Глава 25
Харри стоял в лучах утреннего солнца в гостиничном номере без занавесок на окне. Если не считать телефона, прикрывавшего его правое ухо, он был голым. В окне напротив через двор сидела женщина и смотрела на него сонными глазами, свесив голову набок и медленно пережевывая бутерброд.
— Ханс Кристиан узнал это четверть часа назад, когда пришел на работу, — вещала Ракель в телефоне. — Другой человек сознался в убийстве Густо. Ну разве это не замечательно, Харри?
«Да, — подумал Харри. — Это замечательно. Звучит как „в это невозможно поверить“».
— А кто сознался?
— Некий Крис Редди, он же Адидас. Из наркоманской среды. Он застрелил Густо, потому что задолжал ему денег за амфетамин.
— Где сейчас Олег?
— Мы не знаем. Мы вообще только что обо всем узнали.
— Подумай, Ракель! Где он может быть? — Голос Харри прозвучал суровее, чем ему хотелось бы.
— Что… что происходит?
— Признание, вот что происходит, Ракель.
— А что с ним не так?
— Ты что, не понимаешь? Признание сфабриковано!
— Нет-нет. Ханс Кристиан говорит, что оно очень детальное и достоверное. Они ведь поэтому уже выпустили Олега.
— Этот Адидас утверждает, что застрелил Густо, потому что задолжал ему. То есть он хладнокровный циничный убийца. Но затем у него начинаются угрызения совести и он просто сознается в содеянном?
— Но когда он увидел, что могут осудить невинного человека…
— Забудь! В голове у отчаявшегося наркомана только одно — наркотик. В ней нет места угрызениям совести, поверь мне. Этот Адидас — наркоман, у которого нет денег, который за приличное вознаграждение с радостью сознается в убийстве и откажется от своих показаний, как только главный подозреваемый выйдет на свободу. Ты разве не видишь, какой сценарий здесь разворачивается? Когда кошка понимает, что не может подобраться к птичке в клетке…
— Прекрати! — закричала Ракель, захлебываясь слезами.
Но Харри не прекратил:
— …ей приходится освободить птичку из клетки.
Он слышал, как она рыдает. Знал, что произнес вслух то, о чем она отчасти сама догадывалась, но не находила в себе сил додумать до конца.
— Ты не мог бы меня успокоить, Харри?
Он не ответил.
— Я больше не буду бояться, — прошептала она.
Харри сделал вдох.
— Мы справлялись с таким раньше, справимся и сейчас, Ракель.
Он положил трубку. И вновь пришел к заключению, что стал прекрасным лжецом.
Женщина в окне на другой стороне двора лениво помахала ему тремя пальцами.
Харри провел по лицу рукой.
Теперь вопрос только в том, кто первым найдет Олега: он или они.
Думать.
Олега освободили вчера во второй половине дня где-то в Восточной Норвегии. Он наркоман, которому нужна «скрипка». Он отправится прямиком в Осло, на Плату, если только у него нет нычки. Он не может пойти на улицу Хаусманна: место преступления по-прежнему опечатано. Так где же ему переночевать, не имея ни денег, ни друзей? На улице Уртегата? Нет, Олег бы понял, что там его увидят и поползут слухи.
Олег мог быть только в одном месте.
Харри посмотрел на часы. Ему надо было попасть туда до того, как птичка улетит.
На стадионе «Валле Ховин» было так же безлюдно, как и в прошлый раз. Поворачивая за угол к раздевалкам, Харри сразу заметил, что одно из окон, выходящих на улицу, разбито. Он заглянул в него. Осколки стекла лежали внутри. Харри быстро пошел к двери и отпер ее имевшимся у него ключом. Открыл дверь раздевалки и вошел внутрь.
Ему показалось, что в него врезался товарняк.
Харри ловил ртом воздух, лежа на полу и борясь с тем, что на него навалилось. Это что-то было мокрым, вонючим и полным отчаяния. Харри крутился, пытаясь освободиться от захвата. Подавив рефлекторное желание ударить, он вместо этого схватил противника за руку, за ладонь, и заломил ее. Он встал на колени, выкручивая руку противника так, чтобы тот оказался прижат лицом к полу.
— Ой! Черт! Отпусти!
— Олег, это я, Харри!
Он отпустил руку, помог Олегу подняться и усадил его на скамейку.
Мальчик выглядел жалко. Бледный. Худой. С выпученными глазами. И пах он неопределенной смесью запахов зубного врача и экскрементов. Но он был чист.
— Я думал… — произнес Олег.
— Ты думал, что это они.
Олег уткнулся лицом в ладони.
— Пошли, — сказал Харри. — Мы уходим.
Они уселись на трибуне. Их окутывал бледный свет дня, отраженный от растрескавшейся бетонной поверхности стадиона. Харри вспоминал, сколько раз сидел здесь и смотрел, как бегает Олег, слушал звон полозьев коньков перед тем, как они врезались в лед, разглядывал отражение света прожекторов от поверхности льда, цвет которого варьировался от аквамаринового до молочно-белого.
Они сидели, прижавшись друг к другу, как будто на трибуне было тесно.
Какое-то время Харри слушал дыхание Олега, а потом начал говорить:
— Кто они, Олег? Ты должен доверять мне. Если я смог найти тебя, смогут и они.
— А как ты меня нашел?
— Это называется дедукцией.
— Я знаю, что это такое. Исключить невозможное и посмотреть, что осталось.
— Когда ты пришел сюда?
Олег пожал плечами:
— Вчера вечером, часов в девять.
— А почему ты не позвонил маме, когда тебя выпустили? Ты же знаешь, тебе смертельно опасно находиться сейчас на улице.
— Она бы просто увезла меня куда-нибудь и спрятала. Она или этот Нильс Кристиан.
— Ханс Кристиан. Они найдут тебя, ты же знаешь.
Олег посмотрел на свои руки.
— Я подумал, что ты приедешь в Осло раздобыть себе дозу, — сказал Харри, — но ты чист.
— Я уже больше недели чист.
— Почему?
Олег не ответил.
— Дело в ней? В Ирене?
Олег уставился вниз, на бетон, как будто тоже мог увидеть там себя. Услышать высокий звук толчка. Он медленно кивнул:
— Я единственный, кто пытается разыскать ее. У нее есть только я.
Харри ничего не сказал.
— Та шкатулка с драгоценностями, что я украл у мамы…
— Да?
— Я продал ее, чтобы купить наркоту. Только колечко оставил, которое ты ей купил.
— А его почему не продал?
Олег улыбнулся:
— Во-первых, оно не слишком дорогое.
— Что? — Харри изобразил ужас на лице. — Неужели меня обманули?
Олег засмеялся:
— Золотистое колечко с черной зазубринкой? Это покрытая патиной медь. С добавлением свинца для большего веса.
— Почему ты тогда просто не оставил эту бижутерию дома?
— Мама больше не носила его. И я хотел подарить его Ирене.
— Медь, свинец и золотая краска.
Олег пожал плечами:
— Мне это казалось правильным. Я помню, как радовалась мама, когда ты надел кольцо ей на палец.
— Что еще ты помнишь?
— Воскресенье. Площадь Весткантторге. Солнце не в зените, и мы утопаем в сухой осенней листве. Вы с мамой улыбаетесь и над чем-то смеетесь. А мне хочется взять тебя за руку. Но я уже не маленький мальчик. Ты купил колечко в лавке, где распродавали вещи умершего человека.
— И ты все это помнишь?
— Да. И я подумал, что если Ирена обрадуется хотя бы вполовину того, как радовалась мама…
— Она обрадовалась?
Олег посмотрел на Харри. Моргнул.
— Не помню. Мы были под кайфом, когда я ей его подарил.
Харри сглотнул.
— Она у него, — сказал Олег.
— У кого?
— У Дубая. Ирена у него. Он держит ее в заложниках, чтобы я не начал говорить.
Харри посмотрел на уныло склоненную голову Олега.
— Поэтому я ничего не сказал.
— Они что, угрожали расправиться с Иреной, если ты начнешь говорить?
— Этого не требуется. Они знают, что я не дурак. К тому же им надо и ей заткнуть рот. Она у них, Харри.
Харри поерзал на каменной скамейке. Вспомнил, что именно так они обычно сидели перед важными соревнованиями. Склонив головы, в молчании, вместе концентрируясь. Олег не хотел слушать советов. А у Харри их и не было. Но Олегу нравилось, когда они просто сидели вот так.
Харри кашлянул. Этот забег не для Олега.
— Если ты хочешь, чтобы у нас появился шанс спасти Ирену, ты должен помочь мне найти Дубая.
Олег посмотрел на Харри. Засунул руки под себя и пошевелил ногами. Как обычно. Потом он кивнул.
— Начни с убийства, — сказал Харри. — Не торопись.
Олег на несколько секунд закрыл глаза. Потом открыл.
— Я был под кайфом, только что всадил себе дозу «скрипки» на берегу реки, прямо за нашим домом на улице Хаусманна. Так было безопаснее, ведь когда я кололся в квартире, случалось, другие приходили в такое отчаяние, что набрасывались на меня, чтобы отобрать дозу, понимаешь?
Харри кивнул.
— Первое, что я заметил, поднявшись по лестнице, — это взломанная дверь в офисе напротив. В очередной раз. Больше я над этим не задумывался. Я прошел в нашу гостиную, там был Густо. Перед ним стоял мужик в лыжной маске. Он целился в Густо из пистолета. И я не знаю, то ли наркотик мне сказал, то ли что-то другое во мне, но я понял, что это не ограбление и что Густо сейчас убьют. Я отреагировал инстинктивно. Бросился на руку, держащую пистолет. Но слишком поздно, он успел выстрелить. Я упал на пол, а когда снова открыл глаза, то увидел, что лежу рядом с Густо, а в лоб мне упирается ствол пистолета. Мужик не сказал ни слова, и я был уверен, что сейчас умру.
Олег замолчал и сделал глубокий вдох.
— Но он, похоже, никак не мог принять решение. Потом мужик провел рукой по горлу.
Харри кивнул. «Молчи или умрешь».
— Он повторил движение, и я кивнул, подтверждая, что понял. И мужик ушел. Густо истекал кровью, как свинья, и я понял, что ему срочно требуется медицинская помощь. Но я не мог заставить себя пойти за ней, я был уверен, что мужик с пистолетом стоит прямо за дверью, потому что я не слышал, как он спускается по лестнице. Я думал, что если он меня увидит, то может передумать и застрелить.
Ноги Олега ходили ходуном.
— Я пытался прощупать пульс Густо, пытался поговорить с ним, сказал, что пойду за помощью. Но он не отвечал. А потом я перестал чувствовать его пульс. И не смог больше там находиться. Я ушел.
Олег выпрямился, как будто у него заболела спина, сложил руки в замок и заложил их на голову. Он продолжил менее внятным голосом:
— Я был под кайфом и не мог мыслить ясно. Я спустился к реке. Хотел поплыть. Вдруг мне бы повезло и я бы утонул. Потом я услышал сирены. И вот они пришли… Единственное, о чем я мог тогда думать, — это пальцы мужика и рука, чиркающая по горлу. И о том, что мне надо молчать. Потому что я знаю этих людей, я слышал, как они это делают.
— И как же они это делают?
— Они бьют по самому уязвимому месту. Сначала я боялся за маму.
— Но взять Ирену было проще, — сказал Харри. — Никто бы не забеспокоился, если бы уличная девчонка пропала на какое-то время.
Олег посмотрел на Харри. Сглотнул.
— Так ты мне веришь?
Харри пожал плечами:
— Меня легко обмануть, когда речь идет о тебе, Олег. Так обычно бывает, если ты… когда ты… ну ты понимаешь.
Глаза Олега наполнились слезами.
— Но… но это же совершенно невероятно. Все доказательства…
— Все встает на свои места, — сказал Харри. — Следы пороха на руках у тебя оттого, что ты бросился на пистолет. Его кровь — оттого, что ты щупал его пульс. Тогда же ты оставил на нем свои следы. Никто не видел, чтобы после выстрела из квартиры выходил кто-то еще, помимо тебя, потому что убийца вошел в офис, вылез в окно и спустился по пожарной лестнице со стороны реки. Поэтому ты и не слышал его шагов на лестнице.
Взгляд Олега зацепился за что-то на груди Харри.
— Но почему Густо убили? И кто?
— Этого я не знаю. Но думаю, его убил кто-то из тех, с кем ты знаком.
— Я?
— Да. Именно поэтому он общался с тобой жестами, а не словами. Чтобы ты не узнал его голос. А лыжная маска свидетельствует о том, что он боялся, как бы его не узнал кто-нибудь из вашей среды. Вполне вероятно, это человек, которого большинство из проживающих в квартире видели раньше.
— Но почему он пощадил меня?
— Этого я тоже не знаю.
— Я не понимаю. Позже они пытались убить меня в тюрьме. Несмотря на то, что я не сказал ни слова.
— Наверное, убийце не дали подробных инструкций, что делать с возможными свидетелями. Он сомневался. С одной стороны, ты мог опознать его по фигуре, языку тела, походке, особенно если ты видел его раньше. С другой стороны, ты был под таким кайфом, что почти ничего не запомнил бы.
— Наркотики спасают жизнь? — спросил Олег, осторожно улыбаясь.
— Да. Но его шеф, видимо, не согласился с такими рассуждениями, когда слушал доклад. Однако было слишком поздно. Поэтому, чтобы быть уверенными в том, что ты не заговоришь, они похитили Ирену.
— Они знали, что, пока Ирена у них, я буду молчать, так зачем же меня убивать?
— Появился я, — сказал Харри.
— Ты?
— Да. Им было известно, что я в Осло, с того момента, как мой самолет совершил посадку. Они знали, что я тот, кто может заставить тебя говорить, что Ирены недостаточно. Поэтому Дубай отдал приказ заставить тебя замолчать в тюрьме.
Олег медленно кивал.
— Расскажи мне о Дубае, — попросил Харри.
— Я никогда с ним не встречался. Но кажется, однажды был в том месте, где он живет.
— И где это?
— Не знаю. Нас с Густо взяли его помощники и отвезли в какой-то дом, но у меня на глазах была повязка.
— Ты уверен, что это был дом Дубая?
— Я так понял со слов Густо. И там пахло жильем. По звукам казалось, что это дом с мебелью, коврами и шторами, если ты…
— Я понимаю, продолжай.
— Меня отвели в подвал и только там сняли с глаз повязку. На полу лежал мертвец. Они сказали, что так будет со всеми, кто попытается их обмануть. И чтобы мы внимательно на него посмотрели, а потом рассказали, что произошло в Алнабру. Почему, когда приехала полиция, дверь была не заперта. И почему исчез Туту.
— Алнабру?
— Я вернусь к этому.
— Этот мертвец, как его убили?
— Что ты имеешь в виду?
— У него были колотые раны на лице? Или его застрелили?
— Разве я не сказал? Я не понял, отчего он умер, пока Петр не ткнул его в живот. Тогда из уголков рта у него полилась вода.
Харри облизал губы.
— Ты знаешь, кто это был?
— Да. Агент, который болтался там, где мы тусовались. Мы называли его Кепариком из-за его головного убора.
— Ммм.
— Харри…
— Да?
Ноги Олега бешено стучали по бетону.
— Мне не многое известно о Дубае. Даже Густо не хотел о нем говорить. Но я знаю, что, если ты попытаешься его поймать, ты умрешь.
