22
Линия на экране кардиомонитора напоминала пляску смерти. Аккомпанементом служили пронзительные взвизгивания сигнала.
— Мистер Восс, пожалуйста, — попросила медсестра, схватив Виктора за руку и пытаясь оттащить его от постели Нины. — Врачам нужно работать.
— Я отсюда не уйду.
— Мистер Восс, пока вы здесь, они не могут начать.
Виктор резко отбросил ее руку. Женщина поморщилась, как от удара. Он стоял, до белизны костяшек вцепившись в спинку больничной койки.
— Отойти! — послышался властный голос. — Всем отойти!
— Мистер Восс! — Доктору Арчеру пришлось кричать, перекрывая общий гам. — Нам необходимо провести вашей жене электрошоковую стимуляцию сердца. Отойдите от постели и не задерживайте нас.
Виктор разжал пальцы. Отошел.
Тело Нины вздрогнуло и дернулось от мощного электрического разряда. Такая маленькая и хрупкая. Как они смеют издеваться над нею? Зрелище разъярило Восса. Он шагнул вперед, готовый отшвырнуть пластины электродов. Но не схватил, а замер, глядя на экран кардиомонитора.
Зубчатая линия сменилась прямой с ритмичными пиками. Кто-то облегченно вздохнул. Виктор шумно выдохнул весь воздух, что удерживал в легких.
— Систолическое давление — шестьдесят… Уже шестьдесят пять.
— Ритм стабилизировался.
— Систолическое давление повысилось до семидесяти пяти.
— Хорошо, отключайте внутривенную подачу.
— Пациентка двигает рукой. Может, временно зафиксировать ей руку?
Растолкав медсестер, Виктор подошел к постели жены. Никто не пытался его удержать. Он поднес руку Нины к губам. Ее кожа была соленой от его слез.
«Останься со мной. Прошу и умоляю: останься со мной».
Его окликнули. Как ему показалось, откуда-то издалека. Обернувшись, Виктор увидел доктора Арчера.
— Мы можем ненадолго выйти? — спросил он.
Виктор покачал головой.
— Сейчас состояние вашей жены не внушает опасений, — сказал Арчер. — Она под постоянным наблюдением. Давайте выйдем из отсека. Мне нужно с вами поговорить. Безотлагательно.
Наконец Виктор согласился. Он осторожно уложил руку Нины на одеяло и вслед за Арчером покинул отсек.
Они нашли тихий уголок. Как всегда по вечерам, свет в отделении был притушен. Над столом дежурной медсестры горели зеленые экраны мониторов. Сама она сидела тихо и неподвижно.
— Пересадку придется отложить, — сказал Арчер. — Возникла проблема с донорским сердцем.
— Как это понимать?
— Сегодня не было возможности провести изъятие сердца. Мы перенесем операцию на завтра.
Виктор оглянулся на смотровое окно отсека. Нина просыпается. Он должен быть рядом с нею.
— Завтра не должно быть никаких сбоев, — сказал Виктор.
— Их и не будет.
— Это я от вас уже слышал. После первой пересадки.
— К сожалению, мы не всегда можем справиться с отторжением пересаженного органа. Вопреки всем нашим усилиям, такое иногда случается.
— Где гарантия, что это не случится снова? Со вторым сердцем?
— Давать гарантии не возьмусь. Но при нынешнем состоянии миссис Восс у нас нет альтернативы. Лечение циклоспорином не дало результатов. Организм вашей жены воспротивился такому мощному препарату, как ортоклон ОКТ-3. Анафилактическая реакция. Нам не остается ничего иного, кроме новой пересадки сердца.
— Вы сделаете ее завтра?
Арчер кивнул:
— Мы позаботимся, чтобы ее сделали завтра.
Виктор вернулся к постели жены. Нина еще не полностью пришла в сознание. Он часто смотрел на нее спящую. В первые годы их совместной жизни просто любовался. Потом стал подмечать изменения в ее лице. Морщинки в уголках рта. Начинающий провисать подбородок. Новые седые нити в волосах. Каждая перемена вызывала в нем скорбные чувства, напоминая о краткости их совместного путешествия по холодной, одинокой вечности.
Но поскольку изменяющееся лицо все равно оставалось ее лицом, он любил в ней каждую перемену.
Прошел не один час, прежде чем Нина открыла глаза. Виктор не сразу понял, что его жена не спит. Он сидел на стуле, ссутулившись от усталости. И вдруг что-то заставило Виктора поднять голову.
Нина смотрела на него. Она раскрыла ладонь, молчаливо ожидая его прикосновения. Виктор схватил ее пальцы и принялся целовать.
— Все будет хорошо, — прошептала она.
— Да, — улыбнулся Виктор. — Конечно будет.
— Виктор, я была счастлива. Очень счастлива…
— Мы оба были счастливы.
— Но теперь тебе придется меня отпустить. Научись этому.
Улыбка Виктора погасла. Он покачал головой:
— Не говори так.
— У тебя впереди еще так много всего, — сказала Нина.
— А у нас?
Он сжимал ее руку в своих, точно человек, пытающийся удержать в ладонях воду.
— Нина, мы с тобой не похожи на других! Мы всегда говорили это друг другу. Помнишь? Мы отличались от окружающих. Мы были особой парой. С нами не могла случиться никакая беда.
— И все-таки случилась, — прошептала Нина. — Не с тобой, Виктор. Со мной.
— Я об этом позабочусь.
Нина не стала ему возражать. Она лишь печально покачала головой.
Ее глаза закрылись. Виктору показалось, что за секунду до того, как ее веки сомкнулись, он увидел на ее лице выражение тихого сопротивления. Он перевел взгляд на ее руку. Руку, которую привык считать своей. Не частью своего тела, а своей собственностью. Пальцы ее руки были сжаты в кулак.
Около полуночи детектив Лундквист привез мокрую и безумно уставшую Эбби к дверям ее дома. Машины Марка в проезде не было. Войдя внутрь, Эбби остро почувствовала пустоту. Схожее ощущение человек испытывает, стоя на краю пропасти. Должно быть, задержался в клинике. Или поехал на срочный вызов. Марку часто приходилось среди ночи ехать в Бейсайд, чтобы оперировать очередную жертву огнестрельного или ножевого ранения. Эбби попыталась представить его за операционным столом, в хирургическом облачении и маске. Она пыталась мысленно воспроизвести его лицо, склоненное над пациентом… и не могла. Вся прежняя реальность, все прежние воспоминания были как будто стерты.
Она прослушала сообщения автоответчика, надеясь, что Марк звонил домой. Два сообщения от Вивьен и больше ничего. Номер, оставленный китаянкой, имел префикс другого штата. Значит, Вивьен по-прежнему в Берлингтоне. Звонить туда было поздно. Эбби решила, что позвонит утром.
Она поднялась на второй этаж, запихнула в стиральную машину свою мокрую грязную одежду и полезла в душ. Настенная плитка была сухая. Значит, вечером Марк душ не принимал. Может, он вообще не возвращался домой?
Горячие струи хлестали по плечам. Эбби стояла с закрытыми глазами и думала. Ее страшила встреча с Марком. Страшили слова, которые придется ему сказать. Только поэтому она сегодня приехала сюда. Настало время откровенного разговора. Время ответов, которые она потребует от Марка. Неопределенность становилась все более тяжкой.
Выйдя из ванной, Эбби села на постели и послала сообщение на пейджер Марка. Телефон зазвонил почти сразу же, чему она очень удивилась.
— Эбби? — Это был не Марк, а Кацка. — Решил убедиться, что с вами все в порядке. Я вам звонил минут десять назад, но никто не подошел.
— Я была в душе. Кацка, со мной все в полном порядке. Жду Марка.
— Значит, вы сейчас одна? — помолчав, спросил он.
В его голосе звучала тревога. Эбби слегка улыбнулась. Вот так: поскреби броню на этом копе, и обнаружишь обычного человека, способного проявлять эмоции.
— Я заперла все окна и двери, — сообщила она. — Выполнила все ваши рекомендации.
В трубке слышались другие голоса, треск полицейской рации. Она поехала в тепло, а Кацка по-прежнему стоял на пирсе. Эбби представила огни мигалок патрульных машин. Наверное, и «скорая» уже подоспела.
— Что у вас там? — спросила она.
— Ждем водолазов. Необходимое снаряжение уже доставили.
— Вы всерьез считаете, что водитель все еще в салоне?
— Боюсь, что да.
Он вздохнул, и Эбби почувствовала такую безмерную усталость, что ей стало жаль детектива.
— Кацка, вам тоже стоило бы поехать домой. Принять горячий душ, съесть куриного бульона. Считайте, что я вам это прописала.
Он засмеялся. Эбби впервые слышала его смех.
— Осталось лишь найти аптеку, где мне все выдадут по вашему рецепту.
Его отвлекли. Наверное, кто-то из полицейских. Эбби слышала обрывки фраз. Говорили о траектории пуль.
— Эбби, мне надо идти. Уверены, что вы в безопасности? Может, было бы лучше переночевать в гостиничном номере?
— Я спокойно переночую здесь.
— Хорошо. — Кацка снова вздохнул. — Но утром обязательно вызовите слесаря. Пусть поставит дополнительные врезные замки на все двери. Особенно если вам часто приходится ночевать одной.
— Обязательно вызову.
Возникла короткая пауза. У Кацки было полным-полно неотложных дел, но чувствовалось: ему не хочется прекращать разговор.
— Утром я вам обязательно позвоню, — наконец сказал он.
— Спасибо, Кацка, — ответила Эбби и сама повесила трубку.
Она послала новое сообщение на пейджер Марка. Потом легла и стала ждать его звонка. Он не звонил.
Потянулось время. Эбби не спалось. Ее страх за Марка нарастал. Она пыталась рассуждать логично и вела разговор с собой, перечисляя все причины, мешавшие Марку позвонить. Возможно, у него была тяжелая операция и сейчас он спит в ординаторской. Он мог случайно уронить и сломать пейджер. Наконец, в эту минуту он стоит у операционного стола. Или…
«Или его уже нет в живых. Как Аарона Леви. Как Кунстлера и Хеннесси».
Она послала ему еще одно сообщение. Потом еще.
В три часа ночи зазвонил телефон. Задремавшая Эбби мгновенно проснулась и схватила трубку.
— Эбби, это я.
В трубке потрескивало, как будто Марк звонил откуда-то издалека.
— Я тебе без конца посылала сообщения на пейджер, — сказала Эбби. — Где ты?
— В машине. Еду в клинику… Эбби, нам нужно поговорить. Обстоятельства… изменились.
— Между нами? — сразу спросила она. — Ты это хотел сказать?
— Нет. Нет, Эбби. С тобой это никак не связано. И никогда не было связано. Это касается меня. Тебя в это просто затянуло. Я пытался удерживать их на расстоянии, но теперь они зашли слишком далеко.
— Кто они?
— Команда.
Эбби боялась задать следующий вопрос, но выбора у нее не было.
— Ты говоришь обо всех вас? Вы все к этому причастны?
— Уже нет.
Голос Марка пропал. Эбби показалось, что она слышит звук проносящихся машин. Потом Марк заговорил снова.
— Этим вечером мы с Мохандасом приняли решение. Я был у него дома. Мы говорили, сравнивали записи. Эбби, мы кладем наши головы на плаху, но мы так решили. Время настало. Мы больше не можем этим заниматься. Мы с Мохандасом собираемся предать все это широкой огласке. И нам плевать на остальных. В заднице я видел этот Бейсайд. — У него задрожал голос. — Я был трусом и теперь очень сожалею о своей трусости.
Эбби закрыла глаза:
— Ты знал. Все это время ты знал.
— Я знал только часть. Я и понятия не имел, как далеко зашел Арчер. Я не хотел знать. Убеждал себя, что меня это не касается. А потом ты начала задавать вопросы. Начала докапываться. И я больше не смог прятаться от правды… — Марк глубоко вздохнул и прошептал: — Эбби, это меня уничтожит.
Она по-прежнему лежала с закрытыми глазами. Она мысленно видела Марка в темноте его машины. Одна его рука лежала на рулевом колесе, другая сжимала сотовый телефон. Эбби видела его лицо, полное страданий. Но на его лице были не только страдания. Мужество. Главное, он оказался мужественным человеком.
— Я люблю тебя, — прошептал Марк.
— Марк, поезжай домой. Пожалуйста.
— Пока не могу. Мы с Мохандасом договорились встретиться в клинике. Постараемся добыть сведения по донорам.
— Вы знаете, где они хранятся?
— Догадываемся. Но вдвоем мы с ним провозимся очень долго. Вот если бы ты нам помогла, к утру мы просмотрели бы все.
Эбби села на постели.
— Все равно я уже не засну. Где ты встречаешься с Мохандасом?
— В архиве. У него есть ключ… Эбби, ты действительно хочешь нырнуть в это дерьмо?
— Я хочу быть там, где ты. Мы займемся этим вместе. Договорились?
— Договорились, — тихо ответил он. — До скорой встречи.
Через пять минут Эбби уже сидела в своей машине.
Улицы Западного Кембриджа были пусты. Она свернула на Мемориэл-драйв и некоторое время ехала вдоль реки Чарльз. Затем поворот на юго-восток, в направлении моста в створе Ривер-стрит. Часы показывали пятнадцать минут четвертого. Ее недавняя усталость куда-то испарилась. Давно уже Эбби не чувствовала себя такой бодрой и полной сил.
«Наконец мы ударим по ним! — думала Эбби. — И сделаем это вместе. Так, как должны были бы с самого начала».
Она пересекла мост и свернула к пандусу, ведущему на платную магистраль. Ночью машин здесь было совсем мало, и она легко влилась в скудный поток.
Через три с половиной мили платный участок кончился. Эбби поменяла полосу, готовясь перебраться на Юго-Восточное скоростное шоссе. Сворачивая на подъем, она вдруг заметила фары машины, стремительно приближавшейся сзади.
Эбби прибавила скорость и вывернула на шоссе.
Машина не отставала. Мощные фары били прямо в зеркало заднего обзора. Это погоня или ей только кажется? Если погоня, где она превратилась в дичь? Ответов Эбби не знала. А лучи приближались. Два адских луча.
Она еще прибавила скорость.
Автомобиль сзади сделал то же самое. Потом, неожиданно рванув влево, выехал на соседнюю полосу. Расстояние между нею и машиной Эбби быстро сокращалось. Теперь они шли почти ноздря в ноздрю.
Эбби повернула голову вбок. Увидела, как в той машине опустилось стекло со стороны пассажирского сиденья. Успела заметить силуэт мужчины.
В панике она нажала на акселератор.
Разглядывая машину-преследователя, Эбби слишком поздно заметила другую; ту, что еле-еле тащилась впереди. Завизжали тормоза. Машина Эбби закружилась, ударилась о бетонное ограждение и отскочила. Окружающий мир дал резкий крен, потом закувыркался. Эбби видела то темноту, то свет. Опять темноту и опять свет.
Дальше была только темнота.
— …повторяю: говорит машина «скорой помощи» номер сорок один. Расчетное время прибытия — три минуты. Как поняли?
— Сорок первая, вас понял. Жизненные показатели?
— Систолическое давление держится на девяносто пяти. Пульс — сто десять. В один из периферических сосудов ввели изотонический раствор… Кажется, она начинает двигаться.
— Двигаться ей сейчас ни в коем случае нельзя.
— Мы уложили ее на спинальный щит с фиксатором головы.
— Хорошо. У нас все готово. Ждем вас.
— Будем через минуту. Пока, Бейсайд.
…Свет.
И боль. Короткие, резкие вспышки боли в голове.
Она пробовала крикнуть, но из горла не вырвался ни один звук. Пыталась отвернуться от слепящего света, но ее шею сжимал тугой ошейник. Ей казалось: если нырнуть из света в темноту и зарыться там поглубже, боль исчезнет. Собрав все силы, она попыталась вырваться из ремней, которыми были стянуты ее руки и ноги.
— Эбби! Эбби, не вертитесь! — потребовал чей-то голос. — Я должен посмотреть ваши глаза.
Она повернулась в другую сторону. Ремни больно впились в запястья и лодыжки. Только сейчас она поняла: ее тело вовсе не парализовано. Просто она лежит на каталке, связанная по рукам и ногам.
— Эбби, это я, доктор Уэттиг. Посмотрите на меня. Посмотрите на свет. Это важно. Не закрывайте глаза. Не закрывайте.
Она открыла глаза, хотя свет его ручки-фонарика напоминал лезвие, проникающее до черепа.
— Водите глазами за лучом. Еще. Прекрасно, Эбби. Оба зрачка нормально реагируют на свет. Глазодвигательные мышцы в порядке.
Уэттиг щелкнул кнопкой. Луч погас.
— Но компьютерную томографию все равно надо сделать.
Теперь глаза Эбби различали очертания. Голова доктора Уэттига частично заслоняла рассеянный свет операционного светильника. Она видела и голову, и тень от головы. В поле ее зрения попадали и другие головы, а также белая занавеска, похожая на облако.
Левую руку пронзила боль.
— Не дергайтесь, Эбби, — произнес мягкий женский голос. — Мне нужно взять у вас кровь на анализы. Пожалуйста, полежите спокойно. Я должна заполнить несколько пробирок.
— Доктор Уэттиг, рентгеновская установка готова, — произнес третий голос.
— Подождите немного, — ответил Уэттиг. — Иглу для капельницы нужно взять покрупнее. Шестнадцатый номер. Начинайте.
Теперь боль пронзила правую руку. Как ни странно, эта боль вывела ее разум из замешательства и заставила работать с предельной ясностью. Эбби точно знала, куда она попала. Она не помнила, как здесь очутилась, но место, где она находилась, называлось отделением неотложной помощи клиники Бейсайд. Если она здесь, да еще в таком состоянии, значит случилось что-то чудовищное.
— Марк, — пробормотала она и попыталась сесть. — Где Марк?
— Не двигайтесь! Вы трубку капельницы собьете!
Чья-то рука надавила ей на локоть, припечатав руку к каталке. Прикосновение отнюдь не было мягким. Они все вместе издевались над ней, кололи иголками и обращались как с пойманной зверюшкой.
— Марк! — крикнула она.
— Эбби, послушайте меня.
Это снова был Уэттиг. Она узнала его тихий, нетерпеливый голос.
— Мы пытаемся с ним связаться. Наверняка он скоро приедет. А сейчас вы должны нам помогать, иначе мы не сможем помочь вам. Это понятно? Эбби, вы меня понимаете?
Его лицо подействовало на нее сильнее слов. Эбби затихла. Как часто, еще будучи ординатором, она холодела от взгляда его голубых, ничего не выражающих глаз. Сейчас, пригвожденная к каталке, она чувствовала не робость и не волнение. Страх. Ей было страшно. Очень страшно. Она оглядела палату, ища хотя бы одно дружественное лицо. Но все, кто находился рядом с нею, были слишком заняты пробирками с кровью, трубками капельниц и показаниями приборов.
Потом занавеску отодвинули. Каталка тронулась. Ее куда-то везли. Мелькали люминесцентные трубки под потолком. Ее увозили в недра клиники. В логово врага. Она даже не пыталась сопротивляться. При связанных руках и ногах не больно-то повоюешь.
«Думай, — мысленно приказала она себе. — Ты должна думать».
Каталка завернула за угол. Эбби узнала отделение рентгенологии. Возле каталки появилось новое лицо. Мужское. Оператор компьютерного томографа. Друг или враг? Как распознать? Тем временем ее перенесли на стол. Появились новые ремни: на груди и бедрах.
— Лежите совсем тихо, — сказал ей оператор. — Иначе все придется повторить сначала.
Над ее головой нависла арка сканера. Это не было замкнутое пространство, но Эбби нашла у себя все симптомы клаустрофобии. Она вспомнила впечатления своих пациентов, проходивших компьютерную томографию: «Все равно что засунуть голову в точилку для карандашей». Эбби закрыла глаза. Вокруг щелкал и негромко гудел томограф. Она заставляла себя думать. Вспоминать, как и почему здесь оказалась.
Эбби вспомнила, что села в машину и поехала. Добралась до платной магистрали. Дальше пленка ее воспоминаний обрывалась. Это называлось ретроградной амнезией. О самой аварии она вообще ничего не помнила. Однако события, приведшие ее к той точке, постепенно всплыли в памяти.
Пока длилось сканирование, она вспоминала и к моменту его окончания соединила разрозненные куски. Картина не была цельной, но достаточной, чтобы Эбби поняла, как ей действовать дальше, если она хочет остаться в живых.
Она была умницей. Настоящей пай-девочкой, отчего оператор томографа потерял бдительность и, перемещая ее обратно на каталку, не закрепил ей руки. Только ремень на груди. Затем он вывез каталку в комнату ожидания.
— За вами придет сестра из реанимации, — сказал он Эбби. — Если что-то понадобится, позовите. Я буду в соседнем помещении.
Сквозь полуоткрытую дверь Эбби слышала его разговор по телефону.
— Да, это лаборатория компьютерной томографии. Мы свою работу сделали. Доктор Блейз сейчас просматривает результаты. Вы хотите ее забрать?
Эбби потянулась и осторожно расстегнула пряжку грудного ремня. Потом села на каталке. Комната почему-то закружилась. Тогда она прижала пальцы к вискам, и кружение пропало.
Капельница!
Эбби отклеила лейкопластырь и, морщась, вырвала катетер. Из трубки на пол потек физиологический раствор. Эбби не обратила на это внимания. Сейчас главное — остановить кровотечение из вены. Игла шестнадцатого размера проделала в руке довольно большую дырку. Эбби замотала отметину лейкопластырем, однако кровь продолжала сочиться. Ей сейчас не до этого. Нужно убраться отсюда до прихода медсестры.
Она слезла с каталки, угодив босыми ногами прямо в лужу физраствора. В соседнем помещении оператор дезинфицировал томографический стол. Шуршали бумажные салфетки, хлопала крышка педального мусорного ведра.
На крючке висел лабораторный халат. Его Эбби надела поверх больничной пижамы. Столь нехитрое действие отняло у нее немало сил. Она по-прежнему старалась связно думать, не позволяя белой пелене боли овладеть ею. В таком состоянии Эбби подошла к двери. Ноги двигались еле-еле, словно она брела по зыбучим пескам. Толкнув дверь, она вышла в коридор.
Путешествие по зыбучим пескам продолжалось. Эбби постоянно останавливалась, прислоняясь к стене. Передохнув, шла дальше. Она завернула за угол. В дальнем конце коридора был запасной выход. Эбби заковыляла туда. Она поддерживала себя мыслью: «Если доберусь до той двери, я в безопасности».
Далеко за ее спиной послышались голоса. Потом раздались торопливые шаги.
Эбби отодвинула задвижку, открыла дверь и вышла в ночь. Позади завыла сигнализация. Страх придал ей сил. Она побежала в темноту, кое-как перебравшись через бортик стоянки. Гравий и осколки стекла царапали ступни. У Эбби не было плана бегства. Она не знала, в каком направлении двигаться. В мозгу стучала только одна мысль: она должна выбраться из Бейсайда.
Голоса приближались. Ее окликнули.
Оглянувшись, Эбби увидела троих охранников, выбегающих из дверей отделения интенсивной терапии.
Она спряталась за машиной. Увы, слишком поздно. Охранники ее заметили. Тогда Эбби выпрямилась и снова побежала. Ноги плохо ее слушались. Огибая машины, она постоянно спотыкалась.
Шаги преследователей становились все громче. Они надвигались с двух сторон. Эбби свернула влево, пытаясь протиснуться между двух машин.
Охранники окружили ее. Один схватил за левую руку, другой — за правую. Эбби лягалась, пихалась и даже пыталась кусаться. Вскоре подбежал третий. Втроем они потащили Эбби обратно в отделение неотложной помощи. В лапы доктора Уэттига.
— Они меня убьют! — кричала Эбби. — Отпустите меня! Слышите? Они меня убьют!
— Не выдумывайте, мисс. Вас пальцем никто не тронет.
— Вы не понимаете. Вы ничего не понимаете!
Двери отделения распахнулись. Эбби втащили внутрь, затем положили на каталку. Привязали всеми ремнями, хотя она отчаянно брыкалась и лягалась.
Над нею снова склонилось лицо доктора Уэттига. Побелевшее. Напряженное.
— Пять миллиграммов галоперидола. Внутримышечно, — отрывисто приказал он.
— Нет! — завопила Эбби. — Нет!
— Немедленно вколите ей галоперидол.
Рядом возникла медсестра со шприцем в руке. Она быстро сняла колпачок с иглы.
Эбби извивалась всем телом.
— Держите ее, — сказал Уэттиг. — Неужели ее невозможно утихомирить?
Кто-то взял ее за запястья. Ее слегка повернули на бок, заголив правую ягодицу.
— Ну пожалуйста, — умоляла Эбби, глядя на медсестру. — Не давайте ему меня калечить. Не надо уколов.
Ей протерли спиртом место укола. Спирт противно холодил кожу. Потом в правую ягодицу вонзилась игла.
— Пожалуйста, — шептала Эбби, понимая, что уже бесполезно о чем-либо просить.
— Все будет хорошо, — сказала медсестра и улыбнулась ей. — С вами все будет хорошо.