— А папа приносил телевизор в спальню!

— Папа может делать то, что считает нужным. Но у меня телевизор всегда стоит в гостиной. А в спальне надо бай-бай!

У Наоко не было сил разговаривать с сыновьями по-японски. Она поплотнее укрыла одеялом Хироки. Мальчик уже снова улыбался.

— Как там папа? Ему лучше? — На пороге ванной комнаты появился Синдзи.

— У папы все отлично.

— А мы к нему поедем?

— Он сам к нам приедет. Завтра его выписывают.

Синдзи покачал головой, не выпуская изо рта зубной щетки. Наоко окинула его взглядом: крошечная фигурка в голубой махровой пижаме на фоне душевой шторы с рисунками лягушек и кувшинок. Каждый раз ее охватывало одно и то же ощущение чуда. Неужели она все-таки совершила это? Вопреки всему. Чудо, подлинное чудо!

— А ну, быстро в постель! — прикрикнула она, заглушая в себе волнение.

Синдзи прыгнул в кровать. Еще одна серия поцелуев. Они с мальчиками договорились: она предложила, чтобы вместо ежевечерней сказки они пятнадцать минут посмотрели перед сном телевизор. Мальчишки удивились, но согласились, причем с восторгом. В общем и целом Наоко была против телевизора, равно как и против компьютерных игр и Интернета. Ей казалось, что от всего этого мало пользы, — никакой пищи воображению. Но сегодня вечером она действительно чувствовала себя без сил. О том, чтобы выдумывать для каждого свою историю и, глотая ком в горле, рассказывать ее на японском языке, не могло быть и речи.

Она выключила верхний свет.

— Только дверь не закрывай!

— И лампочку мою не выключай!

В глубине души Наоко испытывала к ним огромную благодарность — они вели себя точно так же, как и каждый вечер.

— Ладно, ладно.

Она послала им воздушный поцелуй и пошла в свою комнату. Опять Диего куда-то запропастился. В кои-то веки от собаки могла бы быть польза… Наоко пустила в ванной воду. В голове беспорядочно крутились вопросы. А что, если в дом проникал вовсе не Гийар? Что, если это кто-то из своих? Запах мокрого кедра подействовал на нее успокаивающе, и она чуть расслабилась. Стянула волосы и заколола в пучок.

Сидя на табурете, энергично растерлась тэнугуи — маленьким белым полотенцем, нанеся на тело обычный гель для душа. Она почти не мылась водой. Сухая чистка… Закончив растирание, ополоснулась, потом, чистая, соскоблившая с себя все лишнее, нырнула в горячий пар и погрузилась в воду. Сорок пять градусов — идеальная температура.

Каждый раз, приезжая в Японию, она ходила с матерью к местным горячим источникам — онсэн. После бани, одетые в легкие юката — кимоно без подкладки, они наслаждались огромными устрицами, пахнувшими водорослями, и ели тэмпура из жареных розовых креветок, похожих на хрустящие морские звезды. В такие минуты ей думалось, что из всех живущих на земле людей японцы — единственные морские млекопитающие.

Наоко закрыла глаза. Эта ванна была как молитва.

Вдруг она вздрогнула. Что это за шум? Сердце пропустило удар. Руки и ноги похолодели, несмотря на горячую воду. Она бесшумно выбралась из ванны, натянула спортивные штаны и майку прямо на мокрое тело.

Прислушалась — так и есть. Какие-то легкие торопливые постукивания. Тихие. Наоко не верила своим ушам. Опасность вернулась.

И на этот раз злоумышленник явился не один.

Она прокралась к себе в спальню, взглядом поискала какое-нибудь оружие. Ей нужно хоть что-то, чтобы защитить себя и детей. Открыла ящик стола и достала кайкен.

Звуки раздавались все ближе.

Они доносились с лестницы. Значит, она может преградить пришельцам дорогу, не пустить в детскую спальню. Ее, наверное, убьют. Но своей смертью она купит детям жизнь. Одна эта мысль придала ей мужества, на которое она и не рассчитывала.

Наоко двинулась вперед, сжимая кайкен в кулаке. Шаги слышались за стеной. С бешено колотящимся сердцем она распахнула дверь и прыгнула, пронзая темноту кинжалом. И разумеется, упала.

Двое мужчин целились в нее из пистолетов, держа их обеими руками. В полумраке она не сразу узнала ночных гостей. Первым был Фифи, вторым — чернокожий парень в дредах; она не раз видела его слоняющимся возле своего крыльца.

— Ты как? — тихо спросил Фифи.

Она отбросила кинжал, но так и осталась стоять на коленях. Ноги ее не слушались.

— Что… что происходит?

— У нас техническая проблема. Одна из камер отключилась.

— Какая еще камера?

Шестеренки в мозгу снова закрутились. Ну конечно, дом по-прежнему под видеонаблюдением. А значит, Пассан не поверил, что к ним забирался Гийар.

Но почему-то никто не счел необходимым поставить ее об этом в известность.

— Какая камера?

— В детской.

Наоко вскочила и побежала к детской спальне. Решительно распахнула дверь.

Сердце, кажется, вообще перестало биться. Легкие прекратили перекачивать воздух. Мозг застыл.

И все-таки, когда глазам ее открылась эта картина, что-то еще в душе, более глубокое и органичное, закаменело. Сразу и навсегда.