Глава 22
Она сопротивляется, колотит меня. Крепко держу ее челюсть одной рукой, а другой обхватываю за плечи. Захлопываю дверь ногой. Она продолжает лягаться.
— Не кричите! Я не сделаю вам ничего плохого, просто не хочу, чтобы вы кричали.
Фишер кусает меня за палец, и я стараюсь не взвыть от боли. Ослабляю хватку, она вырывается, падает, бросается к сумочке на диване.
— Меня предупреждали, что это случится, говорили, что нельзя общаться с психами!
Бросаюсь за ней, вырываю сумочку — по полу катится баллончик со слезоточивым газом. Келли снова бьет меня, на сей раз в грудь, так что даже перехватывает дыхание. В грудной клетке образуется пустота, а женщина бежит к небольшому столу, разделяющему в ее маленькой квартире жилую комнату и кухню. Она раскрывает сотовый.
Откуда ей это известно?
Ловлю ртом воздух — он внезапно прорывается в легкие — и снова бегу за ней, успеваю ударить по рукам. Она взвизгивает, роняет телефон, пальцы краснеют от удара. Поднимаю мобильник, складываю его, но не в ту сторону, и он ломается пополам. Фишер вскрикивает и устремляется к двери. Перехватываю ее за руку и отбрасываю назад. Она падает и начинает рыдать. Опасливо отпускаю репортершу, становлюсь между ней и дверью.
— У меня нет намерения причинить вам вред, — снова говорю я. Она плачет. — Я пришел не для того, чтобы убивать. Просто хочу поговорить.
— Ты, кажется, сломал мне палец, подонок.
— Извините, вы меня напугали. Я не знал, что делать. Нельзя было допустить, чтобы вы ударили меня электрошокером.
— Электрошокером?
— Телефоном, — киваю на разломанный аппарат. — Вы пытались вырубить меня мобильником.
— Я хотела вызвать полицию, идиот. — На ее лице смешались боль и страх.
Мне удалось погубить все, что можно.
— Они сказали, что вы вряд ли будете преследовать меня, — проговорила Келли, отирая ладонью слезы. — Похоже, они смогут повторить это моему изнасилованному и искалеченному трупу.
— Повторяю, я не причиню вам никакого вреда.
— Вы напали на меня.
— Вы закричали! И я запаниковал! Меня кто только не ищет, и я не хочу привлекать к себе лишнего внимания.
— Тогда зачем пришли?
— За помощью. — Присаживаюсь, оставаясь между ней и дверью, но так, чтобы видеть глаза. — Самому мне не справиться. Происходит нечто очень серьезное, и у меня есть кое-какие ключи к этой тайне. Другие ключи есть у вас. А вместе мы, возможно, обладаем достаточной информацией, чтобы положить этому конец.
— Вы говорите об убийствах?
— Я говорю обо всем: о Хоккеисте, о безликих, о «Детях Земли» — все это как-то связано и является частью гораздо большей картины…
— Вы и в самом деле псих. — Она трет глаза. — И во что я только ввязалась?
— Смотрите, — говорю я, доставая бумагу, — у меня есть доказательства. Этой ночью на меня напал уборщик в больнице, когда я был совсем один, а все остальные спали. Он даже ночную сестру вырубил. И вот это было при нем.
Я протягиваю. Келли в страхе косится на нее, как на змею:
— Что это?
— Посмотрите сами.
Она не двигается.
— Положите ее и отойдите.
— Как вам угодно. — Легонько толкаю к ней бумагу, потом поднимаю руки и отхожу к двери.
Она осторожно берет документ.
Перестаю дышать. Какая-то часть меня все еще боится: а вдруг эта бумага — игра воображения? Что, если на самом деле это просто чистый лист, или расписание уборки помещения, или еще что-то, не имеющее ко мне никакого отношения?
Келли вчитывается, шевелит губами.
— Что это?
— Вот вы мне и скажите.
Она смотрит на текст, взгляд скользит по строчкам.
Что она читает?
— Здесь вся ваша биография, — сообщает она. — Где жили, кем работали, в какую школу ходили.
С облегчением закрываю лицо ладонями, вздыхаю и даю волю слезам.
— Это не игра воображения. Не игра. Так оно и есть.
— Говорите, нашли это у уборщика?
— Не игра воображения, — снова бормочу я. Оседаю на пол, в изнеможении прислоняюсь к двери. — Я не сумасшедший.
— Что-нибудь еще у него было? На других пациентов?
Отрицательно качаю головой:
— Ничего. Кроме этого и связки ключей. А еще клейкая бумажка с кодом к цифровому замку на двери.
— Вы уверены, что это был ночной уборщик, а не кто-то иной, проникший в больницу?
— Абсолютно.
Она поднимается на колени:
— Вы бы его узнали, если бы я показала вам несколько фотографий?
— У него не было лица.
Она замирает с открытым ртом, потом покачивает головой:
— Нет, только не надо опять.
— Но так оно и есть. А может, и было лицо, но я не мог его видеть… Там перед ним… словно поле какое-то… или еще что-то, какая-то муть вокруг лица. Волосы были на месте, но лицо — сплошное ничто.
— Вы галлюцинируете.
— Нет, — твердо говорю я. — То есть иногда со мной это случается, но в тот раз было так, как я сказал. Клянусь вам. Я был под действием лекарства.
— Вы все еще принимаете лекарства?
— Да. Разные лекарства. Они действуют.
Она вздыхает:
— Майкл, послушайте… Как вы могли понять, что это уборщик, если не видели его лица?
— Но я… — Замолкаю, поняв, что ни разу не видел лица уборщика.
Однако я каким-то образом всегда знал, кто он такой. Знал это, даже когда он находился за стеной или закрытой дверью. Чувствовал и слышал его. У меня словно открылось шестое чувство — вроде зрения или слуха, только другое. Вроде как новое, но в то же время абсолютно естественное.
Она протирает глаза, подтягивается к стулу и садится.
— Понимаете, какую чушь несете? Отдаете себе отчет, насколько все это нелепо? Вы живете в вымышленном мире.
— Согласен, что это может показаться чушью. Послушайте, я не мастер убеждать! Мне вообще нелегко дается общение с людьми. Но вы должны мне поверить. Слышите? Безликие — реальность, и у них есть План, и мы обязаны их остановить.
— И что же это за План?
— Пока не знаю.
Келли закрывает глаза, откидывается на спинку стула:
— Я не могу в это поверить.
— Но так оно и есть. Это каким-то образом связано с «Химкомом». Поверьте мне!
— Это невозможно. Вы больны, у вас галлюцинации. Не понимаю, как вы сами себе верите.
Качаю головой, стараюсь контролировать дыхание: «Не нервничай, не сорвись».
— Вы видели эту бумагу. — Прикладываю ладонь ко лбу и делаю долгий вдох. — Что скажете о ней?
— Я ничего не знаю об этой бумаге, — говорит она. — Это может быть что угодно.
Чем это может быть еще, кроме как чрезвычайно подозрительным документом?
Келли напряженно смотрит на меня. Потом разводит руками:
— Не знаю! Я не психиатр, я не… Прежде всего не понимаю, почему вы пришли сюда.
— Потому что вы занимались ими. Хоккеистом и «Детьми Земли». Вы знаете, что они делают, и кто они такие, и вообще все.
— Ничего я не знаю. Никто не знает. И больше не занимаюсь этим.
— Бросили?
— Мой редактор отказался от этой темы.
— А вам не кажется, что он их просто прикрывает?
— Он закрыл эту тему, потому что в ней ничего нет. Никаких ниточек, никаких свидетелей, никаких улик. Если у полиции и есть какая-то информация, то ее скрывают. «Дети Земли» — как черная дыра: они ни с кем не выходят на контакт, никто от них не дезертирует, а последний журналист, который отправился брать у них интервью, так и не вернулся. — В глазах Келли появляются слезы. — Она была моей подругой.
— И никто ее не искал? Семья, полиция?
— Официально она вступила в секту. Написала сотню отказных писем, всяких заверенных бумаг и еще бог знает чего, чтобы только попасть туда, и теперь никто не имеет к секте никаких претензий. — Келли снова откидывается на спинку, усталая и опустошенная. — Наверное, считала, что с этим можно справиться, а в итоге получила промывание мозгов. Никаких сомнений.
Киваю, пытаясь разобраться в фактах. Что агент Леонард говорил о похищенных детях? Они связались с «Детьми Земли», приняли их веру, остались там навсегда, как бы их ни уговаривали вернуться. Да, конечно, похоже на промывку мозгов, но этим ребятам промыли мозги еще до того, как они присоединились к организации. С ними все случилось в раннем детстве. Может, им внедрили чипы, хотя это кажется маловероятным, ведь секта отвергает высокие технологии. Что бы ни делали сектанты, на мне это почему-то не сработало.
Смотрю на Келли.
— Есть ли какие-либо свидетельства, — говорю медленно, — или указания на то, что члены секты имеют… — делаю паузу, молясь о том, чтобы она восприняла все серьезно, — имплантат в голове?
Келли смотрит на меня сосредоточенно:
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Уже много месяцев я подозреваю, что у меня в голове имплантат. С того самого момента, как началась шизофрения. Но теперь в этом нет никаких сомнений. — Глаза Келли расширяются. — Вы ведь уже слышали о таком? Вам что-то известно?
— Дело в том… — Келли замолкает, вздыхает, проводит пальцами по волосам. — Странно слышать это от вас, потому что только сегодня, буквально несколько часов назад, я встречалась с журналистом, который занимался этим делом. Мы говорили о маньяке, о том, что по всем признакам он… — Она поднимает на меня взгляд. — Понимаете, он не просто убивает свои жертвы. Наш источник в офисе коронера сказал, что он… — На ее лице появляется гримаса отвращения. — Протыкает лицо. Ощупывает, словно изучает. Проникает в носовую полость, в другие полости, как будто… ищет что-то.
Сердце бешено колотится. Именно эта информация и была нужна.
— Неужели вы не понимаете, что это означает? Теперь мы установили реальную связь между убийцей, «Детьми» и безликими. И мной.
— Какое отношение это имеет к вам?
— «Дети Земли» похищали беременных. Они похитили и мою мать. Сами женщины им были не нужны, целью были мы — дети. Никто так и не понял зачем, но, может быть, теперь это выяснилось. Вы знаете, что все похищенные дети потом вернулись в секту?
Она хмурится:
— Все?
— Кроме меня. В больницу приходил агент ФБР, сказал, что они наблюдали за мной несколько лет — ждали, не вернусь ли и я.
— А вдруг агент — игра вашего воображения.
— Он разговаривал с доктором Литтлом. Вы ведь говорили с Литтлом? — Келли снова кивает. — Тогда либо агент существует, либо вы все трое — игра моего воображения.
— Думаете, что этот имплантат, или что бы там ни было, привел их всех, когда они выросли, назад в секту?
Энергично киваю, встаю, начинаю ходить по комнате.
— Он каким-то образом управляет мыслями, настолько завладевает ими, что человек перестает быть самим собой. Присутствие имплантата все прекрасно объясняет. Он создает нечто вроде электрического поля — того самого, что делает лица размытыми, когда я пытаюсь смотреть на них. И эта же штука позволяет мне опознавать их, видеть, кто они такие, тогда как остальным это недоступно. Я знаю, кто они, даже не видя их. Мне удается обнаружить их поля с помощью собственного поля. И вот почему мне вредны другие электрические поля — они конфликтуют с тем, которое существует в моей голове. — Нервно сглатываю. — Вот почему у меня шизофрения — мой имплантат имеет дефект и погружает мозг в хаос.
Келли смотрит на меня влажными от слез глазами.
— Сочувствую вам, — шепчет она. — И не знаю, как помочь.
— Вы можете сказать, где я находился.
— Что вы имеете в виду?
— Перед тем как полиция меня нашла, перед тем как вы пришли в больницу, я где-то был — не знаю, где и по какой причине, так как потерял память. Но если смогу вернуться туда, то, возможно, вспомню. Там все ответы.
— Это безумие. — Келли качает головой.
— Я и есть безумец. — Нагибаюсь, заглядываю ей в глаза. — Вы хотели узнать их План. Я — их План, я и другие ребята. И ваша подружка-журналист, которая не вернулась. И еще бог знает сколько людей. «Дети Земли» что-то внедрили в нас — изменили нашу природу. Понятия не имею, для чего, каким образом и насколько далеко они готовы зайти. Одно знаю точно: мы должны их остановить. Необходимо что-то сделать. — Кладу руку на спинку ее стула. — Помогите мне найти их.
Келли вглядывается в меня, изучает лицо, словно ищет внешние признаки того, что безликие люди внедрили в мою голову. Репортерша ничего не говорит, лишь смотрит и о чем-то напряженно размышляет.
Наконец тяжело вздыхает и кивает:
— Это у меня в компьютере. Сейчас найду.
Отхожу в сторону. Келли Фишер встает и потирает ушибленные пальцы, потом уходит в соседнюю комнату, а я, уставший до потери пульса, падаю на стул. Мне необходимо поспать и поесть. С трудом поднимаюсь, обхожу стол, открываю холодильник. Из соседней комнаты доносится тихая музыкальная трель — это загружается компьютер, и вскоре я слышу постукивание клавиатуры. Никогда не любил компьютеры и редко ими пользовался. Даже до того, как началась шизофрения. Если у меня в голове есть что-то реагирующее на электронные устройства, то весьма вероятно, что оно находилось там всю жизнь. Вижу в холодильнике пластиковый контейнер, а в нем помятое бурито и немного пережаренной фасоли. Достаю контейнер и ем прямо так, не разогрев. К микроволновкам я тоже всегда относился с недоверием.
Снова стук клавиатуры. Что она там печатает? Если искать информацию, которая уже есть на компьютере, то разве нельзя это сделать просто мышкой? Фишер, похоже, там целый роман пишет…
Или электронное письмо. Роняю контейнер, несусь по коридору, врываюсь в комнату и вижу на экране открытую почтовую программу. С губ журналистки срывается проклятие, она хватает мышку. Не останавливаясь, врезаюсь в компьютерное кресло и толкаю его. Келли вцепляется в мышку и клавиатуру и, падая, тащит их за собой. Смотрю на экран. Письмо уже отправлено.
— Вы солгали мне!
— Вам нужна помощь. — Келли пытается встать. — Вы больны, с этими галлюцинациями попадете в беду!
Из горла вырывается нечто среднее между криком и грозным рычанием.
— Вы солгали! А ну-ка! — Вырываю из ее рук клавиатуру, устанавливаю на столе, потом тянусь за мышкой. — Дайте мне ее.
— Что вы собираетесь делать?
— Найти, где я был.
— Вам нужна помощь.
— Дайте мышку!
Фишер отдает мышку. Распутав шнуры, кладу ее на стол. Поднимаю кресло и сажусь на расстоянии вытянутой руки от компьютера. Воспользоваться им я могу, хотя и знаю, что будет больно. Но выбора нет. Скрежещу зубами и подаюсь вперед, чувствую, как голова вклинивается в электрическое поле, словно в лужу заряженной воды. Оно гудит, как электрический ток в проводах.
Динамики издают звуки, похожие на короткую автоматную очередь.
Мгновенно отъезжаю на стуле, тяжело дышу.
— Что это было? — Келли кажется удивленной.
— Динамики.
Помню этот звук еще с больницы, с того времени, когда доктор Литтл ставил эксперимент с мобильником.
— У вас есть второй сотовый?
— Вы сломали мой телефон, потому и пришлось отправить письмо по электронке.
— Этот звук динамики производят, когда в них попадает сигнал с сотового. Что у вас здесь может посылать сигнал?
— Ничего.
— Значит, вам поставили «жучок» или еще что-то, этот звук должен ведь откуда-то браться. Он слышен, только когда одно поле накладывается на другое… — Внезапно замолкаю.
Эта штука в голове… Если моя теория верна, то имплантат создает собственное поле. Подаюсь вперед, чувствуя статическое покалывание. Голова попадает в поле динамиков; оно пляшет во мне, вызывая тошноту и боль.
Динамики снова верещат.
— Слушайте, — шепчу я.
— Я слышу.
— Нет, внутри этого звука. Слышите? — Смотрю, скрежеща зубами от боли, напрягаю слух, чтобы уловить нечто негромкое в белом шуме. — Внутри сигнала есть… что-то. Клянусь, я это помню!
Мы прислушиваемся, электрические поля пересекаются и смешиваются, динамики верещат и гудят. На краткое мгновение белый шум сливается в одно слово.
«Майкл».
Мы одновременно отшатываемся с открытым ртом.
— Слышали?
Келли кивает:
— Что тут происходит, черт побери?!
— Оно говорит со мной.
— Эта штука в вашей голове?
Моя очередь кивать. Нервно сглатываю слюну. Язык не поворачивается произнести это.
— Оно разумное.
Келли пятится, не сводя с меня полных страха глаз:
— Уходите отсюда.
— Теперь вы верите?
— Я не хочу в этом участвовать, уходите отсюда немедленно!
— Дайте адрес, и я уйду.
— Возможно, у вас не осталось времени, — говорит она, прижимаясь спиной к стене. — Я отправила письмо подруге, попросила вызвать полицию. Не знаю, успела она прочитать или нет.
Динамики снова голосят, мы дергаемся, но это лишь короткая трель. Сообщение о приходе электронного письма. Келли нагибается и показывает в уголок дисплея.
— Она ответила. Полиция уже в пути.
— Дайте адрес.
— У вас нет времени…
— Я должен знать, куда мне идти. Дайте адрес, где меня нашли, и адрес «Химкома».
— «Химкома»?
— Он тоже участвует.
Она мотает головой:
— Там был убит человек, но не думаю, что компания имеет к этому отношение. Ее грабили.
— Грабили?
— И довольно регулярно. В моем архиве есть об этом. — Она открывает один из файлов и прокручивает документ. — Похищали формамид и гидроокись калия. Компания тут ни при чем. Вы должны узнать, кто воровал химикаты.
— А почему эти химикаты так важны?
— Потому что из них можно приготовить цианид.
— Вот оно что! — Нервно мерю шагами маленький кабинет. — Это «Дети Земли», никаких сомнений. Мы должны их остановить.
Фишер открывает еще один документ, прогоняет страницу за страницей.
— Вот оно. — Келли нащупывает ручку на столе и пишет на задней стороне конверта. — Полиция обнаружила вас под эстакадой федерального шоссе номер тридцать четыре, но вы убежали. Вас преследовали и нашли в заброшенном доме по этому адресу. Может быть, вам удастся спрятаться там еще раз.
— Постойте. — Сердце на мгновение останавливается, все чувства словно вмещаются в единственную фразу. — Что значит «заброшенный дом»?
— Это целый заброшенный район. — Келли протягивает бумагу: «Стоунбридж-Корт». — Владелец обанкротился во время рецессии, и дома не были достроены.
Чувствую, как кровь отхлынула от лица, а мышцы ослабели.
— Он пустой?
— Да, — говорит она, взволнованно глядя на меня. — Ряды пустых домов. А какое это имеет значение?
Вдалеке раздается вой сирены, и мы вздрагиваем, прислушиваемся.
— Мне необходимо попасть туда немедленно.
— Они уже почти здесь. Не знаю, удастся ли вам уйти.
— Это окно открыто?
Она бросается к жалюзи, но сначала гасит свет, а только потом поднимает их.
— Тут высоко. Второй этаж. — Келли открывает створку. — Будьте осторожны.
— Не говорите им, куда я иду.
— Не скажу.
Вылезаю в окно и прыгаю в темноту.
