В конверте из «БЛК-консалтинг» лежала папка с надписью «Замещение вакансии заместителя директора по персоналу». Документ, находящийся внутри, был озаглавлен «Участие в ролевой игре: захват заложников на рабочем месте».

На первой странице излагалась главная цель: «Вашей задачей является тестирование руководящих сотрудников в ситуации жесткого нарастающего стресса».

Вторая страница была посвящена описанию основных линий сценария. Поскольку захватом заложников будут руководить кандидаты на пост замдиректора по персоналу (мои конкуренты и я), то нам предписывался порядок действий, призванный предоставить каждому равные шансы.

Кандидаты на один пост отбирают кандидатов на другой пост: я заметил про себя, что предпринимательская система чертовски здорово отлажена. Ей даже не требуется проявлять свою власть: служащие все сделают за нее сами. Данный случай был особенно показательным – еще до того, как нас наймут, мы практически сможем уволить наименее эффективных руководящих сотрудников, находящихся при исполнении своих обязанностей.

Вступающие в должность обеспечивают нужное количество выбывших. Капитализму удалось-таки изобрести вечный двигатель.

Я быстро пролистал папку, но, как и опасался, все данные были обезличены и анонимны. Нам не оставили ни малейшего шанса догадаться, о каком предприятии идет речь, и уж тем более определить, кто именно из сотрудников будет подвергнут испытанию, иначе открывалось бы широкое поле возможностей для сговора между кандидатом на должность и одним из тестируемых.

У системы наличествует своя мораль.

Испытуемых было пятеро. Возраст указан приблизительно.

– Тридцать пять лет, доктор юридических наук, юридическая служба.

– Сорок пять лет, дипломированный экономист, руководитель финансовой службы.

– Пятьдесят лет, горный инженер, референт.

– Тридцать пять лет, Высшая коммерческая школа, инженер-маркетолог.

– Пятьдесят лет, специалист по дорожно-мостовому строительству, референт.

Это представители руководящего состава с высоким уровнем ответственности. Сливки компании. Чемпионы системы «М&М»: «Маркетинг и менеджмент», двух главных сосцов современного предпринимательства. Принцип известен: цель маркетинга – продать товар тем, кто его не хочет, а менеджмента – поддерживать работоспособность тех, кто больше не может. Короче, речь идет о людях, проявляющих высокую активность в рамках системы и полностью поддерживающих шкалу ценностей, принятую в данной компании (иначе их бы давным-давно там не было). Я задумался, почему было принято решение протестировать именно этих пятерых, а не других. Вопрос, который необходимо прояснить.

В досье приводилась информация об их образовании, карьере, интересах и круге обязанностей. Мысленно я прикинул размер их годовой зарплаты, получилось от 150 тысяч до 210 тысяч евро.

Чтобы все как следует обдумать, я пошел прогуляться. Такая уж у меня привычка. Вообще-то, я из нервных. Ходьба меня не успокаивает, но приводит голову в порядок. А сейчас все во мне бурлило. На секунду я остановился, придавленный тяжестью простой мысли: вокруг меня все рушится с нарастающей скоростью. Николь, Ромен, «Перевозки»… Заполучить этот пост становится жизненной необходимостью. Одно меня успокаивает: я проработал больше тридцати лет и могу сказать, что в своем деле я был хорош. Если буду хорош еще десять дней, то вернусь в седло и избавлюсь от всех нынешних напастей. Эта мысль помогла мне вновь сосредоточиться. Я зашагал дальше, но не мог избавиться от тихого голоса, который назойливо крутился в голове. Голоса Николь. Но не столько сам голос, сколько ее слова. Мне всегда нелегко действовать против ее воли, и с тех пор, как она ясно выразила свое несогласие, во мне зародилось сомнение. Я не колеблюсь в том, что касается применяемых методов, тут она меня никогда не поймет. Жизнь в ее конторе уютна и безмятежна. Николь, счастливица, никогда не узнает, на что приходится идти, чтобы выжить в промышленной сфере, где царит конкуренция. Но в том, как она отреагировала, меня смущало другое: в глубине души она в это не верила, а значит, вполне возможно, что я впал в раж из-за шансов скорее виртуальных, чем реальных. Если я решу, что прав я, то через несколько минут ввяжусь в борьбу. Если же…

Я прикидывал в голове и так и этак; я зациклился и не мог думать ни о чем другом. Моя тревога, словно ванька-встанька, постоянно возвращалась в исходное, оптимальное для себя положение. Тогда я решился.

Трубку сняла молоденькая полька. Мне нравился ее чуть глуховатый голос. На мой взгляд, очень сексуальный. Я представился.

– Нет, Бертран Лакост не может сейчас подойти к телефону, он на совещании. Чем могу вам помочь?

– Это сложно объяснить.

– Все же попробуйте.

Довольно сухой ответ.

– Мне предстоит подготовка к последнему тесту на замещение вакансии.

– Да, я знаю.

– Мсье Лакост заверил меня, что у всех кандидатов будут равные шансы, но…

– У вас есть сомнения.

Она не особо мне сопереживает. Я совсем смешался. И пошел напрямик:

– Именно так. Мне это кажется странным.

Хотя Лакост на совещании, она все-таки взяла на себя смелость его побеспокоить. Не самый глупый ход с моей стороны. Агентство по набору и тестированию персонала дорожит своей безупречной репутацией. Есть из-за чего побеспокоить патрона. Он взял трубку:

– Как ваши дела?

Можно подумать, он ожидал моего звонка и едва скрывает радость от беседы со мной. Но с легкой оговоркой:

– У меня сейчас совещание, но моя ассистентка сказала, что вас что-то беспокоит.

– Да, кое-что. Нет, на самом деле только одно. Я скептически отношусь к шансам человека моего возраста занять подобный пост.

– Вы уже задавали мне этот вопрос, Ален. И я вам ответил.

Ловкий он парень, этот шельмец. Придется держать ухо востро. Прием с «Аленом» – подлянка классическая, но неизменно срабатывающая: он по-прежнему напирает на приятельский тон, хотя мы оба знаем, что я не могу позволить себе назвать его Бертраном в ответ.

Мое молчание вполне красноречиво.

Он понял, что я понял. В сущности, мы неплохо понимаем друг друга.

– Послушайте, – продолжает он, – я был с вами достаточно откровенен и могу повторить еще раз. Вас будет немного. И все вы различаетесь по характеристикам. Ваш возраст является неблагоприятным фактором, а ваш опыт – козырем. Что еще я могу сказать?

– Каковы намерения вашего клиента?

– Моего клиента интересует не внешний блеск, а компетентность. Если вы чувствуете себя на высоте, как о том свидетельствуют результаты ваших тестов, то не снимайте свою кандидатуру. В обратном случае…

– Понимаю.

Он заметил мою сдержанность:

– Я возьму другую трубку. Одну минуту…

Коммутатор развлекает меня музыкой сорок секунд. Послушав эту версию «Весны» Вивальди, трудно представить себе, что лето будет хорошим.

– Прошу прощения, – раздается наконец голос Лакоста.

– Ничего страшного.

– Послушайте, мсье Деламбр…

Больше никаких «Аленов». Маски сброшены.

– Компания, проводящая набор, – один из самых крупных моих клиентов, с ним я не могу себе позволить ошибочных суждений.

Его голос звучал не дружески, а серьезно. Сейчас он делает ставку на искренность. С менеджером его уровня никогда не знаешь, до какой степени он врет.

– Эта должность подразумевает высокий уровень профессионализма, и мне удалось найти не так уж много РЕАЛЬНО подходящих кандидатов. Я не могу предсказать результат, но, между нами говоря, вы совершили бы ошибку, отказавшись от участия в конкурсе. Не знаю, достаточно ли ясно я выражаюсь…

Так, это что-то новое. То есть совершенно новое. Окончание его тирады я почти не слушал. Мне следовало бы записать на магнитофон, чтобы дать прослушать Николь.

– Это все, что я хотел бы знать.

– До скорого, – бросил он, вешая трубку.

Мы быстро распрощались.

Сердце рвалось из груди. Я снова зашагал. Нужно было проветрить перегревшиеся нейроны. И я принялся за работу. Как же это было приятно!

Прежде всего – объективные данные.

По моим прикидкам, нас, кандидатов, – человека три-четыре, иначе дело становится неуправляемым. Я решил исходить из того, что нас трое, потому что принципиально это расклад не меняло.

Значит, чтобы заполучить должность, я должен устранить двух конкурентов. А для этого я должен показать себя лучшим при выборе из пятерых руководителей. Следует исключить наиболее слабых. Тот из нас, кто наберет больше охотничьих трофеев, будет признан лучшим, поскольку его принципы отбора окажутся наиболее эффективными. Говоря проще, цель такова: их пятеро, если уложить четверых, то, считай, ты попал в яблочко. К этому и надо стремиться.

Я получу работу, если один из них потеряет свою.

А желательно не один, а несколько.

Машинально я свернул налево, двинулся дальше, не прерывая размышлений, и заметил, что оказался в метро, не имея представления, куда направляюсь. Ноги несли меня сами. Я поднял глаза к схеме. От дому, куда бы я ни ехал, сначала нужно попасть на станцию «Республика». Я проследил глазами за разноцветными линиями и не смог сдержать улыбку: подсознание направляло мои шаги. Я присел в ожидании посадки.

Я должен сделать так, чтобы все преимущества оказались на моей стороне. А для этого нужно выбрать наилучшую стратегию – ту, которая обеспечит максимум проигравших.

Я проехал «Республику» и продолжаю движение к «Шатле».

Возьмем на вооружение принцип номер один любого менеджмента: руководитель признается компетентным, если обладает способностью предвосхищать события.

Я вижу две возможные стратегии.

Первая подсказана самим содержанием досье: прочесть анонимные личные дела, изучить сценарий и представить чисто теоретически – ну или почти – как заставить этих руководящих сотрудников уступить требованиям террористов, растеряться, выказать свою трусость, предать компанию, коллег, предать самих себя и т. д. Классический вариант. Каждому придется доверять своей интуиции, понимая, что в подобной ситуации вопрос заключается не в том, предадут ли они (с дулом-то у виска!), а в том, до какой степени предадут.

Будь я помоложе, я бы пошел именно по этому пути. А от Лакоста мне известно, что все мои соперники моложе меня, значит они наверняка так и поступят.

Мне остается выбрать вторую стратегию, с тем чтобы победить их. Мысленно я потер руки.

Менеджмент гласит: чтобы достичь цели, следует ставить промежуточные цели. Таковых я вижу три. Необходимо узнать, какая фирма является клиентом «БЛК-Консалтинг», затем – кто те шесть руководящих сотрудников и, наконец, составить на каждого досье, позволяющее досконально изучить его жизнь, надежды, ожидания, сильные стороны, а главное – слабости, что и позволит определить, каким из способов я с большей вероятностью уложу их на лопатки.

До испытания оставалось всего дней десять – времени в обрез.

Мое подсознание привело меня сюда. К дверям штаб-квартиры «БЛК-консалтинг».

В самый центр района Дефанс, огромного пространства, ощетинившегося небоскребами, напичканного туннелями автострад и метро, заполненного открытыми всем ветрам эспланадами, на которых кишат и суетятся мириады муравьев вроде меня. Одно из тех мест, где мне предстоит завершить свою карьеру, если я сумею победить. Я зашел в просторный вестибюль, быстро огляделся и направился к креслам, откуда можно наблюдать за выходящими из лифтов.

Времени и так впритык, а я собираюсь поджидать, возможно много часов подряд (и, конечно же, без всякого результата), появления кого-то, кто приведет меня неизвестно куда… Нелучшая стратегия, но раз уж все равно нужно сесть и подумать, так лучше это сделать в месте, которое, пусть с минимальной вероятностью, может оказаться полезным. Я устраиваюсь чуть в стороне, чтобы взгляд того, кто выходит из лифта, не упирался сразу в меня, и достаю блокнот. Каждые двадцать секунд бросаю взгляд в сторону лифта. Вот уж не думал, что в это время дня здесь так оживленно. Маленькие, высокие, невзрачные – всякие.

Я стараюсь сосредоточиться на первой цели. Клиент «БЛК-консалтинг» – крупная фирма (располагающая очень внушительными средствами), работающая в одном из стратегических секторов (если ее руководящий состав должен регулярно проходить тестирование, значит на них возложена ответственность, превышающая их личные возможности), но стратегических секторов не так уж мало. Начиная с военных и заканчивая защитой окружающей среды, не считая всех отраслей, которые работают на госзаказ или с международными корпорациями, это касается и промышленных секретов, и оборонки, и фармацевтики, и безопасности… Слишком много всего. Я принимаюсь вычеркивать. Оставляю два ключевых момента: очень крупная фирма и стратегический сектор.

Люди волнами заходят и выходят из неистощимых лифтов. Проходит час. Я продолжаю набрасывать заметки.

Устроить ролевую игру с захватом заложников не так уж просто. Нужны актеры, бутафорское оружие, что еще? В памяти всплывают размытые кадры из телефильмов, я вижу каких-то типов, они врываются в банк, снаружи завывают полицейские сирены, они с криками баррикадируют двери и заходят за стойку под взглядами перепуганных служащих и нескольких клиентов. Все лежат на полу. А что дальше?

Прошел еще час. Появляется стажерка. Она и впрямь очень красива, светлые волосы просто невероятного золотистого цвета. Она выходит из лифта твердым шагом, ни на кого не глядя. Из тех девушек, которые ясно дают понять, что идут своей дорогой, не отклоняясь в сторону. На ней светло-серый строгий костюм и туфли на высоченном каблуке. Она пересекает вестибюль, доходит до вращающихся дверей – с полдюжины мужчин обернулись ей вслед. Не считая меня. Я встаю через несколько секунд и иду за ней, выхожу на тротуар и вижу, как она удаляется в направлении метро своей прекрасной походкой победительницы. Вообще-то, она меня немного пугает. Не знаю, будет ли она присутствовать при захвате заложников и что именно предполагается ей поручить. Я только надеюсь, что у меня не будет противников такого калибра, потому что эта девушка – как клинок. Слишком молода, чтобы причинить весь разор, на который она способна, но чувствуется, что час скоро пробьет.

Как раз в тот момент, когда я прохожу через крутящиеся двери, чтобы вернуться в вестибюль, я вижу, как прямо напротив меня из лифта выходит Бертран Лакост.

В панике я наклоняю голову и остаюсь в дверях, делая вместе с ними полный круг, потом перехожу на другую сторону улицы. Сердце колотится, ноги как ватные. Если он увидел меня и узнал, прощай все мои надежды. Но ничего подобного не случилось. Я так торопился, что не обратил внимания на детали. На самом деле Лакост вышел из лифта в сопровождении мужчины лет пятидесяти, довольно приземистого, словно всю его мышечную массу собрали в плотный комок. Казалось, он не двигается, а струится – такой плавной была его походка.

Оба мужчины вышли в холл, не прерывая разговора.

Я удостоверился, что мой наблюдательный пост надежно скрывает меня от их глаз. Через несколько секунд они были уже на улице и пожимали друг другу руки. Лакост вернулся в здание и направился к лифтам, а второй мужчина остался спокойно стоять на тротуаре.

Он машинально поглядывал налево-направо.

Прямоугольное лицо, узкие губы, стрижка ежиком.

Слегка расставленные ноги. Абсолютная уверенность в себе.

Я внимательно разглядываю его сверху донизу. Задерживаюсь на середине, на уровне груди и подмышек. Готов поклясться, что он носит оружие. Все, что я знаю об этих штуках, – только из кино. Но вот то вздутие по очертаниям очень напоминает пистолет. Он медленно порылся в правом кармане, достал пластинку жвачки и принялся неторопливо ее развертывать, глядя по сторонам.

Он почувствовал, что кто-то на него смотрит. Его взгляд зашарил вокруг и на долю секунды задержался на мне. Потом он запихнул обертку от жвачки в карман и двинулся в сторону метро.

В это краткое мгновение я заледенел.

Этот тип мог быть кем угодно, но той доли секунды мне вполне хватило для полной уверенности, что как раз кем угодно он точно не был.

Я покопался в своей профессиональной памяти в поисках какого-нибудь эквивалента: мужчина вроде этого, безликое лицо, экономные движения, очень коротко стриженные волосы и типичная походка…

Из глубин мозга всплыло общее определение: бывший военный. А если брать еще выше, то кто? Ответ поразил меня: наемник.

Если я не ошибаюсь, Лакост нанял специалиста, чтобы организовать захват заложников.

Я ушел.

Пора звонить адвокату.

В блокноте я набросал в общих чертах то, что собираюсь сказать. Часы показывали 15:30, когда женский голос сухо ответил мне:

– Мсье Деламбр? Мэтр Стефани Жильсон. Чем могу быть полезна?

Молоденькая девушка. У меня ощущение, будто я говорю со стажеркой из «БЛК-консалтинг». На краткий миг я представил свою дочь Люси, в ее адвокатском костюме, беседующей с безработным вроде меня, тем же безапелляционным тоном, с таким же раздраженным видом. Почему все эти люди так друг на друга похожи? Может, потому, что неудачники типа меня тоже все на одно лицо?

Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы подтвердить мое увольнение по причине профнепригодности.

– А в чем моя профнепригодность?

– В том, что вы ударили своего начальника, мсье Деламбр. За это вас уволили бы с любого предприятия.

– А что, на любом предприятии бригадир имеет право давать пинок под зад своим подчиненным?

– Ах да, я читала это в вашем заявлении. К сожалению, все было совсем не так.

– Что вы можете об этом знать? Я получил пинок под зад в пять утра, интересно, что вы делали в это время?

Я вышел из себя. Краткая пауза дала мне понять, что наша телефонная беседа сейчас прервется. Следовало срочно исправлять положение, мне необходимо было найти лазейку. Я бросил взгляд на свои записи:

– Мэтр Жильсон, простите за мой вопрос… но не могли бы вы сказать, сколько вам лет?

– Не вижу связи.

– В этом вся загвоздка. Видите ли, мне пятьдесят семь лет. Я уже четыре года безработный и…

– Мсье Деламбр, сейчас не самый лучший момент для оправданий.

– …и я потерял единственную работу, которую сумел найти. Вы вызываете меня в суд и…

Я снова повысил голос.

– Вы напрасно говорите мне все это.

– …и вы требуете от меня возмещения убытков, которое равно четырем годам моей единственной зарплаты! Вы что, хотите меня прикончить, да?

Не знаю, слушает она меня или нет, но думаю, что слушает. Перехожу к плану Б:

– Я готов принести извинения.

Короткая пауза.

– В письменной форме?

Мне удалось пробудить в ней интерес, я на верном пути.

– Безусловно. Вот что я предлагаю. Все было совсем не так, ну да ладно. Я приношу извинения. Я даже не прошу, чтобы меня приняли обратно. Я только хочу, чтобы все закончилось. Понимаете? Никаких судов, и кончим на этом.

Девушка быстро соображала:

– Думаю, мы можем принять ваши извинения. Можете отправить их нам побыстрее?

– Прямо завтра. Нет проблем. А вы, со своей стороны, остановите все судебные преследования.

– Всему свое время, мсье Деламбр. Вы приносите обстоятельные извинения мсье Пехлевану, а также вашему бывшему работодателю, а там посмотрим.

Надо будет все взвесить, но я получил отсрочку. Я уже собирался повесить трубку, но меня одолело любопытство.

– Кстати, мэтр Жильсон… Откуда у вас такая уверенность, что события разворачивались именно так, как описывает мсье Пехлеван?

Девица прикинула, имеет ли смысл колоться. Но ее молчание и без того красноречиво. Наконец она решилась:

– Мы располагаем свидетельством. Один из ваших коллег, присутствовавший при случившемся, заверяет, что мсье Пехлеван всего лишь задел вас и…

Ромен.

– Хорошо-хорошо, не будем об этом. Я пришлю вам извинения, и поставим на этом точку. Договорились?

– Я жду вашего письма, мсье Деламбр.

Меньше чем через десять минут я снова оказался в метро.

Несколько месяцев назад Ромен одолжил мне жесткий диск для моего компьютера, и я заезжал за ним к нему домой. Точного адреса я не помню, но полагаю, что сумею найти. У меня перед глазами стояла улица, аптека на углу и его дом чуть подальше справа, у него еще номер такой знакомый, в голове что-то вертелось, и вдруг я сообразил: 57, мой возраст. Я нажал кнопку домофона под надписью «Ромен Алкье», и заспанный голос мне ответил.

На самом деле заспанным Ромен вовсе не был. Он стоял передо мной бледный, дерганый, с трясущимися пальцами. Я уж и не помнил, какая крошечная у него квартира. Мини-студия. Раздвижная дверь отделяет «кухню» – пол квадратного метра полок, втиснутых по вертикали над раковиной шириной в ладонь. Бóльшую часть жилой комнаты занимает письменный стол, притиснутый к стене и заваленный всякой электроникой. На оставшемся пятачке стоит диван, который на ночь должен раскладываться. На него и сел Ромен, жестом приглашая меня разместиться на некой бесформенной массе из алого кожзаменителя, очевидно разновидности пуфа, но я предпочел остаться стоять. Внезапно Ромен тоже встал.

– Послушай, – начал он, – я должен тебе объяснить…

Я остановил его движением руки. Мы стояли нос к носу в этой конуре, как два кролика в клетке. Он осекся и уставился на меня, быстро моргая. Он боялся, и не зря, потому что мне было совершенно необходимо получить то, за чем я пришел. Все зависело от него, и это действовало мне на нервы. Я различил мелкие капельки пота у корней его волос. Я покачал головой: не нужны мне никакие объяснения. Главное – сохранить спокойствие. Я понимал, что наша мелкая историйка – то, что произошло между ним и мной, – вписана в одну большую историю, историю нашей жизни. И его собственную понять нетрудно. Ромен – сын крестьянина, и эти ментальные шоры управляют всеми его действиями и реакциями. Он привык цепляться за то, что имеет. Изо всех сил. За работу, как и за все прочее. Нравится она ему или нет, это его собственность. Я отрицательно покачал головой, хотя означало это прямо противоположное: я был полностью с ним согласен.

И чтобы продемонстрировать, как мало волнует меня все, что он собирался сказать, я отвернулся к столу и с восхищенным видом уставился на возвышающийся на нем огромный экран. Такая техника совершенно не вязалась с этой крысиной норой. Я обернулся к нему. Он зажмурился. Его огромные пятерни барышника свисали плетьми вдоль бедер. Он скорее позволил бы убить себя на месте, чем уступил бы хоть толику того, что на самом деле не имело никакой ценности. Но мне плевать. У меня свое дело не терпит.

– Сохранить работу, Ромен, – это святое. Я тебя понимаю. И зла не таю. На твоем месте я бы поступил точно так же. Но я хочу попросить тебя об одной услуге.

Он недоверчиво морщит лоб, как если бы я предложил ему телушку за полушку. Большим пальцем я указываю на экран:

– Это как раз работы и касается. У меня тут наклевывается один вариант. И мне нужно, чтобы ты кое-что для меня нашел…

Его лицо светлеет. С огромным облегчением, что ему удалось так дешево отделаться, он расплывается в широкой улыбке и тянется пальцами к клавиатуре компьютера. В его каморке можно дотронуться до чего угодно, не сходя с места. Всплеск электронной музыки приветствует нас, приглашая в иную жизнь, и я объясняю Ромену, что именно мне нужно.

– Это может оказаться сложнее, чем ты думаешь, – роняет он.

Но пока он это проговаривает, его пальцы уже порхают по клавишам. Появляется сайт «БЛК-консалтинг», высвечиваются три окна, зависают на мгновение, прежде чем убраться на свое место по углам экрана. Подводное плавание. Еще несколько кликов, и одно, второе, восьмое окно раскрываются веером. Мы только начали, а я уже совершенно потерялся.

– У них вроде и защиты особой нет. Сдурели они, что ли? – поражается он.

– А может, им нечего скрывать.

Он поворачивается ко мне. Подобная мысль никогда не приходила ему в голову. Я уточняю:

– Я, например, не вижу, что мне нужно прятать на моем компьютере.

– Ну как же, а частная жизнь…

Он просто в шоке, наш Ромен. Идея, что можно не защищать свои данные, даже если они ни для кого не представляют интереса, его потрясает. А меня поражает его возмущение.

– Ну будет у тебя к ней доступ, к моей частной жизни, и что с того? Она такая же, как у тебя или как у любого другого.

Ромен недоверчиво мотает головой.

– Пускай, – упрямо возражает он. – Но она же твоя.

Я говорю со стеной. Проще плюнуть.

Его пальцы продолжают свой бег.

– Вот картотека их клиентов.

Список. Секунду спустя застрекотал принтер, установленный под столом. Заодно Ромен отсылает мне всю информацию по мейлу. Он немного разочарован тем, что все оказалось слишком просто:

– Может, тебе еще что нужно?

Но у меня уже практически все есть. Распечатка, довольно короткая, озаглавлена «Текущие клиенты» и открывает доступ к восьми файлам. Я быстро проглядываю их названия. Доезжаю до «Республики». Выхожу из вагона и двигаюсь по переходу на другую линию, продолжая просматривать список, который держу в руках. «Эксиаль». Резко останавливаюсь. Какая-то девица врезается мне в спину и вскрикивает, я отхожу в сторонку. Еще раз пробегаю список, проверяя. «Эксиаль-Европа» – единственное предприятие из восьми, которое соответствует техническим условиям. Очень крупное, стратегический сектор – все как я и думал. Опять пускаюсь в путь по переходу, но уже медленным шагом, так как вся моя энергия сосредоточилась на этом названии.

Даже у такого, как я, который ничего не смыслит в нефтяной промышленности, название «Эксиаль» четко ассоциируется с одним из этих чудовищных гигантов, с тридцатью пятью тысячами служащих на четырех континентах и годовым оборотом, превышающим госбюджет Швейцарии, и у которого, кстати, где-то в банковских подвалах пухнет теневой капитал, вполне достаточный, чтобы дважды погасить все долги Африки. Не знаю, каков удельный вес «Эксиаль-Европы» в этом мультинациональном образовании, но явно немалый. Чувствую, что я на верном пути. Еще раз проглядываю список: несколько фирм относятся к малому и среднему бизнесу, а деятельность оставшихся касается или производства, или сферы обслуживания и не отличается особым размахом. Дополнительная деталь: операция по захвату заложников кажется куда более вероятной в компании, которая занимается нефтью, чем в фирме, которая выпускает коляски или садовых гномиков.

День завершился фундаментальным прорывом. Достигнута первая цель: я практически точно установил, кто является нанимающей компанией.

На секунду я размечтался: стать директором по персоналу в объединении вроде «Эксиаль»! Высшее счастье. Я ускорил шаги и через несколько минут оказался дома, исполненный энтузиазма.

Ключ повернулся в замке, и дверь открылась. Я сразу осознал весь масштаб проблемы, которая меня поджидала. Глянул на часы: 19:45.

Зашел.

На кухонном столе стоят два бумажных пакета с надписью «Посуда по низким ценам». Николь еще в пальто. Она проходит мимо меня в коридоре, не говоря ни слова. Я кругом виноват.

– Мне очень жаль.

Николь слышит, но не слушает. Она, наверное, вернулась часов в шесть. Ужин никто не готовил. Мы кое-как перекусывали последние три дня, но сегодня я обещал сходить за посудой. Значит, она вернулась, потом снова вышла и купила все сама. И вот теперь между нами повисло напряжение. Николь, не говоря ни слова, выкладывает новые тарелки, чашки и стаканы в раковину. Все просто безобразное. Она меня хорошо изучила.

– Я знаю, что ты думаешь, но эти самые дешевые.

– Именно поэтому я и ищу работу.

Мы снова завели ту же пластинку. И начинаем жутко друг на друга злиться. Трудно смириться с тем, что в самые тяжелые времена мы были близки и с нежностью относились друг к другу, а именно в тот момент, когда появилась возможность выпутаться, мы так друг от друга отдалились. Она купила какое-то готовое блюдо с коричневым соусом в лотке – скорее всего, что-то китайское. Его даже греть не надо, и мы молча принялись за еду. Обстановка так накалилась, что Николь включила телевизор. Фоновый шум для нашей пары («Крупная американская компания „Тагвелл“ объявила о сокращении 800 рабочих мест на своем заводе в Реймсе»), Николь жевала, глядя в свою тарелку, которая с едой выглядела еще отвратительней. Я сделал вид, что увлечен теленовостями, как будто они сообщали мне нечто новое («…в процессе нарастания „Тагвелл“ получит 4,5 % при закрытии…»).

После ужина, измотанные той злостью, что отдаляла нас друг от друга, мы разошлись, не сказав ни слова: Николь принялась мыть посуду, как мне показалось, с непримиримым видом. Потом она отправилась в ванную, а я в свой кабинет.

На моем экране не было никакого грациозного танца окон, которые всплывали бы и исчезали, как в синхронном плавании, только солидная интернет-страница с логотипом «Эксиаль-Европы». Маленький мигающий конвертик возвещал о том, что пришел мейл от Ромена. В клиентских досье «БЛК-консалтинг» я просмотрел переписку между Бертраном Лакостом и его клиентом Александром Дорфманом.

Текст президента «Эксиаль-Европы»: «Выражусь яснее: по нашим предварительным выкладкам, увольнение 823 служащих в Сарквиле прямо или косвенно затронет более 2600 человек… что, в свою очередь, значительно и на длительный срок повлияет на рынок труда в регионе».

И чуть дальше: «Эта комплексная операция по увольнению, безусловно, выявит весь потенциал: работник, которому будет доверена эта ответственная миссия, приобретет уникальный опыт и испытает необычайные эмоциональные переживания. Он должен отличаться максимальной психологической устойчивостью, быстротой реакции и развитой способностью противостоять стрессовым воздействиям. Наряду с этим мы должны быть уверены в его приверженности нашим ценностям».

В блокноте я отметил:

Осталось определить кандидатов. Но напрасно я перерыл все клиентские досье Лакоста, никакого списка на тестирование руководителей высшего звена там не обнаружилось. Я еще раз прочесал все с самого начала, просмотрел картотеки в других файлах на случай, если они просто не туда попали, но уже понимал, что все бесполезно. Может, у Лакоста их еще нет. Придется искать самому.

На сайте «Эксиаль» высветилась только организационная схема всей группы компаний, над которой парил портрет генерального директора Александра Дорфмана, помещенный в самом верху, в центре страницы. Лет шестидесяти. Редкие волосы, чуть великоватый нос, стальной взгляд; манера сдержанно улыбаться в объектив выдает непреклонную уверенность человека, облеченного властью, которому во всем сопутствует успех. И который, судя по всему, убежден, что этот успех – его по праву. Бывает высокомерие столь глубоко укоренившееся, что вызывает мгновенное желание дать пощечину. Я внимательно рассмотрел фотографию. Склонившись немного вперед и вправо, я могу увидеть собственное лицо в зеркале, висящем над небольшим угловым камином. Вернулся к фотографии. Вгляделся в свою противоположность. В свои пятьдесят семь я сохранил густые волосы, пусть и с проседью, у меня круглое лицо и безграничная способность предаваться сомнениям. Кроме силы воли, в нас нет ничего общего.

В клиентских досье Лакоста я нашел полную схему организации «Эксиаль-Европа» и распечатал ее. Вооружившись собственными эмпирическими критериями, я перебрал всех руководящих работников, которые могли бы соответствовать заданным параметрам, и в результате получил список из одиннадцати потенциальных кандидатов. Неплохо, но их все еще слишком много, и в этом-то и заключается трудность. Первый отсев всегда самый легкий. Но начиная с данного момента у меня нет права на ошибку, и каждый раз, когда я исключаю очередного кандидата, риск проиграть взлетает до максимального уровня. Я снова открыл файл, скопировал и вставил одиннадцать имен, потер пальцы, словно готовясь сделать ставку в рулетке.

Дверь открылась – это Николь.

Потому ли, что она ужасно устала, или потому, что на ней была ночная рубашка? Потому ли, что она прислонилась плечом к косяку и склонила голову в той позе, от которой мне всегда хотелось плакать? Я сделал вид, что потираю лоб. На самом деле я глянул на часы в углу экрана: было 22:40. Поглощенный своими выкладками, я не заметил, как прошел вечер. Я поднял голову.

Обычно в такие моменты, если она счастлива, то заговаривает со мной. А если нет, я встаю и обнимаю ее. На этот раз мы так и застыли друг против друга по разным углам комнаты.

Почему она не хочет понять?

Это единственный вопрос, которым я ни разу не задавался с тех пор, как мы живем вместе. До сегодняшнего дня. Никогда. Сегодня нас разделяет океан.

– Я прекрасно знаю, что ты сейчас думаешь, – говорит Николь. – Ты думаешь, что я не понимаю, до какой степени это для тебя важно. Ты говоришь себе, что у меня есть моя скромная жизнь, скромная работа, а к безработному мужу я в конце концов вполне приноровилась. И что я считаю тебя неспособным снова найти достойную работу.

– Что-то вроде этого. Не совсем… но близко.

Николь обходит стол и обнимает меня. Я сижу, она стоит, поэтому она берет мою голову и прижимает к своему животу. Я запускаю руку под ее рубашку и кладу ладонь на ее ягодицы. Мы так делаем уже двадцать лет, и ощущение всегда чудесное, а желание неизменно. Даже сегодня. Вот только сегодня разделяющий нас океан не между нами, а внутри нас. В нас обоих.

Я отстраняюсь от нее. Николь следит на экране за танцем рыбок, призванным экономить энергию. Я спрашиваю:

– Ну и что бы ты хотела, чтоб я сделал?

– Что угодно, но только не это. Просто… это нехорошо. Когда начинаешь делать такие вещи…

Надо было бы ей объяснить, что к полученному мною от Мехмета пинку под зад сегодня ночью добавится дополнительное унижение: придется писать письмо с извинениями. Но мне стыдно в этом признаться. И заодно сказать, что после увольнения за грубое нарушение агентству по трудоустройству будет куда сложнее подыскать мне хоть какую-нибудь работу. И по сравнению с тем, что нас ожидает, покупка безобразной дешевой посуды будет нам казаться символом самых прекрасных лет нашего счастья. Я сдаюсь:

– Ладно.

– Что «ладно»? – спрашивает Николь.

Она отстранилась от меня и теперь держит за плечи. Моя ладонь по-прежнему у нее на бедре.

– Я все брошу.

– Правда?

Мне немного стыдно за эту ложь, но она, как и все прочие, необходима.

Николь прижимает меня к себе. Я чувствую ее облегчение даже в том, как она меня обнимает. Она пытается объяснить:

– Ты ни при чем, Ален. Ты ничего не можешь поделать. Но такой способ нанимать людей… Стоит потерять уважение к самому себе, и тогда точно ничего не добьешься, ведь правда?

Я бы многое мог сказать в ответ. Думаю, я принял верное решение. Киваю в знак согласия. Николь запускает пальцы в мои волосы, ее живот приникает к моему плечу, ягодицы сжимаются. Чтобы сохранить все это, я и борюсь. Заставить ее понять невозможно. Значит, я сделаю все сам и преподнесу ей в дар. Я хочу вновь стать героем ее жизни.

– Ты идешь спать? – спрашивает она.

– Еще пять минут. Отправлю почту и приду.

У двери она оборачивается и улыбается мне:

– Ты скоро?

Не найдется и двух мужчин из тысячи, способных устоять против подобного предложения. Но я один из тех двоих. Поэтому отвечаю:

– Через две минуты.

Я задумываюсь, не написать ли сейчас письмо адвокату, но решаю, что могу это сделать и завтра. Тот список неодолимо притягивает всю мою энергию. Один клик, и вместо рыбок на экране снова всплывает сайт «Эксиаль-Европа».

Одиннадцать потенциальных кандидатов, а мне нужно выбрать пятерых, трех мужчин и двух женщин. Я еще раз сортирую их по возрасту и образованию, потом беру каждого в отдельности и пытаюсь проследить их карьерный рост. Нахожу их на разных сайтах – на предыдущих местах работы, в ассоциациях бывших выпускников, где некоторые рассказывают о ходе карьеры. Чтобы провести увольнения в Сарквиле, они должны располагать солидным опытом руководящей работы и успешно осуществить несколько сложных и деликатных заданий, что могло бы привлечь к ним внимание шефа. Этот подход позволил мне свести количество кандидатов к восьми. Трое все равно лишние. Двое мужчин и одна женщина. Но ничего лучшего я добиться не смогу. Будет гигантской удачей, если нужная пятерка осталась в моем списке.

Еще несколько путешествий из сайта «Эксиаль» в социальные сети и обратно, и я нахожу нескольких из них, после чего составляю индивидуальные карточки на каждого.

Мой письменный стол не очень велик, и на один из дней рождения Николь подарила мне конструкцию из больших досок с пробковым покрытием. На них можно прикалывать всякие документы. Всего у меня шесть таких досок, закрепленных на двери; они открываются и закрываются, как страницы гигантской книги.

Я снял с них все, что было пришпилено с незапамятных времен, – совсем пожелтевшие небольшие объявления, на которые я давным-давно ответил, списки потенциальных работодателей, стажировки, на которые я не проходил по возрасту, списки коллег, которые заведовали кадрами на других предприятиях и с кем я встречался в профессиональном клубе, куда мне больше не было доступа. Потом я распечатал крупные портреты кандидатов и описание карьеры каждого, оставив большие поля для своих заметок, и приколол все на пробковые доски.

Теперь я доволен: могу листать свое досье в натуральную величину. Я чуть отступил назад, чтобы полюбоваться на результаты своих усилий. Внешнюю сторону я оставил нетронутой. Таким образом, стоит мне прикрыть первую доску, и ничего не будет видно.

Я не заметил, как за моей спиной приоткрылась дверь. Я только услышал плач Николь. Обернулся. Она стояла на пороге в длинной белой рубашке. Два часа назад, а то и три, я пообещал, что сейчас приду. Пообещал, что все брошу, и вот она увидела цветные портреты и увеличенные личные дела, развешенные в одну линию. Без единого слова она лишь укоризненно качает головой. На больший укор она не способна.

Я открыл рот, но впустую.

Николь уже исчезла. Я быстро скидываю на флешку все файлы, которые прислал мне Ромен, ставлю ноутбук на подзарядку, выключаю компьютер, прикрываю верхней пробковой доской свое настенное творчество, выключаю свет, забегаю в ванную, влетаю в спальню – и нахожу ее пустой.

– Николь!

Мой голос в этой ночи звучит странно. Очень похоже на одиночество. Я иду на кухню, в гостиную – никого. Я снова зову, но Николь не отвечает.

Еще несколько шагов, и я оказываюсь у гостевой комнаты, дверь в нее закрыта. Пытаюсь повернуть ручку.

Заперто на ключ.

Я совершил ошибку, усугубленную ложью. Я зол на себя. Но посмотрим на это дело с философской точки зрения. Когда я заполучу работу, она вспомнит, что я был прав.

И я тоже отправляюсь спать. Завтра у меня трудный день.