Книга: Ферма трупов
Назад: 15
Дальше: 17

16

В Ричмонд я вернулась, уже не ощущая зловещей тени Голта у себя за спиной — у него были дела и противники поважнее меня. И все же, едва переступив порог дома, я снова включила сигнализацию и не расставалась с револьвером даже в ванной.
В начале третьего я поехала в больницу. Люси добралась до моей машины, сама крутя колеса инвалидного кресла. Я порывалась взяться за ручки и довезти ее, как подобает любящей тетушке, но она не желала, чтобы ей помогали. Однако едва мы приехали домой, как она сдалась моим заботам, послушно отправилась в постель и теперь дремала там, полусидя в подушках.
Поставив на плиту кастрюлю, я взялась за зуппа ди альо фреско — суп со свежим чесноком, который много лет служил на холмистых равнинах Брисигеллы пищей для детей и стариков. Этот суп да еще равиоли с тыквой и каштанами сейчас были именно тем, что нужно. В гостиной пылал огонь, воздух наполнился чудесными ароматами, и настроение у меня сразу улучшилось. Правду сказать, если я долго не готовила, дом становился каким-то нежилым, заброшенным. Мне даже казалось, что он начинал грустить.
Под угрожающе нависшим небом я отправилась в аэропорт встречать сестру. Мы давно не виделись, и я не сразу узнала ее. Впрочем, она при всякой нашей встрече выглядела по-новому. Дороти была на редкость непостоянна, чем отчасти объяснялось то, какой невыносимой она иногда становилась, и имела привычку все время изменять прическу и стиль одежды.
Сейчас, уже под вечер, я стояла в терминале, пытаясь угадать знакомые черты в лицах пассажиров, сходивших с трапа самолета. Дороти я узнала только по форме носа и ямочке на подбородке — их достаточно сложно изменить. Она перекрасила волосы в черный цвет и уложила их так, что они покрывали голову словно шлемом. Глаза скрывались за огромными очками, а на шее свободно висел ярко-красный шарфик. Ноги обтягивали модные бриджи и высокие ботинки на шнуровке. Она подошла и чмокнула меня в щеку.
— Кей, как я рада тебя видеть. Что-то ты какая-то усталая…
— Как мама?
— Ну, ее суставы, ты же знаешь. На чем ты приехала?
— Взяла машину в прокате.
— Да уж, я еще сразу подумала, как ты теперь без своего «мерседеса». Я просто не представляю себя без своего.
У самой Дороти был «Мерседес-190Е», который она заполучила, когда встречалась с одним полицейским в Майами. Автомобиль, конфискованный у наркоторговца, за бесценок продавали с аукциона. На темно-синем кузове со спойлерами красовался выполненный на заказ рисунок.
— У тебя есть с собой багаж? — спросила я.
— Только ручная кладь. С какой же скоростью она неслась?
— Люси ничего не помнит.
— Ты не представляешь, что со мной было, когда раздался твой звонок. Боже! У меня просто сердце остановилось.
Пошел дождь, а зонт я прихватить не догадалась.
— Такое нельзя понять, пока не ощутишь сама. Вот этот миг — страшный, ужасающий миг, когда еще не знаешь, что произошло, но чувствуешь, что с тем, кого любишь, случилась беда. Надеюсь, ты недалеко припарковалась. Может быть, мне лучше подождать здесь?
— Мне придется выехать со стоянки, заплатить и сделать крюк, чтобы вернуться за тобой, — предупредила я. Машина была совсем близко — я видела ее отсюда. — Пройдет десять — пятнадцать минут.
— Ничего-ничего, обо мне не волнуйся. Я побуду внутри и выйду, как только ты подъедешь. Мне еще надо наведаться в дамскую комнату. Как, наверное, удобно, когда о некоторых вещах уже не нужно беспокоиться.
В дороге она вновь вернулась к этой теме.
— Ты принимаешь гормоны?
— Для чего?
Дождь разошелся, крупные капли барабанили по крыше, словно там металась стая каких-то мелких зверьков.
— Из-за возрастных сдвигов.
Дороти достала из сумки полиэтиленовый пакет и захрустела имбирным печеньем.
— Каких сдвигов, о чем ты?
— Ну, ты знаешь — приливы, перепады настроения. У одной моей знакомой началось, едва ей сравнялось сорок. А ведь так важно всегда оставаться бодрой и жизнерадостной.
Я включила радио.
— Еда в самолете была просто ужасной, а ты знаешь, как я себя чувствую, если не перекушу. — Она съела второе. — Всего двадцать пять калорий, и я позволяю себе не больше восьми штучек вдень. Надо будет остановиться и купить еще. И конечно, яблок. Тебе так повезло, что у тебя нет проблем с весом. Впрочем, думаю, занимайся я твоей работой, я бы тоже не страдала излишним аппетитом.
— Дороти, нам надо поговорить насчет клиники в Род-Айленде.
Она вздохнула.
— Я так переживаю за Люси.
— Курс рассчитан на четыре недели.
— Даже не знаю, смогу ли я смириться с мыслью о том, что девочка просидит там столько времени одна, взаперти. — Она забросила в рот очередное печенье.
— Боюсь, придется, Дороти. Положение очень серьезное.
— Вряд ли она согласится. Ты же знаешь, какой она бывает упрямой. — Она на минуту умокла, размышляя. — Что ж, наверное, и правда стоит попробовать. — Она снова вздохнула. — Может, они там и кое-что другое исправят.
— Что еще они должны исправить, Дороти?
— Кей, я просто не знаю, что делать. Не могу понять, как с ней такое случилось. — Она ударилась в слезы. — Ты не представляешь, какой ужас, когда твой ребенок становится… таким. Как будто что-то однажды пошло не так. И уж конечно, дело здесь не в семье. В чем, в чем, а в этом меня точно винить нельзя.
Я выключила радио и взглянула на нее.
— Да о чем ты? — В который раз я поразилась, насколько же она мне неприятна. Просто не верилось, что мы с ней сестры, — я не видела между нами ничего общего, кроме того, что у нас одна мать и когда-то мы жили в одном доме.
— Можно подумать, ты ни о чем не догадываешься. Или, по-твоему, в этом нет ничего особенного? — Она все больше выходила из себя, эмоции зашкаливали, и напряжение между нами росло как снежный ком. — Не стану тебя обманывать, я задумывалась, уж не ты ли так на нее повлияла… Нет, я тебя не сужу, конечно, и в твою личную жизнь не лезу, и вообще ты не можешь быть за все в ответе. — Она громко высморкалась, из глаз у нее, в такт ливню за окном, обильно текли слезы. — Господи, до чего же трудно говорить о таких вещах!
— Дороти, ради Бога, я вообще не понимаю, о чем идет речь!
— Она ведь только на тебя и смотрит. Стоит тебе по-другому взять зубную щетку, как Люси тут же повторит за тобой. И между прочим, не всякая мать такое выдержит — все эти годы я только и слышала: «тетя Кей то» да «тетя Кей сё».
— Дороти…
— Хоть бы раз я пожаловалась или попыталась, так сказать, оторвать ее от твоего лона. Я всегда заботилась только о ее благополучии и поэтому не противилась ее маленькому увлечению.
— Дороти…
— Ты и понятия не имеешь, чего мне это стоило. — Она снова высморкалась. — Как будто мало было того, что в школе мне вечно ставили тебя в пример, а дома мать постоянно изводила упреками, что я не такая, как ты. Ты ведь у нас была во всем такая до чертиков правильная, что аж тошно. И все-то ты умела — и обед сготовить, и кран отремонтировать, и с машиной могла разобраться, и со счетами… Ну прямо мужик в семье, да и только! А для моей дочери ты и вовсе стала «любимым папочкой» — куда уж дальше!
— Дороти!
Но она уже не могла остановиться.
— Да, тут мне за тобой не угнаться, признаю. Где уж мне, черт возьми, стать отцом собственной дочери! Тут ты меня легко побьешь, мужского в тебе явно больше, чем во мне. О чем и говорить, с победой вас, мистер Доктор Скарпетта. Твою мать, да почему ж такая несправедливость-то — вдобавок ко всему у тебя еще и сиськи больше. Ты мужик со здоровенными сиськами!
— Дороти, прекрати немедленно.
— Не смей меня затыкать, — яростно прошептала она севшим голосом.
Мы словно перенеслись в нашу спаленку с маленькой кроватью, одной на двоих, где мы росли, ненавидя друг друга, пока в другой комнате, дальше по коридору, умирал наш отец. Мы снова молча сидели на кухне и ели макароны в доме, где все было подчинено желаниям больного. Сейчас мы подъезжали к дому, принадлежавшему мне, где нас ждала ее попавшая в беду дочь, и я поражалась, как может Дороти не замечать, что наша ссора идет все по тому же давнему, заезженному сценарию.
— Объясни же наконец — в чем конкретно ты меня обвиняешь? — спросила я, открывая дверь гаража.
— Скажем прямо: то, что Люси не встречается с парнями, — уж точно не моя вина.
Заглушив двигатель, я повернулась в ее сторону.
— Да, я люблю мужчин как никакая другая женщина, просто жизни себе без них не представляю. И когда тебе в следующий раз придет мысль о том, какая никудышная из меня мать, посмотри получше на свой вклад в жизнь Люси. Подумай-ка хорошенько — никого она тебе не напоминает?
— Люси ни на кого не похожа, она единственная в своем роде, — ответила я.
— Да черта с два! Она — вылитая ты. И вот теперь выясняется, что она алкоголичка и скорее всего еще и лесбиянка. — Она вновь разрыдалась.
— По-твоему, я лесбиянка? — Я была вне себя от злости.
— Ну от кого-то же она это переняла.
— По-моему, лучше тебе пойти в дом.
Она открыла дверцу. Я неподвижно сидела на месте, и она удивленно спросила:
— А ты что, не идешь?
Я протянула ей ключ и назвала пароль охранной системы.
— Мне нужно в магазин, — бросила я.
В бакалее я купила имбирного печенья и яблок и некоторое время бесцельно бродила вдоль полок, потому что не хотела возвращаться домой. По правде говоря, даже общество Люси не радовало меня, когда рядом была ее мать, а в этот раз все пошло даже хуже, чем обычно. Чувства Дороти я отчасти понимала, да и ее оскорбления и обиды не особенно удивили меня — я уже сталкивалась с ними.
У меня на душе лежал камень не из-за самих слов Дороти, а оттого, что они напомнили мне о том, как я одинока. Я проходила мимо прилавков с конфетами, выпечкой, кленовым сиропом и мягким сыром в коробочках и думала — вот если бы можно было устроить себе праздник желудка, налопаться всяких вкусностей и обо всем забыть. Если бы скотч мог заполнить пустоту в моей душе, я и на это согласилась бы. В итоге, так и не купив ничего больше, я вернулась домой с небольшим пакетом и накрыла стол для своей до обидного маленькой семьи.
После ужина Дороти устроилась у огня с книжкой и рюмкой мятного ликера, а я пошла помочь Люси лечь в постель.
— Голова болит? — спросила я.
— Не очень. Только все время хочется спать. Глаза так в кучку и собираются.
— Сон сейчас для тебя самое важное.
— Мне всякие кошмары снятся.
— А что в них — можешь рассказать?
— Меня кто-то преследует, гонится за мной, обычно на машине. Потом звуки, как во время аварии, и я просыпаюсь.
— Какие звуки?
— Лязг железа, подушка срабатывает… Сирены… Я иногда и наяву как будто отрубаюсь, а перед глазами опять все как тогда — на асфальте красные вспышки от мигалок, люди в ярко-желтых плащах. Меня аж в холодный пот бросает и передергивает.
— Такое бывает при посттравматическом стрессе. Через какое-то время пройдет.
— Тетя Кей, меня теперь что, посадят? — Испуганный взгляд ее глаз с лиловыми кровоподтеками вокруг просто разрывал мне сердце.
— Не беспокойся, все будет хорошо, вот только у меня есть для тебя одно предложение, и вряд ли оно тебе понравится.
Стоило мне заикнуться о частной клинике в Ньюпорте, и племянница тут же ударилась в слезы.
— Люси, тебе скорее всего все равно придется пройти курс лечения по приговору суда. Так не лучше ли принять решение самой и покончить с этим? — сказала я.
Она осторожно утерла слезы.
— Просто не верится, что со мной происходит такое. Все, о чем я только мечтала, летит к черту.
— Ничего подобного. Ты жива, в аварии никто больше не пострадал. Твои проблемы вполне решаемы, и я тебе помогу. Но ты должна доверять мне и слушаться меня.
Люси уставилась на свои руки, лежавшие поверх одеяла. Из глаз у нее текли слезы.
— И еще нужно, чтобы ты мне все рассказала.
Она не поднимала головы.
— Люси, ты ужинала не в «Задворках» — разве что там вдруг решили включить в меню спагетти. Они были по всей машине — тебе, наверное, положили недоеденное с собой. Так в какой ресторан ты ездила?
Тут она наконец взглянула мне в глаза.
— В «Антонио».
— В Стаффорде?
Она кивнула.
— Почему ты сказала неправду?
— Потому что не хочу об этом говорить. Где я была, никого не касается.
— С кем ты встречалась?
— Какая разница! — буркнула она.
— С Кэрри Гретхен, так ведь? Именно она за несколько недель до того попросила тебя принять участие в небольшом исследовании, из-за которого ты и угодила в беду. Когда я заходила к тебе в ТИК, Кэрри как раз подготавливала жидкую резину.
Люси отвела взгляд.
— Почему ты не хочешь сказать мне правду?
По ее щеке сбежала слезинка. Мне стало ясно, что говорить о Кэрри сейчас бесполезно. Тяжело вздохнув, я сказала:
— Люси, я думаю, кто-то намеренно пытался столкнуть тебя с дороги.
Ее глаза расширились.
— Я осмотрела машину и место аварии, и многое меня здорово беспокоит. Ты помнишь, что звонила в Службу спасения?
— Нет. А что, я правда туда звонила? — недоверчиво спросила она.
— Это последний номер на телефоне — вряд ли его набирал кто-то другой. Как только полиция получит запись, мы узнаем точное время и содержание вызова.
— О Господи!
— Кроме того, факты свидетельствуют о том, что кто-то преследовал тебя с включенным дальним светом. Зеркало заднего вида повернуто в верхнее положение, солнцезащитный экран поднят. Последнее в условиях ночной дороги можно объяснить только тем, что тебя слепил бивший в заднее стекло свет. — Я остановилась, всматриваясь в ее испуганное лицо. — Ты ничего не можешь вспомнить?
— Нет.
— Машину тоже не помнишь? Скорее всего она была зеленой, возможно, светло-зеленой.
— Нет.
— Никого не знаешь с машиной такого цвета?
— Надо подумать.
— Может быть, Кэрри?
Она покачала головой:
— Нет, у нее «БМВ»-кабриолет, красный.
— А у мужчины, с которым она работает? Она о нем упоминала? Его зовут Джерри.
— Нет.
— Как бы то ни было, какой-то зеленый автомобиль оставил вмятину на багажнике «мерседеса» и сорвал габарит. Если вкратце, после того, как ты отъехала от оружейного магазина, кто-то проследовал за тобой и ударил сзади. Через несколько сотен футов ты вдруг резко прибавила газу и вылетела с дороги. Я полагаю, тогда-то ты и набрала Службу спасения. Что-то тебя напугало — вполне возможно, тот, кто в тебя врезался, снова нагонял.
Люси, побледнев, натянула одеяло до самого подбородка.
— Меня пытались убить?!
— Я бы даже сказала, что злоумышленнику это почти удалось. Вот почему я задаю вопросы, которые кажутся тебе слишком личными. Мне нужно получить ответы на них. Не лучше ли будет, если ты сама мне все расскажешь?
— Ты и так знаешь достаточно.
— Как ты думаешь, случившееся может быть связано с проникновением в ТИК?
— Еще бы, — с чувством сказала она. — Меня подставили, тетя Кей. Я не входила туда в три часа ночи и ничего не крала!
— Значит, нам нужно это доказать.
Она пристально посмотрела на меня:
— Что-то непохоже, чтобы ты мне поверила.
Я знала, что она говорит правду, но не могла сказать ей. Нельзя было признаваться, что я встречалась с Кэрри. Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, изображая чисто юридический подход к делу. Я понимала, что вставать на ее сторону сейчас не стоит.
— Я не смогу тебе помочь, если ты не будешь со мной откровенна, — объяснила я. — Я изо всех сил стараюсь смотреть на вещи беспристрастно и непредвзято. Но, если честно, я просто не знаю, что и думать.
— Да как ты можешь так… А, к черту. Думай что хочешь. — Глаза Люси опять наполнились слезами.
— Не злись на меня, пожалуйста. Дело очень серьезное, и то, чем оно кончится, повлияет на всю твою жизнь. На данный момент главное для нас, во-первых, твоя безопасность. Думаю, после того, что я тебе рассказала, ты лучше понимаешь, почему тебе стоит сейчас лечь в клинику. Ни одна живая душа не будет знать, где ты, и никто не сможет причинить тебе вреда. Во-вторых, нужно распутать весь этот клубок, — и так, чтобы не пострадала твоя будущая карьера.
— Мне уже не стать агентом ФБР. Все кончено.
— Ничего еще не кончено. Надо только, чтобы с тебя сняли подозрения в связи с тем, что произошло в Квонтико, а суд смягчил обвинение по делу о вождении в нетрезвом виде.
— Но как это сделать?
— Ты ведь просила «кого-то пробивного». Считай, ты его получила.
— Кого ты имеешь в виду?
— Тебе нужно знать только одно: если будешь меня слушаться и делать, как я скажу, шансы на успех велики.
— Я чувствую себя так, будто меня хотят упечь за решетку.
— Лечение в клинике необходимо тебе по многим причинам.
— Лучше я останусь здесь, с тобой. Не хочу, чтобы на мне до конца жизни осталось клеймо алкоголички. Да и не думаю я, что все так уж серьезно.
— Возможно, и нет. Однако все равно надо разобраться, в чем причина твоего злоупотребления спиртным.
— Может, мне просто нравится, когда меня как будто нет. Все равно я никому не нужна. Вот, наверное, и весь смысл, — с горечью произнесла она.
Мы поговорили еще немного, потом я сделала несколько звонков — в авиакомпанию, в клинику и местному психиатру, моему хорошему другу. В «Эджхилле», наркологическом центре с отличной репутацией, Люси согласились принять уже завтра днем. Я хотела отвезти ее сама, но Дороти и слышать об этом не желала. Люси сейчас нужна поддержка матери, заявила она, и мое присутствие совершенно излишне и даже неуместно. Так что я была не в лучшем настроении, когда около полуночи зазвонил телефон.
— Надеюсь, не разбудил? — спросил Уэсли.
— Нет. Рада тебя слышать.
— Ты оказалась права насчет отпечатка — он перевернут. Его оставила не Люси, разве что она сама сделала слепок.
— Господи, ну конечно, нет! — нетерпеливо воскликнула я. — Бентон, у меня прямо камень с души свалился.
— Дело все-таки еще не совсем закончено.
— Что насчет Голта?
— Ни малейшего следа. Тот тип из «Всевидящего ока» говорит, что никакой Голт к нему никогда не заходил. — Он помолчал. — Ты уверена, что не обозналась?
— Я готова повторить свои слова под присягой.
Голта я бы узнала где угодно. Его глаза до сих пор преследовали меня во сне — две прозрачные голубые стекляшки смотрели на меня из-за чуть приоткрытой двери, за которой стояла пугающая темнота, пропитанная запахом разложения. Как наяву я видела обезглавленное тело тюремной охранницы Хелен. Труп, одетый в униформу, восседал в кресле, там, где оставил его Голт. Незадачливому фермеру, неосмотрительно открывшему найденную им сумку из-под шаров для боулинга, очень не повезло…
— Поверь, мне тоже жаль, что его не удалось поймать, — сказал Уэсли. — Даже не представляешь насколько.
Я сказала Бентону, что отсылаю Люси в Род-Айленд, а затем принялась говорить обо всем том, что мы с ним еще не обсуждали. Когда заговорил он, я выключила лампу на прикроватном столике и слушала в темноте его голос.
— Все идет не так как надо. Голт, как я уже сказал, снова испарился. Опять он пудрит нам мозги. Мы не знаем, что действительно его рук дело, а что нет. Убийство в Северной Каролине, потом похожее в Англии, и вдруг ты сталкиваешься с ним в Спрингфилде, да еще и выясняется его возможная связь с проникновением в ТИК.
— Не возможная, а совершенно неоспоримая, Бентон. Он проник в самое сердце Бюро, в его мозговой центр. Вопрос в том, что теперь делать?
— Сейчас в ТИКе меняют все коды, пароли и прочее. Мы надеемся, что Голту не удалось забраться слишком далеко.
— Надежда умирает последней.
— Кстати, полиция Блэк-Маунтин получила ордер на обыск дома и грузовика Крида Линдси.
— А самого Крида разыскали?
— Нет.
— Что нового у Марино? — спросила я.
— Черт его знает.
— Ты с ним не виделся?
— Практически нет. Кажется, он все время проводит с Денизой Стайнер.
— Она же вроде уезжала из города.
— Вернулась.
— Бентон, ты можешь сказать, как далеко это зашло?
— Пит, по-моему, просто рассудок потерял. Никогда его таким не видел. Я уже не верю, что его удастся отсюда вытащить.
— А у тебя какие планы?
— Буду, наверное, появляться тут время от времени, но точно сказать не могу. — В его голосе звучало уныние. — Я ведь не принимаю решений, Кей, могу только давать советы. Местная полиция слушает только Марино, а сам он вообще никого не слушает.
— Что по поводу Линдси говорит миссис Стайнер?
— Говорит, что, возможно, он и был тем, кто вломился в их дом. Правда, она тогда мало что успела заметить.
— У Крида вполне узнаваемая манера речи.
— Когда миссис Стайнер указали на это, она ответила, что плохо запомнила голос похитителя, может сказать только, что он принадлежал белому.
— От Линдси и пахнет вполне ощутимо.
— Неизвестно, как от него пахло в день похищения.
— Вряд ли он вообще следит за гигиеной.
— Проблема в том, что неуверенность миссис Стайнер только подстегивает подозрения полиции в его адрес. А тут еще постоянные звонки с сообщениями, что Голт появлялся там-то и там-то. Якобы он проезжал мимо каких-то детей и как-то подозрительно на них смотрел. Или вскоре после исчезновения Эмили рядом с озером Томагавк вроде бы видели такой же пикап. Ты же знаешь, как бывает, когда люди заранее против кого-то настроены.
— А ты против кого настроен?
Темнота обволакивала меня мягким, уютным покрывалом. Я лежала, вслушиваясь в тембр голоса Уэсли, такого же сухощавого и литого, как его фигура. Не сразу можно было оценить их красоту и скрытую, подспудную силу.
— Крид, конечно, не подходит, а вот насчет Фергюсона еще есть сомнения. Кстати, результаты анализа ДНК готовы — кожа принадлежит Эмили.
— Как мы и предполагали.
— И все же с Фергюсоном что-то не складывается.
— О нем больше никакой информации не поступало?
— Сейчас как раз выясняю некоторые моменты.
— А по Голту?
— Его пока тоже со счетов сбрасывать нельзя. Вероятность, что убийца он, остается. — Он замолчал, потом произнес: — Давай встретимся.
Моя голова покоилась на подушке, веки отяжелели. Сонным голосом я ответила:
— Ну, я как раз собираюсь в Ноксвилл. От тебя не очень далеко.
— Едешь к Кацу?
— Он и доктор Медиум проводят для меня исследование. Сейчас оно как раз заканчивается.
— Ферма меня не слишком привлекает.
— То есть там мы не увидимся?
— Не увидимся, но не поэтому.
— Едешь домой на выходные, — догадалась я.
— Да, утром.
— Все в порядке? — Мне было неловко спрашивать о семье Бентона. Обычно мы избегали касаться в разговорах того обстоятельства, что он женат.
— Да. Дети из Хэллоуина уже выросли, так что по крайней мере устраивать праздник и заниматься костюмами не придется.
— Ну, совсем из Хэллоуина никто не вырастает.
— Знаешь, как мы раньше здорово все устраивали. Я возил детишек по всей округе, они стучались к соседям, кричали: «Сладости или гадости!» — в общем, все как положено.
— При этом ты наверняка не расставался с пистолетом и все конфеты просвечивал рентгеном.
— По себе судишь? — шутливо ответил он.
Назад: 15
Дальше: 17