Книга: И прольется кровь
Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14

Глава 13

Дело было в Стокгольме. Давным-давно, еще до всего. Мне исполнилось восемнадцать лет, я приехал на поезде из Осло. В одиночестве я гулял по улицам острова Сёдермальм, бродил по траве в Дьюргордене и болтал ногами, сидя на причале и разглядывая Королевский дворец. Я знал, что свою свободу ни на что не променяю. Потом я нарядился в то немногое, что у меня было, и отправился в Драматический театр, потому что был влюблен в норвежскую девушку, которая играла Сольвейг в «Пере Гюнте».
Она была на три года старше меня, но на одной вечеринке я заговорил с ней. Наверное, я отправился в Стокгольм по этой причине. Большей частью по этой. В пьесе она была хороша, она говорила на шведском, как на родном, – по крайней мере, так мне казалось. И она была прекрасной и недостижимой. И все же во время спектакля моя влюбленность увяла. Может, потому, что она не могла соперничать с днем, который я провел в Стокгольме. Может, потому, что мне было восемнадцать и я уже влюбился в рыжеволосую девушку, сидевшую впереди меня.
На следующий день я купил травку на площади Сергельсторг. Я пошел в Кунгстредгорден, где вновь повстречал ту рыжеволосую девушку. Я спросил ее, понравился ли ей спектакль, но она только пожала плечами и показала мне, как крутят косяки по-шведски. Ей было двадцать, она приехала из Эстерсунда и жила в маленькой квартирке на Уденплан. Неподалеку находился недорогой ресторан под названием «Транан», где мы ели жареную селедку с картофельным пюре и запивали пивом средней крепости.
Оказалось, что она вовсе не та девушка, которая сидела передо мной: она никогда не бывала в Драматическом театре. Я прожил у нее три дня. Она работала, а я только бродил по улицам и дышал запахом лета и города. Когда я ехал домой, то смотрел в окно и думал о своем обещании вернуться. И в это время меня впервые посетила самая грустная в мире мысль: обратной дороги нет. «Сейчас» превратится в «тогда», «сейчас» превращается в «тогда» в чертовом круговороте, и обратного хода у этого проклятого круговорота, который мы называем жизнью, нет.
Я снова проснулся.
В дверь скреблись. Я повернулся на койке и увидел, как дверная ручка ходит вверх-вниз.
Она передумала. Она вернулась.
– Лея?
Мое сердце дико застучало от восторга, я сбросил с себя одеяло и свесил ноги на пол.
Ответа не последовало.
Это не Лея.
Это мужчина. Мощный или разозленный мужчина, потому что от силы, с которой он дергал за ручку, начали трещать крепления койки.
Я взял прислоненную к стене винтовку и направил ее на дверь.
– Кто там? Что надо?
Ответа по-прежнему не было. Но что они могли ответить? «Мы прибыли устранить тебя, так что, будь добр, открой»? Веревка дрожала, как фортепианная струна, а в двери образовалась щель. Достаточно большая для того, чтобы приставить к ней дуло револьвера и…
– Отвечай или я стреляю!
Звук был такой, будто доски, из которых сколочена койка, орут от боли, когда из дерева миллиметр за миллиметром выдирают большие гвозди. А потом я услышал щелчок, как будто зарядили револьвер.
Я нажал на курок. Еще раз. Еще раз. И еще раз. Три пули из магазина плюс одна из патронника вылетели наружу.
После этого стало совсем тихо.
Я затаил дыхание.
Черт! В дверь снова стали скрестись. Дверную ручку с грохотом вырвали из двери. Потом раздалось громкое жалобное мычание и такие же щелчки. И я наконец узнал их.
Я вынул пистолет из-под подушки, ослабил веревку и открыл дверь.
Олень ушел недалеко, я увидел, что он лежит в вереске метрах в двадцати от хижины в направлении деревни, словно инстинктивно искал помощи у людей, а не в лесу.
Я подошел к нему.
Он лежал неподвижно, лишь немного шевелил головой. Дверная ручка все еще находилась у него в рогах. Чесание. Он чесал рога о дверь хижины и зацепился ими за ручку.
Олень опустил голову на землю и посмотрел на меня. Я понимал, что во взгляде его не было мольбы, что это я углядел в них мольбу. Я поднял пистолет и увидел свое отражение в его влажных глазных яблоках.
Что там говорила Анита? «Ты застрелишь зеркальное отражение». Одинокий олень, убежавший из стада и отыскавший себе этот приют, но все равно окончивший свои дни, – не я ли это?
Я не смог нажать на курок. Конечно, я не смог.
Я закрыл глаза. Плотно. Подумал о том, что будет после. И о том, чего не будет. Больше не будет слез, больше не будет страха, не будет раскаяния, чувства вины, утешения, тоски, чувства потери и осознания, что ты не сумел воспользоваться ни одним из предоставленных тебе шансов.
Я нажал на курок. Дважды.
Потом я вернулся в хижину.
Я лег на койку. Поцелуй и смерть. Поцелуй и смерть.
Через пару часов я проснулся с головной болью и шумом в ушах и понял, что это оно самое. Гравитация притягивала мое тело, высасывая свет и надежду. Черная дыра. Но меня засосало еще не так глубоко, чтобы я не смог выбраться, надо было только поспешить и ухватиться за спасательный круг. Это всего лишь отсрочка, и, когда я снова буду тонуть, темное время станет еще темнее и длиннее. Но сейчас мне требовалась эта отсрочка.
В отсутствие принца Валиума я схватил единственный из имевшихся у меня спасательных кругов: я открыл бутылку со спиртным.
Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14