В баре «Оксфорд» царило предвечернее затишье. Ребус сидел в заднем зале с ИПА и «Ивнинг ньюс», когда появилась Шивон Кларк. Она спросила, не хочет ли он повторить.

— Я хоть раз отказывался?

Она пошла к стойке и через пару минут вернулась со свежей пинтой и стаканом, наполненным чем-то зеленоватым и пенящимся.

— Лимонад с лаймом?

— Джин, лайм и содовая, — поправила она, поднесла стакан к губам, отпила и шумно выдохнула.

— Значит, день выдался трудный, — заметил Ребус.

— Мы не можем прочесывать горы в полном составе.

— Тебе досталось от Пейджа?

— За что?

— За то, что не увидела Хаммеля на автобусной станции.

Она посмотрела на него.

— Это тебе Кристин сказала, — догадалась она, и Ребус пожал плечами в ожидании ответа. — По-моему, его больше разозлило, что он только завтра сможет взять Фрэнка Хаммеля за горло.

— Я приглашен на допрос?

— Нет.

— Только ты и Физикал Граффити? Будет идиллия.

— Не начинай.

Он поднял руки: сдаюсь. Минуту-другую они просидели молча. Наконец Кларк спросила, есть ли что-нибудь интересное в газете.

— Ничего особенного.

— Кристин тебе сказала о фотороботах?

Он кивнул.

— Это навело меня на мысль, — продолжила она. — У бухгалтерши могли возникнуть проблемы с деньгами; парикмахерша могла решить, что ей надоели женатые мужики…

— А Салли Хазлитт?

Кларк пожала плечами:

— Много людей пропадает, Джон. И по самым разным причинам. Возьми вот Аннет Маккай. Капризный ребенок. Она рассорилась с дружком матери и решила на время спрятаться, чтобы наказать его или заставить помучиться мамашу.

— А фотография?

— Фотография может быть вовсе ни при чем.

— Значит, у меня галлюцинации?

— Твоя работа состоит в том, чтобы связывать концы с концами. Но это могут быть совершенно случайные нити.

Он сосредоточился на первой кружке, чтобы поскорее перейти ко второй.

— Мы должны это учитывать, Джон.

— Я это знаю. — Он вытер пену с губы. — Так ты вежливо сообщаешь, что в моих услугах больше не нуждаются?

— Это не мне решать.

— А кому? Пейджу? Ты у него на побегушках, чтобы вернуть господскую любовь?

Она недовольно посмотрела на него:

— Джеймс думает, что у тебя ничего нет. А у него есть Томас Робертсон и Фрэнк Хаммель, от которых теперь и нужно плясать.

— Зачем Хаммелю похищать дочь собственной любовницы?

— Придется спросить.

Ребус задумчиво покачал головой, потом осведомился — не хочет ли она повторить? Та проверила время по мобильнику.

— Мне пора, — сказала Кларк. — Ты остаешься?

— А куда мне идти?

— Может, домой.

— Я хотел пригласить тебя пообедать.

— Не сегодня. — Она помолчала. — В другой раз — с удовольствием.

— Кристин Эссон беспокоилась за тебя, — сообщил он Кларк, которая начала вставать.

— Беспокоилась?

— Она, дескать, подставила, и начальство вызвало тебя на ковер.

— Она тут ни при чем.

— Успокоишь ее с утра?

— Обязательно. — Она закинула сумочку на плечо.

— Сколько, по-твоему, у меня есть времени, прежде чем Пейдж попросит меня паковаться?

— Не знаю.

— День? Два?

— Я правда не знаю, Джон. Увидимся завтра утром.

— Будем надеяться. — Ребус отсалютовал Кларк кружкой, но она повернулась к нему спиной и направилась к двери.

Ребус вновь оказался один — остальные столики были чисто протерты и ждали посетителей. Он дочитал газету. У стойки послышался смех: в бар ввалилась обычная компания — с полдюжины знакомых лиц. Ребус знать не знал, чем иные из них зарабатывают на жизнь. Здесь это не имело значения. И хотя прозвища некоторых завсегдатаев намекали на род их деятельности, никто не называл по роду занятий самого Ребуса — во всяком случае, в лицо. Он всегда был только Джон. Переведя взгляд на стол, он увидел, что уже прикончил пинту, поставленную ему Кларк. Захватив пустые кружки, Ребус собрался было присоединиться к компании в переднем зале, но вдруг остановился, вспомнив свое путешествие в Танг и обратно: уединенность и тишина, ощущение, что мир никогда не менялся и не изменится. Где ты?

Нигде. В буквальном смысле.

— Но мне больше нравится здесь, — вслух сказал он себе, направляясь к бару.