Глава пятнадцатая
Я спрашиваю себя, не бывает ли порой, что смерть становится предпочтительней жизни? Последнее путешествие улаживает многие проблемы. Как просто было бы закрыть глаза, в последнем усилии нажать указательным пальцем на гашетку и отправиться по длинному белому туннелю…
Вытянувшись на моей постели и укрывшись кружевом перистых облаков, солнце двигалось к закату в плюмаже красных предвестников прохладных осенних дней. Куколка валялась на полу в луже масла. Она как будто плакала, страдала и медленно умирала, как и я. В тот вечер я узнал, что сон больше не примет меня, что отныне у моих ночей появится бледное лицо моих ужасных дней.
Мне было страшно.
Образы, сменяющие друг друга на экране моих открытых или закрытых глаз, отрывали меня от реальности. Он постоянно являлся на своем скакуне, потрясая над головой мечом… Красный Ангел… Отец Михаэлис… Я видел, как колышется в воздухе эта черная сутана, видел черный капюшон, опущенный на какую-то полую форму… Я видел это, как собственное отражение в зеркале. Его зловонное дыхание терзало мои плечи, смех, словно извергающийся из его внутренностей, пронзал меня насквозь, и я закрывал уши руками.
Больше всего меня тревожила вязкая субстанция, которая залепляла сознание и не давала унестись к более благосклонным небесам. Я был одержим манией преследования, и на усилия, которые я прилагал, чтобы прогнать это овладевшее моей душой существо, уходила вся моя энергия. Я ощущал пронизывающие меня волокна печали, увлекающие мой разум в паутину полного безумия. Да… Слыша этот голос, осознавая свою неспособность прогнать отрывающие меня от мира реального образы, я понял, что схожу с ума…
Я не мог набраться смелости, чтобы посмотреть четыре диска, зафиксировавшие муки, которые испытывала моя жена, — муки, которых не выдержало бы даже самое бесчувственное животное. И все же я молился, чтобы снова увидеть ее призрачное лицо. Но увидеть ее такой — покорной, поруганной, лишенной индивидуальности — было для меня убийственным испытанием. Косое лезвие ее умоляющего взгляда заставило бы меня без колебания свести счеты с жизнью. Я надеялся, что однажды Сюзанна возродится где-нибудь далеко отсюда, вдали от этого паршивого мира, в окружении любящих душ, которым, так же как ей, нравится вдыхать свежий запах коры кленов в густых канадских лесах…
Так и не сомкнув глаз, я, словно извлеченный из могилы мертвец, наутро притащился на Набережную.
Леклерк позволил мне продолжать расследование, опасаясь того, что могло бы со мной произойти, если меня отстранить от дела. Он дружески разговаривал со мной, хотя обыкновенно был холоден с теми, кто отваживался приблизиться к нему. Я не мог позволить себе оставаться дома, в этом пахнущем духами Сюзанны застенке, и бесконечно размышлять. Люди в коридорах здоровались со мной, но я не отвечал им, я просто шел, вот и все. Оказавшись у себя в кабинете, я снова попал во власть этих образов.
Диски, разумеется, побывали в руках самых серьезных специалистов по расшифровке изображений, психологов, полиции, Элизабет Вильямс. Одни усиливали низкие частоты, чтобы выявить почти неразличимые звуки; другие отмечали время разных съемок, пытаясь обнаружить глубинное соотношение событий или сделать вывод об умонастроении убийцы в момент совершения преступления. Но никто из них не мог вернуть мне жену.
Четыре диска, четыре эпизода… Сюзанна в цепях, с округлившимся животом, с ошеломленным лицом, словно умоляющим, чтобы ее наконец освободили.
Фильмы, показывающие ее неописуемые страдания. Где таились другие эпизоды? Августовские, сентябрьские? В чьих поганых руках?
Наш главный, начальник Судебной полиции Парижа, отдал приказ о проведении спецоперации. Были привлечены все региональные управления, получившие приказ арестовать всех, поименно перечисленных на знаменитой дискете. Они будут допрошены и, возможно, отправлены в тюрьму. Однако никто из этих монстров не знал, кто скрывается за Красным Ангелом или за этой реинкарнацией не знаю чего…
Будь у меня такая возможность, а главное, право, я бы их всех убил, одного за другим, выстрелом в голову. Я бы послал в барабан одну пулю, раскрутил его и нажал бы на гашетку. И если бы не раздался выстрел, я бы начал сначала, еще и еще. А главное, я бы их спросил — почему? Почему? Почему?
Я осознал присутствие Элизабет Вильямс, только когда она буквально закричала мне в ухо. Она подвинула стул, села рядом. Я решил выслушать ее, но Красный Ангел где-то в уголке моего сознания не давал мне покоя…
— Франк… Я… Что сказать? Я… думала, это всего лишь легенда… Никогда не было доказано, что это действительно существует… А сегодня у нас есть доказательство… Боже…
— Вы о чем?
— О «snuff film». Об этих убийствах, заснятых на видео, чтобы удовлетворить фантазмы влиятельных людей…
Страшные картины перед моими глазами. Моя жена, замурованная в гробу с разлагающейся плотью животных… Видя, что я не реагирую, Вильямс продолжала:
— Я… я уже и не знаю, в каком направлении продолжать поиски… Наш убийца возникает в двух совершенно разных измерениях. Сначала он воспроизводит преступления отца Михаэлиса, что поначалу наводит нас на мысль о том, что это фанатик, принимающий себя за святого, которому поручено вершить Божий суд. Затем есть другой аспект, аспект «snuff movie», необходимость продавать убийства, способ… зарабатывать деньги… А если с самого начала его только это и интересовало: деньги? Тогда мы оказываемся очень далеко от Красного Ангела, от этих демонов, так? Я… я провалилась, Франк! Все мои построения рухнули! Я всего лишь направила нас по ложному пути…
— Вы сделали все, что могли, Элизабет. Что бы вы там ни думали, вы нам очень помогли…
— На этом, комиссар, моя роль заканчивается. Мне дали понять, что в моих услугах больше не нуждаются. Еще пару дней я поработаю, а потом меня сменит Торнтон…
— Но…
— Тсс… Я вернусь во Флориду… к своему прекрасному озеру, чтобы приятно проводить там время… Когда я буду готова, я вернусь… И снова буду преследовать преступников, как вы…
— Я больше не буду преследовать преступников, Элизабет… Я больше не могу… Я… я пока не знаю, чем все это закончится… Плохо, конечно, очень плохо…
— Не говорите так, комиссар! Ваша жена жива, хотя вы не знаете, где она! Зацепитесь за ее образ и боритесь, боритесь!
— Наверное, уже нет… Он убил ее. Я это чувствую…
Я увидел, как зрачки Элизабет расплылись по белку, словно нефтяное пятно, а потом снова сузились до булавочной головки.
— Нет, я знаю, что она жива. Я… я это чувствую, Франк… Надо, чтобы вы посмотрели диск. Я снова видела сон. Вещий… Вы должны посмотреть!
Я сжал кулаки:
— Я не могу, Элизабет!
— Это единственный способ спасти ее! Может быть, что-то привлечет ваше внимание, именно ваше! Что-то, что ускользнуло от нас! Сделайте это усилие, Шарк, ради любви вашей жены! Чтобы заметить ту грязь, которая порочит жизнь и Бога! Сделайте это, Шарк! Сделайте же!
Я достал бумажник и бросил грустный взгляд на сепированную фотографию жены. Сила любви наполнила мое сердце печалью. Я пробормотал:
— Я сделаю, как вы сказали, Элизабет… Я посмотрю диски…
* * *
Зал цифровой обработки научно-технического подразделения полиции напоминал студию звукозаписи, вроде той, что в Экюлли, только гораздо меньшего размера.
В поисках истины в ней обрабатывали различные видео— и звукозаписи, изъятые в ходе судебных разбирательств.
Я устроился в небольшой комнате, где громоздились видеомагнитофоны, телевизор, компьютер и множество других приборов, назначения которых я не знал. Инженер Паскаль Артемис положил на телевизор четыре диска:
— Мсье Шарко, если хотите, вы можете смотреть фильмы целиком, но я скопировал отдельные куски и перевел их в цифру, на отдельный диск, чтобы выявить что-нибудь… Куски, где можно отметить изменения места, положения…
— Как это? Я не понимаю…
— Вы увидите…
Он усадил меня перед телевизором.
На экране появились первые кадры. Сидящая на стуле Сюзанна; руки связаны за спиной, а лодыжки примотаны к ножкам стула… Хрупкое фарфоровое тело вырисовывается на темном фоне… ослепительный свет бьет прямо в лицо и заставляет ее почти закрыть глаза. От этих кадров я снова ощутил бессилие и отчаяние; меня охватило желание встать и бежать отсюда. Но внутренний голос приказал мне сидеть.
Артемис прервал просмотр и открыл другой файл, цифровую реконструкцию, заранее записанную им в компьютер.
— На первом диске видно, что ваша жена была многократно снята под разными углами. У нас есть мощная программа экстраполяции. По отдельным изображениям, при помощи алгоритма предсказания и обработки контрастности, освещенности и иных параметров, мы имеем возможность почти полностью восстановить картину того места, где она находится. Посмотрите…
Он нажал на «пуск». Появилась комната. При помощи чего-то вроде виртуальной камеры создавалось ощущение, будто мы находимся внутри.
— Похоже на благоустроенный туннель, — заметил я.
— Точно. И столбы, поддерживающие своды, и выступающая иногда на объективе сырость свидетельствуют о том, что это под землей. Пещера…
Картинка постоянно повторялась, мы видели кровать, ночной горшок, стол, стул, висящее над кроватью небольшое распятие. Крепкая металлическая дверь перекрывала вход в помещение. Преисподняя, Тартар…
— Еще одна сцена… — сказал Артемис. — Невыносимая… Показывать?
Я утвердительно кивнул, и он нажал кнопку. Снова появилась Сюзанна со связанными руками. Теперь она стояла в углу. Пластмассовый шар с продетым сквозь него кожаным шнурком мешал ее губам шевелиться. На потрескавшейся от холода и утончившейся от постоянных ударов коже, казалось, была записана история ее страданий. Хотя волосы у нее были чистые и простыни на постели тоже. Ее освещал мощный фонарь, а изображение, в отличие от предыдущей сцены, подрагивало. Видимо, он держал камеру в руке. Металлическим, измененным холодным голосом он приказал:
— Вперед! Вперед, сука!
Она, задыхающаяся от ужаса, придавленного кляпом у нее во рту, повиновалась. Они вышли из помещения, и перед ними открылся узкий темный проход. Они двинулись в лабиринт: она впереди, он позади, чтобы фиксировать страдания моей жены. Инженер, как и в предыдущий раз, вывел на экран детали, скрытые от невооруженного глаза:
— Показывать, комиссар?
— Да. Продолжайте.
— Ладно. Видите пазы вдоль стен? По другим картинкам видно, что они расположены примерно в пяти метрах один от другого. Возможно, в старину в них укрепляли факелы для освещения сводов. Эксперт-геолог утверждает, что стены не меловые, а из известняка, расположенного непосредственно над меловыми отложениями и состоящего, возможно, из нуммулитового слоя или окаменевших ракушек. Относительно некоторых планов, где более яркое освещение, он практически уверен. Он припомнил одну интересную подробность, зафиксированную в его топографических архивах. Недалеко от Парижа, в деревне Друазель, провалился подвал, образовав дыру метров шесть глубиной. В тот же день по зданию рыбного рынка и соседнему дому пошли сильные трещины. Подумали, что причиной тому подземные пласты. Специалист по гражданскому строительству затеял раскопки. Зондирование ничего не дало, тогда он принял решение пробурить глубокую скважину с укреплениями и перегородками, и через несколько недель на глубине четырнадцати метров было обнаружено большое подземелье со сводчатыми помещениями. По некоторым документам, прорытое в двенадцатом веке еврейскими общинами для хранения ценных предметов, поскольку им было запрещено торговать и они были вынуждены соблюдать суровые ограничения, введенные властями. Эти подземелья имеют те же характерные черты, как и то, где содержится ваша жена.
Стул отлетел назад, я стремительно вскочил:
— Сколько подземных галерей зарегистрировано?
— Более двух десятков, разбросанных по всему парижскому бассейну. И каждый год обнаруживают все новые. Ваш шеф уже организовал операцию по раскопкам в сотрудничестве с различными полицейскими службами. Но очень возможно, что именно это ответвление еще не известно, поскольку зарегистрированные галереи охраняются и поддерживаются…
— Черт возьми!.. Моя жена под землей…
Мне на память пришли видения Дуду Камелиа: сырость, гнилое место, где он держит Сюзанну… Предчувствия старой гвианки подтверждались с самого начала…
— Комиссар?
— Да…
— Если позволите, я продолжу. Акустическое исследование не дало результатов. Ни одного звука или шума, который позволил бы нам определить местоположение объекта. Что подтверждает изолированность и глубину залегания галереи.
Он выпил воды и предложил мне. Я отказался. Смяв пластиковый стаканчик, он бросил его в мусорную корзину.
— Продолжительность каждого фильма — двадцать минут. Судя по датам внизу экрана, съемки производились примерно месяц, начиная с апреля две тысячи второго. Значит, вы должны были обнаружить шесть фильмов, поскольку вашу жену похитили уже больше полугода назад. Или Дюлак прятал их где-то в другом месте, или по той или иной причине последние эпизоды к нему не поступили.
— Мы их найдем у других подонков… У тех уважаемых людей… чьи фамилии записаны на дискете…
— Э-э-э… Вообще-то, другие изображения показывают, что, судя по следам на руках вашей жены, он регулярно вводит ей лекарственные препараты… На большинстве изображений она с кляпом и связана, что мешает ей подать малейший знак. И все же мы обнаружили две смутившие нас детали. Во-первых, видите это маленькое распятие над кроватью?
Я кивнул. Артемис сменил картинку:
— А теперь что вы заметили?
— Похоже, оно перевернуто… В отличие от предыдущего кадра здесь не видно изображения Христа… Оно теперь повернуто к стене…
— Точно. То же самое мы видим на протяжении почти всего первого фильма. На других видео крест исчез, что свидетельствует о том, что убийца заметил маневр.
— Что это может означать?
— Мы не знаем… Поэтому очень рассчитываем на ваше участие… Может, перевернув крест, она пыталась намекнуть на какой-то символ, определенную двойственность? Ночь — день? Луна — солнце? Черное — белое?
— Увы, не могу понять… Вы сказали, есть еще вторая деталь?
Он поднялся и взял диск с первым эпизодом:
— На этом диске взгляд вашей жены иногда становится каким-то… блуждающим…
— Как это?
— Зрачки внезапно смещаются влево и возвращаются на место. Это напоминает заболевание глазных мышц, нистагм…
Я вскочил, вырвал у него диск и вставил в считывающее устройство:
— Покажите!
Артемис запустил быстрый просмотр, отмотал назад и остановился на сцене, где стоящая на штативе камера снимала, как моя жена мочится в металлический горшок. Дрожание глаза было очень кратким, почти неуловимым. Инженер промотал еще… Просмотр… Снова то же движение глаз.
— Мы не сразу обратили внимание, сочтя, что ваша жена и правда страдает этим недугом. Но на втором диске произошел разрыв. В следующем кадре мы снова видим вашу жену… с гематомой под левой скулой. А характерное движение глаза отсутствует. Похоже, он тоже его заметил, как и перевернутое распятие. Такой дефект глаз вам о чем-нибудь говорит?
Я попросил у него мышку и пересмотрел сцену… Глаза убегают влево… Еще и еще раз…
— У ее брата-шизофреника глазное заболевание, нистагм. Его глаза часто вот так же уходят влево, а потом сами собой возвращаются на место. Но… С чего бы ей подавать нам такой знак?
— Совершенно очевидно, ваша жена хотела напомнить вам какую-то важную деталь, возможно связанную с ее братом… Есть вероятность какой-то связи?..
— Я был бы очень удивлен… Он в клинике уже больше полугода… Боже мой, Сюзанна, что ты пытаешься мне сказать? — Я долго глядел в потолок. — Вы обнаружили еще какие-то знаки?
— У меня целая бригада трудится над дисками. Очень кропотливая работа. Копия всех записей отправлена в Центр научной полиции в Экюлли, чтобы они помогли нам. Они там корпят над ней день и ночь. Результаты будут поступать к вам по мере продвижения расследования. Если он совершил малейшую ошибку, мы ее обнаружим. А теперь, если хотите, можете просмотреть диски. Не забывайте, что ваша жена доверяет вам и что она, совершенно очевидно, хотела при помощи глаз и распятия передать нам какую-то информацию.
— Хорошо… Я бы предпочел остаться здесь один, если можно…
— Понимаю, комиссар. Сколько угодно… Если вам понадобится какая-нибудь помощь, я буду в соседней комнате…
И я вставил в компьютер первый диск. И сел на стул. И молил Всевышнего простить меня за то, что я собираюсь это смотреть… И умолял Его ниспослать мне мужество. Много мужества… И я понял, что отныне никогда, никогда не сомкну глаз, если рядом со мной не будет моей жены…
Потому что если такое снова случится, я лучше умру…
* * *
Внезапные движения глаз Сюзанны были связаны с ее братом, но, как я ни напрягал свои извилины, я не понимал. Мне пришло в голову, что единственный способ узнать правду — это встретиться с Карлом.
Вдавив педаль газа в пол своего автомобиля, я помчался сначала по А13, а потом по А1. Но действительно ли правда ждала меня в конце этой асфальтированной дороги? Карл уже больше полугода содержался в психиатрической клинике. Я туда явлюсь — и что дальше? Покажу ему фильм? Еще больше расстрою его?
Проехав около тридцати километров, я свернул в первую попавшуюся зону отдыха и вышел из машины, чтобы сполоснуть лицо холодной водой.
У меня перед глазами, поверх суеты легковушек и тяжелых грузовиков, стоял умоляющий взгляд моей жены, это выражение, которое должно было куда-то привести меня. В никуда…
Какая связь могла образоваться между Красным Ангелом и Карлом? Зачем Сюзанна настаивала на этой нервной болезни глаз? Почему она старалась навести меня на мысль о шизофрении? И этот перевернутый крест, то лицом, то изнанкой… Эта двойственность… Лицо — изнанка… Орел — решка… Ноль — один… Один… Ноль… Один… Нули и единицы… «Зачастую, чтобы перейти от проблемы к ее решению, достаточно поменять местами несколько нулей и единиц…»
Мое сознание словно озарило молнией. Решение огненными буквами отпечаталось в моей душе. Подумать только, оно было там с самого начала…
Я стремительно выехал на трассу, при первой же возможности повернул обратно и помчался, превышая все допустимые пределы скорости.
