102
Просмотрев список пропущенных вызовов, я увидел, что мне звонила Корина Маньян. Наконец-то. Я набрал ее номер во дворе морга, стоя под мелким дождем.
– Я вам не сразу позвонила, – начала она, – извините меня. Париж никак меня не отпускает. Что я могу для вас сделать? Боюсь, не слишком много. Я даже не имею права с вами разговаривать.
Тон был задан. Я выбросил белый флаг:
– Я хотел предложить вам свою помощь.
– Дюрей, я вас прошу, не лезьте вы во все это. Я уже закрыла глаза на то, что вы что-то вынюхивали в Юра. Хочу вам напомнить, что ваше вмешательство в это дело незаконно!
Голос был сухим, но я понял, что это всего лишь самозащита. Одна в Париже, без поддержки и связей.
– О'кей, – произнес я примирительным тоном. – Тогда просто скажите мне, что вы делали сегодня утром в больнице. Вы ведете следствие по делу об убийстве Сильви Симонис. Так какое отношение это имеет к бреду Люка?
Последовало недолгое молчание. Маньян соображала, как ответить. Наконец она произнесла:
– Опыт Субейра проливает свет на некоторые моменты моего расследования.
– Значит, вы верите в эти истории с видениями, одержимостью?
– Не важно, во что я верю. Меня интересует лишь то, как подобное потрясение могло повлиять на психику фигурантов моего дела.
– Выражайтесь яснее. Каких фигурантов?
– У меня под подозрением Манон Симонис. Возможно, эта молодая женщина перенесла нечто подобное тому, что перенес Люк Субейра. В восемьдесят восьмом году, когда она была в коме.
– Манон ничего похожего не припоминает.
– Это не исключает того, что она пережила негативный предсмертный опыт.
– Допустим, что она его пережила. Допустим даже, что этот опыт превратил ее в убийцу, что совсем невероятно, но какой же у нее был мотив?
– Месть.
Я продолжал притворяться дурачком:
– За что?
– Дюрей, хватит притворяться. Вы не хуже меня знаете, что в восемьдесят восьмом году ее мать пыталась ее убить. И это Манон вполне может помнить, несмотря на всю ее амнезию.
У меня по лицу побежали холодные мурашки. Корина Маньян знала гораздо больше, чем я предполагал. Я подхватил насмешливым тоном:
– Давайте подытожим. В колодце Манон пережила негативный предсмертный опыт. И по-вашему, это потрясение превратило ее в мстительное чудовище, которое выжидало четырнадцать лет, чтобы нанести удар?
– Это гипотеза.
– Которая основывается лишь на шоковом состоянии Люка Субейра?
– Да, и на происходящей с ним перемене.
– Для ареста нужны конкретные доказательства.
– Именно поэтому я пока никого не арестовала.
– Вы хотите снова допросить Манон?
– Да, я намерена допросить ее перед возвращением в Безансон.
– Она этого не вынесет.
– Она не сахарная! – Вдруг ее голос чуть-чуть потеплел. – Дюрей, в этой истории вы и прокурор, и защитник. И вы, мне кажется, доведены до крайности. Если вы действительно хотите помочь Манон, устранитесь. Вы лишь подольете масла в огонь.
Я наконец здорово разозлился:
– Как можно придавать значение свидетельству человека, только что вышедшего из комы? Я знаю Люка двадцать лет. Он сейчас отнюдь не в нормальном состоянии.
– Не прикидывайтесь, будто не понимаете. Меня как раз и интересует это состояние. Мне важно узнать, может ли такая психическая травма действительно толкнуть на преступление. И если Манон, находясь в состоянии клинической смерти, испытала нечто подобное…
Положение постепенно прояснялось. Мой лучший друг – главное доказательство в обвинении, выдвигаемом против женщины, которую я люблю. Настоящий корнелевский конфликт между чувством и долгом. Чтобы добить меня, Корина Маньян добавила:
– Я знаю гораздо больше, чем вы думаете. Агостина Джедда. Раймо Рихиимяки. Не впервые такое адское видение предшествует убийствам.
– Кто вам рассказывал об этих случаях?
– Люк Субейра. Он даже передал мне собранные им документы.
Я был ошарашен. Мне следовало бы об этом подумать. Я пробормотал:
– Все его досье – сплошные предположения. У вас ничего нет против Манон!
– Тогда вам нечего беспокоиться, – произнесла она с издевкой. – Майор, уже поздно. Больше не звоните мне.
Я громко заорал, выкладывая свой последний козырь:
– Свидетельство под гипнозом юридически неправомочно! Для вас что, ничего не значит формулировка: «добровольно и осознанно»?
– Я вижу, что вы собираетесь заняться правом, это хорошо, – сказала она саркастически. – Но кто говорит о свидетельстве? Я зарегистрировала диалог гипнотизера с Люком Субейра как психиатрическую экспертизу. Люк – добровольный свидетель. Я должна была проверить его психическое состояние. Один из способов такой проверки – гипноз. Убедитесь сами: имеются прецеденты.
Маньян торжествовала. Я возразил без особой уверенности:
– Ваше расследование – карточный домик.
– Спокойной ночи, майор.
В руке у меня звякнул мобильник. Я глупо смотрел на него. Этот раунд я проиграл и был уверен, что Маньян еще не все мне выложила. Я набрал другой номер. Фуко.
В час тридцать ночи его голос звучал бодро.
– Я почти закончил рабочий день, – засмеялся он.
– Над чем потеешь?
– Утопленник. Особый случай, когда в легких нет воды. А ты что поделываешь? Целую неделю ты…
– Ловил рыбу. Тебя это интересует?
– Какую рыбу?
– Не телефонный разговор. Ты в Конторе?
– Еду домой.
– Встретимся в сквере Иоанна Двадцать Третьего.
Я запрыгнул в машину и помчался по Аустерлицкому мосту. Потом по набережной в сторону Нотр-Дам – сквер примыкал к собору. Оставил машину на левом берегу, а потом перешел через проток Сены пешком, инкогнито, по Архиепископскому мосту.
Я перепрыгнул через ограду. Фуко был уже там, сидел на спинке лавочки. Его кудрявая грива выделялась на фоне серой стены собора.
– Это что, – ухмыльнулся он, – заговор?
– Дружеское совещание.
– Я тебя слушаю.
– Судебный следователь из Безансона сейчас в Париже.
– Та, что ведет твое дело?
– Да, Корина Маньян.
– Где она остановилась?
– Это ты мне должен сказать. Я пересекся с ней сегодня утром. Она в контакте с ребятами из здешней Судебной полиции, но я не уверен, что они поселили ее у себя.
– О'кей. Я ее найду. И что дальше?
– Я хочу знать, какой у нее компромат на дочь Сильви Симонис, Манон.
– Ту, что живет у тебя?
Я не ответил на вопрос и продолжал:
– Мне нужно ее досье.
– И только-то? Маньян его, должно быть, держит при себе. Днем и ночью.
– Если только оно не весит тонну.
– Если оно весит тонну, я не смогу его вынести или скопировать.
– Ты разберешься. Ты отсканируешь места, относящиеся к Манон. Я хочу знать, что у нее есть против Манон.
Фуко спрыгнул на землю.
– Лечу. Позвоню завтра утром.
– Нет, сразу, как будут новости.
– Обязательно.
Я пожал ему руку:
– Спасибо.
Я сел на лавочку. Дождь превратился в мелкую, почти неразличимую изморось, которая висела в ночном воздухе. Я снова вернулся к своим размышлениям об убийце, способном зверски терзать живое тело и вторгаться в человеческое сознание. Пришелец из Тьмы…
Вопросов было предостаточно. Удавалось ли ему воссоздавать негативный предсмертный опыт? Если так, то почему его жертвы были убеждены, что совершили путешествие во Тьму именно во время комы? Умел ли он вносить хаос в воспоминания?
Внезапно меня опять осенило. Черная ибога. С ее помощью Пришелец мог сам погружать людей в «небытие», а потом появляться перед ними, смешиваясь с их галлюцинациями.
Круг замкнулся.
С ибоги для меня началось это дело…
Наконец-то выявилась связь между убийством Массина Ларфауи, торговца ибогой, и убийствами Сильви Симонис, Артураса Рихиимяки, Сальваторе Джедды… Пришелец из Тьмы, вероятно, покупал черную ибогу у Ларфауи. И вполне вероятно, что он же его и убил.
Я встал и глубоко вздохнул.
Надо снова изучить дело Ларфауи.
Надо пойти по следу ибоги.
Но сначала необходимо проверить, состоятельна ли моя гипотеза в медицинском отношении.
