Алекс, обнаженная, медленно кружилась по комнате, закрыв глаза. Стянутую майку она держала кончиками пальцев, словно танцовщица — шаль. Она позволила воспоминаниям полностью завладеть ею, и образы из прошлого всплывали один за другим в странном, произвольном порядке. По мере того как майка, ее знамя, описывала широкие круги по комнате, порой задевая стены, неожиданно возникло лицо владельца кафе из Реймса, чьего имени она уже не помнила, с вылезшими из орбит глазами, за ним появились другие. Алекс танцевала, кружилась, кружилась, и ее знамя превращалось в оружие, вот теперь перед ней была застывшая гримаса на лице дальнобойщика, Бобби — на сей раз она вспомнила имя. Плотно обмотав руку майкой, она изо всех сил ударила в дверь, словно повторяя недавний удар отверткой в глаз, потом сделала вид, что сильнее нажимает на воображаемое орудие, чтобы вонзить его глубже, дверная ручка, казалось, вопит, сопротивляясь ее нажиму из последних сил. Алекс резко повернула ручку, орудие вошло в тело невидимого врага полностью и исчезло. Алекс была счастлива, она кружилась, порхала, танцевала и смеялась и раз за разом повторяла одни и те же жесты, имитирующие убийство, майка оставалась намотанной на ее руку, она убивала снова и снова, с каждым разом оживая, возрождаясь заново. Затем танец стал понемногу замедляться, сходить на нет, как и сама танцовщица. Все эти мужчины — они действительно ее желали? Сидя на кровати с бутылкой виски, зажатой между ног, Алекс пыталась представить себе мужское желание. Ну вот, например, Феликс — она вновь видела его лихорадочно блестевшие глаза, желание просто переполняло его. Окажись он сейчас напротив нее, она бы посмотрела ему прямо в глаза, слегка приоткрыв губы, и сделала бы так — рукой, по-прежнему обернутой в ткань майки, она принялась медленно, умело поглаживать бутылку виски, зажатую между колен, словно гигантский фаллос, — от этого он бы буквально взорвался, этот Феликс, а впрочем, именно это он и сделал, взорвался прямо в полете, боеголовка улетела на другой конец кровати, оторвавшись от тела ракеты.

Алекс подбросила майку в воздух, представив себе, что она вся в крови, и та медленно, словно морская птица, спланировала на продавленное кресло у входной двери.

Через какое-то время совсем стемнело, сосед выключил телевизор и теперь спит, даже не подозревая о том, что чудом остался жив, хотя и был совсем рядом с Алекс.

Она вошла в ванную и встала перед висевшим над раковиной зеркалом, на некотором расстоянии, чтобы видеть себя в полный рост. Она была полностью обнажена, но выглядела серьезной и даже немного торжественной. Долго разглядывала себя, не двигаясь, ничего больше не делая, — только смотрела.

Итак, вот она, Алекс. Всего лишь…

Невозможно не заплакать, встретившись лицом к лицу с самим собой.

Что-то в ней треснуло, какой-то разлом образовался в глубине ее души, она чувствовала, что вот-вот сломается, чувствовала себя обреченной.

Собственное отражение в зеркале произвело на нее невероятно сильное впечатление.

Наконец она резко повернулась к зеркалу спиной, опустилась на колени и без колебаний сильно ударилась затылком о край фаянсовой раковины — раз, другой, третий, четвертый, пятый, каждый раз сильнее предыдущего, каждый раз одним и тем же местом. Эти удары были невероятно громкими, похожими на звуки гонга — Алекс вкладывала в них всю свою энергию. На последнем ударе она была уже наполовину оглушена, дезориентирована, вся в слезах. Она знала: что-то сломалось у нее в голове — но не сегодня. Очень давно. Она поднялась, пошатываясь добрела до кровати и рухнула. Невероятная боль пульсировала, накатывала волнами, голову словно ритмично сжимали раскаленными обручами. Алекс закрыла глаза, спрашивая себя, не останется ли крови на подушке. Затем левой рукой осторожно ухватила пластиковую трубочку со снотворным, положила ее себе на живот (какая же адская боль в голове!), высыпала содержимое в ладонь и проглотила одним махом. Неловко опершись на локоть, она повернулась к ночному столику, пошатнулась, схватила бутылку виски, сжала горлышко изо всех сил, какие у нее еще оставались, и стала пить — она пила, пила, пила, пока у нее не перехватило дыхание. За несколько секунд она опустошила бутылку больше чем наполовину. Наконец выпустила и услышала, как бутылка покатилась по ковру.

Снова тяжелой неподвижной массой рухнула на кровать.

Она с трудом сдерживала регулярные приступы тошноты.

Она плакала, сама этого не замечая.

Ее тело было здесь, но сознание уже уходило.

Она перекатилась на бок. Все кружилось вокруг нее, вихрем закручиваясь вокруг ее жизни, оставалось только сжаться в комок.

Ее мозг внезапно охватила паника — чисто нейронная реакция.

Все, что должно было вскоре случиться, касалось только телесной оболочки; через считаные секунды, уходящие безвозвратно, душа Алекс будет уже в другом мире.

Если он вообще существует.