Часть шестая

Состояние Улава Холе остается без изменений — так сказал доктор Абель.

Харри сидел у постели отца и смотрел на человека, в состоянии которого не происходило изменений, а кардиограф весело попискивал свою спотыкающуюся мелодию. Вошел Сигурд Олтман, поздоровался и переписал цифры с дисплея в блокнот.

— Вообще-то я пришел навестить Кайю Сульнес, — сказал Харри и встал. — Но не знаю, в каком она отделении. Не могли бы вы…

— Это ваша коллега, которую доставили прошлой ночью спасательным вертолетом? Она в реанимации. Ждут результатов анализов, она ведь долго пробыла под снегом. Услышав про Ховассхютту, я было подумал, что она и есть та свидетельница из Австралии, о которой говорили по радио.

— Не верьте всему, что слышите, Олтман. Пока Кайя лежала под снегом, австралийка жила-поживала в Бристоле. В тепле и уюте, с охраной и обслуживанием в номерах по первому классу.

— Погодите-ка. — Олтман, прищурившись, взглянул на Харри. — Вы тоже побывали под снегом?

— Почему вы так решили?

— Понял по походке. Голова кружится?

Харри пожал плечами.

— А спутанность сознания чувствуете?

— Постоянно, — сказал Харри.

Олтман улыбнулся:

— Углекислый газ еще не вышел. Вообще организм освобождается от него довольно быстро, если вы регулярно получаете кислород, но вам бы надо сдать анализ крови на парциальное давление углекислого газа.

— Нет, спасибо, — ответил Харри. — А как у него дела? — Он кивнул в сторону кровати.

— А врач что говорит?

— Без изменений. Я спрашиваю вас.

— Я не врач, Харри.

— И поэтому не надо отвечать как врач. Скажите приблизительно.

— Я не могу…

— Это останется между нами.

Сигурд Олтман посмотрел на Харри Холе. Хотел что-то сказать. Передумал. Прикусил нижнюю губу.

— Это вопрос дней, — сказал он.

— Даже не недель?

Олтман не ответил.

— Спасибо, Сигурд, — поблагодарил Харри и пошел к двери.

Лицо Кайи на подушке было бледным и красивым. Как цветок в гербарии, подумал Харри. Он сжимал ее маленькую холодную руку. На ночном столике лежала сегодняшняя «Афтенпостен» с заголовком о лавине в Ховассхютте. Автор материала описывал трагедию и цитировал Микаэля Бельмана, назвавшего большой потерей гибель инспектора Колкки, сопровождавшего Иску Пеллер в Ховассхютту. Но Бельман рад, что свидетельница спасена и сейчас находится в безопасности.

— Значит, лавина началась из-за динамита, — сказала Кайя.

— Без сомнения, — ответил Харри.

— И как вам с Микаэлем работалось вместе там, в горах?

— Хорошо. — Харри отвернулся, на него вдруг напал кашель.

— Я слышала, вы нашли в пропасти снегоход. А под ним, возможно, лежит чей-то труп.

— Да. Бельман остался в Устаусете, чтобы вновь отыскать это место с ребятами ленсмана.

— Кронгли?

— Никто не знает, где он. Но его заместитель, Рой Стилле, производит впечатление человека надежного. Правда, им придется повозиться. Мы понятия не имели, где находимся, там все занесло снегом, намело еще больше, да и местность… — Харри покачал головой.

— А чей это труп, как по-твоему?

Харри пожал плечами:

— Очень удивлюсь, если это окажется не Тони Лейке.

Кайя приподняла голову:

— Вот как?

— Я пока никому не говорил, но я видел пальцы покойника.

— А что с ними не так?

— Они искривлены. А у Тони Лейке ревматоидный артрит.

— Думаешь, это он вызвал лавину? А потом в темноте свалился в пропасть?

Харри покачал головой:

— Тони рассказывал мне, что знает те места как свои пять пальцев, это его родина. Погода была ясная, снегоход шел на низкой скорости, его отбросило в сторону всего на три метра. И еще у покойника обожжена рука, и дело тут не в динамите. Да и снегоход не сгорел.

— Что…

— Я думаю, Тони Лейке пытали, убили, а потом столкнули вместе со снегоходом, чтобы мы его не нашли.

Лицо Кайи исказила гримаса.

Харри потер мизинец. Интересно, может, он его отморозил?

— А что ты скажешь о Кронгли?

— Кронгли? — Кайя ненадолго задумалась. — Если он действительно пытался изнасиловать Шарлотту Лолле, ему не следовало становиться полицейским.

— Он и жену свою бил.

— Меня это не удивляет.

— Нет?

— Нет.

Он взглянул на нее:

— Ты от меня что-то скрываешь?

Кайя пожала плечами:

— Ну, он же наш коллега, и потом, я думала, раз он тогда был пьян, то и говорить не о чем. Но я в нем это заметила. Он пришел ко мне домой и дал понять, причем довольно грубо, что нам бы неплохо поразвлечься.

— И что?

— У меня был Микаэль.

Харри почувствовал, как его будто что-то кольнуло.

Кайя подтянулась в кровати повыше.

— Ты же не думаешь всерьез, что это дело рук Кронгли…

— Не знаю. Тот, кто вызвал лавину, наверняка хорошо ориентировался на местности. Кроме того, Кронгли связан с теми, кто был в Ховассхютте. К тому же Элиас Скуг рассказал, что в Ховассхютте наблюдал сцену, похожую на изнасилование. А Аслак Кронгли вполне тянет на потенциального насильника. И потом, эта лавина. По-твоему, как бы действовал тот, кто хочет убить женщину, которая находится в горной хижине в компании невооруженного полицейского? Сход лавины результата не гарантирует. Почему бы тогда ему не поступить проще и безопаснее: взять с собой орудие убийства, которое он предпочитает, и пойти прямо к хижине? Потому что он знал, что Иска Пеллер и полицейский на самом деле там не одни. Знал, что мы его поджидаем. Поэтому он и напал тем единственным способом, который позволял ему потом выбраться оттуда. Мы говорим о человеке, имеющем доступ к закрытой информации. О том, кто был в курсе наших гипотез о Ховассхютте и понял, что к чему, когда мы огласили имя свидетеля на пресс-конференции. Контора ленсмана в Устаусете…

— В Йейлу, — поправила Кайя.

— Так или иначе, Кронгли получил от КРИПОС срочный приказ подготовить посадку полицейского вертолета в национальном парке. И он понял, где собака зарыта.

— Тогда он должен был понять и то, что Иски Пеллер там нет, что мы не станем рисковать свидетелем, — сказала Кайя. — И вообще по идее он должен был бы держаться подальше от этой истории.

Харри кивнул:

— Точно, Кайя. Я согласен с тобой. Думаю, Кронгли ни на секунду не поверил, что Пеллер находится в хижине. Лавина — лишь продолжение того, чем он занимался и раньше.

— Чем?

— Играл с нами.

— Играл?

— Пока мы были в Ховассхютте, мне звонили с телефона Тони Лейке. Тони занес мой номер в контакты. И я почти уверен в том, что звонил мне не он. Звонивший не сразу нажал на отбой, включился автоответчик, и, прежде чем связь прерывается, можно услышать звук. Я не уверен, но мне показалось, что это был смех.

— Смех?

— Смех человека, которому весело. Он только что услышал мой голос на автоответчике и узнал, что несколько дней я буду вне зоны досягаемости. Давай представим, что это Аслак Кронгли, только что получивший подтверждение своим подозрениям, что я поджидаю убийцу в Ховассхютте.

Харри замолчал и задумчиво смотрел перед собой.

— Ну и?.. — произнесла Кайя немного спустя.

— Мне просто хотелось высказать эту теорию вслух, послушать, как она звучит, — сказал Харри.

— И как?

Харри встал:

— Довольно хреново, по правде говоря. Но я проверю алиби Кронгли на время совершения убийств. До встречи.

— Трульс Бернтсен?

— Да.

— Рогер Йендем из «Афтенпостен». У вас найдется время ответить на пару вопросов?

— Ну, это зависит… Если вы опять про Юсси, то вам лучше поговорить с…

— Это не касается Юсси Колкки, кстати, примите мои соболезнования.

— О'кей.

Рогер сидел в своем офисе в здании почтамта, положа ноги на стол, и смотрел на низкие здания Центрального вокзала и на строящийся оперный театр, который скоро должен открыться. После разговора с Бентом Нурдбё в «Стопп прессен!» он потратил целый день и часть ночи, чтобы побольше разузнать о Микаэле Бельмане. Не считая слухов о том полицейском из Стовнера, которого избили, придраться вроде и не к чему. Но за годы работы криминальным репортером Рогер Йендем успел собрать целую свору постоянных ненадежных источников, ребят, которые за бутылку продадут хоть родную бабушку. И трое из них живут в Манглерюде. После нескольких телефонных звонков выяснилось, что они там выросли. Может быть, в том, что, как он слышал однажды, из Манглерюда никогда не уезжают, есть доля истины. Впрочем, туда никто и не переезжает.

В райончике, видно, и правда все друг дружку знали, во всяком случае, все эти трое прекрасно помнили Микаэля Бельмана. Потому что тот был крутым полицейским из стовнерского участка. А главное, потому, что увел у Юлле телку, когда тому за наркотики дали год условно. Срок стал безусловным, когда кто-то растрепал, что Юлле ворует бензин в Мортенсрюде. Телку эту звали Улла Сварт, она была самая красивая в Манглерюде, на год старше Бельмана. Юлле отсидел, вышел из тюрьмы, и все слышали, как он обещал разобраться с Бельманом, но, когда пришел домой за своим «каваем», в гараже его ждали двое парней в капюшонах. Они избили его железными прутьями до полусмерти и пообещали, что ему достанется еще больше, если он хоть пальцем тронет Бельмана или Уллу. По слухам, ни один из этих двоих не был Бельманом. Но один из них точно был тот, кого они называли Бивис, верный бельмановский лакей. И это был единственный козырь Рогера Йендема, когда он позвонил Трульсу «Бивису» Бернтсену. Тем больше оснований вести себя так, словно у него на руках все козыри.

— Я только хотел спросить, правда ли, что вы в свое время избили Станислава Гессе, временного сотрудника отдела кадров стовнерского полицейского участка. По просьбе Микаэля Бельмана.

Последовала долгая пауза.

Рогер кашлянул:

— Итак?

— Это все вранье.

— Что именно?

— Что Микаэль меня о чем-то просил. Все видели, как этот чертов поляк клеился к его жене, так что побить его мог кто угодно.

Рогер Йендем подумал, что насчет просьбы он, пожалуй, поверил бы. Но не насчет «кого угодно». Никто из бывших коллег Бельмана по стовнерскому участку, с которыми говорил Рогер, вроде и не мог сказать о нем ничего откровенно плохого. Но Бельмана явно не любили, никто за него не пошел бы в огонь и воду. Никто, кроме одного-единственного, верного пса Бивиса.

— Спасибо, это все, — сказал Рогер Йендем.

В то время, когда Рогер Йендем засовывал телефон в карман пиджака, Харри полез в куртку за своей трубкой и приложил ее к уху:

— Да?

— Это Бьёрн Холм.

— Вижу.

— Господи. Вот уж не думал, что ты завел список контактов.

— Ясное дело. Можешь чувствовать себя польщенным, ты один из четверых, кого я туда занес.

— А что это у тебя там за шум? Ты вообще-то где?

— Да тут игроки шумят, надеются, это поможет им выиграть. Я на бегах.

— Что?

— В «Бомбей-Гарден».

— А разве это не… тебя туда пропустили?

— Я член клуба. А в чем дело?

— Черт, ты что, ставишь на лошадей, Харри? Тебя Гонконг вообще ничему не научил?

— Расслабься, я здесь, чтобы проверить алиби Аслака Кронгли. По данным его конторы, он был в командировке в Осло, когда были убиты и Шарлотта, и Боргни. Ничего удивительного, он довольно часто бывает в Осло. И я как раз выяснил почему.

— «Бомбей-Гарден»?

— Точно. У Аслака Кронгли большие проблемы — он игрок. Дело в том, что я посмотрел выписки из его кредиток, которые они тут заносят в компьютер. Здесь указано и время, и все прочее. Кронгли четыре раза использовал свою карточку, и, судя по датам, у него есть алиби. К сожалению.

— Ладно. А у них компьютер с бухгалтерской информацией стоит в той же комнате, что и автомат для бегов?

— Что? Тут как раз финишный рывок, говори громче!

— У них… Ладно, забудь. Я звоню, чтобы сказать, что мы нашли сперму на лыжных штанах, которые Аделе Ветлесен носила в Ховассхютте.

— Что? Ты не шутишь? Выходит, скоро мы…

— Скоро мы можем получить ДНК седьмого. Если это его сперма. И единственный способ убедиться в этом — исключить всех других мужиков, которые были в Ховассхютте.

— Нам нужны образцы их ДНК.

— Да, — сказал Бьёрн Холм. — С Элиасом Скугом проблем нет, его ДНК у нас есть. С Тони Лейке хуже. Мы, конечно, всегда найдем ДНК у него дома, но для этого нам нужно решение суда. А после того, что произошло, получить его будет практически невозможно.

— Предоставь это мне, — сказал Харри. — Нам, кстати, нужна и ДНК Кронгли. Даже если он не убивал Шарлотту или Боргни, он мог изнасиловать Аделе.

— О'кей. И как же мы ее получим?

— Он же полицейский, а значит, ему доводилось бывать на месте преступления, — сказал Харри, и заканчивать объяснение ему не пришлось. Бьёрн Холм уже понял. Чтобы избежать недоразумений и путаницы, существовало правило брать отпечатки пальцев и ДНК у всех полицейских, которые были на месте преступления и в принципе могли там наследить.

— Я проверю по базам.

— Хорошо поработал, Бьёрн.

— Погоди. Ты просил тщательно все проверить, если мы найдем форму медсестры. Так мы и сделали. Это по поводу ПСГ. Я проверил, в Осло, в Нюдалене, есть бывшая фабрика, где делали ПСГ. И если она пустует, а седьмой занимался там с Аделе сексом, то, может, мы найдем там семенную жидкость.

— М-м-м… Трахался в Нюдалене, кончил в Ховассхютте. Вот и дотрахался наш седьмой. Говоришь, ПСГ. Это с фабрики «Кадок»?

— Да, а ты откуда…

— У моего приятеля там папаша работал.

— Что? Здесь такой шум?

— Финиш. Созвонимся.

Харри сунул телефон в куртку и сделал полоборота на кресле, чтобы не видеть расстроенных лиц проигравших вокруг зеленого поля. Гораздо приятнее — улыбающееся лицо крупье.

— Поздлавляю, Халли!

Харри встал, надел куртку и взглянул на купюру, которую протягивал ему вьетнамец. С портретом Эдварда Мунка. Значит, тысяча.

— Плавда-плавда, — усмехнулся Харри. — Поставь на зеленую лошадь в следующем забеге. За деньгами зайду как-нибудь потом.

Лене Галтунг сидела в гостиной, глядя на свое двойное отражение в двойных стеклах. Айпод играл «Fast Car» Трейси Чепмен. Эту песню Лене могла слушать без конца, она никогда ей не надоедала. В ней пелось о бедной девушке, которая мечтает сбежать, прыгнуть в быструю машину своего парня и умчаться подальше от такой жизни, от работы за кассой в «Рими», забыть про пьяницу отца, сжечь за собой все мосты. Совсем не похоже на жизнь Лене, и все-таки эта песня — про нее. Про ту Лене, какой она могла бы быть. И какой была на самом деле. Одно из ее отражений в двойном зеркале окна. Обычная серая мышка. В школе она всегда боялась, что однажды дверь в класс внезапно распахнется, кто-то войдет, ткнет в нее пальцем и прикажет: ну хватит, снимай-ка все эти дорогие шмотки. А потом швырнет ей обноски и скажет, что теперь-то все увидят, кто она есть на самом деле — незаконнорожденная. Она так и просидела все эти годы, тихо как мышка, только все поглядывала на дверь и ждала. Прислушивалась к подружкам — не крикнет ли кто, что они ее разоблачили. Застенчивость, страх, стена, которую она возвела вокруг себя, другим казались высокомерием. Лене и сама понимала, что слишком явно разыгрывает роль богатой, успешной, избалованной и беззаботной. Не такая уж она красивая и великолепная по сравнению со знакомыми девочками, с теми, кто мог с самоуверенной улыбкой пропеть: «понятия не имею», прекрасно зная, что то, о чем они не имеют понятия, вовсе и не важно, ведь от них, кроме их красоты, ничего и не требуется. И ей тоже пришлось притворяться. Будто она красива. Великолепна. Выше всех. Но как же она от этого устала! Ей хотелось одного — прыгнуть к Тони в машину, чтобы он умчал ее подальше. Туда, где она станет подлинной Лене, а не этими двумя фальшивыми девицами, которые ненавидят друг друга. Трейси Чепмен пела, что им с Тони удастся туда добраться.

Отражение в окне сместилось. Лене вздрогнула, когда поняла, что там действительно другое лицо. Просто она не услышала, как в комнату вошли. Лене выпрямилась и вытащила наушники.

— Поставь поднос туда, Ханна.

Женщина повиновалась.

— Тебе надо выкинуть его из головы, Лене.

— Прекрати!

— Я просто говорю. Он тебе не пара.

— Прекрати, я сказала!

— Тихо! — Женщина брякнула кофейный поднос на стол, в бирюзовых глазах сверкнули молнии. — Ты должна образумиться, Лене. Нам всем пришлось образумиться, когда обстоятельства того потребовали. Я говорю об этом как твоя…

— Как кто? — фыркнула Лене. — Посмотри на себя. Кем ты можешь мне быть?

Женщина провела руками по белому фартуку, хотела дотронуться до щеки Лене, но та отбросила ее руку. Ханна вздохнула, словно на дно глубокого колодца упала капля. Потом повернулась и вышла. И когда дверь за ней закрывалась, черный телефон перед Лене зазвонил. Она почувствовала, как забилось сердце. С тех пор как Тони исчез, телефон все время был включен и всегда под рукой. Она схватила его:

— Лене Галтунг.

— Харри Холе, убойный… сорри, КРИПОС. Спасибо за прошлую встречу. Извините за беспокойство, но я хотел бы просить вас о помощи в одном деле. Это касается Тони.

Лене с трудом справилась со своим голосом:

— Что-то случилось?

— Мы ищем человека, который погиб, вероятно упав в пропасть в горах в Устаусете.

Она почувствовала, что теряет сознание, потолок и пол в комнате вдруг поменялись местами.

— Пока мы ничего не нашли. Был снегопад, район поиска весьма обширный и труднопроходимый. Вы меня слушаете?

— Д-да.

Слегка сиплый голос продолжал:

— Когда тело извлекут, надо будет как можно скорее его опознать. Насколько нам известно, оно сильно обгорело. Поэтому срочно требуются образцы ДНК людей, пропавших без вести. А ведь от Тони все это время нет известий…

Сердце Лене готово было вот-вот выпрыгнуть, выскочить через горло. Голос на другом конце провода продолжал:

— Не могли бы вы помочь одному из наших криминалистов получить образцы ДНК из дома Тони?

— К-какие?

— Волосы на расческе, слюна на зубной щетке, они сами знают, что нужно. Главное, чтобы вы, как его невеста, дали разрешение и ждали их у его дома с ключами.

— К-конечно.

— Большое спасибо. Тогда я прямо сейчас направлю эксперта на Холменвейен.

Лене положила трубку. Почувствовала, как к глазам подступили слезы. Вновь воткнула наушники.

И успела услышать, как Трейси Чепмен поет последнюю строчку о том, что всего-то и надо — прыгнуть в быстрый автомобиль и умчаться в заветный край. Песня закончилась. Лене нажала на повтор.