1
Для своих лет он был коротышкой, заметно уступал ростом остальным ребятам, попрошайничавшим в подземных переходах возле метро «Арбатская». Но уже в одиннадцать он делал то же, что и они. Курить начал четырьмя годами ранее, подворовывать — тремя. А пару лет назад он впервые дал мужику — из тех, что пользуют мальчиков. Этот род занятий Якову не нравился, но дядя Миша велел ему не ломаться и не капризничать. Иначе на что они будут покупать хлеб и сигареты? Среди подопечных дяди Миши Яков был не только самым низкорослым. Он был еще и блондином, а дяди-Мишиным клиентам очень нравились светловолосые малолетки. Они даже не замечали, что у Якова нет левой руки. Просто не обращали внимания на сморщенную культю. Клиентов очаровывали его маленький рост, светлые волосы и решительный взгляд синих глаз.
Яков мечтал поскорее распрощаться с этим ремеслом и, подобно мальчишкам постарше, зарабатывать «облегчением» карманов. Каждое утро, просыпаясь в квартире дяди Миши, и каждый вечер, прежде чем уснуть, он хватался своей единственной рукой за изголовье кровати и тянулся, тянулся в надежде вырасти хотя бы на несколько миллиметров. Дядя Миша советовал ему бросить это бесполезное занятие. Яков был из породы низкорослых, и тут уж ничего не изменишь. Женщина, которая семь лет назад оставила его наедине с громадной Москвой, тоже была низенькой. Яков едва помнил эту женщину и ничего не помнил из своей прежней домосковской жизни. Он знал лишь то, что рассказывал ему дядя Миша, но рассказам этим верил наполовину. В своем нежном возрасте Яков отличался не только маленьким ростом, но и достаточной житейской мудростью.
Вот и сейчас с присущим ему скептицизмом мальчишка поглядывал на мужчину и женщину, которые вместе с дядей Мишей сидели за обеденным столом и говорили о делах.
Эта парочка приехала на большой черной машине с тонированными стеклами. Мужчину звали Грегором. Он был в костюме с галстуком. На ногах — ботинки из натуральной кожи. Светловолосую женщину звали Надией. Ее одежда состояла из шерстяной юбки и дорогого шерстяного жакета. В руках она держала крепкого вида чемоданчик-дипломат. Надия была нерусская. Это поняли все обитатели квартиры. Наверное, американка. Или англичанка. По-русски она говорила хорошо, но с акцентом.
Пока мужчины за рюмкой водки обсуждали дела, женщина разглядывала тесную квартирку дяди Миши. Старые армейские койки, стоящие у стены, груды грязного постельного белья и четырех мальчишек, сбившихся в кучку. Все они молча и настороженно прислушивались к разговору взрослых. Надия поочередно обвела взглядом всех четверых. Глаза у нее были красивые, светло-серого цвета. Первым ее взгляда удостоился самый старший — пятнадцатилетний Петр. Затем настал черед тринадцатилетнего Степана и десятилетнего Алексея.
Наконец она посмотрела на Якова.
Яков привык, что взрослые пристально разглядывают его, и потому спокойно смотрел на иностранку. К чему он не привык — так это к мимолетности внимания. Обычно приходившие сюда почти не смотрели на других мальчишек. Но сейчас внимание Надии было приковано к долговязому прыщавому Петру.
— Михаил Исаевич, вы приняли правильное решение, — сказала она дяде Мише. — Здесь у этих ребят нет будущего. А мы даем им такой редкий шанс!
Она улыбнулась мальчишкам.
Олух Степан тоже ей улыбнулся, будто влюбленный идиот.
— Они ж по-английски не брешут, — ответил дядя Миша. — Только отдельные слова знают.
— Дети быстро овладевают чужим языком. Им это дается без усилий.
— Все равно им понадобится какое-то время. И на язык, и к чужой еде привыкнуть.
— Наше агентство хорошо знакомо с особенностями переходного периода. Мы имеем опыт работы с русскими детьми. С такими же сиротами, как эти. Некоторое время они пробудут в специальной школе и приспособятся к новой жизни.
— А если не смогут?
— Иногда бывает и такое, — помолчав, ответила Надия. — Возникают трудности эмоционального характера.
Она снова обвела взглядом четверых подопечных дяди Миши.
— Кто-то из них вас особо беспокоит? — спросила Надия.
Яков прекрасно понимал, что речь о нем. Это он редко смеялся и никогда не плакал. Дядя Миша прозвал его «каменным малышом». Яков сам не знал, почему из него не выливаются слезы. Остальные мальчишки, стоило им пораниться или получить тумаков, распускали нюни. Яков в таких случаях просто выключал разум. Его разум становился похож на экран телевизора, когда поздно вечером прекращались передачи. Ни картинок, ни звуков, только успокаивающий белый шум.
— Они все хорошие ребята. Просто отличные ребята, — сказал дядя Миша.
Яков посмотрел на трех других парней. У Петьки был нависающий лоб и плечи, вывернутые вперед, как у гориллы. У Степки между маленькими сморщенными ушами помещался мозг размером с грецкий орех. Алешка до сих пор сосал палец.
«А я? — подумал Яков, глядя на свой жалкий обрубок. — У меня всего одна рука. Чего это мы у дяди Миши такие отличные?»
Однако тот продолжал нахвалить своих питомцев. Иностранка согласно кивала. Да, прекрасные ребята. Здоровые ребята.
— У них даже зубы хорошие! — подчеркнул дядя Миша. — Гнилых совсем нет. Вы на моего Петьку посмотрите. Какой рослый.
— А вот этот заморыш какой-то, — сказал Грегор, указывая на Якова. — Что случилось у него с рукой?
— Родился таким.
— Из-за радиации?
— Ему это ничуть не мешает, — не отвечая на вопрос, сказал дядя Миша. — Он и одной управляется.
— Это не станет проблемой. — Надия поднялась. — А теперь мы должны ехать. Пора.
— Уже?
— У нас плотный график.
— Но… одежонку собрать…
— Наше агентство снабдит их одеждой. Получше, чем та, что на них сейчас.
— Неужели ехать нужно так срочно? Вы нам и проститься не дадите?
В глазах женщины мелькнуло раздражение.
— Прощайтесь, только недолго. Мы не хотим выбиться из графика.
Дядя Миша оглядел своих мальчишек, связанных с ним отнюдь не кровными узами и даже не любовью. Их свела взаимозависимость. Общность потребностей. Дядя Миша обнял каждого из четверых. Якова он обнимал чуть дольше и чуть крепче. От дяди Миши привычно пахло луком и сигаретами. Хорошие запахи. Однако Якову захотелось поскорее высвободиться. Он не любил, когда его трогают. Кто бы то ни был.
— Помни своего дядю Мишу, — шептал ему хозяин тесной квартирки. — Когда разбогатеешь в Америке, не забывай того, кто о тебе заботился.
— Я не хочу в Америку, — сказал Яков.
— Так это ж лучше и для тебя, и для других сорванцов.
— Они пусть едут, а я хочу остаться здесь. Дядя Миша, я хочу остаться с тобой.
— Надо ехать.
— Почему?
— Потому что я так решил. — Дядя Миша схватил Якова за плечи и хорошенько встряхнул. — Я так решил.
Яков взглянул на ребят. Те радостно скалились.
«Они счастливы, — подумал он. — Чего ж я не радуюсь?»
— Я отведу детей в машину, — сказала Надия, беря Якова за руку. — А вы с Грегором подпишите документы.
— Дядя Миша! — окликнул Яков.
Но Михаил Исаевич стоял к нему спиной и смотрел в окно.
Надия вывела мальчишек на лестничную площадку, и они стремглав понеслись с четвертого этажа на улицу, вкладывая в спуск всю свою неукротимую энергию. Их стоптанные ботинки гулко стучали по ступенькам. Хорошо, что на лестнице было пусто.
Уже на первом Алешка вдруг застыл.
— Я Шу-Шу забыл! — крикнул он и метнулся к лестнице.
— Вернись! — потребовала Надия. — Не смей подниматься наверх!
— Я ее там не оставлю!
— Я кому сказала, вернись! — прикрикнула на него Надия.
Но Алексей уже бежал вверх. Надия приготовилась броситься вдогонку, когда Петр сказал:
— Алешка без Шу-Шу все равно не поедет.
— Что еще за чертова Шу-Шу? — сердито спросила иностранка.
— Плюшевая собачонка. Алешка ее везде с собой таскает.
Женщина встала возле лестничного пролета и задрала голову. Алексей был уже на четвертом этаже. В глазах Надии мелькнуло нечто, чего Яков не понял.
Настороженность, что ли?
Казалось, Надия не знала, бежать вслед за Алешкой или плюнуть на него. Когда на четвертом этаже хлопнула дверь и вниз чуть ли не кубарем скатился этот малолетний дурень, радостно сжимая в руках старую засаленную мягкую игрушку, женщина чуть в обморок не упала от облегчения.
— Вот она! — радостно бормотал мальчишка, обнимая свое грязное сокровище.
— Теперь идемте! — приказала Надия, открывая дверь.
Все четверо втиснулись на заднее сиденье машины. Яков оказался почти что на коленях у Петра.
— Обязательно свою костлявую задницу на меня класть? — проворчал Петр. — Подвинься.
— Куда? Тебе на морду?
Петр пихнул его локтем. Яков в долгу не остался.
— А ну прекратите! — прикрикнула с переднего сиденья Надия. — Ведите себя прилично.
— Нам тут тесно, — пожаловался Петр.
— Ничего, устроитесь. И сидите тихо!
Надия все время смотрела на дом. На окна дяди-Мишиной квартиры.
— Почему не едем? — спросил нетерпеливый Алешка.
— Грегор подписывает документы.
— И долго еще?
— Недолго, — ответила Надия, откидываясь на спинку сиденья и глядя перед собой.
«Уф, пронесло», — подумал Грегор, когда за обрадованным Алешкой вторично закрылась дверь.
Появись этот маленький придурок чуть позже, тут бы такое замутилось. Надия дура, что ли? Не могла удержать пацана? Грегор с самого начала был против ее участия, однако Рейбен настоял. Сказал, что женщины вызывают доверие.
Топот Алешкиных ног становился все тише. Потом хлопнула дверь парадной. Тогда Грегор повернулся к сутенеру.
Дядя Миша стоял у окна и смотрел на улицу, на черную машину, в которой сидели его питомцы. Растопыренная ладонь с жирными пальцами елозила по стеклу. Дядя Миша все еще прощался с мальчишками. В его глазах стояли слезы.
Однако первые слова дяди Миши были не о мальчишках, а о деньгах.
— В дипломате?
— Да, — ответил Грегор.
— Вся сумма?
— Двадцать тысяч американских долларов. По пять тысяч за каждого ребенка. Вы же согласились на эту цену.
— Да, — вздохнул дядя Миша, проводя рукой по своему морщинистому лицу.
Морщины были не столько признаком возраста, сколько результатом сильного пристрастия Михаила Исаевича к водке и сигаретам.
— Они попадут в хорошие семьи?
— Надия позаботится об этом. Вы же знаете, она любит детей. Потому и выбрала такую работу.
— Может, она и мне подберет хорошую американскую семейку? — Он выдавил жалкую улыбку.
Грегору пришлось взять его за плечи и отвернуть от окна.
— Не тяните время. Вот деньги. Если хотите, пересчитайте.
Дядя Миша щелкнул замком, открыл крышку. Внутри лежали аккуратные пачки американских долларов. Двадцать тысяч. Сумма, которой ему с лихвой хватит, чтобы утопить в водке собственную печень.
«Дешево же в наши дни стоит человеческая душа», — подумал Грегор.
На улицах новой России можно было купить что угодно. Ящик израильских апельсинов, американский телевизор, женские ласки. Возможности повсюду — умей лишь копнуть и воспользоваться. Сметливые и талантливые пользовались.
Дядя Миша смотрел на деньги, на свои деньги, но во взгляде не было ликования. Наоборот. Пачки купюр вызывали у него неприязнь, если не отвращение. Он защелкнул крышку дипломата и стоял, склонив голову и упираясь руками в прочный черный пластик.
Грегор встал у дяди Миши за спиной, достал автоматический пистолет с глушителем и дважды выстрелил сутенеру в голову.
Дальнюю стену забрызгало кровью и серым веществом. Дядя Миша ничком повалился на пол, увлекая за собой столик. Черный чемоданчик тоже упал, глухо стукнувшись о покрытый ковром пол.
Грегор торопливо схватил дипломат, пока тот не залило кровью. Ошметками дяди-Мишиных мозгов забрызгало боковую стенку. Грегор дернул дверь туалета, оторвал кусок туалетной бумаги и тщательно вытер пластик. Бумагу скомкал и спустил в унитаз. Затем вернулся в комнату, где лежал дядя Миша. Лужица крови успела превратиться в лужу и пропитать вторую ковровую дорожку.
Грегор еще раз оглядел комнату. Работа сделана, улик нет. Его подмывало забрать с собой недопитую бутылку водки, но он удержался. Мелкота пристанет с вопросами. Ведь водку выставил их дядя Миша. Грегору не хватало терпения отвечать на вопросы мальчишек. Разговоры с ними — забота Надии.
Он защелкнул входную дверь и спустился вниз.
Надия с ребятней ждали его в машине. Грегор открыл дверцу и нырнул на водительское сиденье. Надия посмотрела на него. В ее глазах ясно читался вопрос.
— Все бумаги подписаны? — уточнила она.
— Да. Все без исключения.
Надия откинулась на спинку сиденья. Она вздохнула громко и с явным облегчением. Грегор завел мотор.
«Не годится эта баба для таких дел», — подумал он.
Что бы там Рейбен ни болтал, но Надия только мешала.
На заднем сиденье шумно возились. Грегор взглянул в зеркало. Мальчишки вовсю толкались и пихались. Все, кроме самого маленького. Яков смотрел прямо перед собой. Их глаза встретились, и у Грегора возникло неприятное чувство. Ему показалось, что на него смотрят глаза взрослого человека, неизвестно как оказавшиеся на детском лице.
Потом Яков повернулся и ударил соседа в плечо. Возня стала еще шумнее. В воздухе замелькали мальчишечьи руки.
— Ведите себя прилично! — прикрикнула Надия. — Нам далеко ехать. В Ригу.
Мальчишки угомонились. Ненадолго на заднем сиденье стало тихо. Потом в зеркале заднего обзора Грегор увидел, как паренек со взрослыми глазами локтем двинул соседу под ребра.
Грегор улыбнулся и подумал, что беспокоиться нет причин. Дети как дети.
