Книга: Вскрытие показало…
Назад: 6
Дальше: 8

7

Мы переждали поток машин и пересекли улицу. Все молчали. Я шла на несколько шагов впереди, направляя Эмберги, Болца и Таннера к служебному входу. Был уже вечер: главную дверь наверняка закрыли на цепь.
Я оставила мужчин в конференц-зале, а сама отправилась за документами, которые лежали в запертом ящике моего стола. За стеной Роза шуршала бумагами. Шестой час, а она все еще работает… Это меня немного успокоило. Роза осталась, потому что почувствовала: Эмберги неспроста вызвал меня в свой офис — над моей головой сгущаются тучи.
Пока я ходила за бумагами, тройка в конференц-зале успела сдвинуть стулья. Я уселась напротив и закурила, нарываясь на то, чтобы Эмберги попросил меня выйти. Однако он молчал, и я продолжала сидеть и дымить.
Пробило шесть.
Мужчины шуршали страницами и вполголоса переговаривались. Фотографии они разложили веером, точно игральные карты. Эмберги торопливо царапал что-то в блокноте. В какой-то момент папки соскользнули с колен Болца, и листы разлетелись по комнате.
— Я соберу, — сказал Таннер, неохотно отодвигая стул.
— Я сам. — Болц принялся собирать бумаги. Его физиономия почему-то демонстрировала отвращение. Болц и Таннер достаточно компетентны, чтобы сложить документы в нужном порядке, думала я и не вмешивалась. Эмберги как ни в чем не бывало что-то строчил в своем блокноте.
Время шло, я сидела.
Иногда мне задавали вопросы. Но по большей части мужчины разговаривали между собой, как будто меня вообще не было в комнате.
В половине седьмого мы переместились в кабинет Маргарет. Я села к компьютеру и деактивировала режим ожидания. Через секунду вспыхнул экран, порадовав нас оранжево-синей конструкцией — изобретением Маргарет. Эмберги заглянул в свои записки и попросил открыть файл с данными по делу Бренды Степп, первой жертвы.
Я запросила данные, и программа тотчас нашла файл.
На экране появилось шесть таблиц, прилагающихся к делу. Болц, Эмберги и Таннер начали изучать данные, занесенные в оранжевые колонки таблиц. Прочитав страницу, они взглядами давали мне понять, чтобы я «листала» дальше.
На третьей странице открылась графа под названием «Одежда, телесные повреждения». В ней, помимо описания тела Бренды Степп со всеми кровоподтеками, огромными буквами значилось: «на шее — коричневый пояс из ткани».
Эмберги навис надо мной и стал водить пальцем по экрану.
Я открыла файл с отчетом, чтобы он убедился: после вскрытия я диктовала совсем другое — в отчете, что был отпечатан на бумаге, значилось: «вокруг шеи — колготки телесного цвета».
— Да, но в отчете бригады «скорой помощи» фигурирует коричневый пояс, — не преминул напомнить мне Эмберги.
Я нашла этот отчет и снова прочитала его. Эмберги был прав. Санитар показал, что жертва была связана по рукам и ногам электрическими проводами, а на шее у нее «висел кусок какой-то светло-коричневой ткани, что-то вроде пояса».
Вмешался Болц — видимо, ему хотелось сказать несколько слов в мою защиту:
— Возможно, одна из твоих помощниц, внося данные в компьютер, случайно глянула в отчет бригады «скорой помощи» именно тогда, когда писала про предмет на шее жертвы. Короче говоря, она просто не заметила, что эти данные расходятся с данными из отчета, сделанного после вскрытия.
— Вряд ли, — возразила я. — Мои помощницы знают, что в компьютер нужно вносить данные только из отчетов, сделанных после вскрытия и лабораторных анализов, а также из свидетельств о смерти.
— Однако помощница могла и ошибиться, — сказал Эмберги, — ведь пояс упоминается в отчете.
— Конечно, от ошибок никто не застрахован.
— Тогда возможно, — предположил Таннер, — что этот коричневый пояс, заявленный в распечатанном отчете, взялся из компьютера. Не исключено, что журналист — или кто-то по его просьбе — проник в базу данных. Информация оказалась неточной, потому что сами записи в компьютере были неточными.
— Или информация была получена непосредственно от санитара, который не отличит пояса от колготок, — парировала я.
Эмберги отвернулся от компьютера и холодно сказал:
— Надеюсь, доктор Скарпетта, вы сделаете все необходимое, чтобы обеспечить секретность ваших отчетов. Пусть девушка, которая отвечает за компьютеры, сменит пароль. Во что бы то ни стало, слышите? И отчитайтесь о проделанной работе в письменном виде.
Уже выходя из кабинета, Эмберги продолжал давать ценные указания:
— Копии должны быть разосланы в соответствующие инстанции. Постоянно следите за безопасностью и принимайте необходимые меры заблаговременно.
С этими словами Эмберги и удалился. Таннер следовал за ним по пятам.

 

Когда все плохо, я начинаю готовить. Это, по крайней мере, у меня получается всегда.
Некоторые после скверного дня идут играть в теннис, другие доводят себя до изнеможения в тренажерном зале. Одна моя приятельница из Корал-Кэйблз любила свалить на побережье и там, лежа в шезлонге, снимать стресс, жарясь под солнцем и читая порнографический роман: своим коллегам — а работала девушка судьей — она никогда бы не призналась, что читает подобные книги. Большинство копов снимают стресс пивом в забегаловках.
Я никогда не увлекалась спортом, а в пределах досягаемости не наблюдалось ни единого подходящего пляжа. Напиться и забыться — вообще не мой стиль. А на готовку у меня, как правило, не бывает времени. И, хотя моя любовь к еде не ограничивается исключительно итальянской кухней, именно спагетти, пицца и лазанья удаются мне лучше всего.
— Тереть нужно на самой мелкой терке, — наставляла я Люси, перекрывая шум воды из-под крана.
— Да-а, на мелкой тру-удно, — ныла девочка.
— Зрелый пармезан сам по себе твердый. Смотри, пальцы не обдери.
Я вымыла зеленый перец, грибы и лук, вытерла их насухо и положила на разделочную доску. На плите закипал соус, рецептуру которого я сама придумала прошлым летом: помидоры, базилик, орегано и толченый чеснок — всегда держу соус в холодильнике для таких вот случаев. Колбаса и подрумяненная постная говядина обсыхали на салфетках. Тесто подходило под влажным полотенцем, раскрошенная моцарелла дожидалась своего часа в миске. Когда я покупала сыр в своем любимом магазине на Вест-авеню, он еще был в рассоле. Моцареллу привозят прямо из Нью-Йорка. При комнатной температуре он мягкий, как масло, а если его растопить, становится как тянучка.
— А мама всегда покупает какие-нибудь консервы и добавляет к ним ветчину, — сказала Люси, переводя дыхание. — Или приносит готовую еду из супермаркета.
— И это весьма прискорбно, — отвечала я, зная, что говорю. — Разве такое можно есть? — Я начала шинковать овощи. — Вот когда мы были маленькими, мы бы к подобной еде и не притронулись. Ну, разве что твоя бабушка подержала бы нас с недельку на хлебе и воде.
Моя сестра никогда не любила готовить. А я никогда не понимала почему. Лучшие часы в детстве мы провели именно за обеденным столом. Отец тогда еще не болел. Он обычно сидел во главе стола и церемонно накладывал нам целые тарелки дымящихся спагетти, фетуццини или — по пятницам — фриттата. Даже когда родителям приходилось туго, стол всегда ломился от еды и вина, и как же здорово было прийти домой из школы и уже с порога по запаху определить, какую именно вкуснятину приготовила сегодня мама.
Люси ничего этого не видела — ее мать упорно нарушала семейные традиции. Представляю, как бедная девочка, вернувшись из школы, попадает в атмосферу полного пофигизма. Для Дороти приготовление обеда — тяжкий крест, она откладывает этот процесс до последнего. Моя сестра никогда не была для Люси настоящей матерью. Порой я даже сомневаюсь, а итальянка ли Дороти вообще?
Я смочила ладони оливковым маслом и принялась месить тесто. Месила долго, пока не заныли руки.
— А ты можешь закрутить его, как показывают по телевизору? — спросила Люси, оставив терку и приготовившись увидеть трюк.
Я продемонстрировала свое искусство.
— Ух ты, здорово!
— Это нетрудно, — улыбнулась я, наблюдая, как жгут из теста распрямляется буквально на глазах. — Весь фокус в том, чтобы не наделать в тесте дырок пальцами.
— А можно мне попробовать?
— Сначала дотри сыр, — велела я с напускной строгостью.
— Ну, пожалуйста
Люси слезла со скамейки для ног и подошла ко мне. Я взяла руки девочки в свои, намазала ей ладони оливковым маслом и сложила пальцы в кулаки. Странно, что ладони Люси почти такого же размера, как мои. Когда она только родилась, кулачки у нее были величиной с грецкий орех, не больше. Помню, как Люси тянула ко мне ручонки и хватала меня за указательный палец. Она держалась за мой палец и улыбалась, а в груди у меня разливалось тепло, непривычное и чудесное. Я спрятала кулаки девочки в тесто и помогла ей раскрутить тестяной жгут. Получилось довольно неуклюже.
— Теста все больше и больше, — воскликнула Люси. — Классно!
— Тесто подходит под действием центробежной силы — в старину подобным способом делали стекло. Ты ведь видела витражные окна — на стекле неровности, будто волны, помнишь?
Люси кивнула.
— Стекло раскатывали в большой тонкий блин…
Тут послышался шорох шин по гравию, и мы обе выглянули в окно. К дому подъехала белая «ауди», и настроение у Люси тут же испортилось.
— Это он, — кисло произнесла девочка.
Из машины с двумя бутылками вина вылез Билл Болц.
— Люси, он тебе понравится, — увещевала я, ловко выкладывая тесто в форму. — Он просто мечтает с тобой познакомиться.
— Он твой парень.
Я вымыла руки.
— У нас всего лишь общие дела. И потом, мы вместе работаем.
— А он женат? — продолжала Люси развивать мысль, наблюдая, как Болц приближается к дверям.
— Его жена умерла в прошлом году.
— Ой, — смутилась Люси, но ненадолго. — А отчего она умерла?
Я чмокнула девочку в макушку и пошла открывать. У меня не было ни малейшего желания отвечать на вопрос Люси. Неизвестно, как бы она восприняла эту информацию, особенно в свете последних событий.
— Отошла после сегодняшнего? — спросил Билл, целуя меня.
Я заперла дверь.
— Какое там!..
— Погоди, сейчас я тебя вылечу. Пара бокалов этого живительного напитка — и все пройдет. — Билл кивнул на бутылки, точно это были трофеи удачливого охотника. — Из моих личных запасов. Тебе понравится.
Я коснулась его плеча, и он последовал за мной на кухню.
Люси пыхтела над теркой. Она снова взобралась на скамеечку для ног и специально повернулась спиной к двери. Когда мы вошли, она даже не соизволила оглянуться.
— Люси!
Натереть сыр было, конечно, важнее, чем поздороваться.
— Люси! — Я подтолкнула к ней Билла. — Это мистер Болц. Билл, это моя племянница.
Люси нехотя оставила терку в покое и посмотрела мне прямо в глаза.
— Тетя Кей, я содрала кожу на пальцах. Видишь? — И она продемонстрировала левую ручку. Костяшки слегка кровоточили.
— Ах ты, господи! Подожди, сейчас я принесу пластырь.
— Кусочек кожи попал в сыр, — продолжала Люси: было видно, что она готова разрыдаться.
— Кажется, пора вызывать «скорую», — произнес Билл. Он снял Люси со скамейки, обнял и сцепил пальцы в замок у нее под коленками, чем немало удивил девочку. Получилось живое кресло. Билл завыл, как сирена «скорой помощи», подхватил Люси и помчался к раковине. — Алло, «скорая»? У нас тут одна славная девочка ободрала костяшки. Ну-ка, а что нам ответит диспетчер? А он ответит: «Доктор Скарпетта, немедленно окажите пострадавшей первую помощь».
Люси захихикала. Она моментально забыла об ободранных пальцах и с нескрываемым обожанием смотрела на Билла, откупоривавшего бутылку.
— Пусть подышит, — объяснил он Люси свои действия. — Видишь ли, сейчас вино резковато, а через часок будет в самый раз. Со временем оно становится мягче — как и все в этой жизни.
— А мне дадите попробовать?
— Лично я не против, — отвечал Билл с напускной серьезностью, — если твоя тетя Кей позволит. Но не хотелось бы, чтобы ты перебрала.
Я укладывала на тесто мясо, овощи и пармезан и поливала все это соусом. Сверху положила кусочки моцареллы и задвинула пиццу в духовку. Вскоре густой чесночный аромат наполнил кухню. Я занялась салатом и сервировкой стола, а Люси и Билл болтали и смеялись.
Мы сильно припозднились с ужином, а вино пошло Люси на пользу. К тому времени, как я начала убирать со стола, глаза у девочки уже слипались и, хотя ей давно пора было спать, она отказывалась пожелать нашему гостю спокойной ночи. Биллу удалось завоевать сердце Люси.
— Вот удивил так удивил, — сказала я Биллу, уложив, наконец, племянницу и вернувшись к нему на кухню. — Ты просто волшебник. От Люси, знаешь ли, можно было ожидать какой угодно реакции.
— Ты опасалась, что она начнет тебя ревновать? — улыбнулся Билл.
— Можно и так сказать. Ее мать заводит романы практически со всем, что шевелится.
— То есть у нее остается не так уж много времени на ребенка? — Билл снова наполнил наши бокалы.
— Это еще мягко сказано.
— Очень жаль. Люси удивительная девочка. Умна не по годам. Наверное, пошла в свою тетушку. — Билл отхлебнул вина и спросил: — Чем она занимается целыми днями, пока ты на работе?
— С ней Берта. Обычно Люси торчит у меня в кабинете за компьютером.
— Играет?
— Станет она играть, как же! Да Люси разбирается в компьютере лучше меня. Последний раз, когда я застала ее у экрана, она, ты только вообрази, занималась программированием на «бейсике» и реорганизацией моей базы данных.
Билл уставился на свой бокал. Через несколько минут он спросил:
— А с твоего компьютера можно войти в компьютер в городе?
— Ты на что намекаешь?
— Тогда бы еще ладно… Я просто надеялся… — Билл посмотрел на меня.
— Люси бы никогда такого не сделала, — с чувством произнесла я. — И что ты имеешь в виду, говоря «тогда бы еще ладно»?
— Что лучше десятилетняя племянница, чем журналист. Если бы это оказалась Люси, Эмберги отстал бы от тебя.
— Эмберги так просто не отстанет, — отрезала я.
— Это верно, — сухо произнес Билл. — Смысл его жизни — лишить тебя должности.
— Я это подозревала.
Эмберги пользовался авторитетом у афроамериканцев, потому что публично осудил действия полиции, якобы не обращавшей внимания на убийства, если жертвы были темнокожие. Когда темнокожего члена городской управы застрелили в собственной машине, Эмберги и мэр Ричмонда решили, что удачным пиар-ходом будет появиться на следующее утро в морге, не афишируя свои действия. По крайней мере, так я объяснила себе его поведение.
Возможно, все было бы не так скверно, если бы Эмберги задавал мне вопросы, пока я проводила вскрытие, и если бы он держал язык за зубами потом. Но в Эмберги боролись врач и политик. Победил последний — именно поэтому наш спецуполномоченный поделился с журналистами, оцепившими морг, «конфиденциальной информацией»: смерть члена городского совета наступила в результате выстрела из дробовика с близкого расстояния, свидетельством чего являются многочисленные следы от ранений дробью в верхней части грудной клетки. Позднее мне пришлось применить все свои дипломатические способности, объясняя журналистам, что «многочисленные следы от ранений дробью» были на самом деле следами от крупнокалиберных игл, с помощью которых санитары пытались сделать пострадавшему переливание крови, втыкая их в подключичные артерии. Смерть же члена городского совета наступила в результате единственного пулевого ранения в затылок.
Журналисты тогда неплохо воспользовались идиотской ошибкой спецуполномоченного.
— Вся беда в том, что Эмберги по образованию врач, — сказала я Биллу, — и то, что он знает о человеческом организме, дает ему повод считать себя экспертом в судебной медицине. Эмберги уверен, что смог бы справляться с моим делом лучше меня, а ведь он в нем ни черта не смыслит.
— И ты допустила ошибку, дав ему это понять.
— А что мне было делать? Кивать и притворяться, что знаю не больше Эмберги?
— Итак, мы имеем дело с самой обычной завистью, — подытожил Билл. — Такое случается.
— Я не знаю, с чем мы имеем дело. Откуда у тебя такая уверенность? Да люди в половине случаев не в состоянии объяснить свои поступки. Может, я напоминаю Эмберги его мамашу — так бывает, я читала.
Мое раздражение обрело второе дыхание, и по лицу Билла я поняла, что слишком разошлась.
— Полегче, Кей, — сказал он и поднял руку, будто жестом хотел погасить мой гнев. — Не надо на мне зло срывать. Я здесь ни при чем.
— Но ты же был на сегодняшнем совещании.
— А что ты хотела? Чтобы я сказал Эмберги и Таннеру: «Извините, ребята, у нас с Кей особые отношения, поэтому я не могу присутствовать на совещании»?
— Может, и хотела, — сказала я, чувствуя себя совершенно несчастной. — Может, я хотела, чтоб ты Эмберги морду набил.
— Неплохая мысль. Только проблема в том, что скоро перевыборы прокурора штата. И ты вряд ли станешь вызволять меня из кутузки. И залог за меня не внесешь.
— Смотря какую сумму запросят.
— Вот видишь!
— Почему ты меня не предупредил?
— О чем?
— О совещании. Ты наверняка знал о нем еще вчера. — А может быть, и за неделю, чуть было не сказала я. Не исключено, что именно поэтому Билл даже не позвонил мне на выходных! Я осеклась на полуслове и мрачно посмотрела на него.
Билл снова начал изучать свой бокал. Он явно обдумывал ответ. Наконец он произнес:
— Я не видел смысла в том, чтобы предупреждать тебя о совещании. Ты бы только лишние дни волновалась, к тому же мне казалось, что совещание — обычная формальность.
— Хороша формальность! — Я бросила на Билла недоверчивый взгляд. — Эмберги чуть меня не съел, офис мой распотрошил, а ты называешь это формальностью?
— Разве не ясно, что энтузиазм Эмберги был вызван лишь твоим замалчиванием факта взлома базы данных? А вчера я об этом не знал. Да что я — вчера даже ты, Кей, об этом не знала.
— Где ж неясно — ясно, — холодно произнесла я. — Никто не знал о взломе, пока я сама все не рассказала.
Повисло молчание.
— Ты на что намекаешь?
— Удивительное совпадение — Эмберги вызвал меня на совещание всего через несколько часов до того, как мы обнаружили взлом базы данных. Я почти уверена, что он каким-то образом это выяснил.
— Может, и выяснил.
— Мне от этого не легче.
— Все равно теперь уже ничего точно установить невозможно, — продолжал Билл таким тоном, словно речь шла о пустяках. — Допустим, Эмберги знал о взломе к началу совещания — и что с того? Может, кто-то сболтнул лишнего — например, системный администратор. И слух дошел до двадцать четвертого этажа. — Билл пожал плечами. — Эмберги подумал: «Только этого нам и не хватало». Ты правильно сделала, что сказала правду, — так ты сняла с себя подозрения.
— Я всегда говорю правду.
— Не всегда, — кокетливо заметил Билл. — Ты лжешь о наших отношениях — то есть ты недоговариваешь…
— Возможно, Эмберги знал, — перебила я. — Мне только хотелось услышать, что ты был не в курсе.
— Клянусь, я ни сном ни духом, — уверил меня Билл. — Если бы мне что-то стало известно, я бы тебя предупредил. Кей, я бы ринулся к ближайшей телефонной будке и…
— …и супермен бы отдыхал.
— Черт, — пробормотал Билл, — ты что, смеешься надо мной?
Болц напустил на себя мальчишескую обидчивость. У него всегда было в запасе множество ролей, и с каждой он великолепно справлялся. Иногда я сомневалась в том, что он влюблен в меня. Может, это просто очередная роль.
Я бы голову дала на отсечение, что половина женского населения Ричмонда видела Билла Болца в самых сладких снах, и менеджер, проводивший предвыборную кампанию, умело этим пользовался. Билл улыбался с фотографий, развешенных у дверей ресторанов и супермаркетов, с телеграфных столбов и жилых домов. И кто же устоит перед таким красавцем — светловолосым, загорелым (недаром Билл часами играет в теннис на открытом воздухе)? Лицо мистера Болца прямо-таки притягивало взгляды.
— Билл, никто над тобой не смеется, — устало ответила я. — Давай не будем ссориться.
— А я и не ссорюсь.
— Я так устала. Ума не приложу, что делать.
Билл явно уже думал об этом, потому что сразу сказал:
— Было бы неплохо, если бы ты прикинула, кто интересовался твоим компьютером. — Он выдержал паузу. — А еще лучше, если бы нашла доказательства своим подозрениям.
— Доказательства? — Я так устала, что еле ворочала языком. — Ты хочешь сказать, что кого-то подозреваешь?
— Да. Только у меня нет никаких видимых оснований.
— Кого? — Я зажгла сигарету.
Билл обвел взглядом кухню.
— Первая в списке подозреваемых — Эбби Тернбулл.
— Очень свежая мысль.
— Кей, я серьезно.
— Да, она амбициозна, — и что с того? — нетерпеливо бросила я. — Тебе не кажется, что ее имя упоминается слишком часто? Эбби не настолько влиятельна, как кое-кому хотелось бы думать.
Билл со звоном поставил бокал на стол.
— Конечно, не настолько, черт возьми, — резко произнес он. — И все же Тернбулл — настоящая змея. Я знаю, что она карьеристка и все такое. Она даже хуже, чем кажется. Эбби злая и умеет манипулировать людьми. Она очень, очень опасна. Эта сука способна на все.
Билл говорил с такой горячностью, что я просто опешила. Обычно он не употреблял подобных выражений по отношению к кому бы то ни было. Особенно если знал человека недостаточно — а по моим предположениям, Билл знал Эбби недостаточно.
— Вспомни, что она обо мне писала всего месяц назад.
Недавно «Таймс» наконец поместила очерк (между прочим, обязательный) о прокуроре штата. Очерк был длинный, вышел в воскресном номере, и я не помнила, что конкретно Эбби в нем настрочила. Единственное, что мне врезалось в память, — это нейтральный стиль. Зная Эбби, можно было ожидать гораздо более яркой статьи.
Об этом я и сказала Биллу:
— Насколько помню, статья была беззубая. От таких ни холодно, ни жарко.
— Это неспроста, — вспылил Болц. — Подозреваю, что она собиралась написать совсем не то, что ее в конце концов заставили.
Билл намекал совсем не на нейтральность очерка. Нет, тут крылось что-то другое. Я напряглась.
— В тот день она мне всю душу вымотала. Таскалась со мной повсюду, на все встречи, даже в химчистку поехала, и все в моей машине. Ты же знаешь, до чего эти журналисты назойливые. Стоит зазеваться — и они в туалет за тобой проскользнут. Ну, так вот, чем ближе к вечеру, тем более неприятный и неожиданный оборот принимали дела.
Билл замолчал, чтобы уяснить, понимаю ли я, куда он клонит.
Я прекрасно понимала.
Билл с серьезным лицом продолжал:
— Она просто довела меня своим постоянным присутствием. На последнюю встречу мы поехали примерно в восемь. Потом она настояла на совместном ужине. Ужин оплачивала газета, а эта выдра еще не все вопросы мне задала. Не успели мы выйти из ресторана, как Эбби заявила, что ей дурно — перебрала, а может, переела. Короче, она хотела, чтобы я отвез ее не в редакцию, где была припаркована ее машина, а прямо домой. Я так и сделал — доставил ее к дому. И только я затормозил у ворот, как она повисла у меня на шее. Вот был кошмар.
— А ты что? — спросила я с деланым равнодушием.
— Да ничего. Она, естественно, обиделась — это же надо, отказал, когда женщина просит! С тех пор она пытается стереть меня в порошок.
— И в чем это выражается? Она тебе звонит, а может, шлет письма с угрозами? — Я, конечно, спросила в шутку. Но ответ Билла меня весьма озадачил.
— А ты посмотри, что она обо мне пишет. А твоя база данных? Может, я псих, только мне кажется, что тут присутствуют личные мотивы…
— Утечка информации? Ты думаешь, Эбби влезла в мой компьютер и пишет статьи с сенсационными подробностями, чтобы стереть тебя в порошок?
— А если дойдет до суда, кому, по-твоему, не поздоровится?
Я не ответила. Я смотрела на Билла, не веря собственным глазам.
— Мне, кому же еще. Я буду вести эти дела. Преступления и без того гнусные, процесс и так станет сенсацией, а Тернбулл своими статейками еще более усугубляет ситуацию. Меня по головке за это не погладят. И Тернбулл это знает, Кей, можешь не сомневаться. Она мне подлянку готовит.
— Билл, — произнесла я, понизив голос. — У Эбби работа такая — вынюхивать, делать из мухи слона. На то она и журналистка. Но не это главное. Главное — с помощью ее статей можно будет оказать давление на суд, только если единственной уликой будет признание обвиняемого. Тогда защита станет склонять его отказаться от своих показаний. Защита будет построена на том, что обвиняемый страдает психозом, а подробности убийств узнал из газет. Он якобы лишь воображает, будто совершил эти преступления. Выродок, что убил несчастных женщин, не признает себя виновным, нечего и рассчитывать на это.
Билл осушил бокал и налил еще вина.
— Возможно, копы будут разрабатывать эту версию. Возможно, заставят подозреваемого заговорить. Может, именно так у них все и происходит. И не исключено, что с преступниками его будет связывать только это обстоятельство. Ведь у нас нет ни единого вещественного доказательства, которое нельзя было бы оспорить.
— Ни единого вещественного доказательства? — перебила я. Похоже, я ослышалась. А может, Билл просто перебрал и теперь не понимает, что говорит? — Да ведь преступник оставил чуть ли не литр спермы. Когда его поймают, тест на ДНК подтвердит его виновность.
— Ах да, как же я забыл про ДНК! В нашем штате результаты теста на ДНК доходили до суда от силы пару раз. Прецедентов практически нет, приговоров общенационального масштаба еще меньше — а по тем, что все-таки были вынесены, поданы апелляции. И, кстати, эти процессы до сих пор не завершены. Попробуй объяснить суду присяжных в Ричмонде, что человек виновен на основании результатов теста на ДНК. Хорошо, если хоть один присяжный знает, как расшифровывается эта аббревиатура! Наш суд — самый гуманный суд в мире: оправдает каждого, у кого коэффициент IQ выше сорока пунктов. Я уже столько об этом говорил…
— Билл…
— Черт! — Болц забегал по кухне кругами. — У нас не вынесешь приговор, даже если пятьдесят человек присягнут, что видели, как преступник спустил курок. Адвокаты найдут кучу компетентных свидетелей, лишь бы замутить воду и безнадежно запутать дело. Тебе ли, Кей, не знать, насколько сложно провести тест на ДНК.
— Билл, мне не раз приходилось объяснять присяжным не менее сложные вещи.
Он хотел что-то сказать, однако осекся, снова обвел взглядом кухню и глотнул вина.
Повисла напряженная тишина. Если исход судебного процесса зависит исключительно от результатов теста на ДНК, то получается, что я — главный свидетель, выступающий со стороны обвинения. Мне неоднократно приходилось фигурировать в этом качестве, и что-то я не припомню, чтобы Билл так переживал из-за этого.
Теперь все было иначе.
— Да в чем дело, Билл? — Я прямо-таки заставила себя задать этот вопрос. — Ты волнуешься из-за наших отношений? Думаешь, кто-нибудь о них расскажет и нас обвинят в служебном романе, скажут, что я подтасовываю результаты анализов, чтобы помочь обвинению?
Он бросил на меня взгляд и покраснел.
— Ничего я не думаю. Да, мы встречаемся, но не более того. Мы всего-то раз выбрались в ресторан и раза три — в театр…
Билл не закончил мысль, да этого от него и не требовалось. Никто не знал о наших отношениях. Обычно он приезжал ко мне домой или мы ехали куда-нибудь подальше от Ричмонда, в Уильямсберг или в округ Колумбия, где вероятность встретить знакомых приближалась к нулю. Я всегда больше Билла опасалась, что о нас кто-нибудь узнает. По крайней мере, Билл если и боялся, то виду не подавал.
А если сейчас он намекает совсем не на наши совместные вылазки, а на нечто, что может куда сильнее задеть мои чувства?
Мы с Биллом не были любовниками в том смысле, который обычно вкладывается в это слово, и данное обстоятельство создавало небольшое, но ощутимое напряжение в наших отношениях.
Думаю, мы действительно очень нравились друг другу и все же дали волю своим чувствам лишь несколько недель назад. Прежде Билл ограничивался тем, что после сложного и длинного процесса предлагал мне выпить. Мы шли в ближайший ресторан, а после пары скотчей Билл провожал меня домой. Все случилось внезапно. Мы завелись с полоборота, как подростки, между нами пробегали вполне реальные электрические разряды. Запретность этой близости сделала желание еще более неистовым, и, когда мы оказались на кушетке в моей темной гостиной, я запаниковала.
Билл набросился на меня так, словно несколько лет не видел женщин. Он довольно грубо повалил меня на кушетку, он не ласкал, а овладевал. Мне почему-то вспомнилась его покойная жена, как она лежала в кровати, осев на подушки из голубого атласа, точно прелестная кукла. Ее белая кружевная сорочка впереди была заляпана уже запекшейся кровью, а в нескольких дюймах от ее безвольно опущенной правой руки лежал девятимиллиметровый самозарядный пистолет.
Когда я прибыла на место самоубийства, то знала только, что погибшая — жена прокурора штата. Мы с Биллом еще не были знакомы. Я осмотрела миссис Болц. Я в прямом смысле держала в ладонях ее сердце. И вот эти-то видения, четкие, точно нарисованные тушью, замелькали у меня перед глазами много месяцев спустя, в темной гостиной моего дома.
Больше мы не были близки. Я никогда не объясняла Биллу причин отказа, хотя он домогался меня еще несколько недель после этого случая, причем гораздо более настойчиво. Нет, он по-прежнему мне нравился. Но между нами выросла стена. И я не могла ни разрушить эту стену, ни перелезть через нее. Да и не хотела.
Я пропустила мимо ушей тираду Болца, уловив только конец.
— …и я не понимаю, как ты могла подтасовать результаты теста на ДНК, если соблюдаешь тайну следствия, руководишь частной лабораторией, в которой тесты проводятся, и половиной бюро судебной экспертизы в придачу…
— Что? — опешила я. — Подтасовала результаты теста?
— Да ты меня не слушаешь! — нетерпеливо воскликнул Билл.
— Да, я действительно задумалась и не слышала.
— Я говорю, никто не может тебя обвинить в подтасовке результатов каких бы то ни было тестов. Поэтому наши с тобой отношения не касаются того, о чем я подумал…
— Пусть так.
— Просто… — Он запнулся.
— Просто что? — спросила я. Болц осушил свой бокал, и я добавила: — Билл, ты ведь за рулем…
Он отмахнулся.
— Так что ты хотел сказать? — не отставала я.
Билл сжал губы и отвернулся. Потом выдавил:
— Просто я не знаю, что к тому времени будут думать о тебе присяжные.
Если бы Билл дал мне пощечину, я и то не была бы так ошарашена.
— Господи… Билл, ты что-то знаешь. Что? Что?! Скажи мне, что замышляет этот сукин сын! Он решил извести меня из-за чертова вторжения в базу данных? Он это тебе сказал?
— Эмберги-то? Ничего он не замышляет, не бойся. Да ему это и не нужно. Если твоих подчиненных обвинят в распространении секретных сведений и если народ поверит в душераздирающие истории о том, почему преступнику требуется все меньше времени на поиски жертв, твоя голова полетит и без помощи Эмберги. Надо же найти козла отпущения. Я не могу допустить, чтобы у моего главного свидетеля были проблемы подобного рода.
— И вы с Таннером именно это с таким увлечением обсуждали после ланча? — Я чуть не плакала. — Я вас видела — вы выходили из «Пекина».
Последовало долгое молчание. Билл ведь тоже заметил меня тогда, но не подал виду. Почему? Да потому, что они с Таннером говорили как раз обо мне!
— Мы обсуждали последние убийства, — уклончиво отвечал Болц. — И еще много чего.
Мои нервы были на пределе. Я не решалась раскрыть рот, чтобы не сорваться на визг или не разрыдаться.
— Послушай, Кей, — устало произнес Билл, ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Так мы бог знает до чего можем договориться. Я совсем не хотел, чтобы наша беседа приняла такой оборот. Клянусь. Ты устала, расстроенна, и я тоже устал и расстроен. Извини.
Я мрачно молчала.
Билл перевел дух.
— Неужели нам не о чем больше поговорить? Есть совершенно конкретные проблемы, и мы вместе должны их решать. Я сейчас просто прикидывал, как все может обернуться в худшем случае, чтобы мы с тобой были готовы к трудностям.
— А я, по-твоему, что должна делать? — Мне удалось произнести эту фразу ровным голосом.
— Еще раз все обдумай. Это как в теннисе. Если проигрываешь или начинаешь психовать, соберись, успокойся. Концентрируйся на каждой подаче, ни на секунду не спускай глаз с мяча.
Аналогии Билла с игрой в теннис порой действовали мне на нервы. Сейчас как раз был такой случай.
— Я, Билл, всегда думаю о том, что делаю, — произнесла я с раздражением. — И не надо меня учить. Я, чтобы ты знал, подачи не пропускаю.
— Сейчас это особенно важно, и все из-за этой змеи Эбби. Она интригует против нас, голову даю на отсечение. Против нас обоих, заметь. Она пытается чужими руками жар загребать — использует тебя, точнее, твой компьютер, чтобы добраться до меня. А если в ходе процесса пострадает правосудие, так Эбби на это плевать. Дело замнут, а нас с тобой уволят, так и знай.
Может, он и был прав, но мне как-то не верилось, что Эбби Тернбулл оказалась такой сволочью. Да, если в ее жилах есть хоть капля человеческой крови, она должна желать для преступника самого сурового наказания. Эбби не стала бы использовать четырех замученных женщин в качестве орудий мести — если она вообще замышляла месть, в чем я сильно сомневалась.
Я уже собиралась сказать Биллу, что он преувеличивает, что это его скверные воспоминания об Эбби Тернбулл представляют все в мрачном свете, но что-то меня остановило.
Мне больше не хотелось обсуждать случай у дома Эбби.
Я боялась его обсуждать.
И вот что меня особенно тревожило: Билл ждал сегодняшнего дня, чтобы рассказать мне о домогательствах Эбби. Почему? Ведь с тех пор прошло уже несколько недель. Если Эбби под нас копает, если она была так опасна для нас обоих, почему Болц не предупредил меня раньше?
— Думаю, тебе надо выспаться, — мягко сказала я. — Нам лучше прекратить этот разговор и вести себя так, как будто его и не было.
Билл отодвинулся от стола.
— Ты права. Ты, как всегда, права. Боже, я не хотел, чтобы все так получилось, — снова воскликнул он. — Я ведь приехал, чтобы тебя подбодрить. Какой же я осел…
Он извинялся всю дорогу до входной двери. Не успела я щелкнуть замком, как Билл полез ко мне целоваться. Он был горячий, его дыхание отдавало винными парами. Мое тело отозвалось немедленно и независимо от меня: внизу позвоночника заворочался клубок, ужас пробежал по спине. Я против воли отстранилась и пробормотала:
— Спокойной ночи.
Билл, скрипнув зубами, направился к машине. Его темный силуэт мелькнул на дорожке, в кабине на мгновение высветился его профиль. Уже и красные огоньки фар скрылись из виду, а я все стояла на крыльце, не в силах стряхнуть оцепенение.
Назад: 6
Дальше: 8

Антон
Перезвоните мне пожалуйста 8 (962) 685-78-93 Антон.
Сергей
Перезвоните мне пожалуйста 8 (999) 529-09-18 Сергей.