2
В долгом пути до дома меня сопровождала повисшая над Ричмондом полная луна. Свет фар выхватывал из темноты припозднившихся шутников с отвратительно корчившимися масками. Наверняка звонили сегодня и в мою дверь. В канун Дня Всех Святых мой дом пользовался особой популярностью, поскольку я, не имея собственных детей, всегда щедро одаривала конфетами соседских. Припасенные заранее и оставшиеся нераспакованными четыре пакета со сладостями придется раздать утром сотрудникам.
Телефон зазвонил, когда я только поднималась по ступенькам, но мне все же удалось схватить трубку до включения автоответчика. Голос показался сначала незнакомым.
— Кей? Это Марк. Слава богу, ты дома.
У меня перехватило дыхание.
Ощущение было такое, что Марк Джеймс говорил как будто со дна пустой цистерны. Звуковым фоном служил шум проносящихся машин.
— Где ты? — с трудом проговорила я, понимая, что не смогла скрыть нервозность.
— На Девяносто пятой, примерно в пятидесяти милях к северу от Ричмонда.
Я опустилась на край кровати.
— В телефонной будке, — продолжал Марк. — Объясни, как к тебе проехать. — В трубке зашумело, и он сделал паузу. — Мне нужно срочно с тобой повидаться. Я провел всю неделю в Вашингтоне, сегодня несколько раз пытался до тебя дозвониться, в конце концов решил рискнуть и взял машину. Ты не против?
Что я могла ответить?
— Посидим, выпьем, вспомним былое, — бубнил он. Тот, кто когда-то разбил мое сердце. — Я уже заказал номер в «Рэдиссоне». Завтра утренним рейсом вернусь в Чикаго. Подумал, что… Вообще-то мне нужно кое-что с тобой обсудить.
Обсуждать что-то с Марком? Я не представляла, что́ мы можем обсуждать.
— Так ты не против? — снова спросил он.
Конечно, я была против! Еще как против!
— Разумеется, Марк. Буду рада тебя видеть.
Дав необходимые инструкции, я положила трубку и прошла в ванную: освежиться и подумать. Пятнадцать лет назад мы вместе учились в Школе права. Немалый срок. Золото волос потускнело под дымкой пепла. Голубизна глаз утратила сияние и блеск. За все эти годы мы ни разу не виделись. Беспристрастное зеркало ежедневно напоминало, что мне уже никогда не будет тридцать девять и что существует такая штука, как подтяжка лица. Марк остался в моей памяти двадцатичетырехлетним парнем, таким, каким и был в тот год, когда стал объектом страсти и зависимости, которые и привели меня в конце концов к полнейшему отчаянию. После того как все кончилось, у меня не осталось ничего, кроме работы.
Оказалось, что он по-прежнему быстро ездит и любит красивые автомобили. Не прошло и сорока пяти минут, как я открыла переднюю дверь и увидела его выходящим из взятого напрокат «стерлинга». Передо мной был тот Марк, каким я его помнила: подтянутый, высокий, с уверенной походкой. Легко взбежав по ступенькам, он сдержанно улыбнулся. Мы неуклюже обнялись и на секунду задержались в фойе, немного смущаясь и не зная, что сказать друг другу.
— По-прежнему предпочитаешь скотч? — спросила наконец я.
— В этом отношении ничего не изменилось, — ответил он, следуя за мной.
Достав из бара бутылку «Глен», я машинально приготовила скотч точно так, как готовила его много лет назад: на два пальца виски, лед и немного сельтерской. Двигаясь по кухне, я ощущала на себе его взгляд. Марк кивнул, взял стакан и, опустив глаза, медленно покачал его, как делал всегда в минуты напряжения. А я смогла наконец как следует рассмотреть знакомое лицо. Тонкие черты, высокие скулы, ясные серые глаза — все осталось прежним, и только на висках проступила седина.
Мой взгляд скользнул на кружащийся в стакане кусочек льда.
— Так ты работаешь в какой-то чикагской фирме?
Он откинулся на спинку стула, поднял голову и кивнул.
— Занимаюсь апелляциями, иногда выступаю в суде. Некоторое время назад случайно наткнулся на Дайснера. От него и узнал, что ты в Ричмонде.
Дайснер занимал в Чикаго должность главного судмедэксперта. Мы встречались на нескольких конференциях и даже работали в каком-то комитете. Он ни разу не упомянул, что знает Марка Джеймса. Откуда Дайснеру стало известно о нашем давнем знакомстве, для меня было загадкой.
Словно прочитав мои мысли, Марк объяснил:
— Я как-то рассказал ему, что знаю тебя по Школе права, и теперь он сам при случае всегда старается уколоть меня этим.
В это я могла поверить. Дайснер не отличался деликатностью, был агрессивен, как молодой козел, и не питал симпатии к адвокатам. Некоторые из его реплик и выходок в зале суда даже стали легендами.
— Как и большинство судмедэкспертов, Дайснер был склонен принимать сторону обвинения, и каждый, кто представляет убийцу, по его мнению, был плохим парнем. Он частенько разыскивает меня только для того, чтобы поведать о твоей очередной публикации или каком-нибудь жутком деле с твоим участием. Доктор Скарпетта. Знаменитая доктор Скарпетта. — Марк рассмеялся, но глаза его остались серьезными.
— Несправедливо говорить, что мы, судмедэксперты, всегда принимаем сторону обвинения, — ответила я. — Такое впечатление создается из-за того, что, когда улики на стороне защищающей стороны, дело просто не доходит до суда.
— Кей, я и сам все прекрасно знаю, — заметил он с легкой досадой, как человек, чью шутку просто не поняли. — Мне ясна твоя позиция. И на твоем месте я бы тоже стремился к тому, чтобы посадить всех этих ублюдков на горячую сковороду и отправить в пекло.
— Да, Марк, тебе ясна моя позиция, — начала я и остановилась.
Боже, все тот же старый спор. Невероятно. Мы пробыли вместе меньше пятнадцати минут, а уже схватились из-за того, из-за чего когда-то разошлись. Именно в этом вопросе нам никогда не удавалось достичь согласия. К тому времени когда мы познакомились в Джорджтаунской школе права, я уже была доктором медицины и вдоволь насмотрелась на темную сторону жизни, видела жестокость и трагедии невинных. Я своими руками прикасалась к окровавленным останкам. Для Марка же, блестящего выпускника престижного университета ассоциации «Лиги плюща», наихудшим преступником был тот, кто поцарапал гвоздем крыло его «ягуара». Адвокатом он собирался стать только потому, что адвокатами были его отец и дед. Я была католичкой — Марк протестантом. Я итальянкой — он англосаксом до мозга костей. Я выросла в бедной семье — Марк в одном из престижных кварталов Бостона. Когда-то я верила, что наш союз освящен Небесами.
— Ты не изменилась, Кей. Все такая же. Разве что, пожалуй, стала решительней. Жестче. Не хотел бы я столкнуться с тобой в суде.
— Я себя жесткой не считаю.
— Не принимай за критику. Я лишь хотел сказать, что выглядишь ты потрясающе. — Он пробежал взглядом по кухне. — Похоже, у тебя все в порядке. Счастлива?
— Мне нравится в Вирджинии. — Я отвела глаза. — Жаловаться не приходится. Разве что на зимы. Но Чикаго в этом отношении даст Ричмонду сто очков вперед. Там ведь зима шесть месяцев в году. И как только ты такое выносишь?
— Сказать по правде, до сих пор не привык. Тебе бы там не понравилось. Такой тепличный цветок, как ты, не протянул бы в Чикаго и месяца. — Он сделал глоток скотча. — Не замужем?
— Была.
— Хм-м-м. — Он наморщил лоб, припоминая что-то. — Тони… как же его? Помню, ты начала с ним встречаться… Да, Бенедетти. Не ошибся? Ты начала встречаться с ним на третьем курсе.
Вообще-то Марк меня удивил. Не думала, что он заметил. И уж тем более помнит.
— Мы развелись. Давно.
— Сочувствую, — тихо сказал он.
Я потянулась за стаканом.
— Встречаешься с кем-нибудь? — спросил Марк. — Есть на примете приятный парень?
— В данный момент ни с кем не встречаюсь И на примете никого нет. Ни приятных, ни иных.
Раньше бы Марк рассмеялся. Сейчас лишь сухо заметил:
— Я едва не женился пару лет назад, но не сложилось. Точнее, если уж быть честным до конца, в последний момент я просто запаниковал.
Мне как-то не верилось, что Марк так ни разу и не женился. И он снова будто прочел мои мысли.
— Это случилось уже после смерти Джанет. — Он помолчал, потом добавил: — Она умерла.
— Джанет?
Тающий кусочек льда застучал о стенку стакана.
— Мы познакомились уже после Джорджтауна, в Питсбурге. Она работала адвокатом по налоговым делам в одной фирме.
Я пристально посмотрела на него, удивленная тем, что вижу. Марк изменился. Та внутренняя сила, что когда-то привлекла меня к нему, ощущалась в нем и теперь, но стала иной. Может быть, более темной.
— Дорожное происшествие, — пояснил он. — Субботний вечер. Джанет отправилась за попкорном. Мы собирались посмотреть какой-то фильм. Пьяный водитель вылетел на ее полосу. У него даже фары не горели.
— Господи, Марк. Мне очень жаль. Это ужасно.
— Прошло уже восемь лет.
— Детей не было? — тихо спросила я.
Он покачал головой.
Некоторое время мы оба молчали.
— Моя фирма открывает представительство в округе Колумбия, — сказал Марк, когда наши взгляды встретились.
Я промолчала.
— Не исключено, что меня переведут туда. В последнее время творится что-то невероятное. Настоящая экспансия. Взяли сотню с лишним юристов, открыли офисы в Нью-Йорке, Атланте, Хьюстоне.
— И когда собираешься переехать? — спокойно спросила я.
— Думаю, к началу следующего года.
— Так ты уже твердо решил?
— Понимаешь, Кей, я сыт по горло этим чертовым Чикаго. Надо сменить обстановку. Хотел предупредить тебя заранее, поэтому и приехал. Ну, есть и еще одна причина, но эта главная. Представляешь, я перебираюсь в Ди-Си и мы сталкиваемся в каком-нибудь ресторане или театре. Я буду жить в Северной Вирджинии, у тебя офис в Северной Вирджинии. Всякое случается. Мне бы не хотелось сюрпризов.
Я представила себе, как сижу в Центре Кеннеди и замечаю впереди Марка, склонившегося к ушку своей миленькой юной подружки. Старая боль напомнила о себе, и я ощущала ее почти физически. У Марка соперников не было — все мои эмоции сфокусировались исключительно на нем. Поначалу какая-то часть меня понимала, что чувство это не было взаимным. Потом смутное ощущение сменилось уверенностью.
— Это главная причина, — повторил он тоном адвоката, приступающего к изложению сути дела в суде. — Но есть и кое-что еще, не имеющее никакого отношения к нам лично.
Я молчала.
— Пару дней назад, здесь, в Ричмонде, убили одну женщину. Берилл Мэдисон…
Очевидно, я не смогла скрыть изумления, и Марк остановился.
— Мне в отель позвонил Бергер, один из наших партнеров. Он-то все и рассказал. Я хочу поговорить с тобой о…
— Но ты-то здесь при чем? — не выдержала я. — Ты ее знал?
— Немного. Встречался однажды, прошлой зимой в Нью-Йорке. Наш нью-йоркский офис специализируется на делах, связанных со сферой развлечений. У Берилл возникли проблемы с публикацией, споры по контракту, и она обратилась к «Орндорфф и Бергер», чтобы урегулировать разногласия. Так случилось, что я оказался в Нью-Йорке в тот самый день, когда мисс Мэдисон встречалась со Спарачино, юристом, который вел ее дело. Спарачино и пригласил меня на ланч с Берилл в «Алгонкине».
— Если упомянутый тобой спор может иметь пусть даже отдаленное отношение к ее убийству, тебе надо разговаривать не со мной, а с полицией, — раздраженно и уже начиная злиться, заявила я.
— Кей, в моей фирме никто не знает, что я разговариваю с тобой, понимаешь? Бергер позвонил мне совсем по другому вопросу. В ходе разговора он ненароком упомянул об убийстве Берилл Мэдисон, попросил просмотреть местные газеты, поискать информацию.
— Отлично. Иначе говоря, он попросил тебя выудить все, что можно, у бывшей… — Я почувствовала, что краснею, по шее поднималось тепло. У кого у бывшей? Как меня правильно назвать?
— Все совсем не так. — Тем не менее Марк отвел взгляд. — Я думал о тебе раньше… Собирался позвонить еще до разговора с Бергером. До того, как узнал о Берилл. Черт возьми, я дважды снимал трубку, чтобы набрать твой номер. Но не смог. И может быть, так и не позвонил бы, если бы Бергер не рассказал, что случилось. Считай, что Берилл стала поводом для звонка. Да, признаю. Но все было не так, как ты думаешь…
Я уже не слушала. Обиднее всего было то, что мне очень хотелось ему поверить.
— Если твоя фирма проявляет интерес к ее убийству, скажи, в чем именно заключается этот интерес.
Он ненадолго задумался.
— Не уверен, что наш интерес в данном случае имеет законное основание. Дело скорее личное. В некотором смысле это вопрос чести. Для тех из нас, кто знал ее живой, убийство стало шоком. Могу также сказать, что юридический спор, одной из сторон в котором выступала Берилл Мэдисон, касается подписанного восемь лет тому назад контракта. На нее оказывалось очень сильное давление. Случай крайне запутанный. В деле замешан Кэри Харпер.
— Романист? — недоуменно спросила я. — Тот самый Кэри Харпер?
— Как ты, наверное, знаешь, он живет неподалеку отсюда, в каком-то особняке в стиле восемнадцатого века. Да, Катлер-Гроув. Это на реке Джеймс, в Уильямсберге.
Я попыталась вспомнить, что знаю о Кэри Харпере, написавшем лет двадцать назад роман и получившем за него Пулитцеровскую премию. Легендарный затворник. Живет с сестрой. Или с тетей? Одно время о личной жизни знаменитости ходило немало самых разных слухов. Упорное нежелание Харпера давать интервью и принимать у себя журналистов порождало все новые и новые предположения.
Я закурила.
— Так и не бросила, — заметил Марк.
— Для этого потребовалось бы удаление лобной доли.
— В общем, мне известно немногое. Когда-то — Берилл было тогда лет около двадцати — у нее установились с Харпером некие отношения. Она даже жила с ним и его сестрой в одном доме. Берилл прочили блестящее будущее, к тому же она как будто заменила Харперу дочь, которой у него никогда не было. Стала его протеже. При его содействии ей удалось в двадцать два года опубликовать первый, весьма посредственный, роман под псевдонимом Стрэттон. Харпер даже согласился дать отзыв на обложку — несколько слов об открытом им талантливом авторе. Многие восприняли такой шаг современного классика с откровенным недоумением. Роман был не столько литературным произведением, сколько коммерческим проектом, а сам Харпер к тому времени ничего не писал уже более десяти лет.
— Но какое отношение это все имеет к спору из-за контракта?
Марк состроил кислую гримасу.
— Харпер, может быть, и простофиля, клюнувший на удочку юной обольстительницы, но он еще и дьявольски скрытен. Прежде чем запустить первую книгу мисс Мэдисон, он вынудил девушку подписать контракт, запрещавший публиковать какие-либо материалы о нем самом и отношениях с ним Берилл до смерти его самого и его сестры. Сейчас ему нет и шестидесяти, сестра на пару лет старше. Фактически контракт связывал Берилл пожизненно и не давал ей возможности написать мемуары, потому что она не могла это сделать, выбросив из них этого самого Харпера.
— Написать-то могла, — сказала я. — Только вряд ли они стали бы продаваться.
— Вот именно.
— Почему Берилл пользовалась псевдонимами? Это тоже было частью договоренности с ее покровителем?
— Думаю, да. Полагаю, Харпер хотел, чтобы Берилл оставалась его маленьким секретом. Он обеспечил ей литературный успех, но не спешил делиться ею с миром. Имя Берилл Мэдисон почти никому не известно, хотя книги ее пользовались спросом и приносили доход.
— Если я правильно тебя поняла, мисс Мэдисон намеревалась нарушить условия контракта и поэтому обратилась за советом к «Орндорфф и Бергер»?
Марк приложился к стакану.
— Позволь напомнить, что она не была моим клиентом и, следовательно, всех деталей этого дела я не знаю. У меня сложилось впечатление, что Берилл исписалась, исчерпала прежнюю тему и решила сотворить нечто значительное. Здесь мы подходим к тому, что ты, вероятно, уже знаешь. Очевидно, у нее возникли какие-то проблемы, ее запугивали, ей угрожали…
— Когда это началось?
— Прошлой зимой, примерно в то время, когда я познакомился с ней на том самом ланче. Где-то в конце февраля.
— Продолжай, — попросила я. История получалась интересная.
— Берилл понятия не имела, кто ее преследует. Началось ли это до того, как она взялась за воспоминания, или уже после, точно определить невозможно.
— И как же она собиралась обойти запрет на публикацию?
— Сомневаюсь, что ей удалось бы это сделать. Тактика Спарачино состояла в том, чтобы предложить Харперу выбор. Он мог бы дать согласие на публикацию, сотрудничать с автором и в результате обеспечить полную безопасность конечного продукта. Другими словами, Харпер получил бы ограниченное право на цензуру. В противном случае он повел бы себя как сукин сын, и тогда Спарачино прошелся бы по нему в газетах, «Шестидесяти минутах» и еще где только можно. Ситуация для Харпера складывалась незавидная. Он, конечно, мог бы подать на Берилл в суд и ее обязали бы выплатить штраф, но больших денег, по крайней мере в его понимании, у нее не было. К тому же скандал только поднял бы спрос на мемуары. Как ни поверни, Харпер оставался в проигрыше.
— Разве он не мог добиться судебного запрета на публикацию?
— Это повлекло бы за собой слишком много шуму. Да и остановка тиража дело дорогое. Пришлось бы раскошеливаться на несколько миллионов.
— И вот теперь Берилл мертва. — Я положила дымящуюся сигарету в пепельницу. — Книга, полагаю, не закончена. Харпер может ни о чем не тревожиться. Ты к этому клонишь, Марк? Харпер причастен к убийству?
— Я всего лишь знакомлю тебя с подоплекой нашего дела.
Он смотрел на меня ясными, чистыми глазами. Порой — я знала это по собственному опыту — они могли быть невероятно непроницаемыми.
— Что думаешь?
Мне показалось весьма странным, что Марк поделился со мной такими подробностями. Не важно, что Берилл не была его клиенткой. Согласно кодексу профессиональной этики юриста, сведения, полученные одним сотрудником фирмы, доступны только тем, кто в ней работал. Он практически преступил запретную черту, что было совершенно несвойственно тому осторожному и осмотрительному Марку Джеймсу, которого я помнила. С таким же успехом он мог бы заявиться ко мне домой с выставленной напоказ татуировкой.
— Думаю, тебе стоит поговорить об этом с лейтенантом Марино. Расследованием занимается он. Или, что еще лучше, я сама передам ему все, о чем ты рассказал. В любом случае он выйдет на вашу фирму, чтобы задать несколько вопросов.
— Отлично. Никаких проблем.
Мы помолчали. Я откашлялась.
— Какой она была?
— Я уже говорил, что видел ее только один раз. Но Берилл Мэдисон не из тех, кто легко забывается. Энергичная, остроумная, привлекательная, вся в белом. Чудный белоснежный костюм. На мой взгляд, довольно сдержанная. Тайн она хранила немало. В ней ощущалась непостижимая глубина. И еще она много пила. По крайней мере, в тот день. Пропустила за ланчем три коктейля. Помню, мне это показалось несколько чрезмерным, учитывая довольно раннее время. Но, может быть, это был единственный случай. Нервы, неприятности, напряжение… Случившееся не доставляло Берилл удовольствия, и к «Орндорфф и Бергер» она обратилась лишь по необходимости. Нисколько не сомневаюсь, что тот спор с Харпером ужасно ее угнетал.
— Что она пила?
— Извини?
— Три коктейля. Что именно она пила?
Марк нахмурился, потер щеку.
— Черт возьми, не помню. А это важно?
— Пока не знаю, — сказала я, припоминая, что видела в шкафчике. — Берилл рассказывала об угрозах в свой адрес? Я имею в виду — в твоем присутствии?
— Да, рассказывала. И Спарачино тоже упоминал об этом. Насколько я помню, она получала телефонные звонки весьма специфического характера. Звонил всегда один и тот же голос. Незнакомый. Так она, по крайней мере, говорила. Речь шла и о каких-то других странных событиях. Деталей не помню — как-никак почти год прошел.
— Она вела учет этих странных событий? Записывала их?
— Не знаю.
— И никаких предположений, кто и почему это делал?
— Мне показалось, что никаких. — Марк отодвинул стул.
Время приближалось к полуночи. Я уже проводила его до дверей, как вдруг кое-что вспомнила.
— Спарачино. Как его зовут?
— Роберт.
— А под инициал «М» он никак не подходит?
— Нет. — Марк удивленно посмотрел на меня.
Пауза затягивалась.
— Будь осторожнее за рулем.
— Спокойной ночи, Кей, — ответил он, задержавшись у двери.
Может быть, все дело в воображении, но в какой-то момент мне показалось, что Марк намеревается меня поцеловать. В следующую секунду он повернулся и сбежал по ступенькам крыльца. Вернувшись в дом, я услышала звук отъезжающего автомобиля.
Следующее утро выдалось, как всегда, суматошным. На «летучке» Филдинг сообщил, что на руках у нас пять вскрытий, включая «плавуна», то есть выловленное в реке и сильно разложившееся тело. Перспектива заниматься им, естественно, никого не обрадовала. Ричмонд прислал нам двух жертв последних перестрелок, одну из которых я успела осмотреть до поездки в суд, где выступила в качестве эксперта. Из суда — в медицинский колледж, на ланч с подшефными студентами. И все это время из моей головы не выходил разговор с Марком Джеймсом. Чем больше я старалась не думать о нем, тем чаще мысли возвращались к разговору с Марком. Он был осторожен. Упрям. Скрытен. Выйти на контакт после десяти лет молчания — это было несвойственно Марку.
После ланча я наконец не выдержала и позвонила Марино.
— Как раз собрался звякнуть, — начал лейтенант, не дав мне произнести и пары слов. — Я уже выхожу. Мы могли бы встретиться в офисе Бентона? Скажем, через час-полтора?
— А в чем дело? — Я еще не успела сказать ему, зачем звоню.
— Мне тут попали в руки заявления Берилл. Подумал, что ты тоже захочешь их увидеть.
Он положил трубку, как всегда, не попрощавшись.
В назначенное время я проехала по Ист-Грейс-стрит и припарковалась на платной автостоянке неподалеку от пункта назначения. Современное десятиэтажное офисное здание высилось маяком над унылым берегом, забитым выдающими себя за антикварные магазинами, лавчонками и крохотными этническими забегаловками, хвастающими «экзотической» кухней. По выщербленным тротуарам струились неспешные ручейки прохожих.
Задержавшись на минуту у проходной, я вошла в лифт и, поднявшись на пятый этаж, направилась к незаметной деревянной двери в конце коридора. Местонахождение ричмондского отделения ФБР держалось в большом секрете, и его офис был столь же непримечателен и скромен, как и агенты в штатском. Сидевший за столом в фойе молодой человек разговаривал по телефону. При моем появлении он прикрыл трубку ладонью и вопросительно вскинул брови. Я объяснила причину визита и получила предложение подождать.
Фойе было маленькое и обставлено в типично мужском стиле: мебель обита толстой темно-синей кожей, на кофейном столике разбросаны спортивные журналы. Фотографии бывших директоров ФБР на стене напоминали встречающийся в полицейских участках стенд «Их разыскивает полиция». Рядом висели обрамленные рамками почетные грамоты за служебные успехи и бронзовая табличка с именами сотрудников, погибших при исполнении служебных обязанностей. Дверь то и дело открывалась, и мимо, не удостаивая меня взглядом, проходили высокие, подтянутые мужчины в темных костюмах и солнцезащитных очках.
Бентон Уэсли, может быть, и был отлит по тому же казенно-прусскому образцу, что и остальные, но за годы нашего знакомства заслужил мое уважение. За стандартной внешностью скрывалась интересная личность. Переполнявшая Бентона энергия ощущалась даже сейчас, когда он сидел за письменным столом в неизменных темных брюках и белой накрахмаленной рубашке. Модный узкий галстук повязан идеальным узором, на ремне — черная кобура со служебным пистолетом. В офисе Уэсли носил оружие очень редко. Мы с ним давненько не встречались, но он не изменился: по-спортивному подтянут, по-мужски хорош собой. Что неизменно меня удивляло, так это преждевременная седина на висках.
— Извините, что заставил ждать. — Бентон улыбнулся.
У него было крепкое, уверенное рукопожатие, без малейших претензий на «мужественность». Некоторые из знакомых мне юристов и копов любят произвести впечатление, сжимая пальцы до хруста в костях.
— Марино здесь, — продолжал Бентон. — Мы уже уточнили с ним кое-какие детали и теперь готовы выслушать ваше мнение. — Он придержал дверь, пропуская меня в кабинет, и отправился за кофе.
— Компьютер ожил только вчера вечером, — сказал Марино. Удобно устроившись в кресле, он разглядывал новенький револьвер.
— Компьютер? Какой еще компьютер? — Неужели опять забыла сигареты? К счастью, нет. Как всегда, пачка оказалась на самом дне сумочки.
— Тот самый, в управлении. Чертова железяка постоянно ломается. В общем, я получил наконец копии заявлений. Интересные сочинения. По крайней мере, на мой взгляд.
— Заявления Берилл? — уточнила я.
— Точно. — Он положил револьвер на стол. — Занятная вещица. Везет же людям. Бентон получил его в качестве приза на прошлой неделе, когда ездил на совещание в Тампу. А я и двух баксов в лотерею ни разу не выиграл.
Стол Бентона был завален бумажками, папками, видеокассетами и большими пухлыми конвертами, вероятно, с фотографиями и отчетами по преступлениям, которые полиция сочла достойным внимания ФБР. За стеклом на полке красовались устрашающего вида образцы оружия — сабля, кастеты, африканское копье, самодельный пистолет, — охотничьи трофеи и подарки от благодарных протеже. Одна слегка пожелтевшая фотография демонстрировала Уильяма Уэбстера, пожимающего руку Бентону на вертолетной площадке в Квантико. Ничто в кабинете не указывало на то, что у его хозяина есть жена и трое детей. Агенты ФБР, как и большинство полицейских, ревниво охраняют от посторонних свою частную жизнь, особенно если часто имеют дело со злом и ощущают на себе весь его ужас. Уэсли был профайлером, составлял психологические портреты подозреваемых и знал, что такое рассматривать фотографии изуродованных немыслимым образом жертв, а потом посещать места заключения и смотреть в глаза всяким Чарльзам Мэнсонам и Тедам Банди.
Бентон вернулся с двумя пластмассовыми чашками горячего кофе для меня и Марино. Он никогда не забывал, что я предпочитаю черный и что мне нужна пепельница.
Марино взял с колен тонкий конверт с копиями заявлений и начал их рассматривать.
— Начнем с того, что зарегистрированных заявлений всего три. Первое датировано понедельником, одиннадцатого марта. Поступило в половине десятого утра. Накануне вечером Берилл Мэдисон позвонила в службу «911» и попросила, чтобы к ней домой прислали полицейского. Сказала, что хочет подать жалобу. На звонок отреагировали не сразу, что и неудивительно, поскольку вечером дел у копов хватает и на улице. На следующее утро к ней отправили полицейского, э-э… Джима Рида, с пятилетним стажем службы. — Лейтенант вопросительно взглянул на меня.
Я покачала головой — имя Джима Рида было мне незнакомо.
— Согласно отчету Рида, заявительница пребывала в очень возбужденном состоянии. Утверждала, что накануне — то есть в воскресенье — в восемь пятнадцать вечера получила телефонный звонок угрожающего характера. Голос, опознанный мисс Мэдисон как принадлежащий мужчине, скорее всего белому, произнес следующее: «Держу пари, Берилл, ты по мне скучаешь. Но я всегда слежу за тобой, хотя ты меня и не видишь. Я наблюдаю за тобой. Ты можешь убежать, но не спрятаться». Далее, по утверждению заявительницы, неизвестный сказал, что видел, как она утром того же дня покупала газету перед магазином «7–11». Звонивший рассказал, как она была одета — «в красный облегающий костюм и без лифчика». Мисс Мэдисон подтвердила, что в воскресенье утром, примерно около десяти, действительно заезжала в «7–11» и была одета так, как описал звонивший. Она припарковалась возле магазина, купила в автомате «Вашингтон пост» и уехала, не заходя в магазин. Знакомых или подозрительных лиц заявительница не заметила. Мисс Мэдисон была очень расстроена случившимся и утверждала, что за ней, вероятно, кто-то следил. На вопрос, замечала ли она признаки слежки раньше, заявительница ответила отрицательно.
Марино перевернул страницу.
— Рид доложил, что мисс Мэдисон неохотно поделилась подробностями высказанной в ее адрес угрозы. В ответ на прямой вопрос она сообщила, что незнакомец говорил непристойности и даже сказал, что, когда он представляет ее без одежды, в нем просыпается желание убить ее. После этого, по словам мисс Мэдисон, она положила трубку.
Лейтенант пристроил отчет на край стола.
— И что же посоветовал ей офицер Рид? — спросила я.
— Ничего особенного. Порекомендовал вести учет звонков, записывать дату, время и ход разговора. Держать двери на замке, закрывать окна, подумать об установке сигнализации. При обнаружении подозрительных машин поблизости от дома записывать их регистрационные номера и звонить в полицию.
Я вспомнила, что говорил Марк о впечатлении от встречи с Берилл в прошлом феврале.
— Она не упомянула, был ли тот звонок от одиннадцатого марта первым или угрозы поступали и раньше?
Ответил Уэсли. Он взял отчет, пробежал взглядом страницу и покачал головой:
— Очевидно, поступали. Рид пишет, что звонки угрожающего характера поступали с начала года, но мисс Мэдисон не сообщила о них в полицию. Похоже, они были довольно редкими и не содержали конкретных деталей угрожающего характера.
— Она утверждала, что раньше ей звонил тот же самый человек?
— По ее словам, голос звучал так же, мягко и артикулированно, — ответил Марино, — и принадлежал белому мужчине. Ни у кого из ее знакомых такого голоса не было. Так, по крайней мере, она сказала. — Лейтенант развернул второй отчет. — Во вторник, в семь восемнадцать вечера, мисс Мэдисон позвонила офицеру Риду на пейджер и попросила срочно с ней встретиться. Он приехал к ней домой в начале девятого. Заявительница опять-таки пребывала в состоянии сильного возбуждения. Сообщила, что получила еще один звонок угрожающего характера и сразу же набрала номер пейджера Рида. Тот же голос, тот же мужчина. Содержание сообщения примерно такое же, что и раньше.
Марино начал читать отчет:
— «Я знаю, что ты скучаешь по мне, Берилл. Скоро я приду за тобой. Я знаю, где ты живешь, знаю о тебе все. Ты можешь убежать, но не спрятаться». Потом он сказал, что видел ее в новой машине, черной «хонде», и что это он сломал антенну накануне вечером, когда она припарковалась у дома. Заявительница подтвердила, что действительно оставляла машину возле дома и что утром во вторник обнаружила сломанную антенну. Антенна была сильно погнута и не работала. Рид осмотрел «хонду». Факт поломки им подтвержден.
— Какие меры принял офицер Рид? — спросила я.
Марино перевернул страницу.
— Посоветовал ставить машину в гараж. Мисс Мэдисон ответила, что никогда не пользовалась гаражом и собиралась переоборудовать его в офис. Он порекомендовал обратиться к соседям и спросить, заметили ли они что-то необычное. Далее Рид пишет, что мисс Мэдисон осведомилась, может ли она приобрести огнестрельное оружие.
— И все? А как насчет тех записей, что он попросил ее вести? Там что-нибудь о них говорится?
— Нет. В конфиденциальной части отчета сделана следующая приписка: «Реакция заявительницы на сломанную антенну представляется чрезмерной. Она была крайне расстроена и допустила оскорбление в адрес офицера». — Марино поднял голову. — Другими словами, Рид хочет сказать, что он не поверил ей. Может, она сломала антенну сама, а ерунду насчет звонков и угроз просто сочинила.
— Господи… — пробормотала я. — Какая глупость!
— Эй, док, подожди-ка с обвинениями. Ты же не представляешь, сколько таких жалоб поступает в полицию каждый день. Дамочки звонят постоянно. То к ним пристают, то их режут, то насилуют. Некоторые просто все выдумывают. Тормоза полетели, вот и захотелось внимания.
Разумеется, я все это прекрасно знала. Знала о выдуманных хворях и недомоганиях, проблемах с адаптацией и маниях, заставляющих людей не просто изобретать, но и причинять себе реальные увечья и страдания. Так что лекция Марино была лишней.
— Продолжайте. Что дальше?
Лейтенант положил на стол второй отчет и открыл третий.
— Шестого июля, в воскресенье, Берилл позвонила Риду в пятнадцать минут двенадцатого. Он приехал к ней домой в четыре часа дня. Заявительница встретила его откровенно враждебно и…
— Да уж, — бросила я. — Она прождала его едва ли не пять часов.
Марино пропустил мою реплику мимо ушей.
— Мисс Мэдисон заявила, что незнакомец позвонил ей в одиннадцать и сказал буквально следующее: «Все еще скучаешь, Берилл? Уже скоро. Я приходил за тобой прошлой ночью, но тебя не было дома. Осветлила волосы? Надеюсь, что нет». Мисс Мэдисон, по ее словам, попыталась поговорить с ним. Умоляла оставить ее в покое, спрашивала, кто он такой и почему ее преследует. Этот мерзавец ничего не ответил и повесил трубку. Мисс Мэдисон подтвердила, что предыдущим вечером ее действительно не было дома. На вопрос, где она провела ночь, мисс Мэдисон не ответила и сказала лишь, что уезжала из города.
— И чем же на этот раз ваш доблестный офицер Рид помог бедной женщине?
Марино посмотрел на меня пустыми глазами.
— Посоветовал завести собаку, на что она заявила, что не переносит животных из-за аллергии.
Уэсли открыл папку.
— Кей, ты оцениваешь события в свете ужасного преступления, случившегося по прошествии нескольких месяцев. Рид же рассматривал их с другой точки зрения. Попробуй поставить себя на его место. Молодая женщина живет одна. Время от времени с ней случаются приступы истерии. Рид делает все, что в его силах, даже дает ей номер своего пейджера. Реагирует быстро, по крайней мере сначала. Она же ведет себя уклончиво, на прямые вопросы не отвечает. Никаких доказательств не представляет. Поверь мне, тут бы любой засомневался.
— Окажись я в положении Рида, — вмешался Марино, — я бы точно подумал, что дамочка подвинулась от одиночества, соскучилась без мужского внимания и хочет, чтобы кто-нибудь погладил ее по шерстке. Или что ее бросил парень и она готовит сцену, чтобы устроить ему большие неприятности.
— Верно, — не сдержалась я. — Ты подумал бы то же самое, если бы ей угрожал муж или приятель. Ты бы никогда не поверил ей, и Берилл Мэдисон в любом случае была бы мертва.
— Может, и так, — возразил Марино. — Но в случае с мужем — предположим, что таковой бы у нее был, — я бы, по крайней мере, знал, кого подозревать. Я бы получил, черт возьми, ордер, а судья выписал постановление, чтобы этот псих не подходил к ней ближе чем на сто шагов.
— Тебе прекрасно известно, что запретительные судебные приказы не стоят даже потраченной на них бумаги, — вскипела я.
Злость выталкивала меня за границы самообладания. Не проходило года, чтобы на стол в анатомичке не поступало с полдюжины женщин, мужей и приятелей которых пытались сдержать запретительными постановлениями.
С минуту в кабинете стояла тишина.
— Предлагал ли офицер Рид прослушивать ее телефонную линию? — спросила я, обращаясь к Уэсли.
Он покачал головой:
— Это ничего бы не дало. Чтобы установить прослушивание, телефонной компании потребовался бы не только внушительный список звонков, но и убедительные доказательства того, что запугивание действительно имело место.
— У нее не было таких доказательств?
— К сожалению, не было. Прежде всего, Кей, мисс Мэдисон получала мало звонков. Те, о которых она сообщила, не позволяли сделать однозначный вывод о наличии угрозы. У нее не было даже записи звонков. Без всего этого разрешения на прослушку никто бы не дал.
— Судя по всему, — добавил Марино, — Берилл получала не более одного-двух звонков в месяц. И не вела их регистрацию, о которой ее просил Рид. А если и вела, то мы ее записей не нашли. Она даже не записала ничего на пленку.
— Боже мой! — пробормотала я. — Человека грозят убить, но, чтобы его жалобы приняли всерьез, требуется постановление конгресса.
Уэсли промолчал.
Марино хмыкнул.
— Ты ведь и сама в таком положении, док. Нет такой штуки, как превентивная медицина. Мы всего лишь чистильщики. Нам и шагу не дают ступить, пока не будет твердых улик. Вроде тела.
— По-моему, достаточно веским доказательством можно считать уже само поведение Берилл, — заметила я. — Прочти отчеты. Она выполняла практически все рекомендации офицера Рида. Он посоветовал установить сигнализацию — она установила. Порекомендовал ставить машину в гараж — она послушалась, хотя и собиралась переоборудовать гараж под офис. Спросила об оружии, а потом пошла и купила пистолет. И звонила Риду сразу после звонка убийцы. Не ждала, не тянула, а немедленно связывалась с полицией.
Бентон, вздохнув, начал раскладывать на столе фотокопии писем Берилл из Ки-Уэста, полицейские отчеты и фотографии, сделанные во дворе, в доме и, наконец, в спальне, где и нашли тело. Он раскладывал документы молча, с каменным лицом, посылая ясный сигнал, что пора идти дальше, что споры и препирательства пора прекратить. Что сделала и чего не сделала полиция, уже не важно. Важно поймать убийцу.
— Меня беспокоит отсутствие последовательности в его действиях. С одной стороны, характер и манера угроз указывают на психопатическую личность. На человека, преследовавшего и угрожавшего Берилл на протяжении нескольких месяцев, но не знавшего ее лично. Несомненно, что главное удовольствие ему доставляли фантазии. Это фаза предшествия. Он ее исчерпал. Удар последовал, когда она обманула его ожидания, уехав из города. Может быть, он испугался, что она исчезнет насовсем, и поэтому убил ее сразу после возвращения.
— То есть дамочка испортила ему праздник, — вставил Марино.
Уэсли продолжал разглядывать фотографии.
— Я вижу здесь сильную злость, ярость. И здесь же начинает проступать непоследовательность. Особенно это заметно вот тут. — Он постучал по фотографии. — У нее изуродовано лицо. Лицо — это и есть личность. В типичных случаях во время убийств, совершенных сексуальным садистом, лицо жертвы остается нетронутым. Она лишена индивидуальности. Она — символ. В некотором смысле в глазах убийцы она лишена лица. Она для него никто. Чаще всего объектом мутиляции становятся области груди и половых органов. — Бентон помолчал, пожал плечами. — В убийстве Берилл присутствует личностный элемент. Порезы на лице, множественные раны на теле — явный выход за пределы необходимости. Все это указывает на то, что этот человек все-таки знал Берилл лично. Возможно, даже хорошо. Убийца был одержим именно ею. Но это не согласуется с наблюдением за ней издалека, преследованием, что характерно для постороннего, чужого.
Марино снова потянулся за револьвером и, покрутив бесцельно барабан, подал голос:
— Хотите услышать мое мнение? Думаю, у психа комплекс бога. Пока ты играешь по его правилам, он тебя не трогает. Берилл нарушила правила, когда уехала из города и повесила табличку «Продается». Забавы кончились. Поступил не по правилам — вот тебе наказание.
— Как бы ты его охарактеризовал? — спросила я Бентона.
— Белый. От двадцати пяти до тридцати пяти. Умен. Рос без отца. В детском возрасте, возможно, подвергся насилию. Физическому или психологическому. Может быть, тому и другому. Одиночка. Это, однако, не значит, что он живет один. Не исключено, что женат. Ведет двойную жизнь. Мир видит одного человека, но не замечает его темной стороны. Обсессивно-компульсивен. Вуайерист.
— Здорово! — съязвил Марино. — Такое описание подходит половине психов, с которыми я работал.
Уэсли пожал плечами:
— Может, я и ошибаюсь, Пит. Еще не разобрался. Вполне вероятно, что убийца какой-нибудь неудачник. Живет дома с матерью. Может быть, за ним кое-что уже числится. Может быть, лечился или сидел. Черт возьми, он вполне может работать в солидной охранной фирме и быть чистым как стеклышко. Похоже, наш объект обычно звонил Берилл вечером. Один дневной звонок, о котором нам известно, сделан в субботу. Мисс Мэдисон проводила большую часть времени дома. Он звонил тогда, когда было удобно ему, а не тогда, когда мог застать ее дома. Мне представляется, что у него обычный рабочий график, с девяти до пяти, и выходной уик-энд.
— Если только он не звонил ей с работы, — предположил Марино.
— Такая возможность не исключена, — согласился Уэсли.
— Как насчет возраста? Вы не допускаете, что он старше?
— Сомневаюсь. Хотя всякое может быть.
Потягивая успевший остыть кофе, я пересказала им все, что узнала накануне от Марка о конфликте из-за контракта и странных отношениях Берилл с Кэри Харпером. Марино и Уэсли слушали меня с нескрываемым любопытством. Во-первых, вечерний визит чикагского адвоката и впрямь не укладывался в рамки общепринятых стандартов поведения. Во-вторых, сама информация заставляла взглянуть на случившееся под новым углом. Ни Марино, ни Уэсли, ни мне — до разговора с Марком — и в голову не приходило, что в убийстве Берилл может быть какой-то мотив. Самый распространенный мотив в преступлениях на сексуальной почве — это отсутствие какого-либо мотива. Преступник делает то, что ему нравится, и тогда, когда подворачивается удобный случай.
— У меня есть приятель, коп, в Уильямсберге, — сказал Марино. — По его словам, Харпер — настоящий псих. Отшельник. Разъезжает в старом «роллс-ройсе» и ни с кем не разговаривает. Живет в громадном особняке над рекой, никогда никого не принимает. К тому же, док, Харпер — старик.
— Не такой уж и старик, — не согласилась я. — Ему всего-то пятьдесят с небольшим. Но живет он действительно уединенно. Если я правильно помню, с сестрой.
— Сомневаюсь, что в этом что-то есть. — Бентон заметно напрягся. — Но проверить не помешает, Пит. По крайней мере, Харпер может помочь нам установить личность того «М», которому писала Берилл. Очевидно, это был человек, которого она хорошо знала. Друг или любовник. Кто-то должен его знать. Выясним это — продвинемся вперед.
По лицу Марино было видно, что предложение Уэсли ему не понравилось.
— Не знаю, что из этого получится. Харпер со мной и разговаривать не станет, а прижать его мне нечем. К тому же я просто не верю, что это он уделал Берилл. Даже если есть мотив. На мой взгляд, старикан обставил бы все проще, а не растягивал на девять или десять месяцев. Да и голос его Берилл бы узнала.
— Он мог кого-то нанять, — заметил Уэсли.
— Верно. И мы нашли бы ее через неделю с аккуратной дыркой в затылке, — возразил Марино. — Наемные убийцы не запугивают жертв, не звонят им, не пользуются ножом и никого не насилуют.
— Большинство — да, — согласился Уэсли. — Но насчет изнасилования полной уверенности у нас нет. Семенной жидкости не обнаружено. — Он вопросительно взглянул на меня, и я кивнула. — Может быть, убийца импотент. Или же — такую возможность тоже не следует упускать из виду — тело намеренно расположили так, чтобы натолкнуть нас на мысль о сексуальном подтексте, хотя в действительности мотив был совсем иной. Все зависит от того, кого нанимали. Если мы, конечно, принимаем вариант с киллером. Например, если бы Берилл застрелили в разгар спора с Харпером, полиция поставила бы его во главе списка подозреваемых. Но если убийство выглядит как дело рук сексуального садиста, психопата, о Харпере никто и не вспомнит.
Я заметила, что Марино поглядывает на книжную полку. Его тяжелое, угловатое лицо покраснело, хотя в кабинете не было душно.
— Что еще вам известно о книжке, которую она писала? — спросил он, поворачиваясь ко мне.
— Очень немногое. Книга задумывалась как автобиографическая и могла повредить репутации Харпера.
— И Берилл работала над ней в Ки-Уэсте?
— Наверное, да, но точно я сказать не могу.
Он замялся, виновато пожал плечами:
— Черт, понимаю, что вам такое не понравится, но ничего похожего на рукопись в доме не нашли.
Этому удивился даже Уэсли.
— А как же стопка листов в ее спальне?
— Ну да. — Марино достал сигареты. — Я их просмотрел. Очередной роман. Гражданская война, любовь и все такое. На автобиографию совсем не тянет.
— Заглавие или дата есть?
— Нет. Ни того ни другого. Если уж на то пошло, похоже, там не все. Вот такой толщины примерно. — Марино развел большой и указательный пальцы на дюйм. — Много приписок на полях, еще страниц десять написаны от руки.
— Нужно еще раз и более внимательно просмотреть все ее бумаги, компьютерные диски и точно определить, есть ли там автобиография или ее уже нет. Надо также выяснить, кто ее литературный агент или издатель. Не исключено, что, перед тем как покинуть Ки-Уэст, Берилл отправила рукопись кому-то из них по электронной почте. Мы должны точно знать, что она вернулась в Ричмонд без рукописи. Если же мисс Мэдисон привезла рукопись с собой и теперь ее нет, это по меньшей мере факт первостепенного значения.
Уэсли бросил взгляд на часы, отодвинул стул и с извиняющейся улыбкой поднялся.
— Прошу прощения, но через пять минут у меня другая встреча.
Он проводил нас в фойе.
Избавиться от Марино не удалось, лейтенант потянулся за мной к машине.
— Будь осмотрительна, док. — Я приготовилась выслушать дежурную лекцию из цикла «уличные премудрости». Инструктировать меня Марино мог часами. — Большинство женщин никогда не думают об осторожности. Бредут по улице и даже не замечают, что на них кто-то смотрит, что за ними следят. А когда подойдешь к машине и достанешь ключи, не поленись заглянуть под нее, о’кей? Просто удивительно, как женщины забывают о таких простых вещах. Вот ты ведешь машину и замечаешь, что за тобой кто-то следует. Что будешь делать?
Я промолчала.
— Отправляйся к ближайшему пожарному депо. Почему? Потому что там всегда кто-то есть. Даже в два часа ночи на Рождество. Это первое место, куда следует ехать.
Пережидая поток машин, я опустила руку в карман, где лежали ключи, и, бросив взгляд через улицу, заметила под щеткой «дворника» зловещий белый прямоугольник. Неужели бросила мало мелочи? Вот невезение!
— Они повсюду, — наставлял между тем Марино. — Лучше всего начать присматриваться, когда отправляешься домой или идешь за покупками.
Я наградила его уничтожающим взглядом и поспешила через дорогу.
— Эй, док, не злись, ладно? — сказал он, догоняя меня у машины. — Может, еще поблагодаришь когда-нибудь за то, что я порхаю тут с тобой, как ангел-хранитель.
Счетчик показывал, что оплаченное время истекло пятнадцать минут назад. Сорвав со стекла проклятый листок, я сунула его в карман рубашки.
— Будешь порхать в управление, лейтенант, посматривай по сторонам. Пожалуйста.
Марино проводил меня обиженной гримасой.