Глава 10

Когда мы проснулись следующим утром, выяснилось, что ночью опять шел снег, — нападало всего на дюйм, но мне хватило и этого предлога. Стояло тихое воскресное утро, но в восемь часов я уже пересек улицу с лопатой в руках. Машина Кроули стояла на подъездной дорожке, припорошенная снегом, и я замер от удивления, увидев, что на месте пулевого отверстия — большая вмятина. Фонари побиты, краска растрескалась рваными зубцами. Похоже, он попал в ДТП. Я еще несколько мгновений разглядывал машину, недоумевая, что же могло случиться, потом подошел к крыльцу и нажал кнопку звонка.

Мистер Кроули открыл дверь. Он был в своем человеческом обличье, весел и казался невинной овечкой. В течение последнего месяца я наблюдал, как он убил четырех человек, но все равно почти засомневался — пусть на секунду, — что такой человек может обидеть даже муху.

— Доброе утро, Джон. Что тебя привело… впрочем, кажется, я знаю — снег. Мимо тебя ни один снег не пройдет, это верно.

— Точно.

— Но сейчас выпало всего ничего. И нам сегодня никуда не надо. Давай-ка лучше оставим все как есть, пусть выпадет еще, прежде чем ты возьмешь на себя труд почистить дорожки. Нет смысла разгребать дважды.

— Да мне совсем не трудно, мистер Кроули, — сказал я.

— Кто там к нам пришел? — раздался голос миссис Кроули, появившейся из глубин дома. — А, Джон, доброе утро. Билл, уходи от двери — схватишь воспаление легких!

Мистер Кроули рассмеялся.

— Ерунда, Кей. Ничего такого не будет — я тебе обещаю.

— Он всю ночь не спал, — сказала миссис Кроули, накидывая пальто ему на плечи. — Бог его знает где он был и что делал, а теперь он мне рассказывает, что побил машину. Нужно посмотреть, что с ней такое: уже посветлело.

Я бросил взгляд на мистера Кроули, он подмигнул мне и усмехнулся.

— Занесло меня немного на льду вчера, а она думает, что я участвую в коммунистическом заговоре.

— Хватит шутить, Билл, это… о господи, это гораздо хуже, чем я думала.

— Выехал вчера прокатиться, — сказал мистер Кроули, выходя на крыльцо, — и меня занесло на обледенелой дороге у больницы. Врезался в бетонную стену. Лучше для такого происшествия и места не найдешь — через секунду из больницы выскочили с десяток сестер и докторов узнать, не нужна ли мне помощь. Я ей сто раз говорил, что со мной все в порядке, но она продолжает волноваться.

Он обнял ее за плечи, и миссис Кроули повернулась и обняла его.

— Я рада, что с тобой все в порядке.

Если допустить, что от тела он избавился, не оставив следов, то пулевое отверстие было единственной уликой, изобличавшей его в преступлении. Но он превосходно решил эту проблему. Я не мог не отдать ему должное — следы он заметал очень ловко. Все, что нужно было сделать, — это извлечь пулю и врезаться задом в стену так, чтобы скрыть предыдущее повреждение. И особенно умно с его стороны было сделать это у больницы — таким образом у него появлялась целая куча свидетелей, которым казалось, будто они абсолютно точно знают, что случилось с его машиной. Ну а если он все же попадет под подозрение, они подтвердят, что во время убийства он находился в другой части города. Так Кроули решил две проблемы: уничтожил улику и обеспечил себе алиби.

Я с уважением посмотрел на него. Да, он умен, но почему он поумнел только теперь, а не раньше, почему оставил три первых тела там, где их легко можно было найти? Мне пришло в голову, что он, возможно, новичок в таких делах и только учится проворачивать их без сучка без задоринки. Может быть, он вовсе и не убивал того аризонца… или в том убийстве было что-то другое, что не подготовило его к следующим преступлениям?

— Джон, — сказала миссис Кроули, — я хочу, чтобы ты знал: мы очень ценим все, что ты делаешь для нас. В последние недели стоит нам только повернуть голову, как ты уже рядом, готов помочь.

— Ну, ничего в этом такого нет, — ответил я.

— Чепуха, — настаивала она. — Эта самая суровая зима за много лет, а мы слишком старые, чтобы справиться с ней в одиночку, — ты сам видел, Билл все время болеет. А теперь еще и это. В такие времена хорошо знать, что соседи тебя не бросят.

— Своих детей у нас нет, — сказал мистер Кроули, — но ты стал для нас просто как внук. Спасибо.

Я смотрел на них обоих, отмечая признаки благодарности: улыбки, сложенные ладони, слезинки в уголках глаз миссис Кроули. Ее искренность меня не удивляла, но даже мистер Кроули, казалось, был тронут. Я взвесил в руке лопату и стал чистить ступеньки.

— Ну ничего в этом такого нет, — повторил я.

— Ты милый мальчик, — сказала миссис Кроули, и они ушли в дом.

Мне показалось вполне закономерным, что единственным человеком, которому я казался милым, была жена демона.

Остальную часть утра я расчищал их тропинки и подъездную дорожку, размышляя о том, как мне убить мистера Кроули. Мои правила непрошено всплывали посреди мыслей — они слишком глубоко укоренились во мне, чтобы сдаться без борьбы. Я думал о разных способах, какими можно его убить, и обнаруживал, что одновременно говорю о нем хорошие вещи. Перебирал в памяти его распорядок дня и чувствовал, как мои правила сами собой подбрасывают мне другие темы. Два раза я даже прекращал работать лопатой и собирался идти домой, чтобы не зациклиться на этой навязчивой идее. Согласно моим правилам я должен был выкинуть Кроули из головы на целую неделю, как заставил себя не думать о Брук, но теперь обстоятельства изменились, правила побоку. Я много лет учился держаться подальше от людей, выкорчевывать из себя любые зарождающиеся привязанности, но теперь все эти препятствия нужно было сломать, все эти механизмы — выключить, или убрать, или уничтожить.

Поначалу я испытывал страх — это было все равно что сидеть неподвижно, глядя на таракана, который ползет по твоему ботинку, потом по ноге, под рубашку, и не сбрасывать его. Я представлял, что весь покрыт тараканами, пауками, пиявками и всякими другими тварями, которые извиваются, щупают, пробуют, а я при этом должен не шевелиться и постараться привыкнуть к ним. Я должен был убить мистера Кроули (на лицо мне заползла личинка), я хотел убить мистера Кроули (личинка поползла в рот), я хотел распороть ему живот (целый рой личинок ползал по мне, вгрызался в мою плоть)…

Я выплюнул их, дрожа от отвращения, и вернулся к реальности: снова стал отбрасывать снег с дорожки. На все это требовалось еще какое-то время.

— Джон, зайди — попей шоколаду!

Миссис Кроули открыла дверь и звала меня. Я дочистил последние несколько футов дорожки и отправился к ним на кухню, сел за стол и вежливо улыбнулся, размышляя о том, можно ли вообще распороть живот мистеру Кроули. Я вспомнил его рану, когда он забрал легкие бродяги, — она срослась, закрылась, как сумка на молнии. Он сумел оправиться, когда по нему вели огонь из двух пистолетов. Я снова улыбнулся, глотнул горячего шоколада и подумал: «А может ли он отрастить себе новую голову?»

Весь этот день темные мысли одолевали меня, и я отметал свои правила одно за другим. Отправляясь на следующее утро в школу, я чувствовал себя разбитым и подавленным, словно новый человек в старом теле, которое ему уже не подходит. Люди, как обычно, словно не замечали меня, но на них смотрела новая пара глаз, новый разум оценивал этот мир через чуждую ему оболочку. Я ходил по коридорам, сидел на уроках, смотрел на людей вокруг так, словно видел их в первый раз. Кто-то толкнул меня на перемене, и я пошел за ним по коридору, представляя себе, как буду мстить, отрезая по кусочку от его тела, подвешенного в подвале. Тряхнул головой и сел на ступеньку, тяжело дыша. Так не должно быть, я ведь боролся с этим всю жизнь. Дети вокруг визжали, как скот на бойне. Громко зазвенел звонок, и они исчезли, как тараканы расползлись по своим щелям. Я закрыл глаза и подумал о мистере Кроули. Он и есть та причина, по которой ты делаешь это, — вот кто тебе нужен. Остальных оставь в покое. Я еще раз глубоко вздохнул и встал, отер липкий пот со лба. Нужно было идти на урок. Я должен вести себя как нормальный человек.

Посреди урока директор Лейтон срочно созвал всех учителей на собрание. Учительница английского миссис Паркер вернулась пятнадцать минут спустя, бледная как смерть. Когда она вошла, класс погрузился в тишину, мы смотрели, как она медленно дошла до своего стола и тяжело села, словно на ее плечах покоилось бремя всего мира. Наверняка это как-то связано с убийцей. Уж не убил ли Кроули кого-нибудь еще, а я пропустил это! Но нет, мое волнение быстро прошло. Не мог он убивать так часто. Видимо, они нашли тела полицейских.

Целую минуту длилось мертвое молчание, никто не осмеливался заговорить. Наконец миссис Паркер подняла глаза:

— Ну, вернемся к нашим занятиям.

— Постойте, — сказала Рейчел, одна из подружек Марси. — Вы нам не скажете, что происходит?

— Извините, ребята, — ответила миссис Паркер. — Просто я получила очень дурные известия. Но это ничего.

Она сощурилась, сказав это; ее глаза покраснели, и я уже решил, что она сейчас расплачется.

— Похоже, все учителя получили очень дурные известия, — сказала Марси. — Я думаю, мы заслуживаем того, чтобы знать, о чем речь.

Миссис Паркер потерла глаза и тряхнула головой.

— Сожалею, что не смогла взять себя в руки. Поэтому учителям и сообщили об этом в первую очередь — чтобы мы могли подготовить вас к этой новости. У меня это явно не получилось. — Она вытерла глаза платком и посмотрела на нас. — Директор школы сообщил нам, что найдены еще два тела.

Ученики издали общий вздох.

— В центре города в багажнике машины найдены тела двух полицейских.

Брук на этом занятии была в другом классе, и я подумал, что учитель тоже, наверное, сообщает им эту новость. Как, интересно, отреагировала Брук?

— И это тот же самый человек? — спросил парень по имени Райан.

Он сидел в двух рядах позади меня.

— Полиция считает, что да, — сказала миссис Паркер. — Гм… повреждения… у жертв, похоже, такие же, как у трех предыдущих. И обнаружено такое же черное вещество.

— А имена полицейских им известны? — спросила Марси.

Она была бледна, как простыня. Ее отец служил копом.

— С твоим отцом все в порядке, детка. Именно он и нашел эту машину и сообщил о находке.

Марси разрыдалась, и Рейчел подошла к ней, обняла, утешая.

— Убийца взял что-нибудь? — спросил Макс.

— Нет, Макс, не думаю, что этот вопрос уместен, — сказала учительница.

— Наверняка что-то взял, — пробормотал Макс.

— Я знаю, что это тяжело, — сказала миссис Паркер. — Поверьте мне, я… я потрясена не меньше вас. У нас в школе всего один психолог, и если кто хочет — пожалуйста, идите поговорите с ней, но если хотите, говорите со мной, или пойдите в туалет, или сидите тихо… или мы можем поговорить об этом всем классом… — Она закрыла лицо ладонями. — Они сказали, нам не нужно волноваться… что характер его действий остается неизменным или что-то в этом роде… Не знаю, как это должно вас успокоить, и мне очень жаль. Грустно, но я не знаю, что сказать.

— Это означает, что его методы не изменились, — сказал я. — Они беспокоятся, как бы мы не подумали, что он пошел вразнос, потому что на этот раз было обнаружено два тела, а не одно.

— Спасибо, Джон, — сказала миссис Паркер, — но нам не стоит зацикливаться на… методах преступника.

— Я просто объясняю, что имели в виду полицейские, — сказал я. — Они явно считали, что это нас успокоит.

— Спасибо, — сказала она, кивнув.

— Но в этот раз он убил сразу двоих, — сказал Брэд.

Мы с ним дружили когда-то — когда были маленькими, но с тех пор уже много лет почти не общались.

— С чего они решили, что его методы не изменились?

Миссис Паркер задумалась, соображая, что ответить на это, но ей ничего не пришло в голову, и она просто смотрела на Брэда. Потом повернулась ко мне. Я был экспертом.

— Они хотят донести до нас, — сказал я, — что убийца все еще контролирует себя. Если бы он выбрал другую жертву, или убил бы с большей жестокостью, или стал это делать чаще, это свидетельствовало бы о какой-то перемене.

Все смотрели на меня, и на сей раз они не бычились и не насмехались — просто слушали. Мне это понравилось.

— Понимаете, серийные убийцы не нападают на людей бессистемно, у них специфические потребности и ментальные проблемы, которые обуславливают все их поступки. По какой-то причине этому человеку нужно убивать взрослых мужчин, и эта потребность возрастает, пока не выходит из-под контроля, и тогда он начинает действовать. В его случае этот процесс занимает около месяца, вот почему у нас раз в месяц случаются убийства.

Все это была сплошная ложь — он убивал чаще и не был обычным серийным убийцей. К тому же его потребность носила физический, а не ментальный характер, но полиция думала так, как сказал я, и класс именно это и хотел услышать.

— Хорошая новость заключается в том, что он не убьет никого из нас, если только дело не дойдет до крайности и кто-то из нас не окажется не в том месте и не в то время.

— Но на этот раз он убил двоих, — напомнил Брэд. — То есть в два раза больше, чем обычно. И мне представляется, это серьезная перемена.

— Он убил двоих не потому, что потерял контроль над собой, — сказал я. — Он это сделал по глупости.

Я хотел говорить еще — меня слушали, и это льстило моему самолюбию. Я рассказывал о том, что любил, и никто не затыкал мне рот и не говорил, что я фрик. Они хотели слушать. Я испытывал необыкновенный прилив энергии.

— Вы знаете, что он просто оставляет тела убитых — вероятно, набрасывается на первого попавшегося, убивает его, а потом убегает. В этот раз таким случайным человеком оказался полицейский, а полицейские работают парами, и он слишком поздно понял, что не может убить одного, а другого оставить в живых, если хочет, чтобы это сошло ему с рук.

— Замолчи! — закричала Марси, вскочив с места. — Замолчи, замолчи, замолчи!

Она швырнула в меня книгой, но промахнулась, и книга попала в стену. Миссис Паркер бросилась к Марси.

— Ну-ка, все успокоились, — сказала миссис Паркер. — Марси, идем со мной. Рейчел, собери ее портфель. Вот так. Идем. — Она обняла Марси за плечи и повела к двери. — Сидите на своих местах и ведите себя тихо. Я вернусь, как только смогу.

Они вышли из класса, а мы остались сидеть. Первые несколько минут прошли в молчании, потом послышалось перешептывание. Кто-то пнул мой стул и сказал, чтобы я перестал паясничать, но Брэд подался ко мне, чтобы задать вопрос.

— Ты и в самом деле считаешь, что его методы остаются неизменными? — спросил он.

— Конечно, — ответил я.

Теперь, когда миссис Паркер ушла, я мог позволить себе более свободное описание.

— Прежде он зараз убивал одного беззащитного человека, а теперь убил двоих вооруженных полицейских. Мы имеем дело с эскалацией, хотят они об этом говорить или нет.

— Ерунда это, парень, — сказал Брэд.

Ребята вокруг с сомнением закачали головой.

— Такое постоянно случается с серийными убийцами, — сказал я. — Каковы бы ни были его потребности, одно убийство в месяц перестает удовлетворять. Это вроде дурной привычки: проходит время — и одной сигареты становится мало, нужны две, три, потом целая пачка или больше. Он теряет контроль над собой и теперь будет убивать гораздо чаще.

— Нет, не станет, — сказал Брэд, придвигаясь ближе. — Эти тела нашли в машине. А это означает, что теперь полиция сможет вычислить этого подонка по номерам. И тогда я сам пойду к нему домой и убью его.

Ребята мрачно закивали. Охота на ведьм началась.

Брэд был не единственным, кто горел жаждой мести. Полицейские держали в тайне имя владельца машины, но его сосед опознал ее, увидев в шестичасовых новостях, а к десятичасовым у дома этого типа собралась толпа, они кидали камни и требовали крови. Кэрри Уолш продолжала вести репортаж — в кадре она пряталась за студийным фургоном, а толпа выкрикивала угрозы в сторону дома.

«Говорит Кэрри Уолш на канале „Файв лайв ньюс“. Я веду репортаж из округа Клейтон, где, как вы видите, кипят страсти».

В толпе я узнал отца Макса — он кричал, потрясая кулаком. Волосы у него по-прежнему были коротко острижены на манер пехотинца времен войны с Ираком, лицо покраснело от гнева.

«Полиция здесь, — сказала Кэрри. — Они приехали, как только начала собираться толпа. Это дом Грега и Сюзан Олсон и их двухлетнего сына. Мистер Олсон — строительный рабочий и владелец машины, в которой сегодня были найдены двое убитых полицейских. Местонахождение мистера Олсона все еще неизвестно, но полиция разыскивает его в связи с этими убийствами. Сегодня полицейские находятся здесь для того, чтобы допросить семью и защитить ее».

В этот момент толпа стала кричать еще громче, камера развернулась и показала крупный план человека — все того же агента ФБР Формана, который давал интервью в предыдущем репортаже, — он выводил из дому женщину с ребенком. За ними шел местный полицейский с чемоданом. Еще несколько копов оттесняли толпу. Кэрри с оператором начали протискиваться сквозь толпу. Она выкрикивала вопросы полицейским. Те помогли миссис Олсон и ее сыну сесть на заднее сиденье полицейской машины, а агент Форман подошел к камере. Со всех сторон раздавались злобные крики: «Жена убийцы!»

«Прошу прощения, — сказала Кэрри. — Вы можете нам сообщить, что здесь происходит?»

«Полиция берет Сюзан Олсон под защиту ради ее собственной безопасности и безопасности ее ребенка, — быстро сообщил агент, словно подготовил это заявление, прежде чем выйти из дома. — В настоящее время мы не можем определить статус мистера Грега Олсона — подозреваемый он или жертва, но в этом деле он является лицом, которое мы должны допросить, и мы круглосуточно ведем его поиски. Спасибо».

Агент Форман сел в машину, и она тронулась с места. Несколько полицейских остались, чтобы утихомирить толпу и восстановить порядок.

По виду Кэрри можно было сказать, что она старается держаться поближе к полицейским, руки у нее дрожали, но все же она обратилась к кому-то из толпы, и я с удивлением увидел, что это наш директор мистер Лейтон.

— Извините, сэр, позвольте задать вам несколько вопросов?

Мистер Лейтон не скандировал, в отличие от многих в толпе, и теперь, оказавшись перед камерой, выглядел смущенным. Я представил себе, как на следующее утро он получает нагоняй от попечительского совета.

— Гм, конечно, — сказал он, щурясь на свет камеры.

— Что вы можете сказать о настроениях в городе?

— Оглянитесь, — сказал он. — Люди рассержены. Очень рассержены. Они себя не контролируют. Я знаю, что толпа всегда безумна, за исключением того краткого мгновения, когда ты попадаешь в нее и тогда все кажется вполне разумным. Я чувствую себя глупо уже потому, что нахожусь здесь, — сказал он, посмотрев прямо в камеру.

— Как вы думаете, такое может случиться еще раз? Я имею в виду новые убийства?

— Это может случиться опять завтра, — сказал мистер Лейтон, воздевая руки. — Это может случиться опять, если люди озлобятся. Клейтон — маленький город. Вероятно, все здесь знали убитых или жили с ними в одном квартале. Этот убийца, кто бы он ни был, убивает не каких-то чужаков — он убивает нас, убивает людей с лицами, именами и семьями. Я, честно говоря, не знаю, сколько наш городок сможет копить в себе ярость, не взрываясь.

Он снова пристально посмотрел в камеру и пропал из кадра.

Толпа рассеивалась, но надолго ли?

Через несколько часов появились данные экспертизы ДНК, и все они были в пользу Грега Олсона. Полиция тут же передала эти сведения в СМИ, чтобы хотя бы частично вернуть миссис Олсон и ее ребенка к нормальной жизни. Полиция, конечно, расчистила снег на месте преступления и обнаружила, что тротуар залит кровью, большая часть которой, безусловно, принадлежала самому Олсону, а ее количество свидетельствовало о том, что он тоже наверняка стал жертвой убийцы. Стали распространяться слухи о третьем следе от покрышек, о так и не обнаруженных пулях-призраках и самое многозначительное — о ДНК таинственного черного вещества. На этот раз проба была взята не из слизи, а из кровавого подтека, обнаруженного в патрульной машине. Это означало, что на месте убийства находились четыре человека, а не три, и эксперты ФБР уверенно говорили, что именно четвертый, а не Грег Олсон и был убийцей.

Некоторые, конечно, начали подозревать, что там был и пятый.

— Ты сегодня какой-то другой, — заметил доктор Неблин на нашей очередной встрече в четверг.

К тому времени я уже пять дней разрушал выработанную мною систему правил.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Просто… что ты другой, — сказал он. — Есть новости?

— Вы всегда это спрашиваете, когда кто-нибудь умирает.

— Ты всегда другой, когда кто-нибудь умирает. Что ты думаешь о случившемся?

— Стараюсь не думать, — сказал я. — Вы знаете мои правила. А вы что об этом думаете?

Неблин помолчал, прежде чем ответить.

— Твои правила никогда не запрещали тебе думать об убийствах, — сказал он. — Мы довольно много говорили о них.

Это была глупая ошибка. Я пытался действовать так, будто все еще соблюдаю свои правила, но мне это плохо удавалось.

— Я знаю, просто я… теперь это как-то по-другому, вам не кажется?

— Безусловно, — сказал доктор.

Он ждал, не возражу ли я, но мне не приходило в голову ничего такого, что не показалось бы подозрительным. Раньше я никогда не пытался скрыть что-то от Неблина — это было нелегко.

— Как у тебя дела в школе? — спросил он.

— Отлично, — ответил я. — Все боятся, но, я думаю, так и должно быть.

— А ты боишься?

— Вообще-то, нет, — сказал я, хотя боялся сильнее, чем когда-либо, но он о причинах моего страха и не догадывался. — Страх — это… такая странная штука, если подумать. Люди боятся только чего-то иного, они никогда не боятся себя.

— А стоит бояться себя?

— Страх связан с вещами, которые ты не можешь контролировать, — сказал я. — Будущее, темнота или кто-то, кто собирается тебя убить. Себя ты не боишься, потому что всегда знаешь, как собираешься поступить.

— И ты боишься себя?

Я посмотрел в окно и увидел женщину на тротуаре, в полурассыпавшемся сугробе. Она ждала, когда прервется движение, чтобы перейти улицу.

— Это похоже вот на ту женщину, — сказал я, показывая на нее. — Она может бояться того, что ее собьет машина, или что она поскользнется на снегу, или что на другой стороне улицы негде будет встать, но она не боится пересекать улицу; перейти на другую сторону — это ее собственное решение, она уже приняла его, знает, как осуществить, и не предвидит в связи с этим никаких проблем. Она дождется, когда все машины пройдут, осторожно встанет на лед и сделает все, что в ее силах, чтобы обеспечить свою безопасность. Ее пугает то, что она не в состоянии контролировать. То, что с ней может случиться, а не то, что она делает. Она не лежит по утрам в постели и не говорит себе: «Надеюсь, сегодня я не пойду на улицу, потому что я боюсь, как бы мне не пришло в голову пересечь ее». Ну, вот она и пошла.

Женщина увидела разрыв в потоке машин и поспешила на другую сторону. Ничего не случилось.

— Все в порядке, — сказал я. — Ровным счетом ничего не случилось. Теперь она вернется на работу, где будет думать о других вещах, которые ее пугают: «Надеюсь, босс не уволит меня; надеюсь, письмо придет вовремя; надеюсь, на счете хватит денег для платежа».

— Ты ее знаешь? — спросил Неблин.

— Нет, — ответил я. — Но она ходит пешком по этой части города в четыре часа дня, так что причины ее пребывания здесь можно перечесть по пальцам. Вероятно, она пришла не за покупками, потому что в руках у нее ничего нет, кроме сумочки. Так что банк или почта — наиболее вероятные места, куда она направлялась.

Я вдруг замолчал и посмотрел на Неблина. Никогда прежде я не пускался в рассуждения относительно конкретных людей, с которыми он имеет дело, мои правила не позволяли мне размышлять о случайных встречных. Я хотел было обвинить его в том, что он провел меня, но он ничего такого не делал — просто позволил мне говорить. Я заглянул в его глаза, надеясь найти в них какое-нибудь свидетельство того, что он понимает смысл моего поведения. Он ответил мне взглядом в упор. Он думал. Анализировал.

— Неплохая мысль, — сказал Неблин. — Я тоже не знаю ее, но в большинстве своих предположений ты наверняка прав.

Он ждал чего-то — может, что я признаюсь в чем-то или скажу ему, почему мои правила сегодня изменились. Но я ничего не сказал.

— Последнее, что сообщалось о том убийстве на прошлой неделе, — это звонок в службу «Девятьсот одиннадцать», — сказал он.

Оп-па!

Кто-то, насколько можно понять, позвонил из таксофона — того, что на Мейн-стрит, — и сообщил об очередном нападении Клейтонского убийцы. Согласно последней гипотезе убийца прикончил Грега Олсона, кто-то увидел это и сообщил в полицию, а когда диспетчер отправил туда полицейских, убийца прикончил и их.

— Я об этом не слышал, — сказал я. — Но это вполне разумная версия. Они не знают, кто звонил?

— Звонивший не назвался, — сказал Неблин. — Или не назвалась. Голос был высокий, так что они думают, это или женщина, или ребенок.

— Надеюсь, это была женщина, — сказал я.

Бровь Неблина взметнулась.

— Что бы ни случилось в ту ночь, — сказал я, — это наверняка зрелище, неподходящее для ребенка. У ребенка от этого могут быть проблемы с психикой.