Глава 34
День двадцать первый. Сирены
Харри дошел до гаража Института анатомии и сел в машину. Закрыл глаза и попытался мыслить четко и ясно. Первое, что он должен сделать, — выяснить, где Матиас.
Он уже стер номер Матиаса из мобильного, поэтому позвонил в справочную и попросил дать ему телефон и адрес. Харри записал цифры и отметил, что, пока ждал ответа, дыхание участилось от волнения. Он постарался успокоиться.
— Привет, Харри. — Матиас говорил негромко, однако в голосе его слышалось радостное удивление.
— Извини, что надоедаю, — начал Харри.
— Да ничего…
— Ты где?
— Дома. Как раз собирался спуститься к Ракель и Олегу.
— Отлично. Хотел попросить тебя все-таки передать Олегу то, что я ему приносил.
Наступила пауза. Харри так сжал челюсти, что зубы скрипнули.
— Передам с удовольствием, но ведь Олег сейчас дома, так что ты сам мог бы…
— Да понимаешь, мне бы не хотелось сегодня встречаться с Ракель.
Новая пауза. Харри буквально вдавил трубку в ухо, словно в надежде услышать мысли собеседника, но уловил только дыхание и тихую минималистскую музыку, что-то вроде перезвона японских колокольчиков. Он представил себе Матиаса в столь же минималистски обставленной квартире. Квартирка, скорее всего, небольшая, но до противности аккуратная — нигде ни пылинки, ни одной случайной вещи.
На Матиасе голубая рубашка, он только что сменил повязку на ране. Тогда, на крыльце у Ракель, он сложил руки на груди вовсе не для того, чтобы прикрыть свой наследственный дефект. Он пытался спрятать рану.
— Ах вот как! Ну что ж, передам, конечно, — ответил Матиас.
Харри так и не понял по голосу, волнуется Матиас или нет. Снова послышалась музыка.
— Спасибо, — сказал Харри. — Я быстро, ты только дождись меня.
— Хорошо, — ответил Матиас. — Слушай, Харри…
— Да? — Харри глубоко вдохнул.
— Ты что, знаешь мой адрес?
— Ну да. Мне Ракель дала.
Харри выругался про себя: ну почему он не сказал, что узнал адрес в справочной? В этом нет ничего особенного.
— Вот как? — удивился Матиас.
— Да.
— О'кей, — согласился Матиас, — заходи, я оставлю дверь открытой.
Харри выключил трубку и в задумчивости уставился на нее. Он не сумел бы дать рационального объяснения этому чувству, но почему-то ему казалось, что времени практически не осталось — он должен бежать со всех ног, должен успеть до наступления темноты. Фантазия, как видно, разыгралась, опять его преследует детский страх, будто вокруг уже стемнело, а он никак не может найти дорогу к бабушкиному дому.
Харри набрал еще один номер.
— Да. — Голос у Хагена был бесцветный, безжизненный.
Голос человека, подписавшего капитуляцию, подумал Харри.
— Бросайте свои бумажки, — сказал Харри. — Звоните всем дежурным полицейским, мне требуется подкрепление. Берем подозреваемого в убийстве, улица Осенгата, двенадцать, в районе Торсхов.
— Харри…
— Слушайте: останки Сильвии Оттерсен лежат в морге Института анатомии. Снеговик — не Катрина. Понимаете?
Пауза.
— Нет, — прямодушно ответил Хаген.
— Снеговик — сотрудник этого института, Матиас Лунн-Хельгесен.
— Лунн-Хельгесен? Вот черт! Это ведь тот, который…
— Да, тот врач, который оказал большую помощь в разработке Идара Ветлесена.
Голос Хагена повеселел:
— Дежурные полицейские, разумеется, поинтересуются, вооружен ли он.
— Насколько нам известно, — поделился Харри, — он убил десять-двенадцать человек и ни разу огнестрельного оружия не использовал.
Сарказм Харри дошел до Хагена не сразу.
— Я перезвоню, — бросил он.
Харри нажал кнопку «отбой» и, вертя в замке ключ зажигания, другой рукой принялся набирать Магнуса Скарре.
Магнус и двигатель отозвались синхронно.
— Ты все еще в районе Трюванн? — спросил Харри.
— Да, а что? — ответил Скарре.
— Хватай всех, кто есть под рукой, и бегом в машину. Притормози на перекрестке Осенгата и Фуктс. Едем брать мерзавца.
— Ах, мать твою!.. Это то, о чем я думаю, или…
— Да, — отрезал Харри.
Он так втопил газ, что покрышки взвизгнули на асфальте.
Харри вспомнил Юнаса. По какой-то непонятной причине — именно Юнаса.
Один из шести патрульных автомобилей, которые затребовал Харри, связавшись с управлением, уже стоял у перекрестка на Осенгата. Харри подъехал со стороны Стурусиден. Свернул на тротуар, выскочил из машины, подбежал к патрульным и в приспущенное окно попросил рацию.
— Выключи пока, — бросил Харри, показав на мигалку. Нажал на кнопку вызова и приказал всем патрульным машинам выключить сирены заранее.
Через четыре минуты все шесть патрульных автомобилей подъехали к перекрестку. Полицейские, среди которых были Скарре и Ула Ли из убойного отдела, собрались вокруг машины, где у открытой дверцы сидел Харри с картой города в руках и давал указания:
— Ли, возьми три машины и отрежь возможные пути к бегству. Вот тут, тут и тут.
Ли наклонилась над картой и кивнула.
Харри повернулся к Скарре:
— Что вахтер?
Скарре показал телефон:
— Как раз с ним говорю. Он уже идет к главному входу с ключами.
— О'кей. Возьмешь шестерых и расставишь их по подъезду, на черной лестнице и, если возможно, на крыше. Еще добудь мне машину прикрытия. «Дельта» приедет?
— Уже.
Двое полицейских, похожих друг на друга как две капли воды, доложили, что «Дельта» прислала группу захвата, специально обученную на случай подобных ситуаций.
— Вы мне будете нужны прямо перед подъездом. Все вооружены?
Полицейские кивнули. Некоторые держали автоматы МР-5, отлично зарекомендовавшие себя при освобождении заложников, у остальных были только табельные револьверы. «Бюджет — прежде всего», — разъяснил как-то раз комиссар полиции.
— Вахтер сказал, что Лунн-Хельгесен живет на третьем этаже, — сообщил Скарре, убирая мобильный в карман. — Там по одной квартире на этаже. Выходов на крышу нет. Чтобы попасть на черную лестницу, надо подняться на четвертый этаж и пройти через закрытый холл.
— Хорошо, — сказал Харри. — Пошли двоих на черную лестницу, пусть ждут в холле.
Харри посадил к себе в машину двух полицейских в форме. Один постарше, другой — прыщавый юнец. Оба как-то работали со Скарре. Он повел машину не на улицу Осенгата, 12, а переехал на другую сторону и загнал ее во двор напротив.
Два мальчугана огромными, блестящими от любопытства глазами рассматривали вооруженных полицейских, пока Харри объяснял их отцу, для чего полиции требуется ненадолго войти в их квартиру. Харри прошел в гостиную, отодвинул диван от окна и внимательно всмотрелся в квартиру напротив.
— В гостиной свет! — крикнул он.
— Там кто-то сидит, — заметил полицейский, тот, что постарше.
— Я слышал, что после пятидесяти зрение ухудшается на тридцать процентов, — ответил Харри.
— У меня отличное зрение. Вон там, в большом кресле, которое стоит к нам спиной. Можно разглядеть часть затылка и руки на подлокотниках.
Харри прищурился. Черт, ему что, очки уже нужны, что ли? Однако как только старик подсказал, куда смотреть, он все разглядел.
— Оставайся здесь и сообщи по рации, если он шелохнется. Идет?
— Идет, — улыбнулся пожилой.
С собой Харри взял юнца.
— А кто хоть там сидит-то? — спросил тот громко, чтобы перекричать давящую тишину, когда они были уже внизу на лестнице.
— Слыхал про Снеговика?
— О, черт!
— Вот именно.
Они перебежали через дорогу во двор дома напротив. Вахтер, Скарре и пятеро полицейских в форме стояли наготове возле входной двери.
— Ключей от квартиры у меня нет, — сказал вахтер. — Только от подъезда.
— Отлично, — ответил Харри. — Мы сначала позвоним. А если он не откроет, будем ломать дверь. Всем приготовить оружие и шуметь как можно меньше. Ясно? «Дельта», вы со мной…
Харри достал «смит-вессон» Катрины, и по его сигналу вахтер повернул ключ в замке.
Харри и двое ребят из «Дельты» — оба с автоматами МР-5 — бесшумно взлетели, шагая через три ступеньки, по лестнице. Остановились возле синей двери, на которой была табличка с именем. Один из полицейских приложил ухо к двери, повернулся к Харри и покачал головой. Харри убрал звук в своей рации и поднес ее ко рту.
— «Альфа» вызывает… — Харри понял, что не дал пожилому полицейскому позывного, а фамилии его он не помнил. — Наблюдательный пост за диваном. Объект шевелился? Прием.
Он отпустил кнопку, и рация тихо зашипела, а потом раздался голос:
— По-прежнему сидит в кресле.
— Понял вас. Мы идем. Отбой.
Первый полицейский достал лом, второй встал на изготовку.
Харри уже видел этот приемчик: один взламывает дверь, а второй стремглав забегает внутрь. И дело не в том, что невозможно открыть дверь без применения лома, а в том, что эффект от шума, натиска, стремительного проникновения в дом таков, что объект, как правило, теряется и в девяти случаях из десяти застывает как каменный на своем кресле, диване или кровати.
Но Харри предупреждающе поднял руку. Нажал на дверную ручку и толкнул дверь.
Матиас не обманул: действительно, не заперто.
Дверь бесшумно открылась. Харри показал на себя — он хотел пройти туда первым.
Квартира была обставлена вовсе не так, как Харри себе представлял, хотя, впрочем, в каком-то смысле в минималистском вкусе: в ней не было ничего: ни одежды в прихожей, ни мебели, ни картин. Только голые стены, истосковавшиеся по новым обоям или побелке. Создавалось ощущение, что отсюда давным-давно выехали.
Дверь в гостиную была приоткрыта, и в щель Харри увидел на подлокотнике кресла руку. Маленькую руку с часиками на запястье. Он затаил дыхание, сделал два длинных шага, держа револьвер перед собой обеими руками, и пнул ногой дверь в гостиную.
Полицейские, которые двигались почти вне поля его зрения, застыли.
Один прошептал:
— Господи боже ты мой…
Над креслом висела большая зажженная люстра и освещала сидящую женщину, которая смотрела прямо на Харри. На шее — синий след от удавки, бледное красивое лицо, черные волосы и небесно-голубое платье в мелкий белый цветочек. То самое платье, что было на фотографии в его календаре. Харри почувствовал, как сердце в его оцепеневшем теле разрывается на куски. Он попробовал пошевелиться, но не смог вырваться из-под власти ее потухшего взгляда. Потухшего и обвиняющего. Обвиняющего именно его в том, что не сделал чего-то… Эх, если бы знать чего! Не сделал, не задумался, не успел остановить, не сумел спасти ее.
Снежная бледность ее лица напомнила Харри ледяную холодность лица матери, лежавшей мертвой на больничной койке.
— Проверьте остальные помещения, — приказал Харри срывающимся голосом и опустил револьвер.
Неверными шагами приблизился к креслу и дотронулся до ее руки. Рука была ледяной и безжизненной, словно мрамор, но он услышал слабый пульс, и у него мелькнула абсурдная мысль, что она просто накрасилась и притворилась мертвой. Опустив взгляд, он понял, что тикают ее часики.
— Больше никого нет, — раздался голос полицейского у него за спиной. Парень кашлянул и спросил: — Вы знаете, кто она?
— Да, — ответил Харри и провел пальцем по стеклу часиков. Тех самых, которые он всего несколько часов назад держал в своей руке. Часики, которые лежали в его собственной спальне. Которые он положил в скворечник, потому что любовник Ракель пригласил ее куда-то этим вечером. Отпраздновать, что они двое теперь стали единым целым.
Харри посмотрел в ее глаза, встретил взгляд-обвинение.
Так и есть, подумал он. Кругом виноват.
Скарре вошел в квартиру и теперь стоял позади Харри и смотрел через его плечо на мертвую женщину в кресле посреди гостиной. Рядом с ним стояли двое парней из «Дельты».
— Задушена? — спросил Скарре.
Харри не ответил и даже не пошевелился. Одна из петелек, за которые вешают платье, вылезла наружу.
— Необычно как-то: летнее платье зимой, — заметил Скарре, просто чтобы хоть что-то сказать.
— Оно ей нравилось, — отозвался Харри каким-то потусторонним голосом.
— Кому? — спросил Скарре.
— Ракель.
Инспектор сжался. Он видел бывшую возлюбленную Харри только один раз, когда она еще работала в полиции.
— Это… это Ракель? Но…
— Это ее платье, — ответил Харри, — и ее часы. Он переодел ее в Ракель. А женщину звали Бирта Беккер.
Скарре молча уставился на тело. Таких трупов он еще не видел. Те, что он видел, были обезображены и обведены мелом.
— Пошли, — кивнул Харри парням из «Дельты» и повернулся к Скарре. — Оставайся здесь. Позвони криминалистам, скажи, им подоспела работенка.
— А ты куда?
— На танцы, — отрезал Харри.
Все трое вышли на лестницу, и в квартире воцарилась мертвая тишина. Через несколько секунд Скарре услышал, как завелся автомобиль и рванул вперед, пробуксовывая колесами по асфальту.
По улице разносились завывания полицейской сирены. Харри сидел на пассажирском кресле и чувствовал, как в кармане вибрирует телефон. С зеркала заднего вида свисали две крошечные дамочки в бикини и словно танцевали под яростный тревожный вой, а полицейская машина, виляя, обгоняя другие автомобили, летела по третьему кольцу.
«Пожалуйста, — молился он про себя, — пожалуйста, Ракель, держись».
Харри взглянул на металлических танцовщиц, болтавшихся под зеркалом, и подумал, что он точь-в-точь как они: безвольно пляшет под чужую дудку. Он превратился в эдакую комическую фигуру, всегда на два шага позади, всегда вламывается в дверь слишком поздно, и публика встречает его смехом.
И тут Харри взорвался.
— Черт! Черт! — прорычал он и швырнул мобильный телефон в переднее стекло. Тот соскользнул с панели и упал рядом с дверцей. Водитель в зеркало переглянулся со вторым полицейским.
— Выруби сирену, — приказал Харри.
Стало тихо.
И тут Харри услышал звук, идущий снизу.
Он поднял телефон.
— Алло! — крикнул он в трубку. — Алло! Ракель! Ты дома?
— Ну конечно. Ты же по номеру видишь, я звоню с городского, — услышал он ее голос. Мягкий, смеющийся.
— А Олег дома?
— Да, — ответила она. — Сидит вот тут, на кухне, ужинает. Мы ждем Матиаса. А что случилось, Харри?
— Слушай меня внимательно, Ракель.
— Харри, не пугай меня. Что произошло?
— Запри дверь на цепочку.
— Зачем это? Дверь заперта…
— Запри на цепочку! — прорычал Харри.
— Хорошо-хорошо!
Он услышал, как она что-то говорит Олегу, скрип стула и звук быстрых шагов. И почувствовал некоторое облегчение.
— А теперь расскажи мне, что случилось, Харри.
— Расскажу. Но сначала пообещай, что ни при каких обстоятельствах не впустишь в дом Матиаса.
— Матиаса? Ты что, напился, Харри? Да какое право ты…
— Матиас опасен, Ракель. Я сижу в полицейской машине, со мной еще двое наших сотрудников, мы едем к тебе. Остальное объясню при встрече, только прошу — смотри все время в окно. Ты видишь что-нибудь?
Она помедлила. Харри молчал, не говорил ни слова, просто ждал. Потому что вдруг совершенно точно понял, что она ему верит, надеется на него и что так было всегда. Они подъехали к тоннелю в Нюдалене. На обочине серыми тюками шерсти лежал снег. Раздался ее голос:
— Ничего не вижу. Но я же не знаю, что мне нужно искать.
— Снеговика не видишь? — тихо спросил Харри.
По наступившей тишине он понял, что она вот-вот поймет, в чем дело.
— Скажи, что это неправда, Харри, — прошептала она. — Скажи, что это дурной сон.
Он прикрыл глаза. Увидел перед собой Бирту Беккер в кресле. Ракель права, конечно, это сон.
— Я положил твои часы в скворечник, — сказал он.
— Но их там не… — начала она, осеклась и простонала: — О боже!
