Глава девятнадцатая, в которой Софи выражает свои чувства с помощью гербицида
Ближе к вечеру Хоул открыл дверь лавки и лениво прошествовал внутрь, посвистывая.
Судя по всему, мандрагора его больше не заботила. Софи ничуть не обрадовалась, сообразив, что в Уэльсе он не был. Она наградила чародея тяжеленным взглядом.
— Небеса милосердные! — оторопел Хоул. — Я уж думал, в камень обращусь! Что случилось?
Софи в ответ рявкнула:
— Который на вас костюм?! — Хоул оглядел свое черное одеяние. — А что, это так важно?
— Да! — зарычала Софи. — И прекратите кормить меня баснями о вашем якобы трауре! Который это костюм?
Хоул пожал плечами и приподнял один длинный рукав, словно и сам не знал, какой он на самом деле. Он изумленно посмотрел на него. Чернота сбежала с рукава — от плеча до острого хвоста. Плечо и верх рукава побурели, потом посерели, а острый кончик все темнел и темнел, и вот уже Хоул был облачен в черный костюм, у которого один рукав был голубой с серебром, а хвост его словно бы уронили в деготь.
— Этот, — сказал чародей, и чернота снова поднялась до самого плеча.
Софи почему-то еще больше разозлилась. У нее даже слова кончились — остались силы лишь фыркнуть.
— Софи! — умоляюще рассмеялся Хоул со своей самой обаятельной улыбкой.
Человек-пес пихнул дверь и протопал в лавку. Он не любил, чтобы Софи и Хоул подолгу разговаривали наедине.
Хоул поглядел на пса.
— У вас что, теперь еще и волкодав? — спросил он, словно рад был сменить тему разговора. — Двух собак нам, пожалуй, не прокормить.
— Это один и тот же пес, — сердито ответила Софи. — Он заколдован.
— Правда? — И Хоул кинулся к псу с такой скоростью, что сразу стало понятно, как рад он отделаться от Софи. Только человек-пес, разумеется, этого не потерпел. Он отпрянул. Хоул сделал бросок и ухватил пса за косматую шерсть, не дав ему выйти во двор.
— Попался! — сказал он и встал на колени, чтобы посмотреть в полускрытые шерстью глаза пса. — Софи, — ужаснулся он, — ну почему же вы раньше мне об этом не говорили?! Это же не пес, это человек, и он в ужасном состоянии! — Хоул развернулся на одном колене, не выпуская пса. Софи встретила стеклянный взгляд Хоула и поняла, что он зол, и зол крепко.
Отлично. Софи почувствовала себя как на войне.
— Сами бы могли заметить, — уронила она, не менее зло глядя на чародея в ответ и вызывая его на то, чтобы он пустил в ход свое самое грозное оружие — зеленую слизь. — Да и пес не хотел…
Хоул разозлился так, что не стал ее слушать. Он вскочил на ноги и потянул пса за собой по плиткам.
— Да, мог бы заметить и сам, если бы не был так занят другими делами, — сказал он. — Идемте, — вежливо пригласил он пса. — Мне надо показать вас Кальциферу. Майкл! — завопил он.
В этом вопле было нечто такое особенное, что Майкл тут же примчался.
— А ты — ты знал, что эта собака — заколдованный человек? — спросил Хоул, вместе с Майклом затаскивая упирающуюся гору шерсти вверх по лестнице.
— Да вы что?! — Майкл был поражен.
— Тогда во всем виновата одна Софи, — прокряхтел Хоул, волоча пса через кладовку. — Такие штучки очень в ее духе! Но ты-то об этом знал, правда, Кальцифер?
И они подтащили пса к очагу.
Кальцифер пятился, пока не уперся в заднюю стенку очага.
— Ты не спрашивал, — промямлил он.
— Я что, должен тебя спрашивать?! — прошипел Хоул. — Ладно, я сам должен был заметить! Ну и гадина ты все-таки, Кальцифер! Подумал бы лучше, как Ведьма обращается со своим демоном, — по сравнению с этим жизнь у тебя до омерзения сладкая, а все, чего я у тебя прошу взамен, — это сообщать мне то, что мне нужно. И ты меня подвел уже дважды! А теперь сделай милость, помоги мне вернуть этому созданию его подлинное обличье! Сию же секунду!
Кальцифер приобрел неожиданно нездоровый оттенок.
— Хорошо, — сердито ответил он. Человек-пес отчаянно пытался увернуться, но Хоул уперся плечом ему в грудь и толкнул его вверх, так что пришлось бедняге волей-неволей подниматься на задние лапы. Хоул с Майклом не давали ему опуститься обратно.
— Чего это глупое создание так упирается? — пропыхтел Хоул. — Кажется, это опять проделки Болотной Ведьмы!
— Да. Многослойное заклятье, — сообщил Кальцифер.
— Долой собачий слой, — велел Хоул. Кальцифер взмыл под трубу ревущей темно-синей волной. Софи, благоразумно наблюдавшая за происходящим от двери кладовки, видела, как очертания косматого пса растворяются в силуэте человека. Человек выцвел, превратившись в собаку, снова обернулся человеком, растаял, потом сгустился. И вот, наконец Хоул с Майклом держали за руки рыжеволосого юношу в измятом коричневом костюме. Ничего странного, подумала Софи, что она его не узнавала. Если не считать испуганного взгляда, это лицо было начисто лишено индивидуальности.
— Ну и кто же вы, дружище? — спросил Хоул.
Человек поднял трясущиеся руки и несмело ощупал лицо. Я… Не знаю…
— Последнее имя, на которое он отзывался, было Персиваль, — подал голос Кальцифер.
Человек поглядел на Кальцифера так, словно горько сожалел, что Кальциферу это известно.
— Да? — выдавил он.
— Тогда мы пока что будем звать вас Персивалем, — решил Хоул. Он развернул бывшего пса и усадил его в кресло. — Посидите здесь, отдохните и расскажите нам, что помните. Судя по моим ощущениям, над вами некоторое время властвовала Ведьма.
— Да, — ответил Персиваль и снова потер лицо. — Она сняла мне голову. Помню… помню, как лежу на полке и гляжу на остального себя…
Майкл был потрясен.
— Но вы же должны были умереть! — запротестовал он.
— Необязательно, — сказал Хоул. — Ты до этой ступени магии еще не добрался, но я могу отделить от тебя любую часть и сделать так, что остальное твое тело будет жить, надо только найти правильный подход. — Он озабоченно поглядел на бывшего пса. — Только, по-моему, Ведьма пристроила эту голову куда-то не туда.
Кальцифер, который изо всех сил старался сделать вид, будто в лепешку расшибается ради Хоула, вставил свое словечко:
— Этот человек неполон, и в нем есть части другого человека…
Персиваль перепугался еще больше.
— Кальцифер, прекрати его волновать, — рассердился Хоул. — Ему и так уже достаточно худо. Дружище, вы знаете, почему Ведьма сняла вам голову? — спросил он Персиваля.
— Нет, — ответил Персиваль. — Ничего не помню.
Софи понимала, что это явное вранье. Она тихонечко фыркнула.
Тут Майкла осенила блестящая мысль. Он склонился над Персивалем и спросил:
— Скажите, вам случалось отзываться на имя Джастин — или на ваше королевское высочество?
Софи снова фыркнула. Она знала, что это смехотворно, еще до того, как Персиваль сказал:
— Нет. Ведьма звала меня Гастон, но это не настоящее мое имя.
— Да не наседай ты на него так, Майкл, — поморщился Хоул. — И пожалуйста, не заставляй Софи снова фыркать. В таком настроении она способна весь замок обрушить.
Хотя эти слова ясно показывали, что Хоул больше не злится, Софи обнаружила, что сама она разозлилась пуще прежнего. Она зашаркала в лавку и принялась шумно там возиться, запирая двери и убирая все на ночь. Потом Софи пошла поглядеть на свои нарциссы. С ними что-то не заладилось. Они превратились в мокрые бурые нити, свисающие из ведра, до краев полного какой-то жижи, которая пахла настолько пакостно, что подобной вони Софи в жизни не слыхивала.
— А чтоб оно все!!! — закричала Софи.
— Ну что опять? — устало поинтересовался Хоул, входя в лавку. Он нагнулся над ведром и принюхался. — Кажется, у вас тут отличный гербицид. Не хотите опробовать его на тех сорняках, которые заполонили подъездную аллею к особняку?
Персиваль нервно обернулся. Ему дали гитару, как дают младенцу погремушку, и он сидел в кресле, извлекая из нее ужасный дребезг.
— Сходите с ней, Персиваль, — попросил Хоул. — Она в такой ярости, что как бы все деревья не истребила.
Тогда Персиваль отложил гитару и осторожно взял у Софи ведро. Софи ступила в золотой летний вечер в Долине. Все кругом были так поглощены своими делами, что не обращали внимания на особняк. Он был куда величественнее, чем думала Софи. Она заметила поросшую травой террасу со статуями и лестницу, спускавшуюся на аллею. Когда Софи обернулась, чтобы поторопить Персиваля, она обнаружила, что дом очень большой, со статуями на крыше и рядами окон. Но он давным-давно пустовал. По облезлым стенам под каждым окном ползла зеленая плесень. Окна были перебиты, а ставни, которые должны были аккуратно прилегать к стенам, посерели, покосились и пошли пузырями.
— Тьфу! — высказалась Софи. — Я-то думала, Хоул хотя бы побеспокоится о том, чтобы дом выглядел обитаемым! Так нет же — он занят, он бегает в Уэльс! Персиваль, ну что вы стоите? Налейте этой дряни в бидон и идите за мной!
Персиваль покорно повиновался. Допекать его было решительно неинтересно. Софи стала подозревать, что Хоул именно поэтому и отправил его с ней. Она фыркнула и обратила свой гнев против сорняков. Жидкость, убившая нарциссы, оказалась на редкость сильной. Сорняки на аллее вяли, стоило на них капнуть. Газон по обочинам тоже, пока Софи не успокоилась.
Успокоил ее вечер. С дальних холмов дул свежий ветерок, деревья вдоль аллеи величественно шелестели.
Софи проложила себе путь гербицидом примерно на четверть аллеи.
— На самом деле вы помните гораздо больше, чем говорите, — напустилась она на Персиваля, когда он наливал ей новый бидон. — Чего от вас на самом деле хотела Ведьма? Зачем она тогда привела вас в лавку?
— Хотела разузнать про Хоула, — ответил Персиваль.
— Про Хоула? — удивилась Софи. — Но ведь вы тогда его не знали, правда?
— Нет, но что-то, наверное, знал. Это касалось проклятия, которое Ведьма на него наложила, — объяснил Персиваль. — Ума не приложу, какое. Мне стыдно. Я старался ничего Ведьме не говорить, и у меня получалось, если я думал про Летти. Летти-то была у меня как раз в голове. Не помню, как мы познакомились, потому что Летти говорит, что в Верхних Горках она меня не видела. Но я про Летти знал. И когда Ведьма приказала мне рассказать о Летти, я ответил, что у нее шляпная лавка в Маркет-Чиппинге. А Ведьма отправилась туда, чтобы проучить нас обоих. А там были вы. Она решила, что вы Летти. А я был просто в ужасе: я же не знал, что у Летти есть сестра.
Софи взяла бидон и принялась изничтожать сорняки направо и налево, от души жалея, что они не Ведьма.
— И она сразу после этого превратила вас в собаку?
— Как только мы оказались за городом, — покивал Персиваль. — И едва я выложил ей все, что ей было нужно, она открыла дверь и говорит: «Убирайся. Будешь нужен — позову». Ну, я и побежал со всех ног, потому что чувствовал, как меня преследует заклятье. Оно меня догнало как раз у какой-то фермы, и там все увидели, как я превращаюсь в собаку, и подумали, будто я оборотень, и хотели меня убить. Мне даже пришлось укусить одного человека. А потом мне было не отвязаться от палки, и она застряла в изгороди, когда я пытался пробраться на другую сторону.
Софи проложила себе путь еще на несколько шагов.
— А потом вы отправились к миссис Ферфакс?
— Да. Искал Летти. Они обе были со мной очень ласковы, — продолжал Персиваль. — А чародей Хоул все ходил ухаживать за Летти. А Летти он не нравился, и она просила меня покусать его, чтобы он больше не появлялся, а тут Хоул вдруг стал расспрашивать ее о вас и…
Софи едва не изничтожила гербицидом собственные башмаки. Судя по тому, как дымилась облитая жижей щебенка, башмакам было бы несдобровать. Что?!
— Он говорит: «Я знаю одну особу по имени Софи, она немного на вас похожа». А Летти не подумала и отвечает: «Это моя сестра», — рассказывал Персиваль. — И тогда она ужасно разволновалась, особенно когда Хоул стал ее дальше расспрашивать про сестру. Когда вы тут были, она ласково принимала Хоула как раз для того, чтобы выведать, откуда он вас знает. А Хоул сказал, что вы старушка. А миссис Ферфакс сказала, что видела вас. И Летти все плакала и плакала. Она говорила: «С Софи стряслось что-то страшное! А хуже всего, что она думает, будто Хоул ей теперь не страшен. Софи такая добрая, она нипочем не разберет, какой Хоул бессердечный!» И она так расстраивалась, что я сумел стать обратно человеком и сказал ей, что пойду вас постерегу.
Софи взмахнула бидоном и выплеснула высокую дымящуюся дугу гербицида.
— Вот так Летти! Какая она добрая, и спасибо ей огромное. Я о ней тоже беспокоилась. По тому же поводу. Но сторожевого пса мне не нужно!
— Нет, нужно, — возразил Персиваль. — Или было нужно. Я опоздал.
Софи резко развернулась вместе с гербицидом. Персивалю пришлось отскочить в траву и кинуться спасаться в ближайшие кусты. За ним протянулся длинный бурый язык выжженной травы.
— А чтоб вас всех! — заорала Софи. — Сыта я вами всеми по уши! — Она швырнула дымящийся бидон на аллею и зашагала по уцелевшим сорнякам к каменным воротам. — Поздно! — бурчала она на ходу. — Ничего себе! Хоул не просто бессердечный, он решительно невыносимый! И к тому же, — добавила она, — я действительно старуха!
Однако отрицать, что с тех пор, как ходячий замок переехал — или даже раньше, — что-то пошло не так, было уже нельзя. И это каким-то образом было связано с тем, что Софи по загадочным причинам не решалась или не могла встретиться с сестрами.
— А королю я говорила чистую правду! — продолжала она, твердо намереваясь прошагать семь миль безо всяких сапог и не возвращаться. А вот вам всем! Ну и что, если бедная миссис Пентстеммон полагала, будто Софи способна отвратить Хоула от путей зла! Софи — неудачница! Потому что старшая! И вообще миссис Пентстеммон считала, что Софи — любящая старенькая матушка Хоула! Ведь так? Или не так? Софи вдруг в ужасе поняла, что дама, чей опытный глаз способен различить вшитое в швы заклинание, наверняка легко и просто распознает куда более сильные чары, наложенные Ведьмой.
— А чтоб он провалился, этот серый с алым костюм! — бушевала Софи. — Ведь наверняка на него попалась не я одна! — Беда была в том, что голубой с серебром наряд, судя по всему, действовал не хуже. Софи проковыляла еще несколько шагов.
— И вообще, — добавила она с превеликим облегчением, — я Хоулу не нравлюсь!
Этой бодрящей мысли хватило бы на то, чтобы гнать Софи вперед всю ночь, но тут-то на нее и напал знакомый страх. До ее ушей донеслось далекое тук, тук, тук. Софи прищурилась против закатного солнца. И точно — вдали, на дороге, что вилась за воротами, виднелась фигура с растопыренными руками, и она скакала и скакала…
Софи подобрала юбки, развернулась и помчалась обратно. Пыль и щебень тучами разлетались из-под ее башмаков. На аллее рядом с ведром и бидоном растерянно стоял Персиваль. Софи схватила его и потащила за ближайшие деревья.
— Что случилось? — спросил Персиваль.
— Тихо! Это то проклятое Пугало! — прошипела Софи. И накрепко зажмурилась. — Нас тут нет, — забормотала она. — Тебе нас не найти. Убирайся. Убирайся, скорее, скорее, скорее!
— Но что…— недоумевал Персиваль.
— Молчите! Не сюда, не сюда, не сюда! — отчаянно твердила Софи. Она приоткрыла один глаз. Пугало было у самых ворот — оно остановилось, неуверенно раскачиваясь.
— Да, да, да, — закивала Софи. — Нас тут нет. Уходи побыстрее. Вдвое быстрее, втрое быстрее, вдесятеро быстрее! Уходи!
И тогда Пугало неохотно развернулось на своей ноге-палке и запрыгало назад по дороге. После нескольких неуверенных прыжков оно заскакало увереннее, все быстрее и быстрее, как Софи и говорила. Софи едва дышала и не выпускала рукав Персиваля, пока Пугало не скрылось из виду.
— А что в нем такого? — спросил Персиваль. — За что вы его гоните?
Софи затрясло. Пугало было где-то на дороге, и теперь она не отваживалась уходить из замка. Она взяла бидон и зашаркала обратно к особняку. Сбоку что-то мелькнуло. Софи подняла голову и поглядела на особняк. Мелькнули, как выяснилось, белые занавески, развевающиеся в открытых стеклянных дверях, выходящих на террасу. Отчищенные мраморные статуи теперь сияли белизной, и Софи обнаружила, что белые занавески виднеются во всех окнах и стекла везде тоже почему-то целые. Ставни висели ровно и сверкали свежей побелкой. Новенькую кремовую штукатурку не портили ни зеленые пятна плесени, ни пузыри. Парадная дверь черного дерева с позолоченной резьбой была подлинным шедевром, а в середине резьбы сияла золотая львиная морда с массивным кольцом в пасти вместо дверного молотка.
— Тоже мне! — скривилась Софи.
Она устояла перед искушением зайти в открытые двери террасы и поглядеть, что за ними. Хоул явно именно этого от нее и добивался. Софи зашагала прямо к входу, ухватилась за золотое кольцо и с треском распахнула дверь. Хоул и Майкл у стола принялись поспешно разбирать какой-то волшебный механизм. Наверняка он отчасти был для того, чтобы переколдовать дом, но Софи с первого взгляда поняла, что это подслушивающее устройство. Когда Софи ворвалась в комнату, к ней тут же нервно обернулись два лица. Кальцифер моментально юркнул под поленья.
— Лучше отойди, Майкл, — посоветовал Хоул.
— Шпион! — закричала Софи. — Пролаза!
— В чем дело? — поинтересовался Хоул. — Вы что, хотите, чтобы ставни тоже были черные с золотом?
— Ах вы бессовестный… — Софи запнулась. — Вы не только это слышали! Вы… вы… И давно вы знаете, что я… что я?…
— Что вы заколдованы? — уточнил Хоул. — Ну…
— Я ему рассказал, — робко высунулся Майкл из-за плеча Хоула. — Моя Летти…
— Ты?! — завопила Софи.
— Другая Летти тоже не стала держать язык за зубами, — поспешно вмешался Хоул. — Сами знаете. Да и миссис Ферфакс в тот день трещала без умолку. Мне тогда вообще, по-моему, все кому не лень об этом рассказывали. Даже Кальцифер, когда я его спросил. Да и неужели вы искренне уверены, будто я настолько несведущ в собственном ремесле, что не способен распознать сильнейшее заклятье, когда мне им прямо в нос тычут? Я даже несколько раз пытался его снять, когда вы не видели. Только ничего не выходило. Тогда я повел вас к миссис Пентстеммон, понадеялся, что она сумеет справиться с этими чарами, однако, судя по всему, и у нее ничего не вышло. Волей-неволей я пришел к заключению, что ваш просто нравится скрываться под этой маской…
— Маской? — завизжала Софи. Хоул рассмеялся ей в лицо.
— Да уж наверное, раз вы сами ее поддерживаете, — сообщил он. — Ну и семейка, право! Может быть, вас тоже на самом деле зовут Летти?
Для Софи это было слишком. Тут в комнату бочком протиснулся Персиваль с ведром гербицида в руке. В ведре еще оставалась добрая половина едкой жижи. Софи уронила бидон, отняла у Персиваля ведро и швырнула им в Хоула. Хоул пригнулся. Майкл увернулся от ведра. Гербицид вспыхнул зеленым пламенем от пола до потолка. Ведро грянулось в бадью с цветами, и цветы мгновенно погибли.
— Ух, ты! — одобрил Кальцифер из-под поленьев. — Лихо.
Хоул осторожно извлек череп из-под бурых останков цветов и обтер его о рукав,
— Еще бы не лихо, — заметил он. — Софи у нас не мелочится. — Обтертый череп побелел, как новенький, а на черном рукаве появилась линялая голубая с серебром полоса. Хоул положил череп на стол и скорбно оглядел рукав.
Софи совсем было решилась развернуться и уйти из замка куда глаза глядят, но все равно идти пришлось бы по дороге, а на дороге болталось Пугало. Тогда она плюхнулась в кресло и стала там злиться. Слова больше не скажу этим мерзавцам, думала она.
— Софи, — подал голос Хоул, — я старался как мог. Неужели вы не заметили, что в последнее время кости ноют куда меньше? — Софи промолчала. Тогда Хоул махнул на нее рукой и обратился к Персивалю. — Рад видеть, что вы все-таки собрались с мыслями. А то вы меня здорово напугали.
— Я правда почти ничего не помню, — виновато поежился Персиваль. Но он и правда не казался больше полоумным. Он взял из угла гитару и пробежался пальцами по струнам. У него тут же получилось подобие мелодии.
— Завидую белой завистью, — с жалобным видом заявил Хоул. — Мне, знаете ли, от рождения медведь на ухо наступил. Рассказали ли вы Софи всю правду? Может быть, вы вспомните, чего от вас добивалась Ведьма?
— Она хотела выведать все, что я знаю про Уэльс, — ответил Персиваль.
— Так я и думал, — серьезно сказал Хоул. — Ладно. — И он отправился в ванную и не появлялся два часа. Все это время Персиваль наигрывал на гитаре медленные задумчивые мотивы, словно бы учился, как обращаться с инструментом, а Майкл ползал по полу с дымящейся тряпкой, пытаясь избавиться от следов гербицида. Софи сидела в кресле и не произносила ни слова. Кальцифер то и дело выскакивал из-под поленьев, поглядывал на нее и прятался обратно.
Хоул вышел из ванной в костюме, сверкающем чернотой, с волосами, сверкающими белизной, и в облаке пара, благоухающего горечавкой.
— Вернусь поздно, — бросил он Майклу. — В полночь наступает день Середины лета, и Ведьма наверняка что-нибудь отмочит. Поэтому держи оборону наготове и, будь добр, не забудь, что я тебе сказал.
— Хорошо, — кивнул Майкл, бросая в тазик дымящиеся остатки тряпки.
Хоул повернулся к Персивалю:
— Кажется, я знаю, что с вами стряслось. Разобраться с тем, где у вас кто, — та еще работенка, но вот я вернусь, и завтра попробуем. — Хоул направился к двери, но остановился, взявшись за ручку. — Софи, вы со мной по-прежнему не разговариваете? — печально спросил он.
Софи понимала, что Хоул и в раю будет ныть, если ему это пойдет. И к тому же он только что беззастенчиво воспользовался ею, чтобы разговорить Персиваля.
— Нет! — рявкнула она.
Хоул со вздохом вышел. Софи подняла голову и увидела, что ручка повернута вниз черным. Ну и пожалуйста, подумала она. Какое мне дело до того, что завтра день Середины лета! Я ухожу!
