Стерильная белизна, лязг металлических инструментов, безмолвные люди-тени. Было три часа утра, я сидел в ожидании в маленьком госпитале в Монтре. Двери отделения «Скорой помощи» открывались и закрывались. Медсестры ходили взад-вперед. Люди в масках появлялись и исчезали, даже не замечая моего присутствия.

Сторож, потрясенный случившимся, остался в деревне. Сам я тоже чувствовал себя немногим лучше. Меня колотило, и в голове было пусто. Я раньше никогда не видел трупов. Растерзанное тело Бема — это было слишком для первого раза. Птицы уже выклевали ему язык и еще что-то внутри, в области гортани. Множество ран покрывали его живот и бока: они были сплошь истыканы и изорваны клювами. В конце концов, птицы сожрали бы его целиком. «Вы ведь знаете, аисты — плотоядные пернатые, не так ли?» — сказал мне Макс Бем при нашей первой встрече. Теперь-то я уж точно этого не забуду.

Пока пожарные снимали труп и спускали его вниз, аисты медленно и опасливо кружили над ними. В последний раз я видел тело Бема, когда оно уже лежало на земле, все в комьях грязи и кровавых корках. Потом его засунули в шуршащий чехол. В прерывистом свете мигалок все казалось мне нереальным, и я наблюдал за происходящим, абсолютно ничего не чувствуя, — готов в этом поклясться. Словно меня там вовсе не было, словно я испуганно смотрел на все со стороны.

Я ждал. И вспоминал последние два месяца своей жизни, увлеченную работу с птицами, закончившуюся сегодня чем-то вроде поминальной молитвы.

Итак, я был молодым человеком, приличным во всех отношениях. К тридцати двум годам я получил докторскую степень по истории — результат восьмилетних трудов, посвященных «понятию культуры у Освальда Шпенглера». Когда я закончил ваять этот огромный том в тысячу страниц, никому не нужный с практической точки зрения и крайне трудный для восприятия, мною овладела единственная идея: забыть науку навсегда. Я устал от книг, музеев, от фильмов по искусству и экспериментального кино. Устал жить чужой жизнью, устал грезить об искусстве и блеске гуманитарных наук. Мне хотелось действовать, почувствовать вкус реальности.

У меня было несколько знакомых молодых врачей, добровольно выбравших работу в социальных учреждениях и «потерявших год», чтобы самоутвердиться. Знавал я и начинающих адвокатов, отправившихся в Индию и приобщившихся к мистицизму, прежде чем заняться собственной карьерой. А меня не привлекала никакая профессия, не интересовали ни экзотические страны, ни страдания ближнего. Тогда мои приемные родители в очередной раз пришли мне на помощь. Я говорю «в очередной раз», потому что после несчастного случая, унесшего жизнь моих родителей и брата, эта чета пожилых дипломатов всегда обеспечивала меня тем, в чем я нуждался: сначала няней, когда я был маленьким, потом солидным содержанием, позволившим мне никогда не думать о финансовых проблемах.

Так вот, Жорж и Нелли Бреслер посоветовали мне отправиться к Максу Бему, одному из их швейцарских друзей, искавшему себе в помощники кого-то вроде меня. «Вроде меня?» — осведомился я, беря записку с адресом Бема. Мне ответили, что он, вероятно, пробудет в указанном месте несколько месяцев, а позже они непременно позаботятся о подходящей для меня должности.

В дальнейшем события приняли неожиданный оборот. А первая встреча с Максом Бемом, странная и таинственная, во всех подробностях запечатлелась в моей памяти.

В тот день, 17 мая 1991 года, часа в четыре дня, после долгих блужданий по узеньким улочкам верхней части Монтре, я, наконец, нашел дом номер три по Озерной улице. За углом одной из площадей, сплошь утыканной средневековыми фонарями, я обнаружил шале с массивной деревянной дверью и табличкой «Макс Бем». Я позвонил. Спустя какое-то время дверь резко распахнулась, и я увидел на пороге широко улыбающегося человека лет шестидесяти. «Вы Луи Антиош?» — спросил он. Я кивнул и вошел в жилище господина Бема.

Внутри дом весьма напоминал тот квартал, где он находился. Комнаты были узкие, со сложной планировкой: повсюду какие-то закоулки и этажерки, а еще шторы, за которыми явно не было никаких окон. Пол располагался на разных уровнях, соединенных множеством ступенек. Бем отдернул занавеску над дверью и пригласил меня следовать за ним. Мы спустились в подвальное помещение и вошли в комнату с выбеленными стенами; там стоял только дубовый письменный стол, а на нем красовались пишущая машинка и кипа бумаг. Над столом висели карты Европы и Африки, а также многочисленные гравюры, изображавшие птиц. Я сел. Бем предложил мне чаю. Я охотно согласился (надо сказать, что я, кроме чая, ничего не пью). Бем в мгновение ока достал откуда-то термос, чашки, сахар и лимоны. Пока он хлопотал, я внимательно его разглядывал.

Он был невысокий и плотный, на голове — ежик совершенно седых волос. Круглое лицо пересекала белая полоска аккуратно подстриженных усов. Кряжистая фигура и неповоротливость в движениях определенно придавали ему суровость, но лицо его светилось необычайным добродушием. Особенно глаза: окруженные мелкими морщинками, они словно все время смеялись.

Бем осторожно поставил чашки и разлил чай. У него были грубые руки и неловкие пальцы. «Старик-лесовик», — подумал я. В его доме чувствовался военный дух: то ли он прежде служил в армии, то ли занимался каким-то чисто мужским ремеслом. Наконец он уселся, сложил руки и заговорил приятным голосом:

— Значит, вы родственник Бреслеров, моих старых друзей?

Я откашлялся и уточнил:

— Я их приемный сын.

— А я всегда считал, что у них нет детей.

— Действительно, нет. То есть нет своих детей. — Бем молчал, и я продолжил: — Мои родители были близкими друзьями супругов Бреслер. Когда при пожаре погибли мои родители и брат, мне исполнилось семь лет. У меня больше никого не осталось. Жорж и Нелли меня усыновили.

— Нелли мне рассказывала о ваших превосходных умственных способностях.

— Боюсь, она преувеличивала. — Я открыл папку. — Вот тут я принес вам сведения о себе.

Бем отодвинул листок в сторону огромной мощной ладонью. Хватило бы и двух его пальцев, чтобы сломать руку кому угодно. Бем произнес:

— Я доверяю мнению Нелли. Она вам говорила о ваших будущих обязанностях? Она предупреждала, что речь идет о совершенно особом поручении?

— Нелли ничего мне не сказала.

Бем умолк и уставился на меня. По-видимому, он хотел проследить, как я буду реагировать на его слова.

— В моем возрасте праздность способна порождать некоторые прихоти. Моя привязанность к определенным живым существам весьма усилилась.

— Кого вы имеете в виду? — поинтересовался я.

— Не людей.

Бем снова замолчал. Совершенно очевидно, ему нравилось держать собеседника в напряжении. Наконец, он тихонько проговорил:

— Речь идет об аистах.

— Об аистах?

— Видите ли, я очень люблю природу. Вот уже сорок лет я увлекаюсь птицами. В молодости я читал массу книг по орнитологии, часами торчал в лесу, вооружившись биноклем и наблюдая за разными видами птиц. Белый аист стал особенно дорог моему сердцу. Прежде всего потому, что это самая удивительная из всех перелетных птиц, она способна каждый год преодолевать расстояние в двадцать тысяч километров. В конце лета, когда аисты отправлялись в путь в сторону Африки, я душой устремлялся вслед за ними. Впрочем, потом я выбрал такую работу, что она позволяла мне путешествовать вместе с птицами. Я инженер, мсье Антиош, специализировался на общественных работах, а теперь вышел на пенсию. Всю жизнь я добровольно отправлялся на большие стройки на Средний Восток и в Африку, следуя по маршруту птиц. Теперь я живу здесь постоянно, но продолжаю изучать процесс миграции аистов. Я даже написал о них несколько книг.

— Я ничего не знаю об аистах. Чего же вы ждете от меня?

— К этому я и веду. — Бем отхлебнул чай. — С тех пор как я, уйдя на пенсию, поселился здесь, в Монтре, аисты чувствуют себя великолепно. Каждый год мои аисты возвращаются, и все пары находят свои гнезда в целости и сохранности. Все идет четко, как по нотам. Хотя в этом году восточные аисты не вернулись.

— Что вы имеете в виду?

— Из семисот пар птиц, зарегистрированных в Германии и Польше, в марте и апреле в небе не появилось и пятидесяти. Я ждал не одну неделю. Я даже выехал на место их пребывания. Но ничего не мог поделать. Аисты так и не вернулись.

Внезапно орнитолог показался мне старым и одиноким. Я спросил у него:

— Вы нашли этому какое-то объяснение?

— Возможно, там случилось экологическое бедствие. Или применили новый инсектицид. У меня — одни предположения. А я хотел бы знать наверняка.

— И чем же я могу вам помочь?

— В августе десятки аистов тронутся в путь, чтобы совершить свой ежегодный перелет. Я хотел бы, чтобы вы следовали за ними. День за днем. Я хотел бы, чтобы вы прошли точно по их маршруту. Я хочу, чтобы вы узнали, какие трудности подстерегают их на пути. Чтобы вы расспросили местных жителей, полицию, орнитологов. Я хочу, чтобы вы выяснили, почему исчезли мои аисты.

Замысел Бема привел меня в замешательство.

— Вам не кажется, что вы в тысячу раз лучше меня справитесь с…

— Я поклялся, что ноги моей больше не будет в Африке. Кроме того, мне уже пятьдесят семь лет. Сердце у меня пошаливает. Мне уже трудно выезжать на место наблюдений.

— Разве у вас нет ассистента — молодого орнитолога, который мог бы заняться этим расследованием?

— Я не люблю профессионалов. Я хочу, чтобы моим помощником был человек непредвзятый, не обладающий специальными знаниями, готовый отправиться навстречу тайне и раскрыть ее. Итак, вы согласны или нет?

— Согласен, — не колеблясь ответил я. — Когда мне ехать?

— Вместе с аистами в конце августа. Путешествие продлится месяца два. В октябре птицы будут уже в Судане. Все должно проясниться до назначенного мною срока. Если ничего не получится, вы вернетесь, и загадка останется неразгаданной. Вы будете получать пятнадцать тысяч франков в месяц плюс оплата расходов. Вас зачислят штатным сотрудником нашей организации: АЗЕА, Ассоциации защиты европейского аиста. Мы не очень богаты, но для этого путешествия мной предусмотрены наилучшие условия: авиаперелет в первом классе, аренда автомобилей, удобные гостиницы. Первую сумму вам выдадут в середине августа, вместе с билетами на самолет и документами на забронированные для вас номера. Как вам кажется, мое предложение разумно?

— Я в вашем распоряжении. Только скажите мне сначала одну вещь: как вы познакомились с Бреслерами?

— На симпозиуме орнитологов в Метце, в 1987 году. Основная тема — «Западная Европа: аисты в опасности». Жорж тоже выступал, он сделал интересное сообщение о серых журавлях.

Впоследствии Макс Бем проехал со мной по всей Швейцарии и показал несколько питомников, где он выращивал ручных аистов. Их птенцы должны были к осени превратиться в перелетных птиц, которых мне и предстояло сопровождать. В дороге орнитолог рассказал мне об основных целях моих будущих странствий. Во-первых, маршрут птиц примерно известен. Во-вторых, аисты пролетают в день не более сотни километров. В-третьих, Бем применял безошибочное средство, позволяющее где угодно находить европейских аистов: он их кольцевал. Каждую весну он надевал на лапки аистят колечки с датой рождения птенца и его регистрационным номером. Таким образом, вооружившись биноклем, можно было каждый вечер без труда отыскивать «его» птиц. Ко всему вышесказанному следовало добавить, что Бем постоянно переписывался с орнитологами всех стран, где пролегал маршрут перелета, они должны были мне помочь и ответить на вопросы. Бем не сомневался, что при таких условиях я непременно выясню, что же произошло прошлой весной, когда птицы совершали свое обычное путешествие.

Три месяца спустя, 17 августа 1991 года, мне позвонил необычайно возбужденный Макс Бем. Он вернулся из Германии, где обнаружил, что птицы уже готовы тронуться в путь. Бем перечислил на мой счет пятьдесят тысяч франков (зарплата за два месяца вперед плюс приличная сумма на первые расходы) и курьерской почтой переслал мне авиабилеты, ваучеры на аренду машин и список зарезервированных для меня номеров в гостиницах. К этому прилагался билет на экспресс «Париж-Лозанна». Бем хотел со мной увидеться в последний раз, чтобы уточнить детали нашего плана.

Итак, 19 августа в семь часов утра я пустился в путь, вооружившись путеводителями, визами и запасом лекарств. В моей дорожной сумке лежали только самые необходимые вещи. Все мои вещи, включая компьютер, составляли багаж среднего размера, с собой я нес маленький рюкзачок. Полный порядок. А вот в душе, наоборот, царил немыслимый хаос: во мне бурлили, смешиваясь, неясные надежды, подозрения, крайнее волнение.