Часть третья

Часы показывали восемь вечера, а на шестом этаже Управления полиции Осло, что на Грёнланнслейрет, все еще горел свет. В кабинете Харри собрались Холм, Скарре, Эспен Лепсвик и начальник отдела убийств, комиссар Гуннар Хаген. Со времени обнаружения тела Герта Рафто прошло шесть с половиной часов, и четыре часа — с момента, когда Харри позвонил из Бергена, назначил экстренное совещание, а сам отправился в аэропорт.

Харри уже подготовил отчет о страшной находке, так что даже комиссар заерзал на стуле, взглянув на фотографии, которые бергенские полицейские успели передать по электронной почте.

— Протокол вскрытия пока не готов, — доложил Харри, — но причина смерти сомнений не оставляет: выстрел из огнестрельного оружия, произведенный в ротовую полость. Пуля прошла через глотку и затылок. Все произошло там же, где было обнаружено тело: ребята из Бергена нашли пулю в стене подвала.

— Следы крови, мозгового вещества? Обнаружили? — спросил Скарре.

— Нет, — ответил Харри.

— Столько лет прошло, — сказал Лепсвик. — Бактерии, насекомые…

— Ну, кое-что могло бы сохраниться, — заявил Харри. — Но я говорил с медиками, и мы пришли к единому мнению: Рафто, скорее всего, сам поспособствовал тому, чтобы место убийства не выглядело совсем уж по-свински.

— Ты о чем? — буркнул Скарре.

— О-ой, — медленно протянул Лепсвик.

Похоже, до Скарре тоже дошло, и его лицо скривилось от отвращения:

— Вот черт!..

— Виноват, — вставил Хаген. — Может, мне кто-нибудь объяснит, о чем вы тут говорите?

— При самоубийстве, — объяснил Харри, — человек, как правило, выдыхает воздух. Внутри образуется вакуум. Поэтому вокруг получается меньше… — Он помолчал, подыскивая слово, и закончил: —…мусора. Рафто абсолютно точно заставили выдохнуть воздух, а потом выстрелили.

— А ведь такой сыщик, как Рафто, — покачал головой Лепсвик, — наверняка отлично понимал зачем.

— Ради всего святого! — Хаген побледнел. — Как можно заставить человека?..

— Возможно, ему пришлось выбирать, — сказал Харри. — Ведь есть масса способов умереть — не только от пули.

Наступила мертвая тишина, Харри выдержал паузу, а потом продолжил:

— До сих пор тела жертв мы не находили. Рафто тоже был спрятан, но его бы нашли гораздо раньше, если б у хозяев дачи она не вызывала такого страха и отвращения. Все это приводит нас к выводу: Рафто не был частью плана.

— Плана серийного убийцы? — Судя по интонации, комиссар полиции смирился с мыслью о существовании этакого чудовища в не запятнанной серийными убийствами Норвегии.

Харри кивнул.

— Раз это не часть плана, то каков же мотив?

— Этого мы не знаем, но когда следователя убойного отдела лишают жизни, то вполне естественно предположить, что он представлял для убийцы опасность.

Эспен Лепсвик кашлянул:

— Может быть, то, что убийца проделал с телом, подскажет нам мотив? Зачем, например, он воткнул ему вместо носа морковь? Длинный нос, понимаете?

— Он что, сказку нам рассказывает? — спросил Хаген.

— Может, намек на ищейку? — осторожно вставил Холм.

— Точно! — подхватил Хаген. — Знак, чтобы остальные сыщики держались от него подальше, не вынюхивали. — Искоса поглядывая на Харри, он обратился ко всем: — А как вы объясните зашитый рот?

— Намек на то, что надо держать рот на замке, — неуверенно предположил Скарре.

— В точку! — согласился Хаген. — Поскольку Рафто был, так сказать, с гнильцой, вполне может быть, что он состоял с убийцей в сговоре и в определенный момент захотел его припугнуть.

Все посмотрели на Харри, который выслушал их гипотезы, не проронив ни слова.

— Ну? — пробурчал комиссар Хаген.

— Вы, конечно, может быть, и правы, — ответил Харри, — но я думаю, что послание, оставленное нам убийцей, совсем простое: тут был Снеговик. А он любит лепить снеговиков. Точка.

Полицейские переглянулись, никто возражать не стал.

— У нас другая проблема, — продолжил Харри. — Управление полиции Бергена выступило с официальным заявлением, что на острове Финнёй найдено тело человека. И все. Я просил их придержать информацию о деталях, чтобы мы располагали хотя бы двумя-тремя днями для поиска оставшихся следов, пока Снеговик не знает, кого мы нашли. Но думаю, что и двух дней у нас не будет, потому что вряд ли полицейские сумеют скрывать информацию достаточно долго.

— Имя Рафто будет у журналистов завтра утром. Я бергенских знаю, — сказал Эспен Лепсвик.

— Нет, — раздался голос от двери, — имя они получат сегодня, еще до последнего выпуска вечерних новостей. И не только имя, но и подробности: описание места преступления и нашу версию, что дело касается Снеговика.

Все обернулись. В дверях стояла Катрина Братт. Она все еще была бледна. Правда, с тех пор как Харри проводил ее на катер и она уехала с острова, а он остался дожидаться полиции, Катрина слегка пришла в себя.

— Так вы знаете людей со второго канала? — спросил ее Эспен Лепсвик с кривой усмешкой.

— Нет, — ответила Катрина Братт, садясь на стул. — Я знаю людей из бергенского Управления полиции.

— Где вы были, Братт? — спросил Хаген. — Вы отсутствовали несколько часов.

Катрина покосилась на Харри, он кивнул ей и объяснил:

— Катрина выполняла мои поручения.

— Это, должно быть, важно. Расскажите, Братт.

— Сейчас в этом нет необходимости, — произнес Харри.

— А я просто любопытный такой, — настаивал Хаген.

Чертов солдафон, подумал Харри. Педант, человек-рапорт, ты что, не видишь, что девчонка до сих пор не отошла от шока? Ты сам побледнел, когда тебе снимки показали. Ну сбежала она домой от всего этого, ну и что? Вернулась же. Хлопни ее по плечу, подбодри, а не унижай перед коллегами. Произнося про себя эту речь, он пытался поймать взгляд Хагена, чтобы остановить его.

— Рассказывайте, Братт, — поторопил нечуткий Хаген.

— Я проверяла кое-какие детали, имеющие отношение к нашему расследованию, — ответила Катрина, задрав вверх подбородок.

— Какие?

— Например: где находился Идар Ветлесен, когда были убиты Лайла Осен и Онни Хетланн. Оказалось, он изучал медицину в Бергенском университете.

— И это все, что вы выяснили? — удивился начальник отдела убийств.

— Все, — отрезала Катрина.

Возникла неловкая пауза.

— Студент-медик, значит? — Комиссар посмотрел на Харри.

— Да, — ответил Харри. — Позднее стал пластическим хирургом. Говорит, что любит изменять внешность людей.

— Я проверила адреса, по которым он жил и работал, — добавила Катрина. — Совпадений с адресами женщин, предполагаемых жертв Снеговика, нет. Но молодые врачи часто бывают в разъездах: курсы повышения квалификации, конференции…

— Жаль, что этот чертов адвокат Крон не даст нам потрясти парня, — расстроился Скарре.

— Плевать, — вступил Харри. — Мы все равно арестуем Ветлесена.

— За что? — поинтересовался Хаген. — За то, что он учился в Бергене?

— За попытку растления малолетних.

— На каком основании?

— На основании свидетельских показаний хозяина гостиницы «Леон». К тому же у нас есть снимки Ветлесена, входящего в гостиницу.

— Не хочется вас расстраивать, — начал Эспен Лепсвик, — но я того парня из «Леона» знаю. Он никогда не дает свидетельских показаний. Дело развалится, и вам придется выпустить Ветлесена через двадцать четыре часа. Это я вам гарантирую.

— Не беда, — ответил Харри и посмотрел на часы, прикидывая, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться до Бюгдёй. — Вы и представить себе не можете, чего только народ не напридумывает за такое короткое время.

Харри второй раз позвонил в дверь и подумал, как эта ситуация похожа на ту, в детстве, когда все разъезжались на летние каникулы, а он оставался один-одинешенек во всем Оппсале. Он так же стоял и звонил в дверь Эйстейна или другого приятеля, надеясь, что, может быть, каким-то чудом они окажутся дома, а не у бабушки в Халдене, на даче в Суне или в туристическом походе по Дании. Он жал и жал на звонок, пока не понимал, что остается по-прежнему только один вариант — Валенок. Валенок, с которым ни у него, ни у Эйстейна никогда не было особой охоты играть, но который тем не менее всегда тенью следовал за ними по пятам, надеясь, что когда-нибудь они передумают и хотя бы ненадолго примут его в свою компанию. Он, правда, выбрал Харри и Эйстейна лишь потому, что они и сами-то особой популярностью в школе не пользовались, вот он и подумал, что это такой клуб, куда у него все-таки есть шанс получить доступ. И вот шанс появлялся, потому что Харри знал: Валенок всегда бывает дома. Его семья не могла себе позволить уехать куда-нибудь на каникулы. Больше Харри играть было не с кем.

Харри услышал внутри шаркающие шаги, и дверь распахнулась. Выглянула женщина и, совсем как мать Валенка, просияла, увидев Харри. Та никогда не приглашала его в дом, а просто окликала Валенка, натягивала на него поношенную куртку и выталкивала на лестницу, где он молча стоял и смотрел на Харри. Харри чувствовал, Валенок все понимает, оттого смутная ненависть поднималась в его душе, пока они спускались по лестнице и шли к магазину. Все равно это было здорово: время-то шло.

— К сожалению, Идара нет дома, — сообщила фру Ветлесен. — Проходите, подождите его. Он сказал, что съездит куда-то ненадолго и вернется.

Харри покачал головой. Интересно, заметила ли она голубые мигалки, сиявшие на всю округу: позади него на темной дороге стояли полицейские автомобили. Маячки приказал включить этот идиот Скарре.

— Когда он уехал?

— Около пяти.

— Значит, прошло уже несколько часов. А он сказал, куда собирается?

Женщина покачала головой:

— Ничего он мне не говорит. Как вам это нравится? Родную мать не ставит в известность.

Харри поблагодарил, сказал, что заедет позже, и направился по гравийной дорожке, ведущей к калитке. Идара Ветлесена не обнаружили ни на работе, ни в «Леоне», да и здание кёрлинг-клуба было закрыто. Харри затворил за собой калитку и пошел к машине. Автомобиль во всей своей полицейской красе стоял с опущенными стеклами.

— Выключи мигалку, — приказал он шоферу и обратился к сидевшему сзади Скарре: — Она говорит, его дома нет, и, похоже, это правда. Оставайтесь здесь, следите, может, вернется. Позвони в отдел, скажи, чтобы организовали поиски. Только не по рации, о'кей?

На обратном пути Харри позвонил из машины на телефонную станцию и узнал, что Туркильсен, его приятель, работающий в центральной диспетчерской «Теленор-Осло», уже ушел домой, а значит, определить местонахождение мобильного телефона Идара Ветлесена можно будет только по официальным каналам, то есть не раньше завтрашнего утра. Он положил трубку и прибавил громкость: «Слипнот» играли «Вермийон». Нет, сейчас, пожалуй, не то настроение. Харри нажал на кнопку, чтобы поменять диск на сольник Джила Эванса, который недавно обнаружил у себя в бардачке. Пока он ковырялся с коробкой диска, приемник настроился на выпуск новостей.

— В связи с делом о серийном убийце, так называемом Снеговике, полиция разыскивает мужчину, врача по профессии, прописанного в районе Бюгдёй.

— Твою мать! — рявкнул Харри и так швырнул коробку, что та треснула, а диск покатился под сиденье.

Харри в припадке ярости выжал газ до упора и обогнал бензозаправщик, ехавший по левой полосе. Двадцать минут. Им потребовалось двадцать минут. Почему бы им не понатыкать в управлении микрофонов и не давать в эфир прямую трансляцию?

Столовая в управлении была уже закрыта, свет выключен, но именно там Харри ее и нашел. Она сидела со своим пакетом с бутербродами за пустым столиком на двоих. Харри сел на второй стул.

— Спасибо, что не рассказал, как я сорвалась на Финнёй.

Харри кивнул.

— Куда ты пропала?

— Я сразу выписалась из гостиницы и рванула на трехчасовой рейс в Осло. Мне необходимо было уехать. — Она уткнулась в чашку. — Извини.

— Не переживай, — успокоил ее Харри, глядя на хрупкую склоненную шею и тонкую руку, лежащую на столе. Сейчас он смотрел на нее другими глазами. — Крутые ребята если уж срываются, то по-настоящему.

— Почему?

— Наверное, потому что не так часто теряют контроль. Мало опыта.

Катрина кивнула, по-прежнему выискивая что-то взглядом на дне чашки с логотипом полицейского управления.

— А ты, Харри? Ты никогда не теряешь контроль?

Она подняла глаза, и Харри показалось, что ее зрачки полыхнули ярким светом. Он полез за сигаретами.

— Я из тех, у кого огромный опыт в потере контроля. Я, собственно, больше ничему и не учился. Зато в потере контроля у меня черный пояс.

Вместо ответа она слабо улыбнулась.

— У боксеров однажды сняли показатели работы головного мозга, — сказал он. — Ты знаешь, что на протяжении схватки они часто теряют сознание? Ненадолго, на секунду, но теряют. И все же им каким-то образом удается устоять на ногах. Как будто тело знает, что это временно, и берет управление на себя, держится в вертикальном положении, пока сознание не вернется. — Харри выцарапал из пачки сигарету. — Я тоже там, в доме Рафто, потерял контроль. Разница между нами только в том, что мое тело после стольких лет работы знает, что контроль вернется.

— А что ты делаешь, чтобы не уйти в нокаут? — спросила Катрина, убирая со лба прядь волос.

— А я, как боксеры, двигаюсь в направлении удара. Когда на тебя наваливается ужас или смертельная усталость, выпускай пар понемногу, как паровоз. Ты все равно не сможешь вечно сдерживаться, не жди, когда твоя защита разлетится на куски. — Он сунул в рот сигарету. — Да тебе небось все это рассказывали на курсе психологии в полицейской академии. Но я вот к чему. Даже выпуская пар, в этой тяжкой жизни надо прислушиваться к тому, что с тобой происходит, потому что, если тебя все это начнет убивать… — Он на секунду прикрыл глаза. — Ищи себе другую работу.

Она посмотрела на него долгим взглядом:

— А ты сам, Харри? Что ты сделал, когда почувствовал, что тебя это убивает?

Харри прикусил фильтр, сухой и мягкий, ощутил, как он хрустит меж зубов, и подумал, что она могла бы быть его сестрой или дочерью: ведь они явно сделаны из одного и того же материала. С явными изъянами внутри.

— Я забыл поискать другую работу, — ответил он.

Катрина широко улыбнулась и тихо сказала:

— Знаешь что?

— Нет.

Она протянула руку, выдернула у него изо рта незажженную сигарету и перегнулась через стол:

— Мне кажется…

Дверь в столовую распахнулась — на пороге стоял Холм.

— Второй канал, — сказал он. — Оба в новостях: и Ветлесен, и Рафто. Имена и фотографии.

И тогда начался хаос. Хотя было одиннадцать вечера, в холле управления уже через полчаса стало тесно от журналистов и фотографов. Они ждали руководителя группы Эспена Лепсвика, или шефа убойного отдела, или начальника полиции, или вообще кого угодно — лишь бы вышел к ним и рассказал, в чем дело. Между собой они бубнили, что полиция должна сознавать ответственность перед общественностью и обязана информировать ее о таком серьезном, таком потрясающем, таком смачном дельце, способном поднять рейтинги телеканалов и газетные продажи прямо до небес.

Харри стоял у балюстрады и смотрел вниз. Журналисты как акулы без устали нарезали круги, разговаривали друг с другом, выспрашивали, вынюхивали, помогали, мешали, обманывали, выуживали сведения. Кто-нибудь что-нибудь слышал? Будет вечером пресс-конференция или нет? Ну хотя бы импровизированный брифинг? А что, Ветлесен уже на пути в Таиланд? Ну должно же хоть что-нибудь случиться: ведь дедлайн уже близко!

Харри читал, что слово «дедлайн» появилось в Америке во время Гражданской войны: когда людей для охраны пленных не хватало, на земле рисовали круг и загоняли их туда. Всех, кто выходил из круга, расстреливали. Так и эти воины пера там, внизу, в холле: пленные сидят за линией смерти — дедлайном.

Харри возвращался в кабинет, где его ждали все остальные, как вдруг зазвонил мобильный. Матиас:

— Ты слышал мое сообщение на автоответчике?

— Не успел еще. У нас тут сущее пекло. Можно я тебе перезвоню позже?

— Конечно, — ответил Матиас. — Но, видишь ли… это касается Идара. Я тут увидел в новостях, что вы его ищете.

Харри переложил трубку в другую руку:

— Выкладывай.

— Идар позвонил мне сегодня днем. Спрашивал о карнадриоксиде. Он иногда звонит, консультируется насчет медикаментов: Идар никогда не был силен в фармацевтике. Так что я поначалу даже внимания не обратил. Я, собственно, звоню, потому что карнадриоксид опасен для жизни. Подумал, вдруг вам это пригодится.

— Конечно-конечно… — Харри рылся в кармане, где у него завалялись огрызок карандаша и трамвайный билетик. — Карна?..

— Карнадриоксид. Он содержит особый яд и используется в качестве обезболивающего у раковых и ВИЧ-больных. В тысячи раз сильнее морфина, и даже небольшая передозировка мгновенно приводит к параличу мышц. Органы дыхания и сердце останавливаются, и человек умирает моментально.

— Ну и дела, — пробормотал Харри, записывая. — О чем еще вы говорили?

— Больше ни о чем. Судя по всему, он куда-то торопился. Просто поблагодарил, и мы распрощались.

— Есть у тебя предположение, откуда он мог звонить?

— Нет. Но точно не из кабинета: акустика была какая-то странная. Такое впечатление, что говорят из церкви или пещеры, понимаешь?

— Понимаю. Спасибо большое, Матиас. В случае чего мы тебе перезвоним.

— Рад помочь, чем могу…

Окончания Харри не услышал, поторопившись нажать «отбой».

В кабинете собралась вся их небольшая следственная группа, на столе стояли чашки с кофе, очередная порция воды закипала в чайнике, пиджаки свисали со спинок стульев. Скарре только что вернулся с Бюгдёй и доложил о беседе с матерью Идара Ветлесена. Та сказала, что она понятия ни о чем не имеет и вообще все это наверняка чудовищная ошибка.

Катрина позвонила ассистентке Ветлесена, Боргхильд Муэн, которая сказала примерно то же самое.

— Утром допросим их, если понадобится, — решил Харри. — А теперь у нас более серьезная проблема.

Все трое посмотрели на него. Харри рассказал о своем разговоре с Матиасом и прочитал на обороте трамвайного билетика: «Карнадриоксид».

— Думаешь, он именно так совершал убийства? — спросил Холм. — С помощью парализующего препарата?

— Точно. Вот почему он прячет тела, — вмешался Скарре. — Чтобы мы не обнаружили вещество при вскрытии, иначе след приведет к нему.

— Нам известно только одно, — сказал Харри, — у Идара Ветлесена нервный срыв. Если он и есть Снеговик, он сменит модель поведения.

— Вопрос в том, за кем он охотится в настоящий момент. — Катрина нервно передернула плечами. — Кто-то скоро умрет от этого вещества.

Харри потер подбородок:

— Катрина, у тебя уже есть распечатка телефонных звонков Ветлесена?

— Да, есть номера телефонов и имена. Мы с Боргхильд все проверили. В основном это пациенты. Было еще два разговора с адвокатом Корном и разговор с Матиасом Лунн-Хельгесеном, о котором ты уже говорил. И еще один номер, зарегистрированный на издательство «Поппер».

— Работы сейчас у нас нет, — сказал Харри. — Можем, конечно, сидеть тут, пить кофе и чесать пустые наши головы, а можем разойтись по домам и вернуться утром с такими же пустыми, но отдохнувшими головами.

Остальные молча смотрели на него.

— Я не шучу, — заверил он. — Давайте по домам, черт с ним со всем!

Харри вызвался подвезти Катрину в район Грюнерлёкка, бывший рабочий квартал. Там она попросила высадить ее у старинного четырехэтажного дома на улице Сейльдуксгата.

— Где твоя квартира? — спросил он и наклонился к окну.

— Третий этаж, слева.

Он посмотрел на третий этаж. Все окна были темны. Занавесок он тоже не увидел.

— Похоже, твоего мужа нет дома. Или, может, он уже лег спать.

— Может, и лег. — Катрина будто и не собиралась выходить из машины. — Харри!

Он посмотрел на нее.

— Ты понимаешь, что я имела в виду, когда сказала, что вопрос в том, на кого сейчас Снеговик охотится?

— Думаю, да, — ответил он.

— То, что мы видели на Финнёй, — это не просто убийство случайного человека, который, как показалось убийце, слишком много знал. Оно было давно спланировано.

— С чего ты взяла?

— Если даже Рафто и вышел на его след, это тоже было спланировано.

— Катрина…

— Подожди. Рафто был лучшим следователем убойного отдела во всем Бергене. Ты — лучший в Осло. Он мог предвидеть, что расследование убийств будешь вести именно ты, Харри. Вот почему ты получил то письмо. Я только хочу сказать, чтобы ты был осторожнее.

— Ты что, пытаешься меня напугать?

Она пожала плечами:

— Если ты напугался, знаешь, что тебе надо делать?

— Нет.

Катрина распахнула дверцу:

— Тебе надо найти другую работу.

Закрыв за собой дверь в квартиру, Харри стал на пороге гостиной. Комната выглядела как после бомбежки. Лунный свет падал на какое-то белое пятно на темной голой стене. Он подошел ближе. Это была восьмерка, написанная мелом. Он поднял руку и потрогал ее. Должно быть, дело рук специалиста по грибку, но что она означает? Может быть, какой-то код, допустим, вещества, которым он должен обработать стену.

Остаток ночи Харри метался на кровати, одолеваемый кошмарами. Ему снилось, что он крепко сжимает зубами какую-то твердую штуковину и, чтобы не задохнуться, вынужден дышать через дырку в ней. На языке он чувствовал вкус смазки, металла и пороха. А потом в легких совсем не осталось воздуха, и тогда он выплюнул штуковину и обнаружил, что дышал он вовсе не через дуло пистолета, как ему показалось, а через дырку в восьмерке. Обычная восьмерка: большой кружок внизу, маленький сверху. Большой внизу, маленький сверху. Мало-помалу у восьмерки на макушке вырос третий, крохотный кружок. Голова. Голова Сильвии Оттерсен. Она пыталась рассказать ему, что произошло, но не могла. У нее был зашит рот.

Когда Харри проснулся, глаза у него не хотели открываться, голова раскалывалась, а на губах был привкус извести и желчи.