Эпилог

Понедельник, 26 апреля 2004 г.

Мой дорогой Камиль,

год. Уже целый год. Здесь, как вы догадываетесь, время тянется не быстро и не медленно. Это бесплотное время, которое приходит к нам извне таким приглушенным, что иногда мы сомневаемся, течет ли оно для нас так же, как для других. Тем более что мое положение долго было весьма дискомфортным.

С того момента, как ваш заместитель погнался за мной до самого леса Кламар и подло выстрелил мне в спину, причинив тем самым необратимый вред спинному мозгу, я живу в инвалидном кресле, откуда и пишу вам сегодня.

Я приспособился. Иногда мне даже случается благословлять сложившуюся ситуацию, потому что она обеспечивает мне комфорт, которого большинство мне подобных лишены. Мне уделяют больше внимания, чем другим. От меня не требуют тех же унизительных процедур. Это скудные льготы, но, знаете ли, здесь любая мелочь идет в счет.

Кстати, я чувствую себя лучше, чем вначале. Я снова вышел на старт, как говорится. Мои ноги окончательно отказались мне служить, но все остальное функционирует отлично. Я читаю, пишу. Одним словом, я живу.

И потом, здесь мало-помалу я обрел свое место. Могу вам даже признаться, что, вопреки всякой вероятности, мне завидуют. После долгих месяцев в больнице меня в конце концов перевели в это заведение, где моему появлению предшествовала определенная репутация, снискавшая мне некоторое уважение. И это еще не предел.

Суд состоится не скоро. Кстати, меня это совершенно не волнует, ведь решение уже вынесено. Нет, на самом деле не совсем так. Я многого жду от процесса. Несмотря на беспрестанные придирки со стороны администрации, я питаю твердую надежду, что мои адвокаты — эти стервятники меня просто обирают, вы не можете себе представить! — добьются наконец издания моей книги, которая, учитывая все, что обо мне написано до сих пор, безусловно вызовет большой шум. Ей уже уготована международная слава, которую еще больше раздует вовремя начавшийся суд. Как говорит мой издатель — редкая гадина, — это отлично для бизнеса. С нами уже связывались представители кинокомпаний, так что сами понимаете…

Именно поэтому я решил, что обязан сказать вам несколько слов еще до того, как поднимется новая волна всякой писанины, статей, репортажей и прочего.

Несмотря на принятые мной меры предосторожности, все произошло не так идеально, как я надеялся. Это тем более огорчительно, что я был так близок к успеху. Если бы я соблюдал расписание (которое, признаю, сам себе наметил), если бы я не был так уверен, что продумал свое дело до мельчайшей детали, сразу же после смерти вашей супруги я бы исчез, как то и предполагалось, и сегодня писал бы вам из маленького обустроенного рая, где ходил бы на своих двоих. Правосудие все-таки свершилось. Вам это должно служить утешением.

Заметьте, я говорю здесь о «моем деле», а не о моем произведении.

Это потому, что сегодня я могу наконец избавиться от того претенциозного жаргона, который был мне полезен для осуществления моего плана и в который я ни секунды не верил. Выглядеть в ваших глазах человеком, «наделенным миссией», которому «поручен труд больший, чем он сам», — все это было лишь литературным измышлением, и не больше. И даже не самым удачным. К счастью, я сам не таков. Я даже был удивлен тем, что и вы присоединились к сторонникам данной теории. Решительно, ваши психологи в очередной раз показали себя, и, как обычно, в самом невыгодном свете… Нет, я человек в высшей степени практичный. И скромный. Как бы мне ни хотелось обратного, я никогда не питал иллюзий относительно своего писательского таланта. Но на волне скандала, подхваченная тем ужасом, который у любого человека вызывает трагическое происшествие, моя книга будет продаваться миллионами экземпляров, она будет переведена, по ней поставят фильмы, она еще долго будет оставаться в анналах литературы. Все то, чего я и надеяться не мог добиться одним своим талантом. Я обошел препятствие, вот и все. Я не украл мою славу.

Что касается вас, Камиль, это менее очевидно, простите за такие слова. Те, кто близко с вами знаком, знают, что вы за человек. Весьма далекий от того Верховена, каким я вас описал. По законам жанра я был вынужден набросать ваш портрет несколько… агиографическим, несколько смягченным. Читатель требует жертв. Но в глубине души вы знаете, что намного меньше походите на этот портрет, чем на тот, который я раньше написал для «Ле Матен».

Оба мы, и вы и я, не те люди, в которых поверили остальные. Возможно, в конечном счете мы, вы и я, более схожи между собой, чем сами думали. В некотором смысле не мы ли оба явились причиной смерти вашей жены?

Оставляю вас размышлять над этим вопросом.

Искренне ваш

Ф. Бюиссон

Сент-Уэн. Сентябрь 2005

Отправить