80
Следовало обыскать квартиру Манон Симонис. Хотя бы для формы. Но прежде мне надо было уладить другое небольшое дельце. Кроме Сарразена, мне солгал еще кое-кто. Та, что всегда знала правду о Манон и все же заставила меня плутать во тьме: Марилина, директриса приюта Богоматери Благих дел. Я все еще слышал ее голос, говоривший, что Сильви была прощена.
Марилина знала все. Она была рядом с Сильви во время ее покаяния, когда та удалилась в приют Богоматери Благих дел. Я набрал ее номер и после трех звонков услышал гнусавое:
– Алло! Кто говорит?
Мне представились ее глаза-устрицы и черная пелерина.
– Матье Дюрей.
– Что вам нужно?
– Воссоздать один эпизод. Я не люблю оставаться в дураках.
– Я вам все сказала. Сильви Симонис провела у нас три месяца. Смерть ее девочки…
– Мы с вами оба знаем, что Манон не умерла.
Последовало молчание. В сотовом отчетливо слышалось ее дыхание. Затем она произнесла усталым голосом:
– Свершилось чудо, вы понимаете?
– Это ничуть не оправдывает Сильви.
– Не мне судить. Она мне все рассказала. В то время она постоянно боролась с силами… ужасными.
– Я тоже знаю эту историю. Ее версию этой истории.
– В Манон вселился дьявол. И он же толкнул Сильви на преступление. Бог спас их обеих!
– Когда Манон очнулась, какая она была?
– Преображенная. Все признаки одержимости как рукой сняло. Но следовало держаться настороже. Вы помните книгу Иова? Сатана сказал: «Я ходил по земле и обошел ее». Дьявол всегда здесь. Он бродит.
И теперь самый главный вопрос:
– Где теперь Манон?
– Она живет в Лозанне.
– Нет. Я хочу сказать: в данный момент.
– Разве ее там нет?
Было очевидно, что она не притворяется. Опять тупик. Я сменил тон:
– Вы хорошо знаете Манон?
– Я видела ее иногда в Лозанне. Она отказывалась переезжать через границу.
– Она хоть иногда ездила куда-нибудь? В загородный дом? К своим друзьям?
– Манон не путешествовала. Манон всего боялась.
– У нее был жених?
– Этого я не знаю.
Я помолчал, предвидя, насколько жестоким будет мой следующий вопрос:
– Как вы думаете, она могла убить свою мать?
– Вы знаете виновного. Это Сатана. Он вернулся, чтобы отомстить.
– При помощи Манон?
– Я не знаю. Я ничего не хочу знать. Это вы должны разобраться. Вам надлежит уничтожить зверя, поселившегося в душах.
– Я вам перезвоню.
Я повернул ключ зажигания и направился к центру города, где находилась квартира Манон. Через несколько минут мой мобильник завибрировал.
Я посмотрел на экран. Номер Люка. Я не успел сказать «алло».
– Мне надо тебя видеть. Это срочно.
Торопливый голос Лоры. Я подумал, что случилось самое страшное.
– Что происходит? Люк не…
– Нет. Его состояние все время стабильно. Но я хочу тебе кое-что показать.
– Скажи что.
– Не по телефону. Мне надо тебя видеть. Ты где?
– Я не в Париже.
– Когда сможешь быть у меня?
Тон не допускал никаких отговорок. Я прикинул. Манон не оставила никаких зацепок. Обыск в ее квартире ничего не даст. Я посмотрел на часы: 14.40.
– Я могу быть у тебя к вечеру.
– Жду.
Под пасмурным небом я подкатил к центральному вокзалу и вернул взятую напрокат машину. Скоростной поезд отходил на Париж в 15.20. Я купил билет и отправился в первый класс. Я опасался этого путешествия. Меня снова начнут одолевать наваждения. Я забился в угол и сосредоточился на объяснениях Белтрейна. Да, возвращение Манон к жизни было чудом, но в ее спасителе не было ничего божественного или колдовского. Он носил зеркальные очки и кроссовки.
Продолжая размышлять на эту тему, я в конце концов заснул. Когда проснулся, мы были уже всего в получасе езды от Парижа. Меня снова охватила тоска. Мысль о Манон доводила меня до тошноты. Ангел или демон? Я не мог оставаться в неизвестности. Чего бы мне это ни стоило, я должен ее отыскать.
Лионский вокзал, 19 часов
Я забежал в агентство проката автомобилей и выбрал «ауди-А3», чтобы не изменять своим привычкам. Направление: улица Шангарнье.
Было не так холодно, как в Лозанне, но шел сильный дождь, барабаня по асфальту.
Когда Лора открыла мне, я испытал шок. За неделю она потеряла несколько килограммов. Все ее тело казалось истаявшим, сжавшимся под кожей цвета золы.
– Я только что уложила девочек. Входи.
Светлая деревянная мебель. Безделушки, книги – все было на месте. Я устроился на диване, а Лора приготовила кофе. Она подавала его порывистыми движениями. Пока я брал свою чашку, она исчезла. Вернулась с большим свертком из крафтовской бумаги, в котором, как мне показалось, были какие-то вещи. Она положила его на низенький столик и села напротив меня.
– Я решила продать дом в Берне.
– Можно закурить? – спросил я.
– Нет. – Она положила руки плашмя на низенький столик. – Послушай меня. Вчера я вернулась туда. Чтобы все там разобрать. Я давно хотела это сделать. Но мне не хватало смелости снова там оказаться. Понимаешь?
– Нельзя ли все-таки закурить?
Она пригвоздила меня взглядом.
– Я перевернула всю хибару, от чердака до гаража. Вот что я нашла на чердаке.
Она схватила сверток и уронила его. На пол вывалился сатанинский «реквизит»: перевернутый крест, чаша со следами крови, облатки, вымазанные чем-то коричневым и белесым, свечи. Черные фигурки, напоминающие демонов Малой Азии. Я громко спросил ее:
– Что это означает?
– Ты сам прекрасно знаешь.
Я взял кончиками пальцев облатку. Похоже, она была испачкана экскрементами и спермой. Что до свечей, то для сатанинских месс их по традиции отливают из человеческого жира.
– Люк пытался исследовать природу дьявола, – произнес я неуверенным голосом. – Эти предметы, должно быть…
– Прекрати. Я нашла капли крови на чердаке. И кое-что еще. Люк совершал ритуальные действа. Он онанировал на эти облатки. Он предавался греху с этим распятием! Он вызывал дьявола! В нашем доме!
– Люк собирал сведения о сатанистах и…
Лора ударила по столу обеими руками:
– Уже много месяцев Люк сам предавался сатанинским мерзостям.
Я потерял дар речи. Это было абсурдно. Люк не мог опуститься до такого. Может быть, он хотел что-то проверить? Может, он находился под каким-нибудь воздействием? Может, мы недалеки от понимания причин его самоубийства… Слегка ободренный, я спросил:
– Чего ты от меня хочешь?
– Возьми это дерьмо и убирайся.
Она говорила со злобой и крайней усталостью. Я собрал предметы на бумагу, передвигая их локтем. Заставить себя дотронуться до них голой рукой я не мог. Голос Лоры прерывался:
– От судьбы не уйдешь. И это тоже по твоей вине.
– Что ты такое говоришь?
– Ваша религия. Ваши великие дискуссии. Вы всегда считали себя выше других. Вы ставили себя над жизнью.
Я молча упаковал сверток. Она продолжала плакать.
– И эта проклятая работа в полиции… Она всегда была оправданием. На этот раз надо принять правду. Люк свихнулся. Всерьез, – она покачала головой, почти смеясь сквозь слезы. – Сатанизм…
– Люк был настоящим христианином, ты не можешь этого отрицать. Он никогда бы не дошел до такого.
На лице ее появилась недобрая улыбка:
– Включи мозги, Матье. Ты разве не слышал о законе сходящихся противоположностей?
Белки ее глаз были покрыты красными жилками. Из носа у нее текло, но она не обращала на это внимания.
– Крайности всегда сходятся. Люк был таким мистиком, что стал сатанистом. Известный принцип, правда? – Она высморкалась. – Во всех религиях есть секты фанатиков, которые в конце концов приходят к отрицанию основных догматов.
Ее рассуждения о пределах веры повергли меня в изумление. Однако она была права. Я сам знал примеры подобного перерождения ярых католиков. Взять хоть великолепные страницы Гюисманса о Жиле де Рэ, соратнике Жанны д'Арк, глубочайшем мистике, ставшем серийным убийцей.
– Дай мне время, – попытался я снова. – Я найду объяснение…
– Нет, – сказала она, вставая. – Я больше не хочу ничего слышать о расследовании. И я больше не хочу, чтобы ты ходил в клинику. Если, к счастью, Люк очнется, больше и думать будет нечего ни о вашей вере, ни о его работе в полиции!
Я поднялся со свертком под мышкой и направился к двери:
– Ты мне не сказала, как он.
– Изменений нет.
Она помолчала, стоя на пороге. Слезы у нее высохли. Теперь ею владел только гнев.
– По мнению докторов, это может длиться годами. Или закончиться завтра. – Она отерла руки о юбку. – Вот как я живу!
Мне не удалось найти подходящее утешение. Я пробормотал что-то невнятное на прощанье и исчез за дверью.
Я остановился около машины, поливаемой дождем. Под одним из дворников торчал белый листок. Я осмотрелся – на улице никого. На листке было написано:
Встреча в Польской католической миссии,
улица Сент-Оноре, 263-а. В 22 часа.
Я несколько раз перечитал текст, постигая его смысл. Свидание в польской церкви. Ловушка? Я изучал почерк: спокойный, уверенный. Ничего общего с прежними посланиями.
Было больше восьми часов. Я сунул записку в карман и сел в машину. Через полчаса я подкатил к своему дому. Я там не был целую неделю, но не испытал ни малейшего чувства «родного крова». Меня мучил только один вопрос. Кто написал эти слова? Я думал о Казвьеле и Моразе. Третий убийца?
Приняв душ и побрившись, я надел костюм. Когда я завязывал галстук, мне в голову пришла одна идея. Идея пришла ниоткуда, но тут же стала совершенно очевидной.
Это сама Манон Симонис назначила мне свидание.
Она меня обнаружила, следовала за мной, может быть, в Швейцарии, может быть, в другом месте. Теперь она хочет со мной встретиться. Эта ни на чем не основанная идея внезапно наполнила меня теплом. Несмотря на разрастающийся кошмар, несмотря на нагромождение трупов и подозрения, которые падали на девушку, меня охватило нетерпение и радость оттого, что я ее увижу.
Я взял оружие, закрепил кобуру слева, повернув рукояткой направо, как обычно. Потом одернул полы пиджака. Я погасил лампы и смотрел в окно на блестящую, похорошевшую от огней улицу.
Сигарета «кэмел», облачко на стекле.
Я превратился в сплошное нетерпение.
Встретить Манон Симонис, двадцати двух лет, воскресшую из небытия.
