Десятого сентября один из швейцарских врачей «Единого мира», Кристиан Лоденберг, с которым я познакомился в палестинском лагере, снял скобки с моих ран. Я тут же произнес несколько слогов. Вопреки ожиданию, из моего вялого рта донеслись вполне внятные и различимые слова. Я вновь учился говорить. В тот же вечер я объяснил Кристиану, что я орнитолог и приехал наблюдать за птицами. Судя по всему, Кристиан мне не поверил.

— В этих местах появляются аисты? — спросил я у него.

— Аисты?

— Такие птицы, белые с черным.

— А-а… — Кристиан внимательно смотрел на меня своими светлыми глазами, стараясь угадать скрытый смысл моих слов. — Нет, в Наплузе такая живность не водится. За ней надо ехать в Бейт-Шеан, в долину Иордана.

Я рассказал ему о своем путешествии и о спутниковой системе, следившей за передвижением аистов над территорией Европы и Африки.

— Ты не знаешь Миклоша Сиккова? — задал я очередной вопрос. — Он работает в ООН.

— Это имя мне ничего не говорит.

Я протянул Кристиану паспорт убийцы.

— Да, я знаю этого типа, — сказал он, взглянув на фотографию. — Где ты взял этот паспорт?

— Что тебе известно об этом человеке?

— Не так уж много. Он забредал сюда время от времени. Подозрительная была личность. — Кристиан замолчал и посмотрел на меня. — Его кто-то убил в тот день, когда на тебя напали.

Кристиан отдал мне паспорт, отливающий металлом.

— Лица у него не осталось вообще. В него попало шестнадцать пуль сорок пятого калибра, да еще стреляли в упор. Здесь нечасто встретишь такое оружие. По правде говоря, я только однажды видел сорок пятый калибр — тот, что лежит у тебя под матрацем.

— Откуда ты знаешь?

— Небольшой личный обыск.

— А когда вы нашли Сиккова? — не унимался я.

— Сразу после тебя, в нескольких кварталах от площади. В суматохе никто не связал его смерть с твоим присутствием в лагере. Сначала решили, что была разборка между палестинцами. Потом опознали одежду, оружие и все остальное. Проверили отпечатки пальцев — в «Едином мире» все проходят регистрацию — и окончательно установили личность этого болгарина. Врачи, производившие вскрытие, нашли у него в черепе несколько пуль.

Я читал отчет: это закрытый документ, ни номера, ни имени. Я сразу понял, что здесь что-то не так. Во-первых, этот тип погиб при загадочных обстоятельствах. Во-вторых, этот болгарин вообще занимался непонятно чем. Мы объяснили людям из спецслужб, что речь идет о самом обычном несчастном случае, что телом мы можем распорядиться по нашему усмотрению и что израильской полиции это совершенно не касается. Мы находимся под покровительством ООН. И израильтяне тут же заткнулись. И больше не было разговоров ни об убийстве, ни об оружии сорок пятого калибра. Дело закрыли.

— Кем был Сикков?

— Не знаю. Кем-то вроде наемника. Его прислали из Женевы, чтобы обеспечивать охрану наших грузов от возможного расхищения. Сикков был странным парнем. За последний год он появлялся всего только пару раз, в одни и те же дни.

— Когда?

— Не знаю. Думаю, что в сентябре и, наверное, в феврале.

Именно в это время аисты обычно пересекают территорию Израиля. Подтверждение еще одной догадки: Сикков действительно был одной из пешек в игре Макса Бема.

— Что вы сделали с трупом?

Кристиан пожал плечами:

— Мы его похоронили, вот и все. Сикков был не из тех, чье тело могли бы потребовать родственники.

— Вы не задавались вопросом, кто мог отправить его на тот свет?

— Сикков был темной личностью. Никто о нем не жалеет. Это ты его убил?

— Да, — вздохнул я. — Но я не могу тебе больше ничего рассказать. Я уже говорил о своем путешествии в компании аистов. Я убежден, что Сикков тоже следил за ними. В Софии он и еще один человек попытались меня убить. Погибли несколько ни в чем не повинных людей. Во время столкновения с ними я прикончил его соратника и скрылся. Потом Сикков нашел меня здесь. На самом деле ему было отлично известно, куда я двинусь дальше.

— Как он мог об этом узнать?

— С помощью аистов. Ты правда не знаешь, чем занимался Сикков в лагере?

— Во всяком случае, к медицине он не имел никакого отношения. В этом году он приехал сюда две недели назад. Потом внезапно уехал. Когда мы увидели его в следующий раз, он был уже мертв.

Значит, Сикков поджидал аистов в Израиле, но «кто-то» вызвал его в Болгарию с единственной целью — убить меня.

— У Сиккова было сложное современное оружие. Как это можно объяснить?

— Ответ — у тебя в руках. — Действительно, я все еще держал отливающий металлом паспорт болгарина. Кристиан продолжал: — Сикков, будучи сотрудником службы безопасности ООН, имел на вооружении то же, что и «голубые каски».

— Откуда у Сиккова ооновский паспорт?

— Такой паспорт — очень удобная вещь. С ним не нужно бесконечно получать визы, чтобы пересекать границы, не нужно проходить никакие проверки. ООН иногда предоставляет подобные льготы отдельным нашим сотрудникам — тем, кто много разъезжает. Так сказать, делает одолжение.

— «Единый мир» тесно связан с международными организациями?

— Пожалуй, да. Но все же мы сохраняем независимость.

— Тебе о чем-нибудь говорит такое имя: Макс Бем?

— Он немец?

— Нет, швейцарец, довольно известный в вашей стране орнитолог. А имя Иддо Габбор?

— Тоже нет.

Ни эти имена, ни имена Милана Джурича или Маркуса Лазаревича Кристиану ничего не напоминали.

Я задал ему еще несколько вопросов:

— Ваши бригады врачей делают какие-нибудь сложные хирургические операции, например, пересадку органов?

Кристиан пожал плечами:

— У нас нет для этого необходимого оборудования.

— И вы даже не делаете анализы тканей на совместимость?

— Ты хочешь сказать, HLA — типирование по лейкоцитарным антигенам? — Пока я записывал термин в блокнот, Кристиан продолжал: — Нет, не делаем. Ну, может, где-нибудь наши врачи это и делают. Не знаю. Мы делаем нашим пациентам многие анализы. А зачем нам определять тип тканей? У нас нет оборудования для таких операций.

Я задал последний вопрос:

— Кроме смерти Сиккова, ты не замечал каких-нибудь подозрительных актов насилия или проявлений жестокости, непохожих на обычные действия «Интифады»?

Кристиан отрицательно покачал головой:

— Нас это не интересует.

Он вдруг уставился на меня, словно впервые видел, а потом произнес с нервным смешком:

— От твоего взгляда у меня мороз по коже. Честное слово, ты мне больше нравился, когда молчал.