Глава 27

Риццоли сидела на больничной койке перед экраном телевизора. Ее руки были так основательно забинтованы, что издалека напоминали боксерские перчатки. На голове было выбрито большое пятно — в этом месте доктора накладывали черепные швы. Она возилась с пультом телевизора и не сразу заметила, что в дверях стоит Мур. Он постучал. Когда она обернулась, он на мгновение увидел в ней слабую беззащитную женщину. Впрочем, она тут же нацепила маску независимости и стала прежней Риццоли, настороженно наблюдающей за тем, как он прошел в палату и сел на стул.

На экране телевизора мелькали кадры очередной мыльной оперы.

— Ты не можешь выключить эту пошлятину? — раздраженно бросила она и указала перебинтованной рукой на пульт управления. — У меня не получается нажать на кнопку. Они, наверное, думают, что я могу переключать носом или еще чем-нибудь.

Он взял пульт и выключил телевизор.

— Спасибо тебе, — фыркнула она. И поморщилась от боли в трех сломанных ребрах.

С выключенным телевизором стала заметной долгая пауза, повисшая между ними. Из коридора доносились крики врачей и грохот тележек, развозивших еду.

— За тобой здесь хорошо ухаживают? — спросил он.

— Вполне прилично для сельской больницы. Может, даже лучше, чем в городе.

В то время как Кэтрин и Хойт были доставлены самолетом в медицинский центр «Пилгрим» в Бостон в связи с их тяжелыми ранениями, Риццоли поместили в местную больницу. Несмотря на удаленность от города, почти все детективы из отдела убийств уже совершили паломничество в эти края, чтобы повидать коллегу.

И все приносили цветы. Букет роз от Мура затерялся среди ваз, расставленных по всей палате.

— Ого! — произнес он. — Я смотрю, у тебя много поклонников.

— Да. Не верится? Даже Кроу прислал букет. Вон те лилии. Думаю, он этим пытается мне что-то сказать. Тебе не кажется, что это на тему похорон? А видишь те чудные орхидеи? Это от Фроста. Черт возьми, это я должна была послать ему цветы в знак благодарности за спасение.

Именно Фрост позвонил в полицию штата и вызвал подкрепление. Когда Риццоли отключила пейджер, он связался с Дином Хоббзом и узнал о ее передвижениях. В частности, о том, что она поехала на ферму «Стерди» разыскивать женщину с черными волосами.

Риццоли продолжала инвентаризацию своего цветочного фонда.

— А вот эта огромная ваза с тропическими растениями от семьи Елены Ортис. Гвоздики прислал Маркетт, скупердяй. А жена Слипера принесла вот этот гибискус.

Мур изумленно качал головой.

— Ты все это запомнила?

— Да, конечно, ведь мне никто никогда не дарил цветы. Я буду помнить этот момент всю жизнь.

В ней опять проступила уязвимость. И еще он заметил, что ее темные глаза как-то особенно блестят. Она была в синяках, в бинтах, с уродливой лысиной на голове. Но, абстрагируясь от недостатков в ее внешнем облике, не замечая квадратной челюсти и выпирающего лба, можно было увидеть ее красивые глаза.

— Я только что разговаривал с Фростом. Он сейчас в «Пилгриме», — сказал Мур. — Говорит, что Хойт будет жить.

Она промолчала.

— Сегодня утром ему провели экстубацию гортани. У него до сих пор трубка в груди, поскольку повреждено легкое. Но дышит он самостоятельно.

— Он в сознании?

— Да.

— Говорит?

— С нами нет, — ответил Мур. — Только со своим адвокатом.

— Господи, если бы у меня тогда была возможность прикончить этого гада…

— Ты бы этого не сделала.

— Думаешь?

— Я думаю, что ты слишком хороший полицейский, чтобы не повторять прошлых ошибок.

Она в упор посмотрела на него:

— Кто знает!

«Даже ты не знаешь. Никто не знает, пока не окажется перед таким выбором».

— Я думал, что ты уже сделала определенные выводы, — сказал он, поднимаясь.

— Эй, Мур, — окликнула она его.

— Да?

— Ты ничего не сказал про Корделл.

Он намеренно не стал затрагивать эту тему. Кэтрин была главной причиной конфликта между ним и Риццоли, незаживающей раной в их отношениях.

— Я слышала, она идет на поправку.

— Операция прошла успешно.

— Он сделал это…

— Нет. Он не закончил экзекуцию. Ты прибыла вовремя.

Риццоли с облегчением откинулась на подушки.

— Я сейчас еду к ней в «Пилгрим», — сказал он.

— И что дальше?

— А дальше мы ждем тебя на работе, чтобы ты сама могла сжимать трубку своего проклятого телефона.

— Нет, я имела в виду, что будет дальше между вами?

Мур помолчал, уставившись в окно, откуда на лилии струился солнечный свет.

— Не знаю.

— Маркетт до сих пор печалится по этому поводу?

— Он предупредил меня. И был прав. Мне не следовало заходить так далеко. Но я не мог удержаться. Интересно, что было бы…

— Выходит, ты вовсе не святой Томас? — проговорила она. Мур грустно усмехнулся и кивнул. — Нет ничего более скучного, чем идеал, детектив.

Он вздохнул.

— Всегда приходится делать выбор. Трудный выбор.

— Главный выбор не бывает легким.

Повисла пауза.

— Может, выбирать нужно вовсе не мне, — наконец сказал он, — а ей.

Когда он подошел к двери, Риццоли окликнула его:

— Когда увидишь Корделл, передай ей от меня пару добрых слов, хорошо?

— И что сказать?

— Скажи, чтобы в следующий раз целилась выше.

«Я не знаю, что будет дальше».

Он ехал обратно в Бостон, и воздух, врывавшийся в открытое окно его машины, был заметно прохладнее. Ночью пришел холодный фронт из Канады, и в городе стало легче дышать. Он думал о Мэри, своей сладкой Мэри, о галстуках, которые она ему никогда не завяжет. Двадцать лет совместной жизни оставили много воспоминаний. Шепот в ночи, интимные шутки, целую историю. Да-да, историю. Супружеская жизнь как раз и соткана из таких мелочей, как подгоревший ужин, ночные заплывы, и множества других, незримо связывающих двух людей. Они вместе были молодыми, вместе вступили в зрелый возраст. Ни одна женщина, кроме Мэри, не могла стать хозяйкой его прошлого.

А вот будущее было невостребованным.

«Я не знаю, что будет дальше. Но точно знаю, кто сделает меня счастливым. И думаю, что смогу сделать счастливой ее. И сейчас, в этот момент нашей жизни разве можно мечтать о другом счастье?»

С каждой милей он отбрасывал новый пласт сомнений. И, остановившись у «Пилгрима», направился к дверям решительной походкой мужчины, сделавшего свой окончательный и правильный выбор.

Он поднялся на лифте на пятый этаж, зарегистрировался у администратора и прошел по длинному коридору к палате 523. Тихо постучал в дверь и вошел.

У постели Кэтрин сидел Питер Фалко.

В этой палате, как и у Риццоли, пахло цветами. Утренний свет струился в окно, отбрасывая золотистые лучи на постель и ее обитательницу. Она спала. В изголовье стояла капельница, и солевой раствор поблескивал, переливаясь в трубке словно крохотные бриллианты.

Мур встал по другую сторону кровати, и в комнате повисло долгое молчание.

Фалко нагнулся и поцеловал Кэтрин в лоб. Потом поднялся и пристально посмотрел на Мура.

— Берегите ее.

— Обязательно.

— Я прослежу, — сказал Фалко и вышел из палаты.

Мур занял его место на стуле и взял руку Кэтрин. Бережно поднес ее к губам. И тихо повторил:

— Обязательно.

Томас Мур был человеком слова.