Глава 28
«Запри ее! — кричит Ванек. Он рычит и показывает на дверь. — Быстро — или увидят!»
Дверь открывается, и я в суматошном броске прыгаю к ней. В образовавшейся щели появляется лицо:
— Элли?
Врезаюсь в створку, захлопываю ее. Тот, кто заглядывал, скорее всего, не мог увидеть тело Элли.
Теперь голос больше взволнованный, чем недоумевающий:
— Элли?
«Скажи им, что ты — я, — подсказывает Ванек. — Они поверят — их воспитали в вере ко мне».
— Это я, — говорю тут же, — доктор Ванек. Вам что-то нужно?
— Доктор, мы слышали крик. У вас все в порядке?
Отвечаю первое, что приходит в голову:
— Элли хочет отменить эвакуацию.
«Нет! — восклицает Ванек и бросается ко мне».
— Идите и другим передайте, — продолжаю я. — Нам нужно, чтобы все оставались в лагере.
«Ты не смеешь! — вопит Ванек, кидаясь к двери, но я прикрываю ручку своим телом. — Нам необходимо эвакуироваться, — настаивает он. — Предательство Элли не отменяет этого!»
— Но ее смерть отменяет, — говорю я, осаживая его взглядом. — Теперь тут командую я, и я хочу закрыть всю контору — лагерь, детей, процесс. Весь этот кошмар. Полицейские вернутся, увидят все и положат этому конец.
«И что, по-твоему, будет с тем, кто теперь командует? — спрашивает Ванек. — Погладят по головке и отпустят?»
— Они ничего не знают о вас, — отвечаю я. — Полицейские видели, что я появился час назад. ФБР наблюдало за мной долгие годы. У них столько доказательств моего неучастия, что они даже послали человека разобраться с этим.
«Значит, совет в полном составе отправится в тюрьму, — подводит итог Ванек. — Твоими стараниями. Что ты собираешься делать с ними? — Он обводит рукой погруженные в сумерки ясли. — Две, может быть, три сотни детей. Спасти их невозможно — процесс необратим. Судебная система разместит их по больницам и воспитательным домам по всему миру. „Дети“ рассеются по всему миру — на такой результат мы даже не смели надеяться. Думаешь, у нас нет людей в полиции? В судах? Майкл, ты уже проиграл».
— Вы пытаетесь спровоцировать меня, чтобы я убил их? Это единственная оставшаяся возможность!
«Я пытаюсь помочь увидеть их такими, какие они есть».
— И какие же они?
«Неотвратимые».
Я смотрю на него в свете ламп, прислушиваюсь к крикам снаружи. Лагерь погрузился в хаос. Перевожу взгляд на тело Элли, потом на ряды детей.
— Кто же они?
«Они такие же, как ты».
— Тогда кто вы? — спрашиваю я. — То, что вы сделали в машине… и то, как Элли напала на меня только что. Это не из ряда нормальных явлений, я бы даже сказал, что и не из ряда реальных. — Смотрю на него широко раскрытыми глазами. — Может, вы инопланетяне?
«Мы принадлежим Земле в большей мере, чем вы. Мы ее дети».
— И как это понимать?
«Ты знаешь, где кроется ответ». — Ванек пожимает плечами.
Конечно, в старом фермерском жилище. В том, который Элли называла Домом, — в логове Черни. Кто бы они ни были, что бы ни представлял собой процесс, корень всего там.
— У нас мало времени, — говорю я. — Полиция не должна найти меня.
«Опять в бега? Ты ничего другого и не собираешься делать?»
— Пойду в Дом. Но выбраться мне нужно до появления копов. — Киваю на тело. — Ведь это третий убитый мной человек.
«Она жива».
Прислушиваюсь у двери, чтобы убедиться, что никто не поджидает с другой стороны. Осторожно открываю ее, осматриваю лагерь. Люди бродят по грунтовым улицам растерянными толпами. Оглядываюсь на спящих детей. Спасти их я не могу, но, может быть, в моих силах сделать так, чтобы подобное ни с кем не случилось впредь.
Смотрю на дверной замок, трогаю его — устроен он просто. Пожалуй, имеет смысл запереть дверь — не хочу, чтобы кто-нибудь увидел Элли и поднял тревогу.
Выхожу на улицу и защелкиваю замок.
Мимо проходит человек с поводком, на конце — ошейник, волочащийся по земле. Дожидаюсь, когда он минует меня, и выхожу на улицу, петляю между десятком медлительных разнородных групп. Посреди дороги стоит женщина, держит в руках перевернутый пакет из супермаркета. Она смотрит на пустой пакет с таким видом, будто погружена в важные размышления. За ее спиной в панике мечутся другие безумцы, топчут раскиданные по земле пластмассовые овощи. Обхожу женщину и двигаюсь дальше.
— Доктор Ванек! — Это та, которую зовут Арлин, она пробирается ко мне сквозь толпу. — Доктор Ванек, что происходит?
Понятия не имею, что сказать. Нельзя допустить, чтобы детей спрятали от полиции, но Ванек прав: они рассеются по городу, может быть, по всей стране. Способен ли культ распространяться таким образом? Кто бы они ни были, пойманные в наших головах, под силу ли им выбраться оттуда? Способны ли они размножаться? Необходимо попасть в Дом.
Показываю на главные ворота:
— Вы должны следить за ними, ясно? Наблюдайте, и, если кто подойдет, поднимайте тревогу.
— Но у нас же есть охранники.
— Я не доверяю им в таком кавардаке. Что, если кто-то попросил их помочь с эвакуацией? А теперь они получили совсем другое задание? Наблюдение должно быть постоянным, и поручить его можно лишь надежному человеку. Могу я доверять вам?
— Конечно, доктор.
— Тогда ступайте.
Она направляется к воротам, останавливается, снова поворачивается ко мне и прикасается к моей руке:
— Доктор?
— Да?
Арлин колеблется, переступает с ноги на ногу:
— Все закончилось?
— Я… не знаю.
— Были люди, с которыми я жила.
— Ваша семья?
— Не моя. — Она хмурится, оглядывая свое тело. Пожимает плечами. — Ее. — Я вглядываюсь в Арлин. Она переступает с ноги на ногу. — Я увижу их когда-нибудь?
Не знаю, что ей ответить.
— А хотите?
Она складывает губы трубочкой, ищет слова. Начинает говорить, но останавливается. Снова начинает и останавливается. Кладу руку ей на плечо, ощущаю электрический гул смятения.
— Наблюдайте за воротами.
Она кивает и уходит. Смотрю вслед, пытаясь понять, чего хотела Арлин, но времени слишком мало — скоро найдут Элли, заперта дверь или нет, а тогда начнут искать меня. Пробираюсь сквозь хаос к Дому и пробую дверную ручку. Заперто. Видимо, даже внутри секты существуют тайны. Обхожу дом, направляясь к задней двери, спрятанной в тени, и выбиваю стекло локтем. Осколки падают на пол, разбиваются на более мелкие кусочки. Осторожно просовываю внутрь пальцы и поворачиваю ручку.
Издалека доносится крик:
— Он здесь! Убийца!
Значит, они нашли Элли. Скриплю зубами и открываю дверь. Может быть, там найдется оружие для самозащиты.
Передо мной кухня небольшого загородного дома, по крайней мере, строилась эта комната как кухня, но секта приспособила ее под свои цели. На стенах висят карты. Пустое место в кухонной стойке, видимо, предназначалось для плиты. Теперь там шкафы, забитые папками. Большой стол в углу усыпан бумагами. Подхожу с намерением прочесть хотя бы некоторые, но в комнате слишком темно. На кухонной стойке есть светильники, но я боюсь выдать себя и потому несу листы к окну, отодвигаю штору и вчитываюсь при лунном свете. Это финансовые отчеты, свидетельства о рождении, послужные списки членов секты в правительстве, правоохранительных органах, медицинских учреждениях, армии. Ванек наблюдает за мной из тени в углу. Я поднимаю бумаги:
— Что это?
— Способ добывания средств.
— Но ферма самодостаточна, — говорю я, просматривая документы. — Ваши приятели устраиваются на работу по другим причинам. Как Брэндон для похищения компонентов цианида. Или Ник — чтобы приглядывать за мной в больнице. — Поднимаю лист. — У вас есть член муниципального совета — он вполне мог способствовать автономному существованию фермы. — Читаю следующий. — А это полицейский, чтобы защищать вас. — Подношу к свету третий лист, тычу в него. — Человек в коммунальной службе, но… не понимаю, какой в нем прок. Чтобы воду бесплатно получать?
— Вода — это единственное, за что мы платим.
— Но у вас есть колодцы.
— Колодезная вода гораздо чище. — Он холодно улыбается. — Никто не знает, что́ циркулирует в системе городского водоснабжения.
Вот, значит, в чем дело.
— Цианид. Вы платите за воду, чтобы она протекала через ферму, а за это время отравляете ее цианидом.
— Еще нет, — говорит он, качая головой. — Пока не будет готова инфраструктура. Пока директор коммунальной службы не определит, какой трубопровод куда направляется.
— И тогда вы убьете всех жителей города.
— Только одного города? Майкл, бога ради, отдай же должное нашим амбициям.
Нервно сглатываю.
— Четвертая фаза?
Ванек молчит.
— Не могу поверить, что у вас столько людей. Вы недостаточно долго занимаетесь этим.
— Первая фаза началась в пятидесятых годах двадцатого века, — сообщает Ванек. — Мы взяли целую семью: Милоша и Николая Черни, их сестру Элишку и ее мужа Амброуза Ванека; еще с десяток людей, которые жили и работали здесь, на ферме. Как только мы приспособились к физиологии первой группы, то разделились на команды: я был ответственным за процесс слияния, остальные же почти немедленно разошлись, чтобы проникнуть во все социальные сферы.
— И уничтожить мир.
— Очистить его.
Я с ненавистью смотрю на Ванека:
— Вы чудовища. — Он не возражает. — Настоящие чудовища… Вообще не люди, вы просто… передвигаете нас, как пешек. — Кидаю бумаги. — Вы сказали, что ответы здесь. И я пришел сюда. Так кто же?
Он кивает на дверь в следующую комнату:
— Мы там — совсем рядом.
Медлю, смотрю на него. Подозрительно, что он ничего не скрывает, при этом я уверен, что угрозы нет. Ему нужно мое тело живым. Подхожу к двери, замираю, взявшись за ручку. Что я увижу там? Представляю ряд детских кроваток, потоки крови, женщину с безумными глазами и ножом в руках. Прогоняю эти видения и распахиваю дверь.
В комнате гораздо темнее, чем на кухне, потому что передняя дверь закрыта, а окна наглухо заколочены досками. Нащупываю лампу и коробо́к рядом с ней, долго вожусь, наконец удается зажечь спичку — комната сияет оранжевыми тонами, крохотный шарик света раздвигает тьму. Поджигаю фитиль, шарик увеличивается в размерах, становится ярче, желтеет.
Ванек следует за мной и закрывает дверь на кухню, чтобы в лагере не был виден свет. Сквозь стены едва доносятся крики, звуки беспорядочного движения — «Дети Земли» носятся в панике, почуяв призрак убийцы. Может, это и в самом деле я? Неужели я пришел, чтобы уничтожить их? Игнорирую шум — мне нужны ответы. Отбрасываю все лишние мысли.
Здесь никого нет, но я не один. Чувствую это ногами — они вибрируют, словно под половицами работает двигатель. Совсем близко есть кто-то или что-то. Истинные дети земли находятся так близко, что протяни руку — и прикоснешься. Но где?
В комнате почти ничего нет, только несколько стульев, кровать и замысловатое устройство из цепей и блоков. Обхожу их, прикасаюсь к каждому предмету. Толстые металлические цепи холодны, они не гладкие и не шершавые, идут от кровати к системе шестерен и валов на потолке. На кровати тонкий матрас и грубое шерстяное одеяло, по бокам — прочные кожаные ремни. Похоже на ту койку, на которой меня зафиксировали в лечебнице Пауэлла. Беру один из ремней, верчу в руке. Роняю на матрас. Подхожу к изголовью…
…И тут меня настигает. Вот откуда исходит гул, его источник прямо под ногами. Это те же пульсирующие толчки, что я чувствую вблизи сотовых телефонов. Тот же гул, который испытываю, прикасаясь к членам секты. Только в сто раз сильнее. В тысячу раз сильнее. И теперь он несет не боль, а какую-то нездоровую эйфорию, словно хор в голове, что слышишь, приняв наркотик или когда начинает действовать общая анестезия. Он зовет меня, тянет вниз, кажется более знакомым и более чуждым, чем все, что мне доводилось переживать. Оказывается, я лежу на полу. Пытаюсь подняться. Доктор Ванек берет меня за руку и оттаскивает к стене.
— Нас все еще много там, внизу. — Он тяжело дышит. — Ощущение… сильнее, чем мне помнилось.
На полу очертания люка. Похоже на проход в погреб. Теперь понятно и назначение цепей: когда люк открыт, кровать может сдвигаться и уходить вниз. Поднимаюсь с трудом, опираясь на стену.
— Кто вы?
— Мы Дети Земли.
— Что это значит?
Ванек стоит неподвижно.
— То, что мы жили здесь задолго до вас. За миллионы лет до появления человека обитали в глубинах Земли, постигали ее тайны. Думали, наблюдали и учились.
— Вы личинки?
— Личинки — игра твоего воображения, — усмехается Ванек. — Такими мы видимся тебе. Ты осознавал что-то, но не мог охватить это разумом, а потому создал галлюцинацию, облек нас в некую форму. На самом деле у нас вообще нет тела.
— Это невозможно!
— Не будь идиотом. Что такое разум, если не организованная матрица электрических импульсов? Вы попросту эволюционировали в плоть. Но в этом и состоит типичная человеческая кичливость: думаете, другие формы жизни не могли эволюционировать иным способом.
— Вы не просто реагируете на электрические поля. — Внезапно все части пазла собираются в единое целое. — Вы и есть электрические поля.
— Мы — энергия, — объясняет он, — ничем не ограниченная и, как выяснилось, незащищенная.
Смотрю на дверь в полу, сквозь подошвы ботинок все еще ощущая ее притяжение. «Личинки» кажутся такими могущественными — что может им повредить?
— Не защищенная от чего?
— От вас, от вашего радио, от сотовых телефонов. Чем совершеннее ваши технологии, тем больше мы подвержены их влиянию — концентрированные излучения, поля, сигналы опутали всю планету.
Киваю:
— Вот почему эти сигналы так мучительны для меня — потому что они причиняют вред вам.
— Они воздействуют на нас так же болезненно, как пытка на ваше физическое тело, но именно вы наполнили излучениями мир. Вот уже почти сотню лет мы выживаем под ураганным огнем различных полей и вредных радиаций. Вы почти уничтожили нас.
Не могу отвести изумленный взгляд от люка в полу.
— Мы этого не знали.
— Разве это имеет значение? Разве невежество когда-либо оправдывало убийство? Даже в вашем недоразвитом сообществе? Мы обитаем в весьма специфичной среде — в определенных горных породах, особых минеральных структурах, проводящих наши поля. Вы загоняли нас все дальше и дальше, и наконец наша среда обитания была захвачена целиком. Нам оставалось только выйти на поверхность.
— Чтобы похитить наши тела? — спрашиваю я. — Вы обвиняете нас в нашествии, а сами надеваете нашу плоть, словно какой-то защитный костюм для работы в агрессивной среде!
Он подходит к кровати, берется за рычаг и толкает его вниз; люк опускается, и кровать сдвигается к краю. Подхожу ближе, чувствуя, как усиливается покалывание в ногах. Заглядываю в образовавшийся провал.
Вижу глубокую темную яму, похожую на пустой колодец. Стенки грубые, неровные, на них выемки и острые выступы породы — эта яма не выкопана вручную, она образовалась естественно, под воздействием щелочных вод или землетрясения. Дыхание перехватывает. Мне знакомо это место. Его образ преследовал меня; он прятался в подсознании и прорывался во множество воспоминаний.
— Я был здесь, — говорю я. — И там, внизу, тоже.
Ванек кивает:
— Именно так мы и соединились. В первый раз все произошло случайно. Один из фермеров пробил поверхность и свалился в яму. Это, кстати, был твой друг Милош. Когда удалось в достаточной мере подчинить его тело и понять, что случилось, новый хозяин принялся сбрасывать в яму других, чтобы мы могли присоединиться к нему. Ты представь себе, какие мучения мы испытывали, соглашаясь на такое безумное предприятие — замуровать себя в существе более низкого порядка. Это как если бы вы решили существовать в овощах.
Вглядываюсь в яму, воображая себе темноту и боль, ужас с обеих сторон.
— Да уж, удовольствие, прямо скажем, сомнительное.
— Это был тысяча девятьсот пятьдесят второй год. А теперь представь, насколько ухудшилась ситуация с тех пор. Ваши технологии подавили все другие электрические поля на планете. — Он наклоняет голову, почтительно смотрит в пустую яму. — Майкл, ты стоишь на святой земле, над последним прибежищем нашего народа.
Я поворачиваюсь к нему, испуганный и рассерженный.
— И что теперь? Как это закончится? С предателями, занявшими нужные должности, и с громадным запасом цианида? Почему не взорвать мир и не уничтожить всех нас?
— Если умирает тело-носитель, то погибаем и мы, потому что наши электрические поля сливаются с вашими и становятся зависимыми от них. Мы можем добровольно покинуть тело, но должны немедленно поселиться в другом.
— Значит, вы защищены, — говорю я, — но при этом оказались в ловушке.
Он кивает:
— Необходимое зло.
— И что же будет дальше?
— Мы модифицируем вас. Уничтожим вашу способность причинять нам вред. Вернем к сельской жизни, которую вы вели до того, как отравили мир.
— Ничего не получится.
— Уже получается. Яд на месте, распределение воды выполнено по нашей новой схеме — не только здесь, но и в десятках других уголков страны. Через несколько дней ваш замечательный город превратится в руины, в нем станет тихо и пусто, здесь будут обитать лишь тени и отзвуки. Город станет открытой могилой.
