76
В полночь я был в Лионе. В 2 часа в Безансоне, а в 3 часа уже добрался до Сартуи, города с остановившимися часами. Когда я приближался к долинам Юра, зашумел ливень. Теперь он ручьями стекал с крыш, переполнял водостоки, образуя потоки вдоль тротуаров. Главная улица, казалось, опрокидывалась из-под колес в пустоту ночи, как полный воды ковш.
Я нашел центральную площадь – и вместе с ней мэрию. Современное здание без души и без прошлого, утонувшее в серости непогоды. Я обошел вокруг него, проваливаясь в лужи и загребая ногами опавшие листья, и обнаружил сторожку.
Я постучал в решетчатое окошко. Залаяла собака. Постучал еще раз. Через долгих две минуты дверь приоткрылась. Мужчина огорошенно смотрел на меня. Я заорал, пытаясь перекричать шум ливня:
– Вы привратник мэрии?
Мужчина не ответил.
– Вы ведь сторож? Да или нет?
Собака лаяла не переставая. Я порадовался, что мужчина не полностью открыл дверь.
– Вы знаете, сколько сейчас времени?
– У вас есть ключи от мэрии, черт вас подери?
– Не разговаривайте так со мной, а то я спущу собаку! Я муниципальный служащий. Я делаю два обхода за ночь, и все.
– Возьмите ключи. Пора делать обход.
– В честь чего?
Я сунул ему под нос свое удостоверение.
– Я тоже муниципальный служащий.
Через пять минут мужчина стоял рядом со мной, одетый в огромную куртку с капюшоном. В руках у него был фонарик.
– Я оставил собаку в тепле. Она ведь вам не нужна?
– Нет. Мне надо только посмотреть картотеку. Через час вы снова будете в постели.
Минута – и мы оказались в центре здания. Мы шли по коридорам, как по отсекам грузового судна, открытого порывам шквального ветра, который хлещет в него дождем.
– Что вы ищете?
– Акты гражданского состояния. Свидетельства о смерти.
– Нам этажом выше.
Лестница, новый коридор, потом мужчина потянулся со связкой ключей к одной из скважин. Еще один ключ, и мы попали в большой зал, освещаемый косыми вспышками молнии.
Он повернул выключатель. Помещение походило на библиотеку. Металлические стеллажи с пожелтевшими папками образовывали несколько проходов. Слева одинокий стол. На нем новехонький компьютер.
– Вы умеете с ним обращаться? – спросил я.
– Нет. У меня собака. Я делаю обходы. И все.
Я повернулся к полкам:
– Это архивы?
– А вы как думали? Кафетерий?
– Я хотел спросить: у вас еще сохраняют бумажные копии каждого свидетельства?
– Я ничего не знаю. Все, что я могу сказать, – эти придурки вечно завалены кучей бумаг и…
Я нырнул в проход между стеллажами и стал изучать дела. Рождения, браки, смерти: все находилось здесь. Одна стена была посвящена усопшим – с послевоенного времени до наших дней. Я быстро нашел восьмидесятые годы.
Я взял папку с надписью «1988» и пролистал карточки до ноября. Свидетельства на имя Манон Симонис не было. Руки у меня дрожали. Я внезапно взмок. В декабре тоже ничего. Я поставил папку на место.
Мне оставалось проверить только одно.
Ночью Ле-Локль выглядел еще более дико, чем Сартуи. Дома-бункеры, иссеченные дождем, и звучавший у меня в голове голос отца Мариотта, объяснявшего, почему Манон похоронена по другую сторону границы:
– Ее мать хотела избежать шумихи и тому подобного…
Кладбище находилось на краю города. Поставив машину на стоянку, я взял фонарик и пошел по сосновой аллее, затем перелез через изгородь и свалился в лужу на другой стороне.
Смерть уничтожает различия между людьми. Кладбища тоже. Памятники, кресты – это каменные засовы, запечатывающие все: жизни, судьбы, имена. Я шел вперед и прикидывал, какая мне предстоит работа: шесть аллей, по несколько десятков могил в каждой. По самым скромным подсчетам, три или четыре сотни надгробных надписей, которые надо расшифровать.
Я начал с первой тропинки, выставив вперед фонарик. Дождь был такой сильный, что превратился в сплошную завесу. Ураганный ветер лупил по груди, спине, бокам с силой боксера, набросившегося с остервенением на чужака, который повис на канатах.
Первая аллея: Манон Симонис нет.
Вторая аллея: Манон Симонис нет.
Третья, четвертая, пятая: Манон Симонис нет.
Луч моего фонаря скользил по крестам, именам, приближая меня к ошеломляющей правде. Когда я понял эту правду? Сколько секунд тому назад мое предположение превратилось в абсолютную уверенность?
В конце шестой аллеи я рухнул на колени.
Ребенок не умер в 1988 году.
Это была хорошая и плохая новость.
Хорошая – Манон выжила после покушения на ее жизнь.
Плохая – девочку спас дьявол.
Она «обручилась с Тьмой», и она убила свою мать.
