15

Ормистон встречал их в аэропорту на машине.

Ребус не испытывал симпатий к Ормистону, у которого было громадное круглое лицо в веснушках и блуждающая дружеская улыбка, слишком уж напоминающая издевательскую ухмылку. Его темно-каштановые волосы вечно топорщились, как будто он забывал причесаться, а может, и подстричься. Он напоминал Ребусу школьника-переростка. Когда он сидел в офисе за столом рядом с Блэквудом, похожим на директора школы, то казалось, что к двоечнику подсел учитель, чтобы приглядывать за его работой.

Но этим вечером Ормистон был как-то особенно не в себе. Впрочем, Ребуса это мало волновало. Беспокоило его одно: головная боль, которая разбудила его при подлете к Эдинбургу. Головная боль от выпитого в середине дня, вспышки в глазах и полный ступор чуть глубже — в мозгах. В аэропорту он заметил, что Ормистон как-то по-особому смотрит на Смайли, который этого не замечает.

— Парацетамола с собой нет? — спросил Ребус.

— К сожалению.

Он снова поймал взгляд Ребуса, словно пытаясь что-то телепатировать. Обычно он совал свой нос во все дела, но сейчас ни одного вопроса об их путешествии не задал. Это заметил даже Смайли.

— Это что, Ормистон? Принял обет молчания, дал клятву омерты или еще что-нибудь?

Ормистон продолжал молчать. Он сосредоточился на езде, и Ребус мог спокойно поразмыслить. Ему было что сказать Килпатрику… но было и немало такого, о чем он хотел пока умолчать.

Остановив машину на Феттс, Ормистон повернулся к Ребусу:

— Вы оставайтесь. Мы должны встретиться с шефом в другом месте.

— Что? — проговорил Смайли, который уже наполовину вылез из машины. — Что такое?

Ормистон только покачал головой. Ребус посмотрел на Смайли:

— Увидимся попозже.

— Да, конечно. — Смайли полностью вышел из машины, бедняжка охнула.

Как только он захлопнул дверцу, Ормистон тронулся с места.

— В чем дело, Ормистон?

— Лучше уж шеф сам вам скажет.

— Ну хоть намекните.

— Убийство, — сказал Ормистон, переходя на другую передачу. — Случилось убийство.

Место преступления было оцеплено.

Узенькая улочка, застроенная многоэтажными жилыми домами. У Сент-Стивен-стрит всегда была нехорошая репутация. Отчасти это было связано с многочисленными студенческими квартирами, кафе и лавочками. Было тут и несколько баров, один обслуживал в основном байкеров. Ребус слышал, что здесь какое-то время жила Нико, выступавшая с «Бархатным подпольем». Возможно, так оно и было. Сент-Стивен-стрит, соединяющая Новый город и Реберн-плейс, представляла собой тихий проезд, в котором тем не менее было свое очарование, несмотря на запущенность. В жилых домах по обе стороны улицы имелся подвальный этаж, и все квартиры там были с собственными лестницами и входами. В такой же квартире жила и Пейшенс в каких-нибудь пяти минутах ходьбы отсюда. Ребус осторожно спустился по каменным ступенькам, стертым и скользким. Внизу — некое подобие сырого дворика; владелец или арендатор квартиры попытался создать садик из керамических горшков и висячих корзин. Однако большинство растений умерло. Возможно, из-за недостатка света, а может быть, из-за того, что строители не слишком церемонились. Вдоль фасада тянулись леса, большая их часть была закрыта полиэтиленовой пленкой, шуршавшей на ветру.

— Фасад подновляют, — сказал кто-то.

Ребус кивнул. В выбеленной стене напротив двери в квартиру виднелись две двери. Ребус знал их назначение — там были кладовки, вырытые в земле под тротуаром. У Пейшенс были почти такие же, но она этими кладовками не пользовалась из-за сырости. Одна из дверей была открыта. Пол порос мхом, часть которого снимали в мешок криминалисты.

Килпатрик, наблюдавший за этим, слушал Блэквуда, который провел левой рукой по лысине, заводя за ухо воображаемые волосы. Килпатрик увидел Ребуса и поздоровался:

— Привет, Джон.

— Сэр.

— Где Смайли?

По ступенькам спускался Ормистон, и Ребус кивнул в его сторону:

— Его высадил перед управлением сей Тихий Человек. Так что тут за тайна?

Ответил ему Блэквуд:

— Квартира уже несколько месяцев выставлена на продажу, но никак не уходила. Владелец решил немного привести ее в порядок, попытаться сдвинуть дело с мертвой точки. Рабочие появились здесь вчера. Сегодня один из них решил заглянуть в кладовки и нашел там труп.

— И сколько он там пролежал?

Блэквуд покачал головой:

— Вскрытие будет сегодня вечером.

— Какие-нибудь татуировки на теле?

— Никаких, — ответил Килпатрик. — Дело в том, Джон, что убитый — это Кэлум.

Вид у старшего инспектора был встревоженный. У него чуть не слезы стояли в глазах. Лицо его побледнело и вытянулось, словно лицевые мускулы отказывались работать. Он потер лоб.

— Кэлум? — Ребус прогнал остатки похмелья. — Кэлум Смайли?

Перед его мысленным взором возник крупный человек вместе с братом в кузове тяжелого грузовика. Он попытался представить его мертвым — и не мог. В особенности здесь, в подвале…

Килпатрик шумно высморкался, вытер нос.

— Пожалуй, я должен вернуться в офис и сообщить Кену.

— В этом нет нужды, сэр.

Кен Смайли стоял на уровне улицы, сжимая блестящие черные перила. Вид у него был такой, словно он собирался их выломать. Но вместо этого он откинул назад голову и издал высокий вой. Этот звук устремился в небо, навстречу начинающемуся дождю.

Пришлось приказать Смайли отправляться домой — ни на что другое он не годился. Все в управлении двигались как автоматы. Старшему инспектору Килпатрику нужно было принимать какие-то решения. И главное среди них — вести ли общее расследование по двум убийствам.

— Умер от удара ножом, — сказал он Ребусу. — Никаких следов борьбы, определенно никаких следов пыток. Ничего подобного.

В его голосе слышалось понятное Ребусу облегчение.

— Ударили ножом и затолкали туда. Тот, кто это сделал, вероятно, видел объявление «Продается» у этой квартиры и предполагал, что тело будет обнаружено не сразу.

Килпатрик вытащил из ящика стола бутылку «Лафройга» и налил себе стакан.

— В медицинских целях, — пояснил он.

Но Ребус от виски отказался. Он уже принял три таблетки парацетамола, запив их лимонадом. Он обратил внимание, что бутылка была наполовину пуста.

— Вы думаете, кто-то его выдал?

— А что еще думать? — обронил Килпатрик, наливая себе еще виски.

— В таком случае я бы предположил, что это должно выглядеть как еще одно показательное убийство — с ритуальными элементами.

— Ритуальными? — Килпатрик задумался. — Знаете, он был убит не там, где его нашли. Патологоанатом сказал, что крови слишком мало. Может быть, «ритуал» совершался где-то в другом месте? Там, где его убили? Черт, я ведь его отпустил, прекрасно зная, на какой риск он идет. — Он вытащил платок и высморкался. Потом глубоко вздохнул. — Что ж, мне нужно запускать расследование убийства. Высокое начальство скоро начнет задавать вопросы.

— Да, сэр. — Ребус направился было к двери, но остановился. — Два убийства, два подземелья, две бригады строителей.

Килпатрик кивнул, но ничего не сказал. Ребус открыл дверь:

— Сэр, кто знал про Кэлума?

— Что вы имеете в виду?

— Кто знал, что он сотрудничает с вами? Только ваши подчиненные или еще кто-то?

Килпатрик нахмурился:

— Например?

— Ну, в Особом отделе никто не знал?

— Только наши, — тихо сказал Килпатрик. Ребус повернулся, собираясь уходить. — Джон, что удалось выяснить в Белфасте?

— Что «Щит и меч» существует. Что КПО знала о действиях организации в Шотландии. Они информировали об этом Особый отдел в Лондоне. — Он помолчал. — Инспектору Абернети все об этом известно.

Сказав это, Ребус вышел из кабинета. Килпатрик целую минуту смотрел на дверь.

— Черт побери, — проговорил он.

На столе у него зазвонил телефон, но Килпатрик не торопился отвечать.

— Это правда? — спросил Брайан Холмс.

Ответа ждала и Шивон Кларк.

— Это правда, — сказал Ребус.

Они разговаривали в оперативном штабе.

— Он работал над делом, которое вполне могло быть связано с Билли Каннингемом.

— И что теперь, сэр?

— Нужно еще раз поговорить с Милли и Мердоком.

— Мы уже говорили с ними.

— Так я же и говорю — еще раз. Ты что, не слушаешь? А после этого нужно будет поговорить с кем-нибудь из марокканцев.

— Марокканцев?..

Ребус зацокал языком, глядя на Шивон Кларк.

— Ты сколько здесь живешь? Марокканские апельсины — это оранжисты.

— Оранжевый орден? — переспросил Холмс. — И что они смогут нам сказать?

— Дату битвы на реке Бойн для начала.

— Тысяча шестьсот девяностый год, инспектор.

— Да, сэр.

— Дата эта, конечно, означает нечто большее, чем просто annus mirabilis. Один-шесть-девять-ноль. Один и шесть в сумме дают семь. А кроме того, девять — это не просто девять. Семь и девять — это важнейшие цифры. — Он замолчал. — Вы знакомы с нумерологией, инспектор?

— Нет, сэр.

— А ваша девушка?

Шивон Кларк заметно ощетинилась.

— Это какая-то псевдонаучная дребедень, верно? — спросила она.

Ребус посмотрел на нее строгим взглядом. «Будь с ним любезна», — говорили его глаза.

— Нет, не дребедень. Это древняя наука, в которой есть зерно истины. Предложить вам что-нибудь выпить?

— Нет, спасибо, мистер Гоури.

Они сидели в «приемной» Арча Гоури — комнате, предназначенной для посетителей и особых случаев. Настоящая гостиная — с удобным диваном, телевизором и видео, шкафчиком с бутылками — находилась где-то в другой части обширного цокольного этажа. Дом имел не меньше трех этажей и, вероятно, чердак, переоборудованный в мансарду. Располагался дом в Грейндже, лесистой озерной местности на южной окраине города. В Грейндж редко заезжали посетители, здесь почти не бывало посторонних, почти не было движения, поскольку этим малоизвестным маршрутом между другими районами города мало кто пользовался. Много громадных, прежде принадлежавших коммерсантам домов с огороженными участками и высокими деревянными или металлическими воротами теперь стали собственностью Шотландской церкви и других религиозных организаций. Часть усадьбы Гоури занимал дом престарелых, а по другую сторону находилось заведение, которое Ребус принял за монастырь.

Арчибальд Гоури любил, чтобы его называли Арч. Все и знали его как Арча. Он был публичным лицом Оранжевого ордена, или, если угодно, Оранжистской ложи, и довольно красноречивым ее защитником (хотя и не считал, что им есть за что извиняться) и, несомненно, главной фигурой в руководстве организации. Притом что он занимал высокое положение, найти его не составляло труда, в отличие от Милли и Мердока, которых дома не оказалось.

Гоури легко согласился на встречу, сказав, что будет свободен между семью и четвертью восьмого.

— Времени достаточно, сэр, — сказал ему Ребус по телефону.

И вот теперь он разглядывал Арча Гоури. Тот был крупного сложения. Ему перевалило за пятьдесят, но он оставался привлекательным для женщин в том смысле, в каком бывают привлекательны мужчины в возрасте (впрочем, как отметил Ребус, на Шивон Кларк он не произвел впечатления). Его волосы серебрились благородной сединой, но усы оставались черными. Рукава рубашки были закатаны, обнажая руки, поросшие темными волосами. Он был всегда готов к делу. Или, точнее, «открыт делу», как гласил его девиз, и каждый раз, когда ему удавалось вонзить зубы в новый строительный проект, он работал без устали.

Насколько было известно Ребусу, первые свои деньги Гоури заработал на посту директора компании, которая быстро переквалифицировалась с кораблей и трубопроводов на строительство разведочных буровых и нефтедобывающих платформ в Северном море. Это было в первой половине семидесятых годов. Компанию продали с громадной прибылью, и Гоури исчез на несколько лет, а потом появился уже в качестве девелопера и специалиста по инвестированию. Он по-прежнему занимался строительством, его имя звучало в связи с крупными проектами в Эдинбурге и даже за его пределами. Но он диверсифицировал бизнес: производство фильмов, конструирование музыкальных комбайнов, добыча съедобных водорослей, лесопромышленность, две загородные гостиницы, пошивочная фабрика и ресторан «Орлиное гнездо» в Новом городе. Арч, вероятно, более всего известен был как владелец «Орлиного гнезда» — лучшего и, конечно, самого дорогого ресторана в городе. И никаких питательных гебридских синих водорослей в меню, даже по-французски их там не было.

Ребусу был известен лишь один крупный финансовый провал Гоури — в качестве продюсера фильма, который поставили преимущественно на шотландской почве. Несмотря на то что исполнителем главной роли был Рэб Киннаул, фильм полностью провалился. Но Гоури это не огорчило: в коридоре при входе висел постер фильма.

— Annus mirabilis, — задумчиво сказал Ребус. — Это латынь, верно?

Гоури в ужасе посмотрел на него.

— Конечно латынь! Латынь! Только не говорите мне, что вы никогда не учили латынь в школе. Я думал, мы, шотландцы, образованная нация. Год чудес — вот что это значит. Вы уверены, что не хотите выпить?

— Может быть, капельку виски, сэр. — Была не была.

— Мне не надо, сэр, — сказала Шивон Кларк, в ее голосе прозвучала нравоучительная нотка.

— Я вернусь через минуту, — сказал Гоури.

Когда он вышел из комнаты, Ребус повернулся к Кларк.

— Ты его не зли! — прошипел он. — Закрой рот и распахни уши.

— Извините, сэр. Вы заметили?

— Что?

— В этой комнате нет ничего зеленого, абсолютно ничего.

Он снова кивнул:

— Изобретатель красной, белой и голубой травы сделает себе состояние.

Гоури вернулся в комнату. Он посмотрел на Ребуса и Кларк, рассевшихся на диване, потом улыбнулся чему-то своему и протянул Ребусу хрустальный стакан.

— Я не стану оскорблять ваши чувства предложением разбавить этот напиток водой или лимонадом.

Ребус вдохнул аромат виски. Односолодовый, из Западного Хайленда, темнее и ароматнее, чем большинство спейсайдов. Гоури поднял собственный стакан.

— Сланджи!

Он сделал глоток, потом погрузился в темно-синее кресло.

— Итак, — сказал он, — чем именно я могу вам помочь?

— Дело в том, сэр…

— К нам это не имеет никакого отношения. Мы уже сообщили об этом главному констеблю. Они из отделения Великой ложи. Впрочем, теперь, когда мы их исключили, они вообще почти ничто.

Ребус вдруг понял, о чем ведет речь Гоури. В субботу предполагалось проведение марша по Принсес-стрит. Организаторы — Бригада непримиримых оранжистов. Он узнал об этом около недели назад, когда одна только эта идея спровоцировала нападения со стороны всех, кто сочувствовал республиканцам и противостоял правым. Во время марша ожидались столкновения.

— Когда именно вы отмежевались от этой группы, сэр?

— Четырнадцатого апреля. В этот день у нас прошли дисциплинарные слушания. Они состояли в одной из районных лож и ничего лучше не придумали, как заняться сбором средств на танцевальном вечере: начали обходить собравшихся с урнами для сбора пожертвований в пользу ОПЗЛ. — Он повернулся к Шивон Кларк. — Это Общество помощи заключенным-лоялистам. — Потом он снова обратился к Ребусу. — Мы не можем допускать такие вещи, инспектор. Мы давно осудили подобные действия. У нас нет ничего общего с вооруженными организациями.

— И с исключенными членами Бригады непримиримых оранжистов?

— Верно.

Ребус нащупывал почву под ногами.

— И сколько народу, по-вашему, будет участвовать в марше?

— Ну, от силы сотни две. И это включая оркестры. Кажется, оркестры к ним приезжают из Глазго и Ливерпуля.

— И вы ожидаете беспорядки?

— А вы — нет? Вы разве не поэтому пришли сюда?

— Кто руководит бригадой?

— Гэвин Макмарри. Но вы это и без меня знаете. Ваш главный констебль спрашивал, не могу ли я вмешаться. Но я ему сказал, что они не имеют никакого отношения к Оранжевому ордену — совершенно никакого.

— У них есть какие-либо связи с другими правыми группировками?

— Вы имеете в виду фашистов? — Гоури пожал плечами. — Они это, конечно, отрицают, но я не удивлюсь, если увижу на марше скинхедов, даже из числа сассенаков.

Ребус немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос.

— Вы не знаете, существует ли какая-либо связь между Бригадой оранжистов и «Щитом»?

Гоури нахмурился:

— Каким щитом?

— «Щит и меч» — еще одна раскольническая группа.

Гоури отрицательно покачал головой:

— Никогда о такой не слышал.

— Правда?

— Никогда.

Ребус поставил стакан с виски на столик рядом с диваном.

— Я был уверен, вы что-то о них знаете.

Он поднялся, за ним встала и Кларк.

— Извините, что побеспокоили вас, сэр.

Ребус протянул руку.

— И всё?

— Да, сэр. Спасибо вам за помощь.

— Что ж…

Гоури явно был встревожен.

— «Щит»… нет, мне это ничего не говорит.

— Ну, тогда вам нечего об этом и беспокоиться, сэр. Желаю приятно провести вечер.

Кларк, дойдя до двери, повернулась и улыбнулась Гоури:

— Мы больше не будем отрывать вас от ваших цифр, сэр. До свидания.

Дверь с резким щелчком закрылась за ними, и они пошли по короткой гравийной дорожке к подъезду.

— У меня только один вопрос, сэр: что это было?

— Мы имеем дело с сумасшедшими, Кларк, а Гоури к таковым не относится. Фанатик — может быть, но не сумасшедший. Скажи-ка мне, как называется крайняя степень заморозки?

Теперь Кларк понимала, к чему клонит ее босс.

— Отмороженность, — сказала она.

— Вот с одним из отморозков я и хочу поговорить.

— Вы имеете в виду Бригаду непримиримых оранжистов?

Ребус кивнул:

— И все они выйдут в субботу на Принсес-стрит. — Он невесело улыбнулся. — Всегда любил парады.