комнату, она яростно содрала с постели простыню, одеяло и покрывало, скатала все это в ком и бросила на пол. Улики совершенного преступления. И вдруг она замерла. Ей снова слышался голос отца, голос ее ночного кошмара. Те gusta?

Вот почему она уродовала сама себя.

Она мечтала кровью смыть с себя омерзение.

Отрезать себя от собственных корней.

Она села на незапятнанный матрас, прижавшись спиной к стене и обхватив руками колени. И принялась раскачиваться взад-вперед, словно сумасшедший, запертый в палате для буйных.

Она молилась. Тихим голосом, по-испански. Смотрела в одну точку и, не прекращая раскачиваться, бездумно повторяла:

Padre nuestro, que estas en el cielo
Sanctificado sea tu nombre
Venga a nosotros tu reino
Hàgase tu voluntad en la tierra…

* * *

В 7.30 раздался звонок. Все в столовую! Быстрее, быстрее!

Януш пошел вместе с остальными. После эпизода в туалете ему оказали первую помощь. Дали таблетку имодиума, остановившую понос. Выслушали его свидетельство. Он приуменьшил значение события, сведя нападение к стычке с другими бомжами. Но дежурные ему не поверили. Они подозревали румын. Януш поклялся, что это были не они. Его отправили досыпать, пообещав, что завтра утром пригласят к директору для более подробного рассказа. По всей видимости, в присутствии полиции. Он улегся, но уснуть больше не смог. Убийцы в фирменных костюмах. Трубный зажим. Глушитель на пистолете. Как они его вычислили? Следили за ним от самого Биаррица? Получили наводку из ночлежки? Но кто его выдал?

Эта ночь принесла ему хотя бы один ответ на его многочисленные вопросы. После покушения в Гетари он еще сомневался, что и ему угрожает опасность. Но теперь дело прояснилось. Он в списке на уничтожение.

Януш решил, что удерет рано утром, так сказать, по-английски, не прощаясь. Допрос полицейских ему ни к чему. Он пока не собирался возобновлять контакт с цивилизованным миром, особенно с полицией. В комиссариаты наверняка успели разослать его фотографию. А также в благотворительные заведения вроде этой ночлежки и бесплатных столовых, где следовало ожидать его появления. Выходит, надо смываться. И поскорее.

Но ворота ночлежки отпирали только в половине девятого. Он задумчиво сидел над чашкой кофе с куском хлеба, когда в столовой поднялась суматоха. Его сосед по столу вдруг начал дрожать. За ним затрясся еще один, сидевший через три стола. И еще один, за соседним столом. На всех присутствующих в столовой одновременно напала трясучка.

Януш догадался, в чем дело. Эти мужчины и женщины больше восьми часов подряд не брали в рот спиртного. Им не нужен был кофе с тостами. Им требовалось вино. Некоторые из них вцепились в свои чашки. Другие содрогались в конвульсиях, отчего ножки стульев выбивали по полу дробь.

В клинике Пьера Жане подобранные ночью бездомные по утрам демонстрировали точно те же симптомы. Каждая их жила жаждала алкоголя, заставляя тело извиваться в судорогах. Остальные над ними смеялись. И издевательски называли эту тряску «дрожементом».

Януш огляделся. Примерно половина столовой содрогалась от спазмов. Вторая половина хохотала, повторяя: «Дрожемент! Дрожемент!» Януш взял свой поднос и поднялся. Коллективный приступ эпилепсии с минуты на минуту привлечет сюда большинство сотрудников ночлежки. Идеальный момент, чтобы исчезнуть.

Он ставил грязную чашку на стойку, когда его окликнул незнакомый голос:

— Жанно?

Януш обернулся. Перед ним стоял коротышка в черной вязаной шапке и пуховике, подпоясанном простой веревкой. В глазах сиял огонек узнавания. Это было чудо, на которое он уже перестал надеяться.

— Жанно, неужто ты?

— Меня зовут Януш.

— Ну да, я и говорю. Жанно. — Мужчина рассмеялся. — Тебе чего, совсем крышу снесло?

Януш промолчал. Он не помнил этого человека.

— Шампунь, — продолжил тот.

И сдернул с головы шапку, обнажив совершенно лысый череп.

— Шампунь, — повторил он и поскреб голову. — Не, серьезно, ты спятил, да? Чего ты сюда опять приперся?

— А почему мне нельзя?

— Блин, да ты, видать, совсем упился…

— А я много пью?

— Как бочка. Которая без дна.

— Так почему мне сюда нельзя?

— Из-за легавых, почему же еще? И из-за всего остального.

Шум позади них все усиливался. Сотрясения, крики, смех. Ночлежка просыпалась. И ее пробуждение больше походило на страшный сон.

Януш схватил за руку Шампуня и увлек его за собой в более или менее тихий уголок, где стояли термосы с кофе и банки с джемом.

— Я ни фига не помню. Сечешь?

Лысый с философским видом снова поскреб лысину.

— С каждым из нас такое случается.

— Где мы познакомились?

— В «Эммаусе». Ты там пахал.

Вот почему на улице никто его не узнавал. Януш вовсе не был бродячим псом. У него была дыра, куда забиться. Общежитие «Эммауса» в Марселе. Он вспомнил парня, с которым столкнулся в поезде, проходившем через Биарриц. Даниель Ле-Гуэн. Собрат по «Эммаусу». Вот он, след. С него и надо начинать поиск.

Гвалт вокруг сделался непереносимым. В столовой появились сотрудники ночлежки. Их коллеги в это время отпирали ворота. Пора было выпускать зверей на свободу. Януш понял, что должен воспользоваться поднявшейся суматохой.

— Сваливаем! — бросил он Шампуню.

— Да я еще даже не позавтракал!

— Так и быть, угощу тебя в городе чашкой кофе.

Кто-то толкнул его, прижимая к стойке. Вокруг образовалось нечто вроде свалки. Похоже, драка. И как всегда, с горячим участием зевак. Януш крепко взял за руку Шампуня и подтолкнул его к выходу:

— Пошли отсюда.

Мимоходом он бросил беглый взгляд на сбившихся кучкой бомжей. Нет, это не драка. На полу лежала женщина. Неподвижно, как мертвая. Он растолкал зевак локтями и пробился в центр толпы. Склонился над женщиной, встав на колено, и профессиональным жестом нащупал пульс. Она была еще жива.

В ноздри ему ударил сильный яблочный запах. Вот и объяснение. Яблоками пахнет ацетон, выделяемый порами кожи. Она в диабетической коме, вызванной кетоацидозом. Одно из двух: либо женщина пропустила прием инсулина, либо не ела на протяжении нескольких дней. В любом случае ей требовалась срочная инъекция глюкагона. А затем — капельница с глюкозой.

И вдруг его пронзила простая до очевидности мысль. Он и в самом деле врач.

Словно подтверждая эту истину, у него за спиной закричал Шампунь:

— Не мешайте ему! Я его знаю! Он лепила!

Бомжи шумели, смеялись, тряслись. Каждый считал своим долгом дать ценный совет:

— Ей надо кислородную маску!

— Искусственное дыхание! Пустите меня, я умею!

— Легавых зовите!

Наконец подоспели дежурные. Януш поднялся с колен и незаметно смешался с толпой. Следует полагать, сейчас они вызовут врача. Шампунь как ввинтился в толпу, так и продолжал в ней стоять, изображая из себя санитара скорой.

Януш еще раз дернул его за руку и потащил к выходу.

Ворота успели открыть. Бездомные понемногу разбредались по задымленным каменным джунглям. Янушу не терпелось побыстрее убраться отсюда подальше. Но его лысый приятель вдруг резко остановился:

— Эй, погоди! Я же не забрал свои вещи!

Они потеряли еще пять минут в камере хранения. Выбираясь за ворота, увидели подъезжающую машину скорой помощи. Очутившись наконец снаружи, оба двинулись вверх по бульвару. Вчерашнее впечатление не обмануло Януша: квартал перестраивался. Как водится, созиданию предшествовало разрушение. Строительные площадки соседствовали с ветхими зданиями, глядевшими на улицу наглухо заколоченными окнами. Посередине над проезжей частью возвышался мост, по которому мчались автомобили, казалось спешащие поскорее покинуть этот пока еще малосимпатичный район.

Возле дома с облупившимся фасадом прямо на земле лежали бомжи. Словно раввины у Стены Плача, подумалось Янушу.

— Что они здесь забыли?

— Заначку достают. В ночлежку не пускают с бутылками. Вот все и прячут свои запасы. А тут стены в трещинах, как раз бутылка поместится. А утречком вышел — и вот она, родная. Никуда тащиться не надо. Кое-кто даже среди ночи встает хлебнуть. Втихаря, ясное дело. Слышь, а куда мы идем-то?

Сам не зная почему, Януш ответил:

— Я хочу увидеть море.

* * *

Домишко Бонфисов напоминал полурассыпавшийся карточный домик.

Четыре пустых стены окружали ничем не заполненное пространство. Мебель, одежду, утварь — все вынесли на улицу. Ни пола, ни потолка больше не было. Балки, сложенные штабелем, лежали возле дома. Чуть дальше свалили доски. В стенах зияли дыры — их просверлили во многих местах, отыскивая вероятный тайник. Помещение покрывал слой известковой пыли, похожей на вулканический пепел. Внутри деловито сновали жандармы, вооруженные зондами, молотками и металлоискателями, обстукивая и обшаривая каждый уголок пространства.

Имущество Патрика и Сильви Бонфис рассортировали по кучкам и разложили на полотнищах пленки. Над каждой из них соорудили навес из той же пленки, чтобы вещи не попортило дождем.

Анаис медленно прошлась между этими импровизированными палатками. Она была в дождевике и резиновых сапогах. Настроение — хуже некуда. После кошмарного сна она больше не сомкнула глаз. Перечитала и выправила рапорт и ранним утром отправила его электронной почтой судье. Простуда ее так и не отпустила, кроме того, она повздорила с майором Мартено, утверждавшим, что он до сих пор не получил отчета о вскрытии тел. Это было не просто вранье, а наглое вранье.

Одна куча состояла из электробытовых приборов и посуды. Вторая — из одежды, постельного белья и полотенец. Третья — из предметов, извлеченных из ванной комнаты и туалета: раковина, унитаз, ванна. В следующей оказались книги Бонфисов. Анаис не покидало ощущение, что она ходит по лавке старьевщика.

Впервые за долгое время у нее согрелись руки. По пути в Гетари она остановилась возле аптеки и купила набор по оказанию первой помощи. Дезинфицирующий раствор. Заживляющую мазь. Бинты. В машине сделала себе перевязку. Волчица, зализывающая раны.

У нее зазвонил мобильник. Ле-Коз.

Она укрылась под деревом.

— Я кое-что нарыл, — довольным голосом доложил лейтенант.

— Слушаю.

Ле-Коз отправился в ЧОАН и хорошенько потряс ночного сторожа. Получил доступ к документам предприятия. Лицензия. Копии юридических актов. Годовые отчеты. Список клиентов, представленных фармацевтическими или промышленными компаниями, которые пользовались услугами агентства для охраны своих секретов. В сущности, ничего особенного.

Здесь же выяснилось, что агентство принадлежит холдингу, основанному несколькими участниками. Анаис ничего не поняла из описания фирм, перечисляемых Ле-Козом, — до того, как поступить в полицию, ее младший коллега получил экономическое образование. Из этой мешанины имен и названий она уловила одно: холдинг входит в состав крупной французской компании «Метис», специализирующейся на химическом производстве и расположенной в пригороде Бордо. Где-то она уже слышала это название.

— Что ты нашел по «Метису»? — в лоб спросила она.

— Ничего. Или почти ничего. Сфера деятельности — химическое, сельскохозяйственное и фармацевтическое производство. Тысячи служащих по всему миру, большая часть — во Франции и Африке.

— И это все? А кто владелец?

— Это акционерное общество.

— Надо было копнуть глубже.

— Это невозможно. Ты сама знаешь. Я уж не говорю про то, что обыск я производил незаконно. Но главное, любой лишний шаг вперед — и мы упираемся в стену. Тебе уже сообщили, что назначен судья?

— Я встречаюсь с ним сегодня днем.

— Нам оставят расследование?

— Сегодня вечером узнаем. У тебя все?

— Не совсем. Утром появилась новость.

— Что за новость?

— Виктора Януша засекли в Марселе. Мы получили сразу несколько донесений. Ночь он провел в ночлежке для бомжей. Дать тебе номер телефона майора, который руководит его поисками?

* * *

Рыбацкий порт Валлон-дез-Оф — одна из главных достопримечательностей Марселя, но в тот день, 18 февраля, он казался призрачным. Рестораны не работали. Суда стояли на приколе. Пляжные домики были заперты. Пустынная набережная, окружающая рейд, сияла чистотой, словно отмытая мылом. Януша это безлюдье ничуть не смущало. Ему нравилось, как ветер обдувает его лицо. Нравилась висящая в воздухе водяная пыль. Нравилось море, далекое и близкое, незримо присутствующее в каждой частице света. Он как будто пил морскую синеву и дышал морской солью.

Они сидели возле самой кромки воды, напротив акведука, расчертившего своими пролетами небо и водную гладь. Идеальное место, чтобы получить ответы на некоторые вопросы.

— Откуда ты знаешь, что я врач?

— Да ничего я не знаю. А ты что, правда врач?

— Ты же сам только что кричал в ночлежке, что я лепила.

Шампунь пожал плечами. Он собирался позавтракать и извлекал из сумки все необходимое. Пару помятых походных котелков. Вчерашние круассаны, подаренные добросердечной булочницей. Непочатую бутылку дешевого вина, купленную Янушем. Наполнив из бутылки оба котелка, он обмакнул в пойло черствый круассан.

— А ты чего сидишь? Закусывай!

— Я тебе раньше говорил, что я врач?

— Да ничего ты не говорил! Из тебя, если хочешь знать, вообще было слова не вытянуть. Но ты вроде в этом деле чего-то такое соображал. Особенно насчет того, что творится у нас в башке.

— Типа психиатра?

Шампунь молча грыз круассан. Прибой с тихим плеском катил волну за волной, оставляя возле его ног пенный след.

— Ты помнишь, когда мы познакомились?

— В ноябре, кажись. Холодрыга была, не приведи господи.

Януш достал блокнот и начал делать записи.

— Я смотрю, ты в интеллихенты подался, — хмыкнул Шампунь. — А чего не пьешь-то?

— Мы познакомились в общежитии «Эммауса»?

— Ну да.

— А где именно?

Бомж недоверчиво покосился на него. У него была гладкая, очень белая кожа, совершенно лишенная растительности, — ни бровей, ни щетины на подбородке. Сквозь нее выпирали острые кости, делая лицо похожим на череп скелета. Множество шрамов — немые свидетельства драк и потасовок. Но не только. Януш заметил также протянувшийся вокруг лысой головы продольный шрам, явно оставленный хирургом. Несомненно, бомж перенес операцию по трепанации черепа.

— Так где именно в «Эммаусе»? — повторил он вопрос.

— Ну ты даешь! На бульваре Картонри в Одиннадцатом округе, вот где.

Он подлил себе вина и окунул в него второй круассан. Януш по-прежнему черкал в блокноте.

— Двадцать второго декабря меня замели за участие в драке.

— А, про это ты помнишь?

— Более или менее. А ты? Ты знаешь, что там в точности произошло?

— Ну, меня там не было, но потом мы с тобой один раз разговаривали. На тебя наехали ребята из Бугенвиля.

— Что такое Бугенвиль?

— Район Марселя, что ж еще? Неподалеку от Загона. Там тусуется местная банда. Полные отморозки. Беспредельщики.

Интересно, подумалось Янушу, как ему удалось вырваться живым из лап этих бандюг.

— А почему они на меня наехали? Грабануть хотели?

— Грабануть? Да чего у тебя было брать-то? Не, они хотели тебя мочкануть, это точно.

— Это я сам тебе так сказал?

— Да ты их боялся, чуть в штаны не наложил!

— А я говорил тебе, почему они хотят меня убить?

— He-а. Сказал только, что сваливаешь. Что к тебе вернулся свет. Что боги пишут свою историю. Ну, чего-то в этом роде. Ты всегда был с приветом, но иногда мог такое ляпнуть — хоть стой, хоть падай.

Свет. Что за свет? Связанный с его сном? И со сном Патрика Бонфиса? Или симптом диссоциативного бегства? Боги и их история. А это что? Намек на убийство с мифологическим подтекстом? В левой глазнице запульсировала боль.

— А куда я уехал, ты знаешь?

— Не, про это ты не говорил. Блин, да чего такое с тобой случилось-то?

— Сам не знаю.

Шампунь не стал настаивать. Боль в глазу у Януша усилилась, захватив весь лоб. Он уставился на воду и опоры акведука, надеясь, что созерцание мирного пейзажа принесет ему облегчение. Напрасные чаяния. Да и погода начала портиться. Море окрасилось в иссиня-черные тона. Серебристые волны обрушивались на берег с шумным звоном бьющегося стекла. Природа не только не исцелила его, но и сама заразилась его болью.

— Ты недавно говорил, — массируя виски, снова обратился он к приятелю, — что зря я вернулся. Вроде как из-за легавых.

— Ну да.

— Из-за той драки? Но ведь это дело давнее…

— Мать твою, ну ты даешь! Они же тебя ищут. Прямо сейчас. Здесь, в городе. Так и шныряют. Я их сам вчера два раза видал. В «Валентине» и в приюте Марсо. Всех опрашивали, суки. Они ищут тебя, Жанно. Очень ты им зачем-то нужен.

Януш все понял. Он полагал, что в шкуре бомжа нашел себе надежное убежище. Но на самом деле он лишь чудом не попал в лапы марсельской полиции. Анаис Шатле объявила на него охоту не только в Бордо, но и здесь. Выходит, надо срочно менять стратегию.

— А почему они меня ищут, не знаешь?

— Вроде как из-за убийства. Какого-то бомжа в Бордо завалили. Ребята слышали, как легавые говорили с социальными работниками. Но я им не верю! Мы с тобой, Жанно, — он ухватил бутылку с вином и стал пить прямо из горлышка, — не преступники, а жертвы! Мы — жертвы этого общества, а они…

— Еще ты говорил, что мне нельзя возвращаться «из-за всего остального». Что это за все остальное?

— Отморозки из Бугенвиля. Такие ничего не забывают. Если они пронюхают, что ты опять в городе, найдут тебя и — того…

Список опасностей рос день ото дня. Полиция. Люди в черном. И вот теперь банда местных бандитов… Ему хотелось завыть в голос. Но он сидел молча. Как будто под наркозом.

— Это еще не все… — совсем тихо проговорил Шампунь.

Януш наклонил шею, словно подставляя ее под удар. Давай, прикончи меня, говорил его жест.

— Марсельская полиция… Они думают, что ты замешан и в том убийстве…

— Каком еще убийстве?

— Ну, в том, в декабре… Кто-то пришил одного бездомного. Его в каланке нашли. Обгорелого. Тогда болтали, что какой-то псих мочит бомжей. Но больше никого не убили. А может, этот псих перебрался в Бордо.

Януша затрясло. От головной боли мутилось в глазах.

— Почему они решили связать оба убийства?

— Я-то почем знаю? Я тебе не легавый.

Януш вдохнул поглубже. Надо все начинать сначала.

— Ты помнишь, когда точно нашли тело?

— Где-то в середине декабря.

— Личность жертвы установили?

— Ага. Болгарин какой-то. Из пригородной шпаны. Я его не знал.

— Он входил в банду из Бугенвиля?

— Вроде как нет.

— Не знаешь, они нашли на месте преступления отпечатки пальцев?

— Да что ты ко мне привязался? Откуда мне-то знать?

— Хорошо. Что еще ты слышал об этом убийстве? Подумай. Шампунь наморщил лоб — мыслительное усилие давалось ему с трудом. Януш одновременно пытался составить общую картину. Его обвиняют в двух убийствах. Одно совершено в Марселе, второе — в Бордо. Кольцо вокруг него сжимается. Он энергично потряс головой. Он не убийца.

— Так что там насчет этого обгорелого?

— Ну, его нашли в каланке Сормью. Двенадцать километров отсюда, если по прямой. Валялся голый, весь обгорелый. Трепали, что тело течением принесло, но я тебе сразу скажу: брехня. Где его вальнули, там и бросили.

— А почему они решили, что это убийство?

— Так там же все обставлено было!

— В каком смысле — обставлено?

Шампунь расхохотался:

— Мужик был с крыльями!

— Что?

— Зуб даю. У него на спине были крылья приделаны, тоже обгорелые. Журналисты болтали, что мужик летал на дельтаплане и упал в море. Но это все хрень. Где же он тогда обгорел? И почему голый?

Януш его не слушал. Убийца с Олимпа. Это имя молнией в черном небе пронзило его мозг. До того как убить в Бордо Минотавра, он убил в Марселе Икара.

— На, глотни. — Шампунь протягивал ему бутылку. — Ты белый весь.

— Спасибо, сейчас пройдет.

— Чего, соскочить надуман?

Януш повернулся к приятелю:

— Откуда тебе все это известно?

Шампунь улыбнулся и надолго присосался к бутылке с вином.

— У меня связи, — наконец объявил он.

Януш схватил его за воротник и резко притянул к себе. Бутылка опрокинулась и покатилась по наклонной поверхности причала.

— Какие связи?

— Эй ты, отпусти! Просто я знаю одного мужика, и все! Клоди его зовут. Он раньше бомжевал, а потом бросил. Работу нашел.

— В полиции?

Шампунь высвободился и на четвереньках пополз за бутылкой, которая уже почти докатилась до темной воды, и успел подхватить ее в последний момент.

— Почти в полиции, — ответил он, вернувшись на прежнее место. — Он в морге вкалывает, в Ла-Тимоне. Грузит жмуров на катанки. Он мне все это и рассказал. Слышал, как легавые между собой трепались… Эй, ты чего?

Януш уже вскочил на ноги:

— Пошли отсюда.

* * *

Клоди внешне казался воплощением Существа.

Каменного великана из фильма «Фантастическая четверка».

Лысый, здоровенный, немногословный. Одетый в белый халат, он стоял во дворике морга и курил сигарету. Януш с Шампунем приблизились к нему не без опаски, ступая затаив дыхание. Им пришлось пересечь больничный двор, а затем вскарабкаться по лестнице на террасу, где располагалось здание Института судебной медицины. В небе снова сияло солнце, и они оба под своими многослойными одежками обливались потом.

Как ни удивительно, но обстановка вокруг напоминала японский пейзаж. Плоское одноэтажное строение с дверями в форме пагоды служило фоном нескольким густо поросшим листвой деревцам, похожим на стебли бамбука. Где-то поблизости щебетали невидимые глазу птицы, усиливая впечатление дзен-буддистского спокойствия японского сада.

— Привет, Клоди!

— Чего тебе? — не слишком любезно отозвался тот.

— Вот, познакомься. Это Жанно. Он хочет задать тебе пару вопросов.

Клоди внимательно осмотрел Януша. Росту в этом человеке было за метр девяносто. Тлеющая сигарета в его руке казалась петардой, воткнутой в расщелину утеса. Из ноздрей, как из кратера вулкана, вырывался дым.

— Какие еще вопросы?

Януш шагнул вперед:

— Лучше спроси, сколько я могу тебе заплатить.

Каменное изваяние изобразило улыбку. Впрочем, ее вполне можно было принять за гримасу недоверия:

— Зависит от того, что ты хочешь у меня купить.

— Все, что тебе известно о трупе крылатого мужчины, найденном в каланке Сормью.

Клоди уставился на кончик своей сигареты. Степень недоверия удесятерилась.

— Тебе этот товар не по карману.

— Сто евро.

— Двести.

— Сто пятьдесят.

Януш порылся в кармане и вложил в лапу великана несколько бумажек. Он не собирался торговаться с ним до бесконечности. При виде денег у Шампуня глаза вылезли на лоб. Существо заграбастало денежки.

— Труп нашли в середине декабря в каланке Сормью.

— Когда конкретно?

— Дату можешь узнать в полиции.

— Как звали погибшего?

— Не по-нашему. Цветан как-то там еще. Видать, он из Восточной Европы. Парень лет двадцати. В Марселе болтался несколько последних месяцев. Легавые его установили по отпечаткам пальцев. У него уже были неприятности с законом.

Януша это удивило.

— Но ведь труп был сожжен?

— Не настолько, чтобы нельзя было снять отпечатки.

— Где именно обнаружили тело?

— В конце бухты. Прямо напротив острова Казерень.

— Что тебе известно о том, как это произошло?

— На него случайно наткнулась парочка пеших туристов. Труп был голый, обгорелый, на спине — крылья. В газетах писали, что парень утонул, а тело прибило к берегу прибоем. Чепуха! У мальчишки в легких не было ни капли воды.

— Ты присутствовал при вскрытии?

— Нет, это не моя работа. Но я слышал разговор судебного медика с полицейскими.

— Причина смерти?

— Точно не знаю. Вроде помер от передоза.

Еще одна ниточка, связывающая это дело с убийством в Бордо. Почерк убийцы. Икар. Минотавр. Может быть, во Франции совершались и другие преступления с мифологическим подтекстом?

— Почему тело пытались сжечь?

— Встретишь убийцу, у него и спрашивай.

— Расскажи про крылья.

Клоди зажег вторую сигарету от окурка первой. Его затылок украшали маорийские татуировки, похожие на горделивых величественных змей.

— Их сразу отправили в криминалистическую лабораторию. Я их и в глаза не видал.

— Шампунь говорил, что это были крылья от дельтаплана.

— Так и есть. В развернутом виде штука больше трех метров в ширину. Тот, кто его пристукнул, — псих. Крылья были пришиты прямо к телу. Детективы, когда приехали на место преступления, отрезали нитки.

Януш вообразил себе черный обугленный труп со смятыми и полуобгоревшими крыльями. Должно быть, пешие туристы при виде его отскочили как ошпаренные.

— Но это еще не все, — продолжило Существо. — Если я правильно расслышал, на крыльях нашли следы воска и перьев. Убийца постарался.

Дополнительный штрих к мифологической версии. Легенда об Икаре известна едва ли не шире, чем миф о Минотавре. Икар вместе со своим отцом Дедалом томился в плену у царя Крита Миноса. Замыслив побег, они соорудили себе из воска и перьев крылья. Но молодой и неразумный Икар взлетел на них слишком высоко. Воск от жара солнечных лучей растаял. Икар рухнул в море и утонул.

— А другие отпечатки на месте преступления нашли?

— Я рассказал тебе все, что знал. Так что твои бабки я уже отработал.

— Сколько ты хочешь за копию протокола вскрытия?

Клоди гоготнул и выпустил изо рта струю дыма, тотчас подхваченную ветром:

— За такое можно и работы лишиться.

— Сколько?

— Пятьсот евро. И никакого торга.

Януш извлек из кармана пачку купюр по пятьдесят евро. Отсчитал десять штук и пять из них протянул великану:

— Остальное когда получу документ. Жду тебя здесь.

Клоди без слов забрал деньги. Он уже жалел, что не запросил больше. Щелчком отбросив окурок, он развернулся и ушел.

— Бли-ин… — протянул ошеломленный Шампунь. — Где ты надыбал такую кучу бабла?

Януш ничего не ответил. Теперь, когда Шампунь узнал его секрет, положение становилось опасным. За прошедшие сутки он успел получить полное представление о нравах сообщества бомжей. Стоит ему проявить малейшую слабость, Шампунь, не задумываясь, прикончит его, чтобы завладеть деньгами.

Появился Клоди. Он шел, настороженно оглядываясь по сторонам. На стоянке было пусто. Слышался только шум ветра в ветвях деревьев да птичий щебет. Папку он спрятал под халатом. Януш отдал ему оставшиеся деньги и схватил документ — несколько скрепленных степлером листков.

— Я тебя никогда не видел, мужик, а ты — меня.

— Подожди.

Януш быстро пробежал глазами ксерокопии документов, покрытые черными пятнышками краски. Да, это было полное досье. Номер дела: К09 544 32 26. Имя жертвы: Цветан Соков. Имя следственного судьи: Паскаль Андре. Имя руководителя следственной группы: Жан-Люк Кронье. Подробное описание тела и имеющихся на нем повреждений.

— Спрячь быстро! — прошипел ему Клоди. — Ты что, хочешь, чтобы нас тут застукали?

Януш сунул папку под пальто.

— Приятно было познакомиться.

— У тебя еще бабки есть?

— А что? Хочешь еще что-нибудь продать?

Клоди улыбнулся. Пока он ксерил документы, ему на ум кое-что пришло. Кажется, у него и в самом деле есть дополнительный товар на продажу.

— Легавые тогда искали свидетеля. Вроде был один бомж, который все видел.

— Что значит — все видел?

— Все значит все. Убийство. Убийцу. Точно я не знаю. Знаю только, что они хотели его допросить.

Клоди не торопясь закурил еще одну сигарету. На его губах нарисовалась ухмылочка. Он понимал, что держит Януша на крючке.

— Штука в том, что парень рассказывал эту историю до того, как нашли труп. Приперся в комиссариат — в какой именно, я не знаю, — и начал плести всю эту хрень. Никто ему не поверил. На всякий случай записали его треп, и до свидания. А потом — на тебе, труп. Тут уж они сообразили, что к чему. Давай звонить Кронье — он вел следствие. Я сам слышал. В это время как раз вскрытие заканчивали.

Клоди не ошибся насчет ценности информации, о которой так кстати вспомнил.

— И сколько ты хочешь за имя этого парня?

— Пять сотен.

На сей раз Януш решил поторговаться. Вернее сказать, в нем сработал некий примитивный инстинкт, не позволявший поддаваться на каждое предложение без сопротивления. Переговоры не заняли много времени — Клоди почувствовал, что возможности Януша достигли потолка.

— Ладно, отдаю за двести.

Януш достал деньги. Каменные пальцы сомкнулись на пачечке банкнот.

— Мужика зовут Жестянка.

— Жестянка? — возмутился Шампунь. — Он тебя надул, Жанно! Все знают, что Жестянка — псих!

Клоди окинул Шампуня убийственным взглядом, что не произвело на того ни малейшего впечатления. От вида такого количества денег, переходивших из рук в руки, он впал в ярость:

— Жестянка работал на стройке в Марселе. У них там что-то взорвалось, и ему осколком засветило прямо в черепушку. У него эта железка до сих пор в мозгах сидит. Он теперь полный придурок, это тебе любой скажет. Мало ли что он кому наплетет? Если у него, считай, давно крышу снесло? Надул он тебя, говорю же, надул!

Проныра-великан замотал головой:

— А вот легавые так не думают! Они сравнили показания Жестянки и то, что нашли на месте убийства. И все совпало! Обгорелое тело, крылья — все! А он был в участке на день раньше, чем туристы наткнулись на труп.

— Ты сказал, его потом искали. Нашли?

— Без понятия.

Януш кивнул Клоди и направился к лестнице. Шампунь послушно топал за ним. Теперь, убедившись в его богатстве, он от него уж точно не отлипнет. Тем лучше. Поможет ему напасть на след Жестянки.

Но прежде чем броситься на розыски бомжа, Януш хотел восполнить некоторые пробелы в образовании. Касательно Минотавра, Икара и греческой мифологии.

* * *

Крупнейшая в Марселе библиотека располагалась на бульваре Бельзенс, в бывшем кабаре начала XX века «Алькасар», в перестроенном здании — его стеклянный фасад сверкал на солнце как зеркало. В память о прошлом реставраторы сохранили — или соорудили специально — маркизу из стекла и железа в стиле «прекрасной эпохи». Нависая над вполне современным подъездом, она совершенно выбивалась из ансамбля и выглядела дико.

Януш не помнил, откуда у него эти сведения, но тот факт, что память хотя бы в виде таких вот фрагментов возвращалась к нему, не мог его не радовать.

— А ты уверен, что они нас впустят?

— Не боись, — успокоил его Шампунь. — Библиотекарши нашего брата прям обожают. Они же все левые! И потом, зимой нас особенно жалеют. Холод — наш лучший друг!

Шампунь оказался прав на сто процентов. Их встретили с подчеркнутой любезностью. Лысому разрешили даже сложить свои вонючие сумки, правда, не в камере хранения, а в каморке для веников и моющих средств. У Януша нервы были на пределе. Путь убийцы до странности совпадал с его собственными передвижениями. Вопросы копились, а ответа ни на один из них он так пока и не нашел. Отсюда и родилось его желание нырнуть в Античность — приникнуть, так сказать, к живительному источнику и пройти обряд инициации.

Библиотека представляла собой насквозь пронизанную светом башню. В широкие окна лились солнечные лучи, отражаясь от белых стен, озаряя ажурные лестницы и застекленные лифты. Занимая несколько этажей, помещение наводило на мысли о знаменитой башне из слоновой кости.

Шампунь направился к свободному креслу, намереваясь вздремнуть в тепле.

— Ты идешь со мной, — обескуражил его Януш.

— Куда еще?

— Начнем с газет.

Януш приблизился к электронной информационной стойке и зашел в архив региональной прессы. Быстрый поиск выдал ему список статей, посвященных событию 17 декабря 2009 года, когда в каланке Сормью было найдено тело дельтапланериста. В довольно лаконичных заметках говорилось, что личность пострадавшего установить не удалось. Об обстоятельствах его гибели также ничего не сообщалось. Януш стал искать дальше. Но других статей в архиве не имелось.

Любопытно, каким таким чудесным способом майор Жан-Люк Кронье сумел замять дело? Во всяком случае, он вместе со своей группой получил возможность вести расследование в более или менее спокойной обстановке. Януш попытался расширить поиск, но и это не принесло никаких результатов. Он отключился от информационного ресурса.

В действительности он уже знал о происшествии в каланке Сормью гораздо больше, чем все журналисты юго-востока Франции, вместе взятые. По пути в библиотеку он в метро внимательно изучил отчет о вскрытии, полученный от Клоди. Документ не содержал никаких сенсационных открытий, но несколько существенных уточнений Януш из него почерпнул. В особенности его заинтересовало следующее: ровно через сутки после вскрытия по результатам токсикологического анализа тканей стало известно, что в крови Цветана Сокова обнаружена значительная доза героина. В точности как и в случае Филиппа Дюрюи.

Януш поднял глаза. Где здесь у них отдел мифологии? На каждом этаже вдоль стен вилась круговая галерея с табличками, на которых крупно, черным по белому, были обозначены тематические разделы.

— Нам на четвертый этаж, — сказал Януш, найдя указатель «Культура и цивилизация. IV».

Они поднимались по винтовой лестнице. Януш разглядывал публику. За большими столами, под светом настольных ламп, прилежно трудились студенты. Другие сидели с книжками в креслах, выстроившихся вдоль стен, или рылись в полках открытого доступа. Средний возраст посетителей библиотеки составлял примерно двадцать лет.

Здесь собралась молодежь всех оттенков кожи. Белые — с одной стороны учебник, с другой — мобильный телефон. Черные — эти выглядели особенно сосредоточенными и равнодушными к окружающему. Желтые — они больше кучковались, пихали друг друга локтем в бок и тихонько пересмеивались. Бородатые уроженцы стран Магриба в белых молитвенных камилавках — каждый погружен в чтение… Башня из слоновой кости при ближайшем рассмотрении оказалась Вавилонской башней.

Януш чувствовал себя здесь на знакомой территории. Современная мебель, книги, атмосфера приобщения к знаниям — это был его мир. Он не сомневался, что в свое время провел в местах, подобных этому, долгие и долгие часы.

Четвертый этаж. Мифология 291.1. Античные религии 292.

Для начала он просто оглядел корешки и тут же понял, что знает, что ему нужно. «Историческая библиотека» Диодора Сицилийского. Книга четвертая. «Метаморфозы» Овидия. Книги седьмая и восьмая. Следовательно, он уже занимался аналогичными изысканиями. Сердце кольнуло страхом. Неужели он — убийца?

Нет. Это знания из области общей культуры. По всей видимости, помимо медицинского он получил историческое или философское образование. Он понял, что может подробно изложить биографии обоих авторов. Диодор был греческим историком, жившим в I веке до новой эры в Римской империи. Овидий — древнеримский поэт, родившийся накануне наступления христианской эры и изгнанный из Рима за сочинение, озаглавленное «Искусство любви», которое сочли безнравственным.

Он взял с полки оба томика, прихватив заодно несколько исследований, посвященных их авторам. Поискал себе место, отметил, что Шампунь дремлет в укромном уголке, в самом конце прохода, и устроился в кресле подальше от столов. Вытащил блокнот и принялся листать страницы. Ему нужен был Минотавр.

Ничто не ново под луной. Януш выделил всего одну ранее неизвестную ему деталь. Над легендой о Минотавре витало нечто вроде проклятия, связанного с быками. Во-первых, сам царь Минос был сыном быка, поскольку Зевс, пленившись Европой и задумав ее соблазнить, принял облик именно этого животного. Во-вторых, супруга Миноса также прельстилась быком. В результате на свет появилось чудовище — полубык, получеловек. Следовательно, вся эта история началась не без участия своего рода животного гена.

Имело ли это обстоятельство какое-либо значение для убийцы? Януш отметил еще одну деталь. Между мифом о Минотавре и мифом об Икаре существовала связь. Икар приходился сыном Дедалу, который, в свою очередь, был не кем иным, как личным зодчим Миноса, поручившим ему строительство знаменитого лабиринта. Именно Дедал подсказал Ариадне уловку с путеводной нитью…

На самом деле история Икара и Дедала служила продолжением истории Минотавра. Узнав о том, что его придворный зодчий приложил руку к бегству Тесея, разъяренный Минос запер его вместе с сыном Икаром в им же построенном лабиринте. Чтобы вырваться из темницы, отец с сыном и задумали соорудить себе крылья из воска и перьев…

Что за шифр скрывался за этими сказками? Почему убийца остановил свой выбор на них? Он не следовал хронологии, поскольку убил Икара раньше, чем Минотавра. Может быть, он совершил и другие убийства, внушенные другими легендами? Януш уже захлопнул блокнот, когда его вдруг осенило. Между обоими мифами существовала и еще одна общая черта. И в том и в другом случаях действующими лицами выступали отец и сын. Минос и Минотавр. Дедал и Икар. Могущественный и многоопытный отец. И жалкий либо звероподобный сын.

Неужели выбор мифов продиктован отцовско-сыновними взаимоотношениями? Но что за послание в нем заключено? С кем идентифицирует себя убийца? С сыном-монстром? Или, напротив, с потерявшим рассудок отцом, решившим отыграться на суррогатных детях — жертвах убийств?

Януш посмотрел на висевшие в зале часы. Четыре дня. На улице начало смеркаться. Зачем он потратил так много драгоценного времени на изучение всех этих книжек? Лучше бы занялся другим неотложным делом — разыскал свидетеля с железякой в голове по кличке Жестянка.

Он вернул книги точно на то же место, откуда их брал, и направился к спящему Шампуню. Уже протянул руку, чтобы его растолкать, но вдруг передумал, развернулся и двинулся в закуток, где дежурили библиотекари. Две молоденькие женщины сидели там за компьютерами и о чем-то болтали.

Он скользнул за дверь и вежливо поздоровался. Они не отпрянули, не скривились от отвращения. Хорошее начало.

— Извините, пожалуйста…

— Я слушаю вас, — произнесла одна.

Вторая продолжила стучать по клавиатуре.

Януш махнул в сторону ряда полок под номером 292:

— Скажите, вы не замечали здесь кого-нибудь, кто регулярно наведывался бы в этот раздел библиотеки? Я имею в виду, в раздел книг по мифологии и античным религиям?

— Кроме вас, никого.

— Вы хотите сказать, сегодня?

— Нет. Перед Новым годом. Вы — мой единственный постоянный читатель.

Он поскреб подбородок. Щетина кололась как наждак.

— Извините… — повторил он тише. — У меня проблемы с памятью… Я… я часто приходил сюда?

— Каждый день.

— А когда именно?

— Начиная с середины декабря. Ну, что-то в этом роде. А потом вы вдруг исчезли. Но вот сейчас вернулись!

В голове понемногу начинала складываться цельная картина. Так или иначе, но в середине декабря Януш уже знал об убийстве Икара. Он приходил в библиотеку в поисках информации, читал соответствующий миф. Но делал это в рамках собственного расследования. Он охотился за убийцей. Затем, 22 декабря, местной бандой на него было совершено нападение. И тогда он покинул Марсель. И превратился в Матиаса Фрера.

Януш улыбнулся библиотекарше. На самом деле он улыбался самому себе. Он шел по своим собственным следам. Проживал свою жизнь наоборот, шиворот-навыворот.

* * *

У судьи Ле-Галя была очень большая голова.

Не в переносном, а в прямом, физическом смысле слова. Его череп отличался такой шириной, что уши размещались почти на ширине плеч. Чертами лица — приплюснутый нос, вывернутые губы — он напоминал обезьяну. Впечатление уродства усиливали очки с толстыми стеклами. Анаис чувствовала себя в полной безопасности — влюбиться в такого ей уж точно не грозило.

Последние полчаса она старательно излагала ему все обстоятельства дела Минотавра — прочитать ее отчет судья не удосужился. Говорила о связи между преступлением, совершенным на вокзале, и двойным убийством на пляже в Гетари. О том, каким образом в дело замешан скрывающийся от органов правопорядка Матиас Фрер — психиатр из Бордо, в 2009 году бывший бомжем в Марселе. О подозрениях в адрес двух одетых в черное мужчин, умеющих стрелять из винтовки «геката-2» и раскатывающих на внедорожнике модели Q7, якобы украденном у частного охранного агентства.

Судья слушал ее не перебивая. О том, какое впечатление на него произвел ее рассказ, сказать было затруднительно.

То ли он ничего не понимал, то ли не испытывал никакого желания усложнять себе жизнь.

— Пока я могу сделать только один вывод, — наконец заговорил он. — Главный подозреваемый по делу…

— Свидетель.

— Хорошо, пусть свидетель. Но он в бегах, а вам так и не удалось напасть на его след.

— Его видели в Марселе. Я связывалась с тамошними коллегами. Его активно ищут. Никуда он от нас не денется.

Вообще-то это не вполне соответствовало тому, что ей сказали полицейские Марселя, но она предпочла не акцентировать внимание на трудностях. Ей хотелось во что бы то ни стало сохранить доверие судьи.

Он снял очки и потер себе веки.

— Почему он туда вернулся? Разве это не странно?

— Может быть, решил, что Марсель — последнее место, где его будут искать? Или у него есть свои причины…

— Какие причины?

Анаис ничего не ответила. Время излагать свои гипотезы еще не пришло.

— Что конкретно вы намерены предпринять? — Судья снова нацепил очки.

Анаис мысленно вытянулась по струнке:

— Я планирую отправиться в Марсель и принять участие в поисках главного свидетеля по делу.

— Вы полагаете, в этом есть смысл?

— Я разговаривала с руководителем следственной группы Жан-Люком Кронье. Он со мной согласен: моя помощь им не помешает. Я лично знакома с беглецом.

— Да, мне об этом докладывали.

Анаис сделала вид, что не поняла намека.

Затем собралась с духом и выпалила:

— Господин судья! Следствие в Бордо топчется на месте. Мы отсмотрели все видеозаписи с камер наблюдения. Допросили всех бездомных, имевших возможность встречаться с жертвой, то есть Филиппом Дюрюи. Пытались разыскать его собаку. Установили, где он доставал для нее корм, где добывал себе одежду. Отследили цепочки, через которые он доставал наркотики. Мы частым гребнем прочесали вокзал, места сборищ бездомных, каждую городскую подворотню. Изучили состояние всех запасов имальгена — снотворного препарата для животных, которым воспользовался убийца, — в радиусе пятисот километров от Бордо. И что мы получили? Ноль. У нас был косвенный свидетель, присутствовавший на месте преступления, — Патрик Бонфис. Но он был убит вместе со своей женой. Таковы результаты на настоящий момент. Свидетелей нет. Улик нет. Нет ни одного стоящего следа. Единственное, чем мы располагаем, — это отпечатки пальцев Матиаса Фрера, он же Виктор Януш, на рельсах в ремонтной яме. Моя группа может продолжать работать в Бордо, но я должна найти Фрера. А Фрер сейчас в Марселе.

Судья скрестил руки на груди. Он молчал. О чем он думал? Взгляд за толстыми стеклами очков оставался непроницаемым. Анаис умирала от жажды, но попросить стакан воды не осмелилась.

Только сейчас она осознала, что обстановка кабинета совершенно изменилась. Ле-Галь его полностью переоборудовал. Выбросил привычные картотечные шкафы, металлические столы и синтетическое ковровое покрытие. Заменил их стеллажами лакированного дерева и крытыми фетром стульями. На пол постелил настоящий шерстяной ковер. Воссоздал атмосферу нотариальной конторы начала прошлого века…

Еще поразительнее было то, что, несмотря на насморк, она учуяла запах тлеющих ароматических палочек. Может, судья не так прост, как кажется? Может, он тайный буддист? А во время отпуска совершает пешие восхождения на Гималаи?

Ле-Галь по-прежнему не произносил ни слова. Анаис поняла, что должна предпринять что-то еще. Не вставая, она положила локти на стол и самым проникновенным тоном сказала:

— Господин судья! Нам с вами ни к чему рассказывать друг другу сказки. Ставки в этой игре высоки как для меня, так и для вас. Мы с вами молоды. Все вокруг только и ждут, чтобы мы допустили оплошность. Положитесь на меня. С одной стороны, у нас имеется ритуальное убийство, совершенное ненормальным в Бордо. С другой — двойное убийство в Стране Басков. Единственная связь между двумя делами — Матиас Фрер, он же Виктор Януш. Именно я должна найти его, где бы он ни прятался. Отпустите меня в Марсель. Дайте мне ровно два дня!

Судья криво улыбнулся. Казалось, горячность Анаис его позабавила: надо же, ребячество какое. В сущности, каждый из них играл сейчас роль.

— Что конкретно вы намерены делать в Марселе? Или вы рассчитываете найти там что-нибудь еще, помимо Фрера?

Анаис встала и улыбнулась. Ей все-таки удалось углядеть за стеклами очков Ле-Галя светившийся в его глазах острый ум. Тот самый ум, благодаря которому он с блеском сдал все мыслимые экзамены и занимал сейчас это кресло.

— Я думаю, что Януш и из Марселя бежал. Он чего-то боялся. Кроме того, я убеждена, что он тоже идет по следу.

— По какому следу?

— Пока не знаю. Возможно, по следу убийцы.

— Я вас не понимаю. Он убийца или сыщик?

— Обе гипотезы вероятны.

— Вы что, слышали о другом убийстве? Думаете, мы имеем дело с маньяком?

Анаис замахала обеими руками: она терпеть не могла это слово. И считала, что делать подобные выводы слишком рано.

— Вы проверяли по базе данных преступников с психическими отклонениями? — не отставал судья.

— Разумеется. И в Форт Рони звонила. Безрезультатно. Но это настолько тесно связано с критериями квалификации преступлений…

— Знаю. Но все же на чем основаны ваши предположения?

Она могла выдать ему целый букет трескучих фраз. Но предпочла голую истину:

— На интуиции.

Судья несколько долгих секунд в упор смотрел на нее. Скромный нотариус исчез — перед ней сидел загадочный будда с непроницаемым лицом. Наконец он испустил глубокий вздох и приподнял кожаный бювар. Под ним лежал белый листок. Анаис обратила внимание на необычное качество плотной глянцевитой бумаги. От листка веяло стариной. На такой бумаге присылали приглашения на бал. Или отказ в помиловании.

— Что это?

— Я освобождаю вас, капитан.

У нее дернулась челюсть.

— Вы… вы меня отстраняете?

— Ос-во-бож-да-ю, — произнес он по слогам. — Вы понимаете человеческую речь? Я направляю вас в Марсель. Статья восемнадцатая Уголовного кодекса, пункт четвертый. Следственный судья имеет право направить следователя, работающего по делу, в любую точку Франции, если это служит «установлению истины».

Она нутром чуяла какой-то подвох. Слишком уж все просто.

— А моя группа? Она будет продолжать расследование в Бордо?

— Скажем так: она будет помогать новому руководителю группы.

Вот оно что. Судья выслушал ее, но все было решено заранее. Наверняка Деверса еще вчера был в курсе дела. Она могла бы сейчас кричать, негодовать. Уйти, хлопнув дверью. Но, если честно, ей было все равно. Ее отпускают в Марсель. А это — главное.

— Кто назначен новым руководителем группы?

— Морисе. Очень опытный офицер.

Анаис не сдержала улыбки. В Главном полицейском управлении Морисе прозвали «могильщиком» — он всегда стремился попасть работать на участки, расположенные поближе к кладбищам. Тридцать лет беспорочной службы, нацеленной на получение премиальных, положенных комиссару полиции за констатацию смерти. Да уж, Морисе — явно не тот шустрый и изобретательный сыщик, которому под силу поймать наделенного высоким интеллектом преступника.

Ле-Галь подтолкнул к ней листок. Она протянула за ним руку, но он, словно передумав, накрыл листок своей ладонью.

— Что вы можете сказать об убийцах, орудовавших в Стране Басков? Об этих самых людях в черном?

У Анаис оставался единственный след, информацией о котором она не поделилась с судьей. «Метис» — химико-фармацевтический холдинг, возможно связанный с убийством рыбака и его подруги.

— Пока ничего, — солгала она. — Вернее, только одно. Дело может оказаться гораздо шире, чем представлялось поначалу.

— В каком смысле шире?

— Об этом рано говорить, господин судья.

Он убрал руку с листка. Она взяла его и прочитала. Это было подтверждение ее полномочий на проведение расследования на всей юго-восточной территории Франции. Анаис спрятала листок в карман. Запах ладана придавал всему происходящему некий религиозный смысл.

— Два дня, — заключил Ле-Галь, поднимаясь из-за стола. — Считая с завтрашнего дня, пятницы. В понедельник вы приведете сюда, в этот кабинет, Матиаса Фрера — в наручниках и с подписанными показаниями. Иначе вам лучше не возвращаться.

* * *

— Надул он тебя! Я тебе сразу сказал: он тебя надул!

На протяжении последних двух часов Шампунь без конца твердил одно и то же. Все эти два часа они безуспешно прочесывали Марсель в поисках Жестянки.

— Да он помер давно, Жестянка твой! Никто его с декабря и в глаза не видал. Как пить дать, Клоди сам грузил его трупешник в морге, вот и набрехал, чтобы из тебя бабло вытрясти. Ты купил показания жмурика!

Януш шагал молча. Он и сам склонялся к тому же выводу, что сделал Шампунь, но не желал расставаться с надеждой. Иначе ему оставалось одно — лечь на тротуар и ждать, когда его арестуют. Жестянка был его последним шансом узнать правду.

Они вернулись к клубу «Перно» — впустую. Сделали крюк, заглянув на площадь Виктора Желю, — с тем же успехом. Никто давным-давно не видел Жестянку. Януш с Шампунем прошли по Канебьер и задержались возле реформистской церкви. Безрезультатно. Дотопали до театра «Жимназ», но лишь для того, чтобы стать свидетелями очередной потасовки между побирушками. И поскорее убрались прочь, пока и им не влетело.

Теперь они двигались в сторону дневного приюта Марсо, чтобы порасспрашивать его посетителей, а заодно выпить по чашке горячего кофе. На город спускались сумерки, промокашкой впитывая в себя дневной свет. Чем быстрее темнело, тем неудержимее росла в нем волна страха. Заслышав вдалеке завывание полицейской сирены, он вздрагивал всем телом. В каждом случайно брошенном на него взгляде ему чудилась угроза, и он спешил ниже опустить голову. Полиция. Убийцы. Бандиты из Бугенвиля. Все эти люди ищут его. Кому из них повезет первому?

Наконец они миновали Триумфальную арку д’Экс и ступили под гостеприимные своды приюта Марсо. Социальные работники организовали для бомжей вечеринку с караоке. При виде оборванцев, оравших песни, разевая беззубые рты, Януш инстинктивно отступил к дверям.

— Иди ты, — сказал он Шампуню. — Я тебя на улице подожду.

Он дрожал крупной дрожью, хотя после двух часов быстрой ходьбы обильно вспотел. Укрывшись под аркой, ведущей ко входу в приют, он решил еще раз перечитать отчет о вскрытии.

Но тут его внимание привлек негромкий шум. В нескольких метрах от него на земле сидел мужчина — в темноте он не сразу его заметил. Януш прищурился и разглядел сидящего. Тот был одет в драный свитер и замызганные пижамные брюки. Рядом с ним стояли два пластиковых пакета. Лицо мужчины белело в сумерках, напоминая маску Пьеро. Только это был странный Пьеро — с подбитым глазом и огромным синяком на опухшей щеке.

— Приступаем к трансформации, — еле ворочая языком, пробормотал он.

И поднес к губам бутыль из серого пластика. Стеклоочиститель, поразился Януш, но тут же отогнал эту дикую мысль. Наверняка в бутыли дешевое вино неизвестного ему сорта.

— Трансформируемся, мужик.

— Во что? — автоматически спросил Януш.

— Этот город насквозь прогнил, — продолжал тот, не слыша вопроса. — Он болен проказой… Каждый, кто здесь живет, заражен его грязью и вонью. Ты и сам не замечаешь, как превращаешься в асфальт, выхлопной газ и резину для покрышек…

Спорить против этого бреда Януш не собирался — не было сил. Напротив, от усталости он утратил всякую способность к сопротивлению. Бомж вдруг предстал перед ним кем-то вроде оракула. Тиресия каменных джунглей. Януш посмотрел на свои руки. Его кожа на глазах приобретала грязно-серый гудронный оттенок. Изо рта вырывались облачка двуокиси азота…

— Здорово, Диду.

На пороге приюта стоял Шампунь. Его приветствие повисло в воздухе — Диду намертво присосался к бутылке.

— Ты его знаешь? — спросил Януш.

— Кто же не знает Диду? Корчит из себя пророка. — Шампунь понизил голос. — Псих натуральный. У нас его боятся. Попробуй скажи, что он гонит пургу, — он тебе живо накидает.

Януш вознес мысленную благодарность Шампуню, своим появлением развеявшему морок. Про странного типа в пижамных штанах он уже забыл.

— Новости есть?

— Ни фига. Сгинул Жестянка — был, да весь вышел. Жрать хочется…

Шампунь слегка разрумянился. В приюте он явно пил не только кофе. Януш тоже умирал от голода, но о том, чтобы сунуться в бесплатную столовку, не могло идти и речи.

Словно прочитав его мысли, Шампунь объявил:

— Сегодня ужинаем в ресторане.

— В настоящем?

— Ну, почти!

Через десять минут они уже стояли на заднем дворе забегаловки, торговавшей фастфудом. Воняло прогорклым жиром. Шампунь первым сунул голову в контейнеры с отбросами.

Януша мутило. Тупичок напомнил ему внутренний двор дома, где вчера утром он обливался дешевым вином. Ему казалось, что со дня этого жуткого боевого крещения миновала вечность.

Шампунь появился с грудой объедков в пищевой пленке.

— Кушать подано! — со смехом провозгласил он.

И принялся кидать Янушу добытые сокровища, перечисляя:

— Помидорчики! Хлебушек! Сырок! Ветчинка!

Януш принимал подачку, раздираемый голодом и отвращением.

— Только экологически чистые продукты! — победно заключил Шампунь.

Разорвав обертку на куске подтаявшего быстрозамороженного хлеба, Януш вонзился в него зубами. Желудок отозвался благодарным урчанием. Януш раздирал остальные обертки и жадно пожирал ветчину, сыр, маринованные огурцы… С каждым проглоченным куском его передергивало от сознания глубины собственного падения. Два взрослых человека сидят на корточках и грязными пальцами с урчанием едят то, от чего отказались другие. Крысы, борющиеся за выживание в городском лабиринте.

— Кока-колы?

Шампунь протягивал ему пластиковый стакан со сломанной соломинкой. Януш схватил его и выпил залпом. В его жилы возвращалась жизнь. В мускулы — сила.

— Где сегодня ночуем? — задал он жизненно важный вопрос.

— Тут надо подумать… В ночлежку нельзя. Там легавые кишмя кишат. Да еще эта банда из Бугенвиля…

Его тронула забота Шампуня — если только он не вынашивал план во сне перерезать ему горло.

— Найдем местечко на природе. Я такие знаю. Правда, сейчас февраль… Социальщики по всему городу так и шныряют. Ну и полиция тоже. Не хотят, чтобы народ на улице ночевал. Если кто-то из наших даст дуба, им живо накостыляют.

Перспектива ночевки под открытым небом пугала Януша. Он боялся нападения местных бандосов.

— А в каком районе эти гады из Бугенвиля на меня напали, ты не помнишь?

— Вроде как в Ла-Жольет. Возле доков.

— А я что там забыл?

— Мне-то почем знать? Ты тогда все больше в «Эммаусе» тусовался.

«Эммаус». Януш сообразил, что до сих пор не расспросил тех, кто должен был знать его лучше всего. Но сейчас уже слишком поздно. Его фотографии наверняка разослали по всем благотворительным общежитиям. Тут его осенила новая идея. Он порылся в карманах и нашел визитку, полученную от мужчины в поезде, проходившем через Биарриц.

Даниель Ле-Гуэн

компаньон «Эммауса»

06 1735 44 20

— Тут где-нибудь есть телефон-автомат?

Назад: I Матиас Фрер

Дальше: III Нарцисс

II Виктор Януш

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

II
Виктор Януш