Глава 19
С момента встречи старикана с Исабеллой до начала зачистки прошло два месяца.
Первыми замели вьетнамцев. В газетах писали, что легавые нагрянули по девяти адресам одновременно, обнаружили пять складов героина и арестовали тридцать шесть вьетконговцев. Через неделю настала очередь косовских албанцев. Легавые воспользовались помощью группы «Дельта», чтобы взять штурмом квартиру в районе Хельсфюр, про которую, как думал цыганский барон, никто не знает. За ними последовали североафриканцы и литовцы. Мужик, ставший начальником Оргкрима, пижон модельной внешности с длинными ресницами, сообщил газете, что в полицию поступили анонимные сведения. На протяжении следующих недель все уличные дилеры, от угольно-черных сомалийцев до молочно-белых северян, были заметены и посажены за решетку. Но среди них не было ни одного из нас, носивших футболки «Арсенала». Мы уже стали замечать, что места на улицах стало больше, а очереди выросли. Старикан нанял нескольких безработных уличных торговцев, но выполнил свою часть сделки: торговля героином в центре Осло стала почти незаметной. Мы сократили импорт героина, потому что зарабатывали намного больше на «скрипке». «Скрипка» была дорогой, и часть торчков попыталась пересесть на морфин, но через некоторое время они возвращались.
Мы продавали быстрее, чем Ибсен изготавливал.
В один из вторников товар кончился у нас уже в половине первого, а поскольку пользоваться мобилами строго запрещалось — старикан думал, что Осло все равно что хренов Балтимор, — мы пошли к вокзалу и позвонили на русский «Грессо» из автомата. Андрей сказал, что занят, но подумает, что можно сделать. Олег, Ирена и я сели на лестницу на Шиппергата, отогнали покупателей и расслабились. Через час я увидел, как к нам хромающей походкой приближается какой-то тип. Это оказался Ибсен собственной персоной. Он был пьян. Орал и хлопал руками. До тех пор, пока не заметил Ирену. Тогда он как будто сдулся, и голос у него стал более мирным. Пошел с нами во двор, где передал полиэтиленовый пакет с сотней доз.
— Двадцать тысяч, — сказал он, протянув руку, это ведь наличный бизнес.
Я отвел его в сторонку и сказал, что, когда у нас в следующий раз кончится товар, мы сами зайдем к нему.
— Мне не нужны гости, — ответил он.
— Возможно, я заплачу чуть больше двух сотен за дозу, — сказал я.
Он с подозрением посмотрел на меня.
— Планируешь открыть собственную лавочку? А что на это скажет твой босс?
— Это останется между нами, — заверил я. — Мы говорим о маленьких партиях. Десять — двадцать доз для друзей и знакомых.
Он громко рассмеялся.
— Я буду приходить с девчонкой, — сказал я. — Кстати, ее зовут Ирена.
Он перестал смеяться. Посмотрел на меня. Попытался снова захохотать, но ничего у кривоногого не вышло. А в его глазах явственно читалось: одиночество, жадность, ненависть. И вожделение. Хреново вожделение.
— В пятницу, — сказал он. — В двадцать часов. Она пьет джин?
Я кивнул. С этого момента пьет.
Он дал мне адрес.
Через два дня старикан пригласил меня на обед. Я подумал было, что Ибсен меня сдал, но потом вспомнил его взгляд. Нас обслуживал Петр. Мы сидели за длинным столом в холодной гостиной, и старикан рассказывал, что он сократил импорт героина наземным путем из Амстердама и теперь поставки идут только из Бангкока с помощью нескольких летчиков. Он объяснил мне все цифры, удостоверился, что я его понял, и задал обычный вопрос, не употребляю ли я «скрипку». Он сидел в полумраке и разглядывал меня, но время было позднее, и он позвал Петра и попросил его отвезти меня домой. В машине я думал, не спросить ли Петра, считает ли он старикана импотентом.
Ибсен жил в типично холостяцкой квартире в большом доме в районе Экеберг.
Большой плазменный экран, маленький холодильник, голые стены. Он приготовил мерзкий джин-тоник с выдохшимся тоником без лимона, но с тремя кусками льда. Ирена следовала плану: улыбалась, была милой и предоставила мне право вести все разговоры. Ибсен сидел с идиотской ухмылкой и пялился на Ирену, но, к счастью, успевал закрыть рот всякий раз, когда из него готова была закапать слюна. У него играла, блин, классическая музыка. Я взял свои пакетики, и мы условились, что я зайду через четырнадцать дней. С Иреной.
Потом появился первый отчет о том, что количество смертей от передозировки пошло на убыль. А вот о чем в этих отчетах не писали, так это о том, что первичные потребители «скрипки» через пару недель после первого укола уже стояли в очереди, содрогаясь от приступов трясучки и тараща глаза от абстиненции. Они плакали, комкая в руках свои помятые сотни, когда им говорили, что цена снова выросла.
Во время третьего визита к Ибсену он отвел меня в сторону и сказал, что хочет, чтобы в следующий раз Ирена пришла одна. Я сказал, хорошо, но в таком случае он продаст мне пятьдесят пакетиков по сто крон за штуку. Он кивнул.
Ирену пришлось немного поуговаривать, потому что на этот раз старые трюки не помогали, и разговор вышел жестким. Я объяснил ей, что это мой шанс. Наш шанс. Спросил, действительно ли она хочет, чтобы я жил на матраце в репетиционном зале. Под конец она, заливаясь слезами, пробормотала, что этого она не хочет. Но не хочет она и… Я ответил, что этого и не нужно, ей придется всего лишь проявить немного доброты к несчастному одинокому мужчине, с такой-то ногой жизнь у него не слишком веселая. Она кивнула и взяла с меня слово, что я ничего не скажу Олегу. После ее ухода я почувствовал себя так плохо, что растворил один пакетик «скрипки» и выкурил остаток, забив в сигарету. Я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Она стояла над моим матрацем и рыдала так, что слезы падали мне на лицо и щипали глаза. Ибсен попытался, но она ускользнула.
— Пакетики взяла? — спросил я.
Понятно, что я задал неправильный вопрос. Она совершенно сломалась. И я сказал, что у меня есть кое-что, отчего ей снова станет хорошо. Я зарядил шприц, она огромными мокрыми глазами смотрела, как я ищу синюю вену на ее белой гладкой коже и всаживаю в нее иглу. Я чувствовал, как спазмы ее тела переходят в мое, когда жал на поршень шприца. Ее рот открылся в безмолвном оргазме. А потом наркотик опустил на ее глаза прозрачные шторы.
Может быть, Ибсен и был старой свиньей, но в своей химии он разбирался.
Но я знал, что потерял Ирену. Прочитал это в ее глазах, когда спросил про пакеты. Все уже не могло быть по-старому. В тот вечер я увидел, как Ирена ускользнула от меня в наркотическое забытье вместе с моими возможностями стать миллионером.
А вот старикан продолжал зарабатывать миллионы. И тем не менее требовал больше и быстрее. Казалось, он куда-то торопится, например заплатить долг, срок платежа по которому вот-вот выйдет. Потому что я не видел, чтобы он тратил деньги: он жил в том же старом доме, лимузин мыли, но не меняли, а его штаб состоял из двух сотрудников — Андрея и Петра. У нас был единственный конкурент — «Лос Лобос». Но они тоже расширяли сеть уличных торговцев, нанимая вьетнамцев и марокканцев, которых еще не упекли за решетку. Они продавали «скрипку» не только в центре Осло, но и в Конгсвингере, Тромсё, Тронхейме и, по слухам, в Хельсинки. Настоящий знающий бизнесмен был бы доволен таким статусом, блин, кво.
На синем-пресинем небе было всего два облака.
Первое — это тайный агент в тесной кепочке. Как мы знали, до сведения полицейских было доведено, что люди в футболках «Арсенала» больше не являются приоритетной целью, но парень в кепке продолжал вертеться вокруг нас. Второе — это то, что «Лос Лобос» стали продавать «скрипку» в Лиллестрёме и Драммене дешевле, чем в Осло, и это привело к тому, что некоторые наши клиенты садились на поезд и ехали туда.
Однажды меня вызвали к старикану и велели передать сообщение одному полицейскому. Звали его Трульс Бернтсен, и проделать все предстояло тайно. Я поинтересовался, почему этого не могут сделать Андрей или Петр, но старикан ответил, что с Бернтсеном решили не вступать в явный контакт, чтобы не вывести полицию на старикана. И что, хотя я тоже располагал информацией, способной раскрыть его, я был единственным, помимо Петра и Андрея, кому он доверял. Да, он в некоторых отношениях доверял мне даже больше. Наркобарон доверяет Вору, подумал я.
В сообщении говорилось, что старикан организовал встречу с Одином, чтобы поговорить о Драммене и Лиллестрёме. Они должны были встретиться в «Макдоналдсе» на улице Киркевейен в районе Майорстуа в четверг, в семь часов вечера. Они сняли весь второй этаж для детского праздника, и посторонних туда не должны были пускать. Я уже представлял это: воздушные шарики, серпантин, бумажные короны и, блин, клоун. И застывшее выражение лица этого клоуна, когда он увидит гостей: матерые байкеры с лицами убийц и заклепками на руках, два с половиной метра железобетонных казаков и Один со стариканом, пытающиеся прикончить друг друга взглядом, поедая картофель фри.
Трульс Бернтсен жил один в многоквартирном доме в Манглеруде, но, когда я рано утром в воскресенье позвонил в его дверь, дома никого не оказалось. Сосед, наверняка услышавший дребезжание звонка в его квартире, высунулся с балкона и прокричал, что Трульс помогает Микаэлю строить террасу. И пока я ехал по адресу, который он мне дал, я думал, что Манглеруд похож на хренову деревню. Все всех знали.
Я бывал раньше в Хёйенхалле. Это Беверли-Хиллз Манглеруда. Огромные виллы с видом на долину Квернердален, центр города и Хольменколлен. Я стоял на дороге и смотрел вниз, на недостроенный дом. Перед ним расположилась куча мужиков с голыми торсами, с банками пива в руках. Они разговаривали, смеялись и кивали в сторону опалубки того, что должно было стать террасой. Я сразу узнал одного из них. Модельной внешности, с длинными ресницами. Новый шеф Оргкрима. Мужчины резко прекратили разговоры, когда заметили меня. И я понял почему. Все они были полицейскими — полицейскими, почуявшими бандита. Ситуация была патовой. Я не спросил старикана, но сам догадался, что Трульс Бернтсен — тот самый союзник в полиции, которого старикан порекомендовал найти Исабелле Скёйен.
— Да? — сказал мужчина с длинными ресницами.
У него было прекрасно тренированное тело. Мышцы живота как кирпичи. Я все еще мог дать задний ход и навестить Бернтсена позже. В общем, не знаю, почему я сделал то, что сделал.
— У меня сообщение для Трульса Бернтсена, — произнес я громко и отчетливо.
Мужчины повернулись к своему товарищу, и тот поставил пивную банку и вразвалочку направился ко мне на своих кривых ногах. Он не остановился до тех пор, пока не подошел так близко, чтобы другие не могли нас слышать. У него были светлые волосы, мощная нижняя часть лица с челюстью, похожей на выдвинутый ящик. Маленькие поросячьи глазки горели ненавистью и подозрительностью. Если бы он был домашним животным, его бы усыпили из эстетических соображений.
— Понятия не имею, кто ты такой, — прошептал он, — но могу догадаться, и я, черт возьми, не желаю, чтобы ты являлся ко мне подобным образом. Это ясно?
— Ясно.
— Давай быстро, что там у тебя?
Я назвал место и время встречи. И что Один предупредил, что явится со всей своей бандой.
— Иначе не осмелится, — сказал Бернтсен, похрюкивая.
— У нас есть информация, что они только что получили большую партию перца, — сказал я.
Мужики у террасы снова принялись за пиво, но я заметил, что шеф Оргкрима постоянно на нас поглядывает. Я говорил тихо, пытаясь сказать все, что мне было поручено:
— Он лежит в клубе в Алнабру, но уйдет оттуда через пару дней.
— Пахнет парочкой арестов и последующей небольшой облавой.
Бернтсен снова хрюкнул, и только теперь я понял, что он так смеется.
— Это все, — сказал я, развернувшись, чтобы уйти.
Я успел прошагать всего несколько метров, как услышал окрик. Мне не надо было поворачиваться, чтобы понять, кто кричал. Я сразу увидел это в его глазах. Такова, как-никак, моя специальность. Он нагнал меня, и я остановился.
— Кто ты такой? — спросил он.
— Густо. — Я убрал волосы с глаз, чтобы он смог лучше рассмотреть меня. — А ты?
Секунду он удивленно смотрел на меня, как будто я задал сложный вопрос. А потом с улыбкой ответил:
— Микаэль.
— Очень приятно, Микаэль. А где ты тренируешься?
Он кашлянул:
— Что ты здесь делаешь?
— Я уже сказал. Сообщение для Трульса. Можно мне глоточек твоего пива?
Приметные белые пятна на его лице внезапно как будто засияли. Он снова заговорил дрожащим от злости голосом:
— Если ты уже выполнил свое поручение, то я предлагаю тебе убраться.
Я встретился с ним взглядом. Яростные зеленые глаза. Микаэль Бельман был так красив, что у меня появилось желание прикоснуться к его груди. Ощутить кончиками пальцев нагревшуюся на солнце потную кожу. Ощутить мышцы, которые автоматически напрягутся от неожиданности — какого черта я себе позволил? Ощутить, как набухает сосок, сжатый большим и указательным пальцами. И сладкую боль от его удара, который он нанесет, чтобы защитить свое доброе имя и репутацию. Микаэль Бельман. Я ощутил желание. Собственное хреново вожделение.
— Увидимся, — сказал я.
В тот же вечер до меня дошло. Дошло, как мне сделать то, что, готов поспорить, тебе так и не удалось. Потому что если бы тебе удалось, ты бы меня не бросил, правда? Как мне обрести целостность. Как мне стать человеком. Как мне стать миллионером.
