44
Внутри автосалона в Обервилье не было заметно ни малейшего движения.
Хотя, вообще-то, Пассан ничего и не мог разглядеть — слепящие отблески солнца делали стеклянные витрины совершенно непроницаемыми. Подняв стекла и на полную мощность врубив кондиционер, он припарковался на стоянке напротив автосалона, на другой стороне авеню Виктора Гюго.
В сотне метров от него Альбюи и Малансон расхаживали вокруг своей машины. Чуть ближе шофер Гийара курил, прислонившись к роскошному автомобилю хозяина. Пассан не рисковал быть замеченным: он позаботился о том, чтобы машина стояла против света.
Одним глазом следя за своей целью, он листал «Пятнадцать мифологических историй» — настольную книгу Гийара в приюте Жюля Геда. «Прикованный Прометей», «Завоевание Золотого руна», «Возрождение Феникса», «Меламп, черноногий провидец»… Черно-белые иллюстрации были невероятно выразительными. Художник словно полосовал бумагу своим пером, играя на нервах читателя.
Пассан не сомневался, что безумная жажда убийства, переполнявшая гермафродита, уходит корнями в какой-то из этих мифов. Двуполый, преследуемый товарищами, вечно одинокий, несчастный и озлобленный, общавшийся с птицами и земляными червями, на этих страницах он обрел свою новую личность, связав себя кровными узами с героем книги.
Вспомнив о поджогах, Пассан остановился было на Прометее, похитителе огня. Впрочем, нет: титан был повержен и приговорен Зевсом к вечным мукам. Миф о Гермафродите? Но миф рассказывал лишь о судьбе двуполого существа, не упоминая ни о костре, ни об убийстве. Зато Феникс подходил по всем статьям. У легендарной птицы не было пола. Ни самец, ни самка, она сама воспроизводила себя, поджигая собственное гнездо и возрождаясь из пепла, одинокая, независимая, пылающая. Быть может, жертвоприношения младенцев выполняли ту же функцию?
Пассан поднял глаза. Сейчас, когда светило солнце, грохот застрявших в пробках машин буквально оглушал. Даже с поднятыми стеклами Пассан ощущал удушающую мощь бурлящей окраины. Квартал в американском стиле: пешеходный без пешеходов, «теплый и человечный» без тепла и человечности, зато непрерывным потоком извергающий машины, газы, шум, вонь. Стоявшие вдоль проспекта новые красные дома, казалось, еще возвышались над хаосом, но не пройдет и нескольких лет, как они, грязные и обшарпанные, станут неотъемлемой частью преисподней.
И тут Пассан понял, какой он идиот. Он здесь, чтобы выследить Гийара, точнее, выяснить, может ли тот ускользнуть незамеченным. И зачем он тогда торчит на той же линии огня, что и церберы? Если Гийару понадобится действовать скрытно, он воспользуется другим путем, известным ему одному.
Полицейский тронулся с места, покинул свое укрытие и объехал вокруг блока домов. Во второй раз сворачивая направо, он наткнулся на съезд, ведущий на подземную парковку. В тот же самый миг оттуда выскочила машина класса А и двинулась в противоположную сторону — к Порт-д’Обервилье. В зеркальных отблесках ветрового стекла он различил человека в каскетке и серой ветровке. Гийар? С трудом верилось в такую удачу. Разве что наконец-то начал действовать закон равновесия. В этом деле Пассану так долго не везло, что пора бы уже чаше весов склониться на его сторону.
Он свернул, вынудив несколько машин затормозить, и надавил на газ. Через пару минут полицейский уже висел у «мерса» на хвосте, двигаясь по северному кольцевому бульвару. Подъехав поближе, он смог лучше разглядеть водителя. Голова под каскеткой была забинтована. Ну точно, это Гийар. Пассан пропустил вперед две машины и сравнял свою скорость с «мерсом». Показался Порт-де-ла-Шапель. А что, если беглец задумал добраться до аэропорта Руасси — Шарль-де-Голль и навсегда исчезнуть? Но тот миновал поворот на магистраль А1. Куда же он едет?
Еще через километр «мерс» свернул к Порт-де-Клиньянкур. Вслед за ним Пассан покинул кольцевой бульвар и какое-то время плутал по перекресткам и улочкам, окруженным лавочками блошиного рынка. Гийар как раз припарковался на бульваре Орнано у въезда в пассаж Мон-Сени. Полицейский обогнал его, когда тот выходил из машины. Его охватила дрожь: он настиг убийцу, когда тому удалось уйти из-под присмотра. И на этот раз он его не упустит.
В этот самый момент Гийар растворился в толпе. Подавившись ругательством, Пассан остановился у первого попавшегося подъезда и выскочил из «субару». Гийара нигде не было видно — только уличный шум, белое слепящее солнце, так что кружится голова… И тут он снова его засек. На Гийаре была бесформенная, изношенная армейская куртка, ничуть не похожая на его костюмы «Бриони» или «Зенья».
Пара солнечных вспышек на стеклах проезжавших мимо машин — и Пассан увидел, как Гийар спускается в метро. Сунув руку в салон «субару», он опустил солнцезащитный щиток с надписью «Полиция», вырвал ключ из зажигания. Бегом пересек бульвар Орнано и в свою очередь кинулся в метро. Билетные кассы. Турникеты. Сигналы. Народу в это время дня было немного, но вот Гийара уже не видно. Эта станция — конечная на четвертой линии. Значит, направление могло быть только одно: в сторону «Порт-д’Орлеан».
Пассан купил билет, прошел через турникет, спустился по лестницам. Гийар стоял на платформе, сунув руки в карманы, — воплощенная невинность, такой же, как все. Полицейский затаился в стороне. Его лихорадило от возбуждения, и в то же время он наслаждался царившей в метро прохладой, пропитавшим воздух запахом жженой резины. Прислонившись спиной к стене, он смотрел на обложенный кафельной плиткой свод и воображал груз многих тонн земли у себя над головой.
Послышался грохот подъезжавшего поезда. Гийар вошел в открывшуюся дверь. Дождавшись гудка, полицейский вскочил в последний вагон. Стоя среди пассажиров, он перевел дух, отгоняя терзавшие его вопросы.
«Симплон». Двери распахнулись. На платформе Гийара не было. Пассан воспользовался этим, чтобы перейти в следующий вагон, поближе к своей цели.
«Маркаде-Пуасонье». Гийара и здесь не видно. Переход в следующий вагон.
«Шато-Руж». Убийца не показывался. На платформу хлынула пестрая толпа. Негры, арабы — те, кто приезжает молиться на улицу Мирра. Пассан отступил. Он чуть не свернул поручень, с тоской наблюдая, как увеличивается поток пассажиров. Ему чудилось, будто аорта щелкает в груди, словно отстрелянная гильза, которую выталкивают из ствола. Куда несет этого долбаного подонка?
«Барбес-Рошешуар». Волна нахлынула, схлынула — в неизменно тоскливом ритме покорных и усталых завсегдатаев метро. Прозвучал сигнал, и тут на платформе мелькнула серая каскетка. Пассан едва успел опустить руку, чтобы не дать дверям закрыться, и в последнюю секунду пулей выскочил наружу. А может, Гийар специально вышел перед самым отходом поезда? Значит, почуял слежку. Гермафродит уже проталкивался сквозь толпу ко второй линии «Насьон» с пересадкой на «Барбес».
Пассан ускорил шаг. Гийар двигался в потоке пассажиров вдоль кафельной стенки, ссутулившийся и понурый, пряча лицо под козырьком каскетки. На ходу Пассан подумал о том, что ему и раньше случалось замечать во время слежки: сейчас Гийар передвигался подпрыгивающей, неровной походкой ребенка, никак не вяжущейся с его осанкой культуриста. Он слегка косолапил, не в такт покачивая плечами. Переставлял ноги, прижав руки к бокам.
Лестницы, переходы. Гийар свернул направо и двинулся к поезду в сторону станции «Насьон». Пассан шел за ним, без конца повторяя про себя: «Уже горячо». Под сводом потянуло сквозняком. Он представил себе гигантскую дыхательную систему, у которой легкими были станции метро. Подошел поезд. Его добыча села в предпоследний вагон, он втиснулся в следующий. Гудок. Двери закрываются. Пассан вгляделся в стеклянную перегородку между вагонами. Слишком много народу. Поезд тронулся.
Внезапно все залил яркий солнечный свет. Ослепленный, он поднес руку к лицу и с опозданием вспомнил, что здесь пути выходят на эстакаду. Снова закружилась голова. Полуденное солнце нагрело стекла. По лицам скользили тени от мелькавших арок виадука. Поручень под рукой стал липким от пота. Пассан испытывал смешанное чувство восторга и опасения. Он один на один со своей добычей. Сам себе закон.
«Шапель». Давка. К выходу не протолкнуться. Он встал на цыпочки и выглянул в окно.
— Простите!
В хлынувшей на платформу толпе мелькнул Гийар. Пассан локтями проложил себе дорогу и выскочил наружу, когда его добыча уже спешила к выходу. Серая полотняная каскетка терялась за головами спускавшихся с лестниц пассажиров. Оливье, расталкивая народ, пробился поближе к своей цели. Он вышел на бульвар Шапель, и тут же под листвой его захлестнула бурная жизнь квартала. Гийар, лавируя между машинами, пробирался к противоположному тротуару, вдоль которого тянулись шри-ланкийские бакалейные лавки, пакистанские базарчики, индийские рестораны.
Полицейский перешел на бег и вдруг понял: тут что-то не так.
Походка преследуемого уже не была подпрыгивающей. Да и голова у него не перевязана. Еще пара шагов, и Пассан, понимая, что уже слишком поздно, вцепился ему в плечо. Перед ним предстала характерная рожа бомжа без возраста. Под курткой виднелся рабочий комбинезон и выцветшая гавайская рубаха. Гийар отдал бродяге свой маскарадный костюм — тот еще сжимал в руке бумажку в пятьдесят евро.
Пассан даже ни о чем не спросил клошара, улыбавшегося ему беззубым ртом. Он отступил, и из глотки у него вырвалось обращенное к небесам проклятье. Над гудящим уличным потоком раздался свист удалявшегося по эстакаде поезда.