V

— Не знаю, надо ли рассказывать о Хайгетском кладбище, — сказал Данглар, выпив третий бокал шампанского, который он попросил для бригадира. — Быть может, настало время, когда лучше этого не делать. Если воспользоваться выражением комиссара, речь идет об одном из длинных туннелей, какие прорывают люди. Туннель очень старый, заброшенный. Может, лучше не трогать его, подождать, пока он обвалится сам собой. Ведь когда буйнопомешанный прокладывает такой туннель, есть опасность, что его путем могут пойти и другие. Помните рассуждения Рэдстока? Так вот, именно это произошло на Хайгетском кладбище.

Эсталер ждал продолжения: у него было безмятежное лицо человека, который собрался послушать какую-то занятную историю. Данглар смотрел на это лицо — и не знал, начинать ему или нет. Брать Эсталера с собой в Хайгетский туннель значит идти на риск, ведь бригадир может навсегда утратить свою наивность. В Конторе было принято говорить о «наивности» Эсталера, слова «глупость» никто не произносил. В четырех случаях из пяти Эсталер промахивался. А порой благодаря его невероятному простодушию возникали ситуации, которые шли на пользу расследованию. Бывало, что из его промахов рождались новые версии, настолько банальные, что никому из коллег такое просто не пришло бы в голову. И все же по большей части вопросы, которые так любил задавать Эсталер, тормозили работу сыщиков. Все старались терпеливо отвечать на них, во-первых, потому, что Эсталера любили, а во-вторых, потому, что Адамберг предрекал ему большое будущее. Всем хотелось верить в это пророчество, и отвечать Эсталеру постепенно стало для коллег привычным делом. По правде говоря, Данглар тоже любил поболтать с Эсталером, когда у него выдавалось для этого время. Он мог блеснуть перед юношей своими познаниями, ведь тот готов был слушать его сколько угодно. Майор взглянул на Адамберга, который сидел прикрыв глаза. Он знал: комиссар не спит и прекрасно его слышит.

— Зачем тебе это, Эсталер? — спросил он. — Ногами положено заниматься Рэдстоку. Они остались по другую сторону пролива.

— Вы сказали, что эту коллекцию он мог принести в дар. А кому? У Хайгета есть хозяин?

— Да, в некотором роде.

— И как его зовут?

— Его зовут Сущность, — с полуулыбкой ответил Данглар.

— И с каких пор Сущность владеет Хайгетом?

— Старая, западная часть кладбища, у ворот которой ты стоял позавчера, была открыта в тысяча восемьсот тридцать девятом году. Но, как ты понимаешь, хозяин мог обосноваться там гораздо раньше.

— Да.

— Многие утверждают, что кладбище устроили на этом месте именно потому, что Сущность обитала поблизости, в старой часовне на Хэмпстедском холме.

— Это женщина?

— Это мужчина. Если его можно так назвать. И считается, что это его сила притянула туда мертвецов и кладбище. Понимаешь?

— Да.

— В западной части уже давно не хоронят, она стала мемориальным кладбищем, туристическим объектом. Там есть великолепные усыпальницы, есть всевозможные курьезы, могилы знаменитых людей. Например, Чарльза Диккенса и Карла Маркса.

На лице бригадира появилось выражение беспокойства. Эсталер никогда не пытался скрыть свое невежество, и было видно, что оно очень его огорчает.

— Карл Маркс, — начал Данглар, — написал одну замечательную книгу. О классовой борьбе, об экономике и всем таком прочем. В результате появился коммунизм.

— Да, — произнес Эсталер, усваивая новую информацию. — Это как-то связано с владельцем Хэмпстеда?

— Называй его Хозяин, так принято. Нет, я упомянул Маркса без всякой связи с Хозяином, просто чтобы объяснить тебе, что западная часть Хайгетского кладбища известна во всем мире. И считается очень опасной.

— И правда, Рэдстоку было страшно туда ехать. А почему?

Данглар помолчал. С чего начинать рассказ? И стоит ли его начинать?

— Однажды вечером, примерно сорок лет назад, в тысяча девятьсот семидесятом году, две девушки возвращались из лицея и решили срезать путь, пройдя через кладбище. А потом прибежали домой еле живые от страха: за ними гналась черная фигура, и они видели, как мертвые выходят из могил. Одна из них заболела и стала лунатичкой. Во время обострений она вставала по ночам, шла на кладбище и всякий раз направлялась к одному и тому же склепу. Поговаривали, будто это склеп Хозяина и Хозяин зовет ее к себе. За девушкой проследили, и на том месте, куда она ходила, обнаружили десятки обескровленных трупов животных. Люди, жившие поблизости, сильно испугались, слух об этом происшествии подхватили газеты и стали всячески раздувать. Некий священник-экзорцист вместе с группой фанатиков явился на кладбище, чтобы обезвредить «Хозяина Хайгета». Они проникли в склеп и среди прочих гробов нашли один безымянный, стоявший в стороне. Они открыли этот гроб. Догадываешься, что было дальше?

— Нет.

— Тело, находившееся в гробу, не было ни мертвым, ни живым. Оно лежало там, прекрасно сохранившееся, не тронутое тлением. Это было тело мужчины, имя которого так и не удалось установить. Экзорцист не решился вонзить ему в сердце осиновый кол, поскольку Церковь это запрещает.

— Зачем вонзать ему в сердце осиновый кол?

— Эсталер, разве ты не знаешь, как обезвреживают вампиров?

— Ах да, — сообразил Эсталер. — Он же был вампир.

Данглар вздохнул и стал протирать запотевшее окно.

— Так, по крайней мере, считали экзорцист и его последователи. Вот почему они пришли на кладбище с крестом, связками чеснока и осиновыми кольями. Стоя перед открытым гробом, священник произнес слова обряда: «Иди прочь, нечистый дух, отец всех бед и клевет. Покинь это место и не возвращайся никогда».

Адамберг открыл глаза: его взгляд был живым и внимательным.

— Вы знали эту историю? — с некоторой досадой спросил Данглар.

— Эту — нет, но знаю много похожих. После того как священник произносит слова обряда, раздается страшный, нечеловеческий рев.

— Так и было. В склепе послышался жуткий вопль. Экзорцист бросил на гроб связку чеснока и заложил кирпичами дверь в склеп.

Адамберг пожал плечами.

— Кирпичи — не помеха для вампира.

— Верно. Это средство не помогло. Четыре года спустя стали говорить, что в одном из домов по соседству, викторианском особняке в неоготическом стиле, появился призрак. Экзорцист обыскал дом и обнаружил в подвале гроб, по его словам, тот самый, который он четыре года назад замуровал в склепе.

— А тело в нем было? — спросил Эсталер.

— Не знаю.

— Есть и еще одна, более давняя история, верно? — сказал Адамберг. — Иначе бы Стоку не было так страшно.

— У меня нет желания ее рассказывать, — проворчал Данглар.

— Но ведь Сток ее знал, майор. Значит, и мы должны знать.

— Это его проблема.

— Не только его. Мы тоже были там и все видели. Когда началась та старая история?

— В тысяча восемьсот шестьдесят втором году, — с отвращением произнес Данглар. — Через двадцать три года после того, как в Хайгете открылось кладбище.

— Продолжайте, майор.

— В том году на Хайгетском кладбище была похоронена некая Элизабет Сиддел, умершая от чрезмерного количества лауданума. По-современному говоря, от передоза, — добавил он, обращаясь к Эсталеру.

— Понятно.

— Ее мужем был знаменитый Данте Габриэл Россетти, художник-прерафаэлит и поэт. Сборник его стихов положили в гроб Элизабет.

— Через час мы прибываем, — перебил встревоженный Эсталер. — Успеете досказать?

— Не волнуйся, успею. Через семь лет Россетти приказал открыть гроб. Тут есть две версии. Согласно первой он пожалел, что положил рукопись в гроб, и захотел опубликовать ее. Вторая версия гласит, что он не мог смириться с утратой жены, а его другом был один очень опасный человек по имени Брэм Стокер. Ты когда-нибудь слышал о нем, Эсталер?

— Никогда.

— Он написал книгу про Дракулу, величайшего из вампиров.

Эсталер нахмурился: ему стало не по себе.

— История про Дракулу — чистый вымысел, — пояснил Данглар, — но для нас важно то, что эта тема буквально заворожила Брэма Стокера. Он изучил обряды, позволяющие людям вступить в связь с теми, кто не умирает. И он был другом Данте Габриэла Россетти.

Эсталер сосредоточился как мог, чтобы ничего не упустить, и от напряжения комкал в руке салфетку.

— Хочешь шампанского? — спросил Данглар. — Успокойся, время у нас есть. История хоть и мрачная, но короткая.

Эсталер искоса глянул на Адамберга — тот сидел с безразличным видом — и согласился. Если он хотел слушать Данглара, надо было из вежливости выпить шампанского.

— Брэм Стокер испытывал болезненный интерес к Хайгетскому кладбищу, — продолжал Данглар, подозвав стюардессу. — Именно там бродит Люси, одна из героинь его книги — книги, благодаря которой кладбище стало знаменитым. Говорят, это Сущность приказала ему прославить свое обиталище. Итак, вторая версия гласит, что желание вновь увидеть умершую супругу возникло у Россетти под влиянием Стокера. Так или иначе, но через семь лет после смерти Элизабет муж вскрыл ее гроб. Именно тогда — или чуть раньше — и открылся черный туннель Хайгетского кладбища.

Данглар сделал эффектную паузу, словно перед ним предстало видение ада. Адамберг пристально смотрел на него, а Эсталер был явно встревожен.

— Ладно, — негромко произнес Эсталер. — Он вскрывает гроб. И видит в нем что-то необычное.

— Да. Он с ужасом видит, что тело его жены осталось нетленным, ее длинные рыжие волосы блестят, кожа упругая и розовая, ногти крепкие, и вообще она выглядит так, словно только что скончалась — если не лучше. Как будто эти семь лет пошли ей на пользу. На ее теле не было заметно ни малейших признаков разложения. Это правда, Эсталер.

— Неужели такое возможно? — спросил Эсталер, судорожно сжав пластиковый бокал.

— Возможно или нет, но это произошло. У нее был специфический, неестественно яркий румянец, каким легенда наделяет вампиров. Этот случай описан множеством свидетелей.

— А гроб был обычный? Из дерева?

— Да. Весть об обнаружении нетленного тела Элизабет Сиддел наделала много шуму и в Англии, и за ее пределами. Тут же создалось мнение, что это чудо совершила Сущность, и все решили, что теперь она безраздельно властвует на кладбище. Там стали устраивать разные ритуалы, там видели призраков, там произносили заклинания, чтобы умилостивить Хозяина. Так открылся туннель.

— И люди стали заходить в него.

— Множество людей, целые тысячи. В частности, эти две девушки, за которыми кто-то гнался.

Поезд сбавил ход, подъезжая к Северному вокзалу. Адамберг встал, встряхнул туго свернутый пиджак, пригладил рукой волосы.

— А какое отношение имеет ко всему этому коллега Сток? — спросил он.

— Он был в составе бригады полицейских, которую послали на кладбище, как только стало известно о ритуале изгнания вампира. Рэдсток видел нетленное тело в гробу, слышал, как экзорцист приказывает вампиру удалиться. Думаю, тогда он был молодым и впечатлительным. И сейчас ему было крайне неприятно видеть эти мертвые ноги на том же самом месте, где тридцать лет назад разворачивались такие события. Говорят ведь, что Сущность по-прежнему властвует над Хайгетским кладбищем.

— Значит, это было приношение? — спросил Эсталер. — Отрезатель ног хотел принести их в дар Сущности?

— Так считает Рэдсток. Он опасается, что некий психопат хочет возродить ужасы Хайгета. И пробудить дремлющую силу Хозяина. Но вряд ли дело зайдет так далеко. Предположим, Отрезатель ног решил избавиться от своей коллекции. Но он не может выбросить такие ценные вещи на помойку: не выбрасывают же люди свои детские игрушки. Он хочет найти для этих сокровищ достойное их место.

— И выбирает место, вполне соответствующее его бредовым идеям, — сказал Адамберг. — Он выбирает Хайджгет, где эти ноги смогут жить вечно.

— Хайгет, — поправил его Данглар. — Но это не означает, что Отрезатель ног верит в Сущность. Особый характер места — вот что для него важно. Так или иначе, все это происходит по ту сторону Ла-Манша, вдали от нас.

Поезд затормозил у платформы. Данглар чересчур резким движением схватил чемодан, словно желая таким образом стряхнуть с себя и с остальных оцепенение, вызванное его рассказом.

— Но когда видишь подобное, Данглар, — тихо произнес Адамберг, — какая-то частица этого зрелища отделяется и застревает в тебе на всю жизнь. Любая очень красивая или очень уродливая вещь оставляет крошечный фрагмент в глазах того, кто на нее смотрит. Это всем известно. Собственно, по этому признаку они и распознаются.

— Кто «они»? — спросил Эсталер.

— Непомерная красота или непомерное уродство. Их распознают по этой ударной волне, по следу, который они оставляют в нас.

Данглара уже не было с ними: он поспешил уйти, словно жалея, что сказал лишнее. Шагая по платформе, Эсталер тронул комиссара за плечо:

— А что делают потом с этими фрагментами, которые застряли внутри?

— Аккуратно укладывают в большую коробку, которая называется памятью.

— А нельзя их выбросить?

— Это невозможно. У памяти нет помойки.

— Куда же их девать, если они мешают?

— Либо ты устраиваешь на них охоту и убиваешь, как делает Данглар, либо приучаешься не обращать на них внимания.

Спускаясь в метро, Адамберг задумался над тем, в каком уголке его памяти, на какой полочке расположатся омерзительные лондонские ноги и сколько времени пройдет, пока он начнет притворяться, будто забыл про них. А куда денутся съеденный шкаф, белый медведь, дядя с племянником и девушки, которые видели Сущность и желали снова вернуться к ней? Что случилось с той девушкой, которая потом одна пошла к склепу? А с экзорцистом? Адамберг потер глаза: ему захотелось лечь и проспать всю ночь. Может быть, даже часов десять. Но ему дали поспать всего шесть.