XXXVI
Даница, не постучавшись, вошла в комнату Владислава, зажгла лампу на тумбочке и потрясла его за плечо:
— Он не вернулся. Уже три часа утра.
Влад поднял голову и снова уронил ее на подушку.
— Он легавый, Даница, — не подумав, пробурчал Влад. — Поэтому и ведет себя не так, как все люди.
— Легавый? — повторила ошеломленная Даница. — Ты же сказал, это твой друг, у которого был умственный шок.
— Психоэмоциональный шок. Извини, Даница, я не должен был тебе говорить. Но он действительно легавый. У которого был психоэмоциональный шок.
Даница скрестила руки на груди, взволнованная и обиженная: она заново переживала прошлую ночь, которую, как выяснилось, провела в объятиях полицейского.
— И зачем он сюда заявился? Подозревает, что кто-то из здешних совершил преступление?
— Он надеется найти здесь сведения об одном французе.
— Как его звали?
— Пьер Водель.
— Для чего это нужно?
— Возможно, много лет назад кто-то из здешних знал этого человека. Не мешай мне спать, Даница.
— Пьер Водель? Это мне ни о чем не говорит, — сказала Даница, грызя ноготь большого пальца. — Правда, я не запоминаю фамилии туристов. Надо будет посмотреть в книге. Когда он здесь был? До войны?
— Думаю, гораздо раньше. Даница, сейчас три часа утра. Можно узнать, что ты делаешь в моей комнате?
— Я же сказала. Он не вернулся.
— Я тебе все объяснил.
— Тут что-то не так.
— У легавого всегда все не так, ты же знаешь.
— Пусть он и полицейский, ему незачем разгуливать здесь по ночам. Не надо говорить «легавый», Влад, надо говорить «полицейский». Из тебя вырос не слишком воспитанный молодой человек. Правда, твой дедушка тоже не отличался воспитанностью.
— Оставь в покое моего дедушку, Даница. И не придавай такого значения условностям. Ты сама с ними не очень-то считаешься.
— Что ты хочешь этим сказать?
Влад с видимым усилием сел на кровати.
— Ничего. Ты так за него беспокоишься?
— Это дело, ради которого он сюда приехал, — оно опасное?
— Понятия не имею. Даница, я устал. Я не знаю, что это за дело, и знать не хочу, я приехал сюда только как переводчик. В пригороде Парижа произошло жуткое убийство. А незадолго до этого — еще одно, в Австрии.
— Если это связано с убийствами, — сказала Даница, ожесточенно вгрызаясь в свой ноготь, — значит, опасность есть.
— Насколько я знаю, в поезде ему показалось, что за ним следят. Но ведь так себя ведут все легавые, разве нет? Они смотрят на людей иначе, чем мы. Наверно, он еще раз зашел к Аранджелу. Думаю, у них обоих много занимательных историй, которые можно рассказать друг другу.
— Ты идиот, Владислав. Как, по-твоему, он будет объясняться с Аранджелом? На пальцах? Он же не знает ни слова по-английски.
— Откуда ты знаешь?
— Ну, это всегда чувствуется, — смутилась Даница.
— Ясно, — сказал Влад. — А теперь дай мне поспать.
— Когда полицейские расследуют убийство, — сказала Даница (теперь она грызла ногти обоих больших пальцев), — бывает, что преступник убивает их, если они слишком близко подбираются к правде. А, Владислав?
— Если хочешь знать мое мнение, он удаляется от правды большими шагами.
— Почему это? — удивилась Даница, вынимая блестящие от слюны пальцы изо рта.
— Если будешь без конца грызть ногти, то в один прекрасный день отъешь себе палец. А назавтра будешь повсюду его искать.
Даница раздраженно встряхнула пышными белокурыми волосами и снова принялась грызть ногти.
— Почему ты считаешь, что он удаляется от правды?
Влад негромко рассмеялся и положил руки на округлые плечи Даницы.
— Потому что он вообразил, будто оба убитых, и француз, и австриец, — потомки Плогойовица.
— И ты над этим смеешься? — сказала Даница, вставая. — По-твоему, это смешно?
— Даница, над этим смеются все, даже его подчиненные.
— Владислав Молдован, у тебя мозгов не больше, чем у твоего деда Славка.
— Значит, ты такая же, как все? Ti to veruješ? Боишься подходить к заповедному месту? Не хочешь поклониться могиле бедняги Петера?
Даница зажала ему рот рукой:
— Замолчи, во имя Господа. Чего ты добиваешься? Хочешь разбудить его? Ты не просто невоспитанный, Владислав, ты дурак и нахал. И у тебя есть другие недостатки, которых не было у старика Славка. Ты эгоист, лентяй и трус. Если бы Славко был здесь, он бы пошел искать твоего друга.
— Сейчас?
— Ты же не допустишь, чтобы женщина отправилась на поиски одна, среди ночи?
— Даница, ночью темно, и поиски ничего не дадут. Разбуди меня через три часа, когда рассветет.
В шесть утра по просьбе Даницы к поисковой группе решили присоединиться еще двое: повар Бошко и его сын Вукашин.
— Он знает здешние дороги, — объяснила им Даница. — И собирался погулять.
— Может, упал в реку, — мрачно предположил Бошко.
— Вы двое идите к реке, — сказала Даница, — а мы с Владиславом пойдем в сторону леса.
— Но у него ведь должен быть мобильник. Ты знаешь его номер, Владислав? — спросил Вукашин.
— Я пробовал звонить, — ответил Владислав, который, похоже, все еще смотрел на происходящее с юмором: Данице пришлось уговаривать его до пяти часов. — Но безуспешно. Либо он вне зоны доступа, либо у него разрядилась батарея.
— Или он в воде, — сказал Бошко. — У большой скалы есть старые мостки, для несведущего человека там опасно. Доски качаются, по ним надо ходить осторожно. А эти иностранцы всегда такие рассеянные.
— А заповедное место? Туда кто-нибудь пойдет?
— Кончай веселиться, мальчик, — сказал Бошко.
И на этот раз молодой человек послушно замолчал.
Даница не находила себе места от волнения. Было уже десять часов, и она кормила мужчин завтраком. Ей пришлось признать, что они были правы. Никаких следов Адамберга обнаружить не удалось. Нигде они не услышали криков о помощи или стонов. Правда, на старой мельнице слой птичьего помета на полу был разворошен, туда явно кто-то заходил. Оттуда следы вели по траве к дороге, где на земле у обочины остались отпечатки колес.
— Можешь успокоиться, Даница, — мягко сказал Бошко, внушительного вида мужчина с окладистой седой бородой, но зато полным отсутствием растительности на голове. — Это полицейский, он побывал в разных передрягах и знает, что делает. Он попросил прислать за ним машину и уехал в Белград посоветоваться с нашими сыщиками. Наверняка это так, не сомневайся.
— Уехал не попрощавшись? Он ведь даже к Аранджелу не зашел.
— Полицейские — люди особенные, Даница, — уверенно заявил Вукашин.
— Не такие, как мы, — пояснил Бошко.
— Плог, — произнес Влад, который уже чувствовал сострадание к добросердечной Данице.
— Наверно, произошло что-то непредвиденное. И ему пришлось срочно уехать.
— Я могу позвонить Адрианусу, — предложил Влад. — Если Адамберг у белградских легавых, Адрианус это подтвердит.
Но Адриен Данглар не получал никакого сообщения от Адамберга. Другое, более тревожное обстоятельство: Вейль накануне условился с Адамбергом, что позвонит ему в девять утра по белградскому времени, но телефон Адамберга не отвечал.
— Вейль утверждает, что телефон не мог разрядиться. Адамберг включал его только для связи с Вейлем, а Вейль звонил всего один раз, вчера. В общем, связаться с ним мы не можем и, где он находится, не знаем, — подытожил Данглар.
— С какого момента?
— С момента, когда он вышел из Кисиловы на прогулку, это было вчера, в пять часов вечера. То есть в три по парижскому времени.
— Один?
— Да. Я звонил легавым в Белград, Нови-Сад и Баня-Луку. Адамберг не обращался ни в одно из отделений местной полиции. Они опросили таксистов: никто не брал пассажира в Кисилове.
Когда Данглар нажал кнопку, чтобы закончить разговор, рука у него дрожала, на спине выступил пот. Он постарался успокоить Влада, объяснил ему, что не стоит волноваться, если Адамберг вдруг куда-то исчез, — с комиссаром такое случается. Но это была неправда. Адамберг не давал о себе знать уже семнадцать часов, почти весь вечер и всю ночь. Если бы он выехал из Кисиловы, то предупредил бы Данглара. Майор достал из стола непочатую бутылку красного. Превосходное бордо, с достаточно высоким рН, а значит, очень слабой кислотностью. Недовольно поморщившись, он поставил бутылку обратно и спустился по винтовой лестнице в подвал. Там, за котлом, еще оставалась припрятанная бутылка белого. Он открыл ее, как новичок, раскрошив пробку. Сел на ящик, заменявший ему скамейку, и отпил несколько глотков вина. Ну зачем, черт возьми, Адамберг оставил GPS в Париже? Сигнал неизменно указывал на одно-единственное место: дом комиссара. В холодном подвале, вдыхая запах плесени и помойки, Данглар почувствовал, что теряет Адамберга. Надо было поехать с ним в Кисилову, он же это знал, он же говорил.
— Какого черта ты тут делаешь? — раздался хрипловатый голос Ретанкур.
— Не зажигай свет. Хочется посидеть в темноте.
— Что происходит?
— Он уже семнадцать часов не дает о себе знать. Исчез. И должен сказать, у меня такое ощущение, что он погиб. Кромс поехал в Кисельево, нашел его там и прикончил.
— Что это такое — Кисельево?
— Это вход в туннель.
И Данглар указал ей на соседний ящик, словно предлагал занять кресло в гостиной.